Яблони в цвету

Ему хотелось свободы, поэтому он летел, летел, летел вдаль, не замечая времени. Ночь совершенно опустилась , и он окончательно забыл, в каком направлении удалялся от замка, когда внизу показался большой город, сияющий огнями. Он опустился. Тусклые жёлтые фонари освещали уютным светом блестящий асфальт. Где-то играла тихая музыка. Граф осмотрелся. Вдали горели неоновые огоньки питейного заведения. Он зашел, гася все свои мысли и пытаясь наслаждаться ночным воздухом ранней ночи. Внутри не было очень людно, но достаточно, чтобы затеряться в толпе. ... Он молча пил медоватое пиво из высокого бокала, когда к нему подошёл невзрачный человек. Он выглядел лет на семь старше графа, если не учитывать опухшее от пьянства лицо. Человек был крепкого телосложения, с манерами скорее солидными, но в грязной, изношенной и драной одежде. - Позвольте представится, - проговорил этот человек, - я хотел бы занять вас беседой. Вижу, что вы здесь человек новый, да и вообще к питью не привычны. Жежебеску - моя фамилия. Осмелюсь спросить, вы из Бухареста? - Нет... - немного удивлённо ответил граф. Он не привык к тому, что люди с ним заговаривают. - О! Да я говорю с гостем! Присаживайтесь, присаживайтесь! - развеселившийся тип сноровисто подхватил его под руку и посадил за стол. - Знаете ли, любезнейший, бедность не так плоха. Бедный человек от своего положения, можно сказать, мудреет. А человек нищий от своей нищеты только портится. Вы кем имеете честь быть по профессии? - ...Адъюнкт, - неуверенно произнес Дракула, и улыбнулся, не разжимая губ. - О, так вы мне почти что коллега! Я тоже был членом собрания, пока меня не разжаловали за пьянство! Так вот, милостивый государь, пьянство мое и причина, и следствие моей нищеты, и я сам первый готов себя за это порицать! Господь в свидетели! Граф поежился. Он чувствовал какую-то странную неприязнь к верующим. ... Видно было, что Жежебеску был завсегдатаем пивной и всем уже был привычен и знаком. Его общение с незнакомцами, входившее в привычку многословного от хмеля человека, тоже не вызывало никакого внимания. Людей в черном было достаточно много здесь, и граф был счастлив, что его не замечают. Пропойца повел долгий рассказ о своей несчастной жизни, как он скатился и запил. Он вспоминал об этом каждый раз, повторяя при описании злых случаев "а я пьян был без памяти". - А видите ли, государь мой, супруга моя, горе мое, ко мне тоже не справедлива. Катерина меня и так, и сяк бранит, и бьёт. Боюсь я ее, боюсь, особенно глаз ее отчаянных, когда она кровью кашляет! Больна она, больна смертельно, оттого я и пью, и дети наши голодные потому - а я и помочь ничем не могу, ведь без памяти пьян лежу. Боюсь уж и домой идти, как вспомню глаза-то ее... - он опрокинул из уже ополовиненной бутыли стопку водки. - Ну не свинья ли я, не скотина ль я, ведь она такая умная, такая добрая! Стоило б ей меня пожалеть... - Да на себя жалости не хватает... - Ох, верно, верно говорите! Она с каждым днём угасает, а я даже помочь не могу, ведь я пьян каждый день без меры! Так, видать, на роду написано - все, что было, пропил я, спустил - и живём мы все в одной комнате! И дети у нас разуты-раздеты! Трое их... от первого ее брака... А моя дочь, единственная, старшенькая, работает от зари до зари, чтоб хоть есть было что - так и то пропиваю, тайком беру!.. Горе мне, горе! А она хоть и прачка, да такая гордая, не потерпит, если её не уважают... Я же почему вам это рассказываю? Не ради позора, все и так уже знают здесь - я сочувствия вашего ищу, образованного человека, думающего, чуткого...Жаль вам меня или нет? Сам себя жалеть права не имею!.. Граф сидел в немом изумлении,пораженный новым ощущением. Он никогда не задумывался о том, как жить в такой ситуации. Он уже очень давно не думал о том, как можно быть бедным. И не подозревал, каково быть пьяницей. Но ему было жалко своего случайного собеседника. Он внезапно вспомнил, как он сам бывал в отчаянном положении. Боль запульсировала, ударила в грудь ножом. Он сидел так же молча, погруженный в собственные грустные мысли и гремящую музыку, наполняющую зал, который то и дело пополнялся новыми посетителями. - Я вижу, и вы много в своей жизни страдали, милостивый государь... - прочитал Жежебеску по его лицу. - Пойдёмте, пойдёмте на улицу, там свежо! Заплетающимся шагом он вытолкал не сопротивлявшегося графа за дверь, на темную, едва освещённую улицу, где больше слышался не отглас музыки из бара, а шелест деревьев в небольших скверах, спрятанных между каменными громадами домов ... - Что-то бледный вы, - внезапно сказал пьяница. Идите-ка, пройдитесь, утром легче будет... Граф молча вложил ему в руку золотую монету и исчез, завернув в арку ближайшего дома. Сначала он был просто рад, что избавился от навязчивого собеседника, но потом его навестило лирическое настроение. Он медленно шел, вкушая опьянение, которого так давно не чувствовал и сильные, но не разрывающие больше его грудь чувства. Не хотелось даже плакать. Светлая, чистая грусть и безучастное сожаление наполняли его и погружали в сладкие грезы. Он закрыл глаза, чтобы надышаться волшебным ароматом летней ночи. Его внутренний взор заволакивал непрозрачный белый туман...