***
— Мудзан? — тихим голосом окликнул прародителя Танджиро, пытаясь посмотреть на человека рядом с собой. Голова Камадо ужасно болела, в глазах помутнело. Танджиро тяжело вдохнул, аромат бензина с кровью врезался в ноздри, вызывая тошноту. Он схватился за висок правой рукой, но, почувствовав что-то влажное, убрал её от лица и посмотрел на ладонь. Глаза не фокусировались, но красную жидкость было трудно не заметить. Танджиро вздохнул и сквозь пальцы посмотрел на человека перед собой. Резко убрав руку, Камадо ещё раз едва слышно позвал Мудзана по имени. Брюнет лежал без сознания и истекал кровью. Она окрасила ранее светло-серый асфальт в темно-бордовый цвет. Юноше показалось, что прошёл кровавый ливень и оставил после себя огромную лужу. Камадо попытался подняться, чтобы подбежать к другу и помочь, но левая нога отказалась служить ему опорой. Танджиро больно упал на колени и посмотрел на раненную лодыжку — вывих из-за неудачного падения. Он начал медленно ползти к Кибуцуджи и даже издалека подметил, насколько серьезные травмы получил Мудзан. Открытый перелом руки, никаких сомнений. Отчётливо виднелась кость, которая повредила вену и разорвала все ткани, позволяя необходимой для жизни жидкости покинуть организм. Эта же жидкость склеила волосы между собой. Множество ссадин, царапин и ушибов красовалось на лице, на открытых частях тела. Камадо не знал, что ему делать, как помочь, но он взял себя в руки, унял дрожь, сообразил достать телефон и вызвать скорую. В панике рассматривая дорожные знаки и номера домов, Танджиро передал их местоположение. Ему сказали, что машина скорой помощи будет с минуты на минуты, оставалось только дождаться. Далее он хотел позвонить в полицию и сообщить о том, что произошло: о человеке в капюшоне, о машине из ниоткуда. Смотря мутным взором на автомобиль, что врезался в столб, Камадо не мог понять, откуда он вообще вылетел. Они шли по совершенно пустой улице, где не было ни единой души! Юширо вплотную подошёл к месту аварии, рассматривая результаты своей работы. Он не собирался вредить Танджиро, наоборот, он хотел прогнать его и разобраться с прародителем один на один. Но поступок Мудзана не просто удивил демона, а по-настоящему шокировал. — Ты в норме? — Д-да, — дав положительный ответ, Камадо набрал немного воздуха в лёгкие и продолжил, — мой… друг тяжело ранен, я вызвал скорую, но помощь нужна сейчас, я не знаю, что делать. Водитель, наверное, тоже пострадал. Юноша перевел взгляд с Кибуцуджи на подошедшего Юширо и тихо, жалобно сказал: — Пожалуйста, помогите. — Некоторые существа не заслуживают спасения. — Я не понимаю, — прошептал Танджиро. — Он не сделал ничего плохого… Внезапно в голову ударил очередной импульс. Боль сдавила виски, в глазах помутнело, а в ушах раздался раздирающий перепонки звон. Окровавленными ладонями Танджиро поспешил закрыть уши, но звук никуда не делся — он был в голове. Картинка за картинкой проносились перед его глазами: матушка в странной для их времени одежде готовила ужин, а младшие братья и сестры весело играли в соседней комнате, отличающейся от комнат в их квартире. А вот парень, точь-в-точь похожий на Зеницу, плачет и отказывается куда-то идти, а тут странная беловолосая девушка протягивает руки Танджиро, но он лёгким движением клинка отрубает ей голову и кровь почему-то не льется из артерий — девушка превращается в пепел. Небольшое количество никак не связанных между собой видений пронеслось перед глазами, лишь ряд высказываний запомнился отчётливее всего. Ненавижу. Я пойду за тобой даже в Ад. Я обязательно отрублю твою голову своим клинком. Я никогда тебя не прощу! Самый настоящий… Демон! Зажмурив глаза, Танджиро принялся мотать головой из стороны в сторону, надеясь развеять галлюцинации. И, к удивлению, у него это получилось. Не понимая, как ему могло привидится что-то настолько нереалистичное и глупое, юноша оглянулся. Тишину улицы развеял громкий хлопок — дверь автомобиля захлопнули. Направив взор в сторону, с которой издался звук, Танджиро увидел мужчину, на чьём лбу вырисовывался смачный ушиб, явно полученный от удара о руль. Как он не сломал себе шею — хороший вопрос. Водитель, видимо, находился в нетрезвом состоянии - от него несло спиртом и на ногах он еле держался. — Твою мать, — сказал он, смотря на раненых. — Я же сигналил, идиоты! Полоумные! Дерьмо, вы мне машину испортили, а я не успел страховку оформить. Уроды! Танджиро, который точно никаких сигналов не слышал, недоумевал. Он проигнорировал водителя, коль тот был жив, здоров и готов ругаться, и продолжил ползти к Мудзану, но нога не слушалась, потому Камадо тащил её по асфальту, шипя от боли, мужественно сдерживая слёзы. Он приблизился к Кибуцуджи и дрожащими руками бережно убрал волосы с его лица. — Держись, сейчас приедет скорая, только держись, пожалуйста. Когда Юширо, прогуливаясь с Чачамару по улицам Токио, совершенно случайно наткнулся на Кибуцуджи, внутри него зародилось самое сильное чувство гнева, которое ему только доводилось испытать за три столетия своего существования. Он жаждал отомстить за любимую Тамаё лично, без чьей-либо помощи, но не смог тогда, в эпоху Тайсё. Но боги ведь не зря послали ему второй шанс, разве нет? Тогда почему это ощущается неправильным? Дерьмо. Юширо наблюдал за странной картиной перед глазами, испытывая не только чувство удовлетворения от наконец-то свершивегося возмездия, но и ужасное чувство вины перед Камадо. Почему же ты убиваешься по нему? Пусть демон полностью осознавал, что переродившийся Танджиро был совершенно другим человеком, не тем, кто помог его любимой свершить месть сто лет назад, но ему не хотелось смотреть на то, как несчастный мальчишка убивается по заклятому врагу. Юширо всё ещё помнил, насколько хорошим человеком был Камадо, и потому мук душевных не заслуживал. Демон решил разделаться с Кибуцуджи чуточку позже, когда Танджиро не будет рядом. В знак уважения к Камадо из прошлого — не больше. Прикусив губу и нахмурив брови, обдумав решение ещё раз, он всё-таки сказал: — Наложи жгут у плеча. Иначе он умрет из-за кровопотери. Камадо с мокрыми от отчаяния глазами посмотрел на Юширо и кивнул. Он думал было снять толстовку и перевязать раны ею, однако вспомнил, что на нём был ремень. Стянув кожаное изделие со штанов, юноша сделал так, как ему посоветовал виновник «торжества». — Запомни время. Потом сообщи об этом работникам скорой. — Хорошо, — дрожащим голосом ответил Танджиро, доставая телефон и запоминая время. — Готово. Что ещё я могу сделать? — Нечем обработать рану? — Нет, — отрицательно махнул головой он. — Ждать. Ты сделал всё, что мог. Не передвигай его, ты не знаешь, переломал ли он себе ещё что-то, — спокойной ответил демон, тут же уходя туда, откуда пришёл. — Хотя делай что хочешь. Мне все равно, — бросил он напоследок, скрываясь во тьме. — Спасибо, — прошептал Камадо, бережно поглаживая по волосам бессознательного Мудзана. — За совет. Танджиро ощущал, что жизнь в Кибуцуджи медленно угасает. Он понимал, что с минуты на минуту может потерять дорогого сердцу человека. — Слышишь, помощь уже рядом, мы будем жить, ты и я, слышишь? Все будет хорошо. Мы будем сидеть в нашем любимом кафе и пить вкусный чай Мицури, я буду делать глупые ошибки в заданиях, а ты будешь смеяться над ними, но всегда терпеливо поправлять меня. Мы будем смотреть фильмы, пока я буду липнуть к тебе, желая согреть. Ты будешь перебирать мои волосы, а я… я…– сквозь слезы тараторил Танджиро. — Ты только не сдавайся. Не сдавайся, ни за что не сдавайся, пожалуйста, — уже рыдал Танджиро, заметив, что грудь Мудзана больше не вздымается. — Пожалуйста! Ну же, пожалуйста! Прошу! Пожалуйста, — жалобно прошептал он под конец. Издалека виднелись красно-синие блики и звук сирены, разрезающий тишину улочки. Помощь прибыла.***
Камадо, которому фельдшер оказывал первую медицинскую помощь, с трудом сдерживал желание в голос разрыдаться из-за своей беспомощности и невозможности хоть как-то помочь дорогому другу. Танджиро держал Кибуцуджи за правую руку. Единственную руку, не сильно пострадавшую после столкновения. Он переплетал свои пальцы с тонкими мертвенно бледными пальцами Мудзана и мелко подрагивал. — Прости, — шептал он. — Если бы я не привел тебя сюда, ничего бы не произошло, — слёзы боли крупными каплями текли по юношескому лицу, обжигая кожу. Но дело было вовсе не в полученных самим Танджиро ранах, а в той боли, которую он испытывал, глядя на одежду Кибуцуджи, насквозь пропитанную кровью. На месте Мудзана должен был быть он. Зачем Кибуцуджи оттолкнул его и принял удар на себя? Танджиро никогда такого не желал, он бы лучше сам умер! Если бы только Камадо успел среагировать, если бы он смог сохранить холодный рассудок и не перепугался при виде преследователя, если бы он послушал Мудзана и ушёл… Может быть, тогда все закончилось бы не так ужасно? — Пожалуйста, прошу, держись, — голос дрожал, и Камадо ничего не мог с этом поделать. — Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. После того, как машина скорой помощи довезла раненых до ближайшего госпиталя, младший из фельдшеров сообщил одной из медсестер, что первая помощь Камадо была оказана, осталось лишь направить его прямиком к травматологу из-за травмы ноги, а в то же время другой работник передавал на попечение медицинскому персоналу едва ли живого Кибуцуджи. Мудзана тут же повезли в операционную, а Камадо, желающего пойти следом, с трудом уговорили не мешаться под ногами. Танджиро противился, говорил врачам, что он обязан быть рядом с Мудзаном, что иначе никак нельзя. Он корил себя, роняя горькие слезы на белоснежный больничный кафель, говорил, что в случившемся кошмаре виноват только он один, что если бы не его эгоистичное желание — выйти ночью прогуляться — ничего бы не произошло. Хрупкая медсестра, которая должна была довести школьника до травматолога, с трудом успокоила потерявшего себя от горя Камадо, дав ему выпить немного воды и предложив успокоительные. Танджиро, всё ещё пребывающего в шоке после аварии, встретил дружелюбный мужчина: на вид ему было не больше сорока лет от роду, на нём красовалась рабочая униформа, темные волосы были зализаны назад. Мужчина без промедлений занялся осмотром, параллельно задавая типичные для заполнения анкеты вопросы: имя, фамилия, возраст, наличие аллергий, как была получена травма и так далее. Травматолог довольно быстро собрал анамнез* и сказал: — Внешне все не так плохо, — дал свою оценку он. — Но для полной уверенности необходимо сделать рентген. Когда снимок был на руках мужчины, он, узнав тяжесть вывиха, его точное местоположение и убедившись в том, что у юноши нет ни переломов, ни трещин в костях, сказал всё ещё подрагивающему Камадо: — Травма несерьёзная — небольшой вывих голеностопного сустава. Хирургическое вмешательство не требуется, — его голос звучал радостно. — Сейчас я вколю тебе обезболивающее и вправлю вывих. Одно движение и ты как новенький! — Вы не знаете, как парень, который прибыл со мной? — спросил Танджиро, с большим трудом сдерживая слезы из-за маячащей перед глазами картины окровавленного лица Мудзана и его мертвенно бледной руки, лежащей в маленьких ладошках Камадо. Сердце за брюнета болело сильнее, чем голова, которой его знатно приложило об асфальт, и нога, сустав которой покинул своё место. — С ним все будет хорошо? — Не знаю, — честно ответил мужчина. — Давай мы сначала разберемся с твоей ногой, а потом спросим, как он. — Как скажете, — согласно кивнул Танджиро, вытирая и без того опухшие красные глаза. Кожа вокруг них болела, жгла, но эта боль не могла и близко сравниться с тем, что творилось в сердце. Как и обещал травматолог, благодаря обезболивающему вправка прошла почти незаметно для Камадо, а сустав был быстро возвращен на свое законное место ловким движением рук профессионала. Доктор наложил поверх травмы эластичную фиксирующую повязку, осмотрел свою работу и довольно улыбнулся. — Готово! Теперь я выпишу тебе противовоспалительное, — сообщил мужчина и сел за компьютер. Вбив все данные пациента, он оформил рецепт. — Отлично, распечатку тебе дадут на ресепшене, на ней же и написано, как нужно лекарство принимать. Там же можешь позвонить родителям, чтобы они тебя забрали. — Нет, — отрицательно замахал головой Танджиро. — Я никуда не уйду без… — Я спрошу, как там дела у твоего друга, — дружелюбно сказал мужчина. — Подожди в комнате ожидания, ладно? — Хорошо, — тихо ответил он, тут же пытаясь встать. — Нет-нет, так дело не пойдет, — мотнул головой мужчина и посадил Камадо обратно. — Сутки ногу не пытать! Сейчас медсестра принесёт тебе костыль, можешь им свободно пользоваться в больнице, пока тебя не заберут родственники, договорились? Только без лишних движений. — Я понял, — согласился Камадо и принялся дожидаться медработницы. Девушка пришла довольно быстро. Она объяснила ему, как нужно правильно пользоваться дополнительным средством передвижения, и провела его до комнаты ожидания. Танджиро сидел и нервно постукивал здоровой ногой, пока в голове царил сущий ад. Одно странное видение всплывало за другим, вызывая самые разнообразные чувства: радость, горе, счастье, печаль, гнев, удовлетворение… Видения стали чётче, ярче, эмоциональнее. Вот он бегает по горе, уворачиваясь от летящих в него камней, испытывая жуткую усталость. А вот он гладит голову Незуко, у которой, по какой-то неведомой Камадо причине, во рту красуется бамбук, и чувство печали не отпускает сердце. Вдруг незнакомая девушка ударяет его сапогом по спине, он падает, а колющая боль охватывает тело. Вот он в гневе бежит за каким-то странным существом без головы, в надежде разрубить клинком его сердце. Юноша уже было думал рассказать стоящей поблизости медсестре о том, что у него появились подозрительно реалистичные галлюцинации, что у него явно что-то не так с головой, но голос ведущего из телевизора отвлёк Камадо от всех тревожных мыслей. — Ровно десять минут прошло с момента взрыва в пятизвёздочном ресторане «Энигма» в центре Токио, — четко, в умеренном темпе вещал он. — Согласно последним данным, в заложниках находятся пятьдесят шесть человек. Сообщается о пяти погибших, чьи тела были выброшены из окна третьего этажа здания, их уже опознали. Чёткие требования захватчиков до сих пор не были выдвинуты, переговоры всё ещё ведутся. Полиция и спецподразделение по борьбе с терроризмом оцепили здание, люди в ближайших домах были эвакуированы. На месте событий находится наш корреспондент… Танджиро словно погрузился под воду: он перестал слышать звуки и видел лишь размытое изображение, передаваемое через дисплей телевизора. В углу проносились фотографии и имена тех, кто предположительно находился внутри здания и был заложником вооруженных захватчиков, а также и имена пяти погибших. В списке погибших находилась до боли знакомая фамилия из трех иероглифов: Кибуцуджи — жертвой стал и отец Мудзана. В списке живых заложников числились некоторые знакомые Танджиро имена: его сэмпаи Ёриичи и Мичикацу, а также директор Убуяшики и его жена, кроме того и парнишка из старшего класса — Кайгаку, их жизни находились в смертельной опасности. Досмотрев новостной эфир до конца, Камадо охватил страх за всех этих невинных людей. — Да что же это такое, — прикрывая рот рукой, прошептал в пустоту он. — Почему это происходит… Танджиро знал, что реальность на самом деле далеко не так хороша, какой он её видел в своем маленьком розовом мирке. За пределами его личного вакуума творится сущий Ад: люди убивают, пытают, предают друг друга, отбирают все самое дорогое, обманывают, воюют и ранят невинных. Всё ради одной цели — обрести власть и стать богаче. Как там однажды сказал Мудзан во время их совместных просмотров кино? «Пропащие создания»? И Камадо наконец-то осознал значение его слов… Люди отвратительно грешны. — Демоны хуже, — прошептал он и вздрогнул от собственной реплики. Какие ещё демоны? Нет, никаких демонов не существует, это всего лишь сказки и небылицы. Почему мне вообще пришло на ум это слово? И вот очередное видение дало о себе знать: мужчина с длинными белыми волосами, с телом, покрытым зубастыми ртами, со странными отростками из позвоночника пытается убить Танджиро, но Камадо не уступает и отвечает тем же… В голову ударил сильный импульс, из-за чего Танджиро резко схватился за виски. Его глаза вновь наполнились влагой, а сердце замерло. Меня зовут Танджиро Камадо. Моя семья была убита демоном, а единственная выжившая сестра обращена им же в это кровожадное создание. Демон, который разбил хрупкое счастье нашей мирной и дружной семьи, который окрасил все кровью… Его зовут… Не могу вспомнить. Танджиро застыл. На него нахлынул поток информации, словно цунами, решившее после знатного землетрясения затопить как можно больше японских островов. Точно… Как он мог забыть? Я стал истребителем демонов для того, чтобы сделать Незуко, мою маленькую сестрёнку, человеком. Моя работа заключалась в убийстве кровожадных тварей, жрущих людей, ради забавы убивающих их, желающих стать сильнее за счёт чужих страданий. Моя цель пролегала через долгий путь, усеянный убийствами чудовищ, которые отказались от своей человечности и принялись вредить другим. Лица и имена истребителей, с которыми Танджиро сражался рука об руку, также начали медленно вспоминаться. Его учитель истории, Ренгоку Кёджуро, на самом деле когда-то был Столпом Пламени и был жестоко убит демоном Аказой, который, по какой-то глупой случайности, посещал их академию и выпустился вместе с Мудзаном. С ними выпустились и братья Цугикуни: Первая Высшая Луна и первый мечник, овладевший Дыханием Солнца, спасший когда-то предков Камадо, вклад которого в финальную битву оказался неизмеримо огромным, даже спустя четыре столетия. Столп Насекомого, Шинобу, убитая и съеденная Второй Высшей Луной, была их школьной медсестрой. Столп Камня, переродившись в этом веке, стал воспитателем в детском саду, который посещал младший братик Камадо - Рокута. Столп Любви, Мицури, и Столп Змеи, Обанай, которые держали его излюбленное кафе, погибли в финальной схватке, как и его друг, Генья, и Столп Тумана, юный Муичиро. А учителя математики, физкультуры и музыки — Столпы Ветра, Воды и Звука — единственные выжившие столпы после кровавой бойни… Да даже друзья Танджиро - Зеницу и Иноске - когда-то были охотниками, которые несказанно много потеряли из-за демонов Но никто из них не помнил своего прошлого — Камадо это знал. Никто из них не помнил тех ужасов, которые им пришлось пережить в эпоху Тайсё. Так почему же Танджиро вдруг вспомнил то, что произошло до его перерождения? Неужели он как-то провинился перед Богами, и они решили вернуть ему всю ту боль, которая должна была умереть с ним, последним мечником, владеющим Дыханием Солнца? Самое ужасное воспоминание — имя виновника — пришло через пару мгновений после того, как Камадо вспомнил о своем дыхании, о Танце Бога Огня, переданном ему предками. Человек, которого Танджиро полюбил всем своим большим сердцем, был именно тем, кто во всем этом ужасе и являлся главным злодеем. Кибуцуджи Мудзан — прародитель всех демонов, кровожадный и не знающий пощады убийца, чертов Дьявол. Его кровный враг. — Нет, этого быть не может, — тихим шепотом уверял он сам себя. — Мой Мудзан — не он. Это другой человек. Они разные. Совершенно разные. Танджиро закрыл глаза, пытаясь собраться и разделить воспоминания на до и после перерождения. Выходило, мягко говоря, неважно. Удивление при виде машин за окном смешивалось с полным безразличием при виде телевизора. Дрожь от знания о существовании демонов смешивалась с полным неверием во что-либо сверхъестественное. Две личности спорили между собой, желая взять или же сохранить контроль над телом. Танджиро из прошлого, погибший в возрасте двадцати пяти лет из-за метки, был словно маслом, угодившим в воду. А этой самой водой был Камадо из настоящего. Конфликт воспоминаний не мог быть решен так просто: как плотность воды была больше плотности масла, так и плотность воспоминаний Танджиро отличалась. Они не могли раствориться друг в друге так просто, их борьба вызывала у Камадо отвратительную головную боль. Танджиро испытывал самую чистую ненависть к Кибуцуджи Мудзану, но другая его часть искренне любила брюнета. Когда же это произошло? Когда сердце стало настолько неравнодушно к сэмпаю? Тогда, в библиотеке, когда он увидел Мудзана в самом его уязвимом состоянии и всем сердцем возжелал помочь, защитить и уберечь? Тогда, когда Кибуцуджи впервые согласился помочь задаром, не прося ничего взамен, вызывая у Камадо самое глубокое чувство восхищения и благодарности? Тогда, когда старшеклассник позволил Танджиро прильнуть к себе, не оттолкнул, как он делал со всеми остальными, позволяя тому почувствовать себя особенным? Может, это случилось во время их совместного времяпровождения, когда третьегодка неосознанно, но так бережно гладил юношу по волосам, а у того бежали мурашки по коже, вызывая лёгкое чувство эйфории? Танджиро в первые недели их знакомства считал свои чувства к Кибуцуджи лишь высшей степенью уважения. Он бы и дальше так думал, не намекни ему Незуко на то, что многочасовые беседы с братом о самом мрачном человеке академии в столь нежном и позитивном ключе что-то да значат. — Да он тебе нравится! — весело сказала девушка. И она попала в яблочко. Кибуцуджи с его выразительными глазами неповторимого малиново-красного, почти алого цвета, засел в сердце юного Камадо намного глубже, чем должен был. Танджиро не должен был поймать гиперфиксацию на одном человеке, тем более на человеке своего же пола и с таким скверным характером. Но недовольный, холодный и гневный взгляд, брошенный Мудзаном в феврале месяце, влюбил в себя Камадо с первой секунды, как бы это глупо не звучало. Бывший охотник возжелал узнать, а способны ли эти чудесные глаза выражать яркие эмоции вроде любви, обожания, радости? Камадо, сам не осознавая, насколько же был близок к истине, всегда чувствовал, что Мудзан — не такой, как все остальные его знакомые. В Кибуцуджи было что-то особенное, скрытое под пятью слоями масок, и Танджиро не желал, чтобы такой человек так просто отмахнулся от до боли наивной и излишне дружелюбной натуры школьника. В ярких, словно спелая вишня, глазах виднелась рассудительность, холодный ум, расчётливость. Интуиция Танджиро ещё тогда сказала, что более сообразительного и проницательного человека в жизни старшеклассника нет и никогда не будет. А также она сказала ему схватить Мудзана за руку и ни за что не отпускать. — Я хочу проводить с ним все свое свободное время, — честно признался Камадо своей милой сестрице, развалившейся на его коленях. — Мне правда хорошо в его компании. — И что такого ты в нем нашел? В Кибуцуджи дерзости было больше, чем тот весил в килограммах, но это почему-то нравилось Камадо. Ему нравилось то, каким жёстким он мог быть с другими, но каким терпеливым, понимающим и славным с самим Танджиро и его семьей. Это вызывало приятную дрожь в коленях. А властный голос, крепкая хватка и адский огонь, танцующий в глазах Мудзана… Это так притягивало, черт возьми. — Я не знаю, на самом деле. Все как-то само получилось, — не смог объясниться бывший охотник. — Просто мне кажется… Знаю, это прозвучит глупо, только не смейся… Я ему нужен. — Без сомнений, братец. Ты всем нужен! — не сдержала обещание Незуко и весело засмеялась, вгоняя старшего в краску. Вспомнив этот глупый диалог, Камадо печально улыбнулся. Как же было хорошо. Лишь пару часов тому назад Танджиро ощущал себя самым счастливым человеком на свете. Все было совсем как в сказке. Жаль, что все обернулось ночным кошмаром… Я должен ему признаться. Да, должен. Как и планировал сегодня у Сумиды, я обязан признаться в том, что он мне нравится. Что я люблю его. Я должен сказать это прямо, чтобы он наверняка понял. Если с ним что-то случится и он так и не узнает… Я не знаю, что мне делать. Нет. Я должен сказать, что все вспомнил. Что я никогда не прощу его за то, что этот монстр сотворил. Мудзан не имеет права на любовь. Он помогал мне больше, чем кто-либо. Он искренен, добр и честен со мной, пусть зачастую колок и груб. Само его присутствие рядом делает меня счастливее. На сердце теплеет от его обворожительной улыбки, от его самой маленькой похвалы, от его сдержанного смеха. Он лжец. Мудзан лгал мне далеко не раз — проще уж посчитать, как много раз он сказал правду. Кибуцуджи лжёт до сих пор. Он узнал Юширо, а значит, что и память о прошлой жизни осталась при нем! Пора наконец открыть глаза. Он воспользуется мной и выбросит, как ненужную игрушку, с которой богатенький ребенок вдоволь наигрался! Нет. Всё не так… Он бы так не поступил. Мудзан бы не спас меня, если бы ему было плевать. Зарывшись руками в волосы, уставившись в больничный кафель, Танджиро с трудом сдерживал поток слез непонимания, обиды, ненависти, непринятия и беспокойства. Какой же я дурак.***
Когда у операционного стола стояла сама Тамаё, такая рассудительная и безэмоциональная, невероятно обворожительная со скальпелем в руках, все люди чувствовали себя увереннее, чем когда-либо в своей жизни, буквально все: начиная от медсестер, заканчивая анестезиологами. Этот раз не стал исключением. Поступивший к ним юноша, не пойми как переживший столкновение с автомобилем, точно бы умер в ближайшие минуты, если бы она не взяла его на себя. Операция заняла пару часов, и Тамаё осталась довольна результатом: внутренние и внешние кровотечения остановлены, открытый перелом был устранен, сломанные ребра, которые каким-то чудом не пробили легкие, также были скреплены, потерянная организмом кровь была возмещена за счёт запрошенной донорской крови. Отступив от операционного стола, женщина вежливо предложила занять её место девушке-интерну, которая в последнее время показывала великолепное знание теории, а также была допущена к проведению несложных процедур вроде накладывания швов. Оставалось лишь зашить раны, которые не были опасны для жизни. Самая сложная часть уже позади, так что все должно пройти гладко. Направляясь к выходу, Тамаё сняла перчатки и размяла плечи, а также колени, которые затекли в ходе долгого пребывания в горизонтальном положении. Омерзительный писк, знак тревоги от одного из приборов, заставил её напрячься и вернуться к операционному столу. Медсестра поспешила выдать новую пару голубых перчаток, которую Тамаё ловко натянула на руки. Прибор кричал: Кибуцуджи умирает. Девушка-интерн принялась делать массаж сердца. По её глазам было видно, насколько сильно она перепугана и как недоумевает, почему вдруг показатели покатились в Тартарары. С каждой секундой она с большей силой массировала грудную клетку, а плечи её подрагивали. — Доктор Тамаё, — дрожащим голосом начала она, — клянусь, я даже не прикоснулась к нему, я не знаю, почему у него произошла остановка. Я не… — Я сама, — спокойно ответила она, вновь беря все в свои руки. — Вколите ему эпинефрин*, — спокойно приказала она, понимая, что массаж ему не поможет. Все присутствующие засуетились, выполняя дальнейшие указания Тамаё. Когда через минуту ровная зелёная линия на черном мониторе подпрыгнула, а после продолжила свой ритмичный танец, все в операционной облегчённо вздохнули. Проверив показатели и убедившись в том, что все пришло в норму, Тамаё улыбнулась, но из-за медицинской маски никто не мог видеть, насколько она была счастлива, что ей удалось спасти ещё одну юную жизнь. Тамаё попросила ассистента закончить дело, а в случае чего вызвать её через пейджер. Сменив испачканную в крови одежду, она вышла в главный коридор больницы. Женщина шла и чувствовала ужасную усталость. Для дальнейшего функционирования ей просто необходимо выпить кофе. Смена, которая длилась уже восемь часов, была наполнена тяжёлой работой, а время летело чертовски медленно. Подойдя к автомату в главном зале, женщина бросила монетку и стала дожидаться чашки черного кофе с сахаром. — Простите, доктор Тамаё, что отвлекаю во время паузы, — заговорил с ней коллега из травматологии. — Хотел узнать, как все прошло с парнишкой, который под машину угодил. Если точнее, не я, — головой указал он в сторону сидящего на скамейке Камадо. Тамаё посмотрела на мальчика добрым взглядом и сказала: — Я сама ему передам, что все хорошо. Только дождусь кофе. Мужчина поблагодарил коллегу и пошел обратно к себе в кабинет, бросая понимающий взгляд на юного Камадо. Тамаё присела рядом с Танджиро, который массировал пальцами виски и смотрел в пол, так и норовясь прожечь в нем дыру. — Как нога? — начала беседу доктор, смотря на лодыжку Танджиро. — Что? — оторвался от мрачных мыслей Камадо. Он поднял взгляд с больничного кафеля и посмотрел на женщину в больничной униформе с убранными в хвост волосами, потягивающую ароматный напиток. — Госпожа Тамаё… — он не мог поверить своим глазам. — О, так ты меня знаешь, — удивилась она, улыбаясь. — А тебя зовут…? — Танджиро, Камадо Танджиро — дрожащим голосом ответил Камадо, вспоминая про манеры. Даже Госпожа Тамаё переродилась, но воспоминаний у нее, видимо, не было, коль она даже имени его не знала. Ох, как же сильно Танджиро хотел кому-нибудь рассказать о том, что именно творится у него на душе… Но его же просто сочтут сумасшедшим! Никто ничего не помнил, никто ничего не знал! Его сказки о демонах, об истребителях — пустой звук в ушах современного человека. — Я вот только из операционной вышла, — сказала она, отпивая крепкий и чертовски невкусный, зато бодрящий напиток. — Твой друг тот ещё везунчик. Разок потеряли, правда, но я уверена, что он будет бодрячком через пару дней. — В каком смысле… потеряли? Он умер? — Извини, — сказала она, из-за усталости позабыв про профессионализм и то, как стоит общаться с близкими пациентов. — Сорвалось! Ох, мне нужно быть внимательнее со словами… Его сердце разок остановилось, но он правда в порядке! Пусть не телом, но парень он точно сильный. — Правда в порядке? — слезы радости потекли из юношеских глаз, отпугивая нахлынувшую на Танджиро тьму. — Хвала Богам… Спасибо огромное, — взяв женщину за руку, сказал Танджиро. — Спасибо… Вы не представляете… — плечи подрагивали, а в горле встал ком. Не представляете, что бы стало со мной, если бы я его потерял… Не представляете, какое чудовище спасли. Нет, он — не чудовище. Он не то существо, что жило столько столетий тому назад. Он — человек. Замолчи. Не сомневайся в нем. Он убил мою семью. Он убил многих моих друзей. Он убил тысячи невинных людей. Включи же мозги, чёрт возьми, не будь наивным идиотом! Идиот здесь только тот, кто не в состоянии понять, что Мудзан такой же человек, как и я! Он бы никогда никому не навредил. Я его знаю. Глупый ребенок. — Не стоит благодарности, — слова Тамаё вернули Танджиро в реальность. Она погладила Камадо по волосам, совсем как матушка, и нежным голосом продолжила. — Ты наверняка пережил за сегодня небывалый стресс. Позвони родным, пусть заберут тебя. Ты должен отдохнуть. — Когда я могу навестить его? — поинтересовался Танджиро. — Думаю, завтра вечером, если он будет стабилен, — сказала она. — И насчёт твоей травмы. Ногу сутки не беспокоить, хорошо? — Я помню, — вытирая рукавом толстовки влажные глаза, ответил Камадо и улыбнулся. — Спасибо Вам большое, госпожа Тамаё. — Не стоит, это моя работа.***
По пути из госпиталя домой, а также по возвращении в отчий дом, Танджиро выслушивал от матери не очень интересную и совершенно несвоевременную лекцию о правилах дорожного движения для пешеходов. Камадо не хотел рассказывать ей о том, что последний живущий на Земле демон возжелал убить его друга, что Танджиро просто угодил под раздачу, что их вины в попадании под колёса не было. Танджиро не хотел заставлять её волноваться, не после всех тех воспоминаний о пережитом матушкой в прошлой жизни. — Я буду осторожнее, — ответил юноша и, встав из-за стола, опираясь на стены, под грустный взгляд матери доплёлся до своей спальни. Камадо обессиленно упал на кровать и зажмурился, прикусив губу. — Что мне делать? — задал вопрос в пустоту он. Ответа, понятное дело, от стен спальни бывший истребитель не дождался. — Ради чего боги послали мне это испытание? Танджиро лежал на кровати и, свесив ноги, устало смотрел в потолок. Благодаря пребыванию наедине со своими мыслями, он наконец-то начал спокойнее воспринимать факт перерождения Кибуцуджи Мудзана юношей, которому бывший истребитель так страстно пытался помочь. Юношей, который по-настоящему нравился Камадо. Теперь, когда Танджиро знал всю правду, он начал отчётливее видеть сходства своего сэмпая с прародителем демонов — не только внешние, но и характерные. Однако Камадо все равно не мог окончательно поверить в то, что этот отзывчивый и всегда добрый, пусть иногда колкий и грубоватый к нему человек — тот самый демон, который погубил его семью и жизни многих невинных людей. Мальчишка хоть и не имел того тонкого чутья, что было у него в предыдущей жизни, а злых людей всё ещё без труда отличал от хороших. Мудзан более не был демоном — факт. Являлся ли он злодеем — совершенно другой вопрос, на который ответа пока не было — считал Танджиро. На самом деле Камадо в глубине души знал, что вершить зло — явно не желание переродившегося демона, однако умело игнорировал эту очевидную вещь, ибо не знал истинной мотивации Кибуцуджи. Почему Мудзан решил поддерживать с ним отношения? Да кто знал. Но неизвестность пугала Камадо. Танджиро верил в то, что многие люди способны на искупление своих грехов. Он знал, что каждый, кто когда-либо совершал ошибки, имеет право на их исправление. Но почему-то ему с трудом верилось, что такая личность, как Кибуцуджи, захочет меняться. Камадо вспомнил свою предыдущую жизнь лишь после смачного удара головой об асфальт и тряски в вагоне скорой помощи. Не было сомнений в том, что у Мудзана воспоминания так же присутствовали, об этом говорила его реакция на встречу с Юширо. Но когда память вернулась к прародителю? Во время их знакомства? Раньше? Танджиро вдруг вспомнил, как пять лет назад его, гуляющего с младшим братиком и сестрой, выловил из толпы подросток, схватив за плечо. Его хватка была крепкой, словно он был уверен в том, что знаком с Камадо, что тот — спасательная соломинка, за которую нужно было ухватиться, чтобы не погрязнуть в пучине отчаяния. Теперь Танджиро вспомнил очертания лица того человека — то был юный Мудзан, никаких сомнений. И, учитывая, что Кибуцуджи смог узнать Камадо из толпы много лет назад, ещё будучи ребёнком, это означало, что все воспоминания Мудзана вернулись значительно раньше воспоминаний Танджиро. Нет, вероятнее всего, сохранились изначально — пришел к выводу подросток. Но тогда, исходя из этой информации, можно прийти к выводу, что этот бездушный демон… спас Камадо, находясь в здравом уме и держа в голове все те воспоминания. Неужели Мудзан сделал это, чтобы искупить вину за содеянное в прошлом? Нет, Танджиро не хотел думать об этом поступке в таком ключе. Скорее всего, это часть какого-то подлого замысла прародителя… Камадо сотню лет назад был искренне рад тому, что солнце сожгло грешное тело демона, а ветер перемен развеял его прах. Танджиро действительно был благодарен миру только за то, что тот счёл дальнейшее существование прародителя опасным, что решил помочь истребителям с уничтожением зла во плоти. Судьбы многих поколений воинов и простых людей переплелись в ту ночь, неся слово Божье. Само время было на стороне истребителей. Когда уставшие лёгкие отказались продолжать обогащать кровь кислородом, а сердце не билось, и лишь уцелевшие клетки не успели сдать свои позиции, Мудзан вернул Танджиро то, что отнял у него в битве: руку, глаз, пролитую кровь, и лишь погибших товарищей не смог. Но новый Король Демонов не желал власти, силы, бесконечности. Он отрекся от своего престола, таким образом отказавшись и от предложенного ему бессмертия, и от Кибуцуджи лично. Камадо выжил. Этого было более чем достаточно — так он думал. Если говорить начистоту, то со стороны нейтрального наблюдателя казалось, что сердце Камадо так и не забилось вновь. — Мы победили! Мудзан мёртв! — кричали все тогда. Их радости не было предела, и после пробуждения Танджиро мог чуять её даже сильнее, чем горе утрат. Танджиро плакал от облегчения, узнав о поражении демонической расы, увидев то, что Незуко стала человеком, услышав, что он не успел стать убийцей. Был ли Танджиро Камадо счастлив тогда? Да, был. Но далеко не за себя. Был ли он на самом деле доволен таким исходом? Камадо не дал бы однозначного ответа. Помялся бы, с трудом выдавил бы что-то из себя, но не стал бы с полной уверенностью говорить, что его устраивает конечный результат — учитывая все те многочисленные жертвы с обеих сторон. Танджиро смог бы только сказать, что рад тому, что сможет наконец-то отдохнуть и заботиться о сестрёнке дальше, что счастлив, раз уж люди перестанут умирать из-за демонов. Камадо провёл остаток своей короткой жизни с дорогими ему людьми — о большем он и мечтать не мог. Только вот ему постоянно чего-то не хватало. Всё-таки лишь после перерождения он окончательно осознал, что ни тогда, ни сейчас совершенно не был способен радоваться воспоминаниям о том рассвете. Эмоции, которые он должен был испытывать после роковой ночи, будто бы вырезали, словно раковую опухоль, которую диагностировали на ранней стадии — быстро и беспощадно. Танджиро попытался вспомнить, что испытывал, когда женился, когда у него родился ребенок… Он не мог. Камадо лишь после часа созерцания белого потолка просёк, что тогда он попросту ничего не чувствовал. И… Понял, что после финального поединка он был опустошен, плыл по течению и жил без какой-либо чёткой цели. Делал так, как делало общество: работал в поте лица, женился, растил детей. Сто лет назад в душе Танджиро растекалась тяжёлая пустота. Что-то исчезло из груди, оставив после себя лишь странное пятно. Его было отчетливо видно, как потухший свет за один из многочисленных окон многоэтажного дома. Его свет потух, а все вокруг продолжало сиять. Раньше там точно находилось что-то важное и дорогое Камадо. Это был смысл. Верное ведь слово? Его смыслом вставать по утрам, совершенствовать свои техники, тренироваться до пота и крови была борьба со злом, возвращение сестре человеческого облика и лишение Кибуцуджи жизни. Камадо добился этого, после чего у него перманентно возникал вопрос: Ради чего же я теперь живу? Танджиро не нашел ответ тогда, он не знал его и сейчас. Но он жил для своей семьи и для того, чтобы найти этот самый ответ. Ещё сегодня утром ему казалось, что решение этой привычной всем загадки прямо перед ним — протяни лишь руки… Только вот звук удара автомобиля о человеческое тело разрушил хрупкий фужер истины, словно высокое пение оперной певицы, способное разбить тонкое стекло. Сто лет назад, когда, благодаря стараниям, жертвам и трудам многих, охотникам удалось удерживать Кибуцуджи достаточно долго, чтобы яркие лучи прожгли его кожу, плоть и кости, Танджиро чувствовал себя опустошенно. После той кровавой битвы Танджиро просто существовал — не жил. Ибо убило Мудзана солнце — не Танджиро. Возможно, оно убило и Камадо, несмотря на данный ему Богами иммунитет. Охотник окончательно потерял волю к жизни и всякое стремление, когда последняя клетка Кибуцуджи в его измученном теле была уничтожена. Словно он и Мудзан были связаны тонкой красной нитью Судьбы и, встретившись единожды, они стали чем-то большим, чем просто незнакомцами, чьи сердца были наполнены ненавистью друг к другу. А когда нить оборвалась, в пустоту провалился именно выживший Камадо, не имеющий под собой достойной опоры. Но печальнее, конечно, дело обстояло с тем, кто остался совершенно один в пучине Ада. — Ты жил без тепла и умер от него в одночасье. Какая жалость, — сорвалось с уст парнишки в темноте, горькая улыбка расцвела на юношеском лице. Столетие назад, в последние мгновения жизни, Мудзан передал Танджиро свою память, а вместе с ней и всю боль, что познал, будучи слабым и немощным человеком. Благодаря этому решению прародителя, Камадо частично знал, через что «бездушному чудовищу» пришлось пройти. Однако бывший истребитель так и не познал истинную природу мотиваций Кибуцуджи — тот решил забрать эту тайну с собой в могилу. Для чего тебе нужно было это проклятое бессмертие? Ты что-то искал, но для этого тебе нужно было так много времени — целая вечность? Если так, то что именно? — Почему же я не умер в тот день вместе с тобой? Зачем ты излечил меня? Почему ты дал этот шанс именно мне? Почему не другому сильному столпу? Что ты увидел во мне? Зачем ты хотел сделать меня бессмертным? — это далеко не все вопросы, задаваемые Камадо в пустоту. — Почему же ты спас меня сегодня? В чем же теперь твоя цель? Почему только от одной мысли о тебе в сердце бушует пламя не то ненависти, не то… любви? Я точно сошел с ума. После роковой бойни бывалый охотник, сидя на веранде небольшого домишки в горах, понял, что он жил и дышал, видел улыбки Незуко и друзей, смеялся и радовался… всё только благодаря Кибуцуджи и Небесам. Но почему же тогда Камадо был чем-то недоволен? Он жил с семьёй и друзьями. Его любили. Что же было не так? С небольшим трудом встав с кровати, Танджиро отодвинул шторы и открыл окно. Прохладный весенний воздух ворвался в комнату, заставляя мурашки пробежаться по спине. Оглядывая тёмный небосвод, наблюдая за одинокой луной, Танджиро непроизвольно представлял спокойный взгляд Кибуцуджи, направленный далеко-далеко за миллионы световых лет, пропитанный полным безразличием. Сколько же падений звёзд он видел за все те годы? Сколько полнолуний и новолуний? Приносили ли ему хоть какие-нибудь эмоции чудеса природы? Танджиро в прошлой жизни не мог этого узнать, не мог спросить виновника тяжких дум лично, и никто из живых не мог дать охотнику ответ на такие банальные и глупые вопросы. Ты дал мне память о многом, а такие мелочи важным не счёл. Но они важны для меня, и я не знаю, почему. Сев на подоконник, юноша уткнулся подбородком в коленку здоровой ноги. — Хоть Иноске, Зеницу и Незуко молили Богов о моём здравии… — вздохнул Танджиро. — Большинство же гордилось моей жертвой, смирилось с ней и было не против того, что я направляюсь на Небеса. Когда же я стал демоном, они без тени сомнений были готовы прикончить меня. Только вот я одолел солнце, стал человеком вновь и выжил. Хотел бы я сказать, что именно Боги проявили милосердие и выполнили желание моих близких, но это будет ложью. Я желал лишь одного — встретить достойную смерть и увидеть дорогую семью… Но мне не позволили. Ты не позволил. Боги исполнили не просьбы истребителей и моей сестры, а твоё желание. Они любили тебя. Любят тебя до сих пор. И то, что они дали тебе второй шанс, позволив переродиться — доказательство моих слов. Интересно, искупил ли ты свои грехи в Аду? Испытывал ли ужасные муки и агонию? И почему я так уверен, что никто не захотел бы разделись с тобой ту боль, которую ты действительно заслуживал. Мне не нужно даже знать твою автобиографию, чтобы понять, насколько же ты был одинок всю свою долгую жизнь. Воспоминания, дарованные тобой, не имеют цвета, а странное чувство пустоты и тяжесть в груди всегда были тому подтверждением. Камадо хотелось узнать, что же в этой Геенне Огненной могло существовать настолько ужасное, что позволило Кибуцуджи искупить грехи. Любопытство сжирало изнутри, раздирало кожу, органы. Из груди вырывался тяжкий вздох. — Ты умер на рассвете, — загадочно промолвил Камадо, зарываясь рукой в густые волосы. — И я вместе с тобой, — выдохнул он. В той жизни Танджиро ощущал себя просто ужасно, его душу словно приковали цепями к миру живых. Он всем сердцем хотел разбить оковы, но не мог позволить себе причинить своей гибелью боль близким. У него были обязательства перед семьёй, перед Незуко. — «Я пойду за тобой даже в Ад», — Танджиро вспомнил свои слова, сказанные Мудзану в ночь их первой встречи. — Как же нелепо… Я не сдержал обещание. Что же ты чувствовал в момент гибели, когда я покинул тебя, потянувшись за семьей, друзьями и товарищами? Почему именно я был твоей последней надеждой? Почему даже сегодня… ты поступил… именно так? Зачем? Почему уши горят, когда я пытаюсь думать об этом? После победы над демонами Танджиро часто выходил на улицу и, глядя на ночное небо, задавался подобными вопросами. Эта весенняя ночь напомнила ему о тех пустых скитаниях по горе, на которой стоял их дом. О скитаниях, которые стали ежедневным обрядом. Канао часто задавала надоедливые вопросы по типу «ты в порядке?», «все хорошо?»… Чёрт возьми, конечно же он не мог быть в порядке. Не после того, что он успел пережить: ему было всего тринадцать, когда его семью убили, его друзья и товарищи погибли, а сколько смертей и трупов невинных он повидал, как много ранений получил - не счесть. Так ко всему прочему в пятнадцать лет он получил проклятую метку, что должна была сгубить его к двадцати пяти годам, да и смысл жизни его сгорел в лучах солнца, а не погиб от его клинка. Глупо с её стороны было полагать, что с ним всё чудесно. Но Камадо сам принимал счастливый вид, словно демон, меняющий форму: лишь бы люди не волновались, лишь бы не нагружали себя его проблемами. Танджиро всегда надевал маску счастливого парнишки, которая в прошлом слетала во время поединков с демонами: злость, чувство несправедливости и отвращение… Его истинное лицо обнажалось именно тогда, когда невозможно было притворяться. — А ты притворялся, когда говорил, что тебе на меня не плевать? Был ли ты искренен, когда делал вид, что мои прикосновения и слова радуют тебя? Неужели… Все это может быть просто маской? — как же сильно Танджиро желал задать эти вопросы Мудзану лично. Но сильнее всего он боялся услышать правду. На сердце неприятно кольнуло. — Я просто порву все наши связи, — решил Танджиро, возвращаясь в кровать. — Поблагодарю за спасение и исчезну. Я ничего не смогу дать тому, кто был так жесток с другими. Одним хорошим поступком нельзя исправить содеянное. Дверь в комнату Танджиро со скрипом открылась, и Камадо понял — он её не закрыл. Вёл свой монолог вслух, забыв запереться! Какой глупый… — Танджиро, ты хочешь поговорить, — Незуко не спрашивала, то был четкий призыв к действию. — Что ты, Незуко, — наигранно засмеялся Танджиро. — Если бы я хотел, то я бы обязательно позвал тебя. — Ты мой брат и я вижу, когда ты сам не свой. Сейчас ты и близко не тот Танджиро, которого я знаю. Что с тобой? — спросила она. — Это тяжело объяснить. — Свидание прошло не так, как должно было. Дорогой тебе человек в реанимации. Конечно, это тяжело, — кивнула Незуко. — Но то, что ты тут выдал, и правда пугает. Даже меня. — О чем ты? — пытался включить дурачка Танджиро, но Незуко никогда не была так проста. Её проницательность была глубока, как пучина океана. И пугала столь же сильно. — Какие демоны? Кто кого убил? В каком смысле «обратили»? — свела бровки девушка. — Притворство? У кого? У Мудзана-то? Брось, я видела, как вы друг на друга пялитесь. Что за чепуха? Ох… Какой же я дурак. Почему же я дверь не закрыл… — Я не хочу нагружать тебя ерундой. Ложись спать, сестрёнка, — с улыбкой произнес Танджиро, моля богов, чтобы сестра его послушала. — Ещё чего! — скрестила руки на груди она. — Мы — семья. У нас не должно быть секретов друг от друга. — Я ударился головой и мне что-то странное привиделось. Ничего такого, о чем стоило бы переживать, — постарался успокоить взволнованную сестру Камадо. — Плохой сон. — Танджиро, — она знала, что он лжёт. Знала, но не могла его разговорить. Это злило. — Незуко? — приподнял бровь юноша. — Где твоя справка? — спросила девушка, наигранно улыбаясь. — Или рецепт? — На столе лежит рецепт, — не до конца понимая интерес Незуко, неуверенно ответил Танджиро. — Зачем он тебе понадобился? Девушка подошла к столу и посмотрела на адрес и больницы, указанный на бумажке розового цвета. Она запомнила название госпиталя, в котором побывал ее брат, и вернула рецепт на место. Приняв беззаботный вид, она улыбнулась. — Спокойной ночи, — весело сказала она, скрываясь за дверью. — Спокойной, — сказал ей вслед Камадо, удивляясь такой внезапной смене настроения девушки. — Прости, что заставил волноваться. Дверь захлопнулась. Танджиро посмотрел на лежащую на столе бумажку и приуныл. Отделавшись лишь вывихом, Камадо чувствовал себя самым неблагодарным существом из всех живущих на Земле. Кибуцуджи повезло значительно меньше Танджиро: Смерть держала бывшего демона в своих холодных и безжалостных тисках. А бывший охотник смел возмущаться из-за обид прошлого. После того, как ему спасли жизнь? Какой же я мелочный и ужасный человек… Столько же у Танджиро было тёплых воспоминаний из этой эпохи, связанных с Мудзаном. Камадо не мог так просто позабыть обо всем том тепле, что принесло ему знакомство с Кибуцуджи. Но всё, что останется от их общения — коробочка противовоспалительных и разбитое сердце? И всему виной дела давно забытых лет? Как же прискорбно. Лучше бы он ничего не вспоминал. Танджиро уткнулся лицом в подушку. Глубоко внутри Камадо вовсе не хотел разрывать связь с Кибуцуджи — эмоции отказывались слушать разум, а власть над телом охотника всегда принадлежала лишь чувствам. Танджиро привязался к Мудзану куда сильнее, чем любой уважающий себя охотник мог себе позволить. Но всё же с прародителем ему было так хорошо, как не было ни с кем до этого. — Любовь зла, полюбишь и самого гадкого демона в истории человечества, — усмехнулся он, укрываясь одеялом с головой, стараясь поскорее заснуть. Камадо решил повременить с сожжением мостов. Ему нужны были ответы на вопросы — так он оправдал свое решение. Любопытство, не больше. И Танджиро обязательно узнает истину от Мудзана лично. Но до тех пор позволит себе ещё мгновение побыть «наивным влюбленным идиотом». А может и больше, чем мгновение…***
А вы тоже знаете это странное, неприятное и иногда пугающее чувство, когда вы резко встаёте с кровати? Голова кружится, в глазах темнеет, а вы словно находитесь в невесомости или, возможно, вот-вот соскользнёте с обрыва. Кибуцуджи ощущал себя точно так же. Словно вот-вот весь его мир обрушится, как небоскреб после землетрясения во все двенадцать баллов, и не останется ничего, кроме бетонных обломков, которые погребут его заживо. Во сне Мудзан видел Танджиро. Парень игриво бегал посреди поля цвета золота, руками касаясь колосьев пшеницы, ждущей начала жатвы. Испуганные насекомые, уютно устроившиеся среди листьев и зёрен, поднялись высоко в небо, стараясь скрыться от человека, потревожившего их покой. Солнце светило ярко, жарило с такой силой, что казалось, будто в самой Сахаре градус пониже будет. Но дискомфорта вовсе не было, что странно — было чертовски приятно. На обнаженном торсе Камадо виднелись капельки пота, а в них играло отражение яркого неба и золотистого поля. Юноша бежал и смеялся по-ребячески, зовя Кибуцуджи с собой. И он шел. Медленно, ибо за ноги его кто-то держал, не позволяя побежать вслед за светлым ликом юноши. Эта неизвестная тень прошептала ему тихим женским голосом, предостерегая: — Нет… Остановись… Смерть… Кибуцуджи замер, услышав эти слова. Неужели они с Танджиро… Умерли? Если голос не соврал, то вот так выглядит… Рай? Такой светлый, теплый, только шагни ему навстречу… Мысль о том, что он не смог спасти Камадо, причинила жуткую боль. Гнев вскипел в жилах. Юному Камадо рано было умирать. Он должен был выжить. Выжить любой ценой. Танджиро — последняя надежда Мудзана, и бывший демон отдал бы все, только бы этот наивный ребенок протянул как можно дольше. Кибуцуджи готов был отказаться от Небес, главное, чтобы такой яркий юноша не канул в забытие. У него ведь вся жизнь впереди, а вместе с ним и бессмертие Кибуцуджи… Прикрываясь эгоистическими целями, он пытался заглушить в самом себе неизведанные доселе чувства. Оправдание на оправдании — как забавно. Кем он стал из-за этого шкодливого мальчишки? — Танджиро, — окликнул Мудзан парня, танцующего в солнечных лучах. — Давай вернёмся. — Что ты такое говоришь? — наклонил голову в бок он. — Тут ведь так хорошо. — Нет, — мотнул головой он. — Нужно вернуться. — Я давно вернулся. А вот ты… Ты у нас вечно куда-то торопишься… — Что? — не до конца понял прародитель. — Ты умер! — весело сказал мальчик и ярко улыбнулся, указывая пальцем на руки Мудзана. Кибуцуджи посмотрел на свои ладони и увидел, как они медленно покрываются кровью. Вид крови никогда его не пугал, но в этот раз кожа покрылась мурашками от созерцания столь жуткой картины. Он попытался обтереть её об одежду, но лучше не становилось. Тогда Мудзан попытался избавиться от крови с помощью колосьев пшеницы. Но чем усерднее он старался это сделать, чем сильнее тёр руки, тем сильнее болели ладони, тем больше крови становилось. Вскоре она начала капать на землю, пропитывая корни пшеницы, вот только пшенице кровь ни к чему. Колосья окрасились темно-красным цветом. — Не стоит так стараться, — покачал головой Камадо. — Что же такого хорошего в твоей жизни, почему ты так хватаешься за неё? Она же просто нескончаемый ночной кошмар! Мудзан не ответил. И тогда следующим, что он почувствовал, стало сильное покалывание, словно тысячи тонких длинных игл впились в кожу, намереваясь пронзить его тело целиком: мышцы, вены и кости. Больнее всего было левой руке, ребрам и голове. Кибуцуджи захотел, чтобы это прекратилось. — Тебе ведь так больно, — печально начал Танджиро, поправляя непослушные волосы Мудзана, что развевались на ветру. — Если вернёшься в мир живых, боли будет только больше. Просто пошли со мной, познай забвение. Ни дум, ни страданий, ни мук. Только ты и я! Мудзан закрыл глаза, обдумывая эти слова. Как же маняще звучал голос Танджиро, подталкивающий Кибуцуджи уснуть в объятиях самой Вселенной, стать ничем и всем. Раздался громкий стук. Кибуцуджи открыл глаза и посмотрел на ландшафт вокруг, который ни с того ни с сего потерпел серьезные изменения. Солнце более не жарило, а нежно ласкало бледную кожу. Перед прародителем стояло одинокое дерево глицинии, во всю цветя и благоухая. Фиолетовые лепестки осыпались, вдаль их уносил игривый весенний ветерок. Вместо пшеницы вдоль горизонта расстилалась яркая зелёная трава и полевые цветы: клеверы, ромашки, одуванчики. Танджиро стоял у дерева и в зазывающем жесте махал рукой. Мудзан устал. Устал бороться. Он сделал шаг навстречу Камадо, но тут же остановился. Ему послышался тихий, едва слышный голос. Не сдавайся! Ни за что не сдавайся! Раздался второй стук. Кибуцуджи схватился за сердце, не понимая, в чем дело. Он осмотрелся. След Танджиро простыл, будто его никогда и не существовало. Будто он был не больше, чем больной фантазией отчаявшегося шизофреника, которого напичкали таблетками по глотку в попытках успокоить. Мудзан, пожалуйста! Раздался третий стук. Кибуцуджи упал на землю, сжимая одежду в области груди. Прошу, пожалуйста! Четвертый, пятый… Пятидесятый, пятьдесят первый… Шестидесятый стук. Звуки стали громче, ритмичнее, стабильнее. Совсем как сердцебиение. Пожалуйста… Тук-тук. Тук-тук. Ему нельзя умирать. Танджиро ведь… может расстроиться? Вдруг он начнет плакать? Нет, слёзы ему не к лицу. Нужно бороться ради него. Вдруг наступила мертвая тишина… Тьма поглотила сознание Кибуцуджи. Холод разливался по телу, вызывая покалывание в пальцах. Страх, овладевший разумом Мудзана, разросся до небывалых доселе масштабов. Нельзя умирать. К счастью, пытка не продлилась долго. Мудзан почувствовал тепло. Нежное и ласковое прикосновение. Кто-то держал его за руку. Кибуцуджи попытался открыть глаза — не смог. Веки словно налились свинцом. Он слышал лишь вой сирен, издаваемый машинами срочного назначения, шелест листвы и порывы ветра, но так приглушённо, словно он находился в помещении. Также ощущалось чье-то слабое дыхание совсем рядом. Кибуцуджи решил открыть глаза через силу. Сначала было неприятно - яркий свет обжигал. Но, после долгих усилий и потуг, у Мудзана все же получилось разомкнуть веки. К глазам способность видеть вернулась не сразу: медленно, постепенно. Как маленький ребенок делает свои первые шаги: терпит неудачи и маленькие победы, и только потом он волен бежать туда, куда только позовет сердце. Черная вязь, не позволяющая свету проникнуть к Кибуцуджи, рассосалась. Взору открылась больничная палата, но она отличалась своей роскошью. Её можно было без труда спутать с дорогим гостиничным номером, если бы не стоящие вокруг кровати капельницы и измерительные приборы. Мудзан посмотрел на частично сидящего на кресле, а корпусом лежащего на углу койки, человека. Танджиро. Его Танджиро. Кибуцуджи был чертовски счастлив видеть живого и здорового мальчишку. Так счастлив, что даже не сразу почувствовал, насколько сильно болит его тело. Наверное, прародитель не был так счастлив с того самого дня эпохи Хэйан, когда он излечился от большой части своих недугов. Мудзан хотел погладить Камадо по голове, но вторая рука, на которой не дремал мальчишка, не слушалась. Прародитель бросил взгляд на обнаглевшую конечность и увидел, что она была, мягко говоря, не в лучшем своём состоянии. Вся истыкана железными спицами, соединёнными между собой кольцами. Вокруг спиц расположились ватные диски, не позволяющие инфекции попасть внутрь. А место, через которое кость вышла воздухом подышать, было перебинтовано. Наверняка останутся шрамы. Уже которые по счету…? — Неужели наконец-то очнулся? — спросил человек, стоящий у окна, которого Кибуцуджи изначально не заметил. — А я и не думал, что мой бывший босс так просто сыграет в ящик! — Доума? — не веря собственным глазам, шепотом спросил Кибуцуджи. Белобрысая башка, радужные глаза и абсолютно никакого чувства такта — сомнений нет. — А кто ещё? — весело спросил мужчина. — Есть ли в этом мире кто-то похожий на такого необыкновенного меня? — Я опять попал в Ад, — сделал вывод бывший демон, голос его прозвучал сипло и тихо. Говорить было трудно, горло сильно першило, а жажда была невыносимой. Ко всему прочему болела грудная клетка. Кибуцуджи посмотрел на свою перебинтованную грудь и тяжело выдохнул. Больно. — Как же грубо, — показательно надулся бывшая Вторая Высшая Луна. — А я рад Вас видеть! Вы так подросли. Сколько лет прошло с нашей последней встречи? — Девятнадцать. — Девятнадцать лет?! — удивлённо спросил светловолосый парень. — Удивительно… А я как сейчас помню, как Вы могли только слюни пускать да вещами бросаться! — напомнил про историю, произошедшую в самолёте почти два десятка лет назад, Доума. — Я тебе должен голову открутить за твою наглость, — выплюнул Мудзан, бросая на бывшего подчинённого гневный взгляд. — Ну что Вы так со старшими… — покачал головой бывший демон. — Ох, точно, я действительно старше тебя! Могу обращаться не так, как раньше. Как же здорово! — в голосе прозвучала детская радость. — Бесишь. Светловолосый парень подошёл к больничной койке и улыбнулся, кидая взгляд на спящего Камадо. — Он ведь школьник? — заранее зная ответ на вопрос, Доума продолжил. — У него каникулы, а он проводит их таким скучным образом. Так ведь можно всю молодость проспать. — Когда он пришел? — Он приходит каждый день, когда начинаются часы посещения. До позднего вечера тут сидит. Медсёстры уже устали его выпроваживать. Сегодня пятый день. Кибуцуджи ничего не ответил. Неудивительно, что такой добросердечный мальчик будет просиживать штаны рядом с больным товарищем. Но Мудзан позволил себе излишне самоуверенную мысль, что Танджиро проводил с бессознательным ним сколько времени, потому что он такой особенный для Камадо. Бывшие демоны молчали и смотрели на спящего мальчишку, чьи плечи с каждым вдохом плавно поднимались и с выдохом опускались. Иногда Танджиро глубоко вдыхал и хмурился, словно вот-вот проснется, но сон его был слишком крепок. Время текло очень медленно. За окном слышался вой сирен, издаваемый машинами скорой помощи, стремящимися попасть в госпиталь как можно скорее. Но он не нервировал Мудзана так, как раньше — что-то изменилось. — Что ты тут делаешь? — тихо спросил Кибуцуджи, переводя взгляд с Танджиро на Доуму. — Я тоже пациент, — ответил он, снимая с себя плед и показывая правую руку, на которой был установлен такой же аппарат, как тот, что красовался на левой руке Мудзана. — Сначала они поставили мне гипс, но что-то пошло не так, и мне снова сломали руку. Теперь хожу с этой железякой. Неприятно получилось… — вздохнул он. — Как угораздило? — Моя профессия очень опасная, — гордо заявил Доума. — Приходится рисковать своей шкурой каждый день, чтобы прокормить себя. Кибуцуджи вопросительно поднял бровь, решая сэкономить силы и не задавать вопрос вслух. К счастью, Доума был любителем потрепать языком, ему не нужны были наводящие вопросы. — Я аферист! Нахожу себе глупеньких богатеньких красавиц, строю с ними отношения, а потом, когда я получаю доступ к их финансам, исчезаю, как утренняя роса к обеду! — весело объяснил он. — Почему я не удивлён? — устало прикрыл глаза Кибуцуджи. — Но так вышло, что я попытался подкатить не к той особе - к девушке с необыкновенной красоты волосами… И вот результат. Меня сбросил с моста её жених, — печально сказал Доума. — А ты каким образом тут оказался? — Демонёнок Тамаё выпозл. — Правда?! Он до сих пор жив?! — Доума залился громким неподдельным смехом. Вытерев рукой слезы, подступившие к глазам, бывший демон вздохнул. — Ух, я боюсь, что он тебя точно прибьет. — Лучше бы я не просыпался, — согласился Кибуцуджи. Он посмотрел на Танджиро, которого даже громкий гогот Доумы не пробудил, и едва заметно улыбнулся. — Но ты все еще жив, — ответил Доума, задумчиво касаясь подбородка, — а это точно не просто так, — бывший демон доплелся до Кибуцуджи и постучал по его плечу в утешающем жесте. — Боги над нами ещё поиздеваются. — Сгинь, — только и успел сказать Кибуцуджи, как тут же залился кашлем. Непроизвольно он вытащил свою здоровую руку из-под спящего Камадо и прикрыл ею рот. Хоть Кибуцуджи и старался заглушить кашель, он оказался достаточно громким, чтобы разбудить Танджиро. Труд его оказался пустым. Увидев пришедшего в себя Мудзана, Танджиро с силой протер глаза, желая убеждиться, что он действительно не спит. Пять дней Камадо не находил себе места и вот его ожидание наконец-то подошло к концу — брюнет вернулся. Но радость бывшего истребителя продлилась совсем недолго. Кибуцуджи кашлял и кашлял, пока не начал задыхаться. Астма решила напомнить о себе. Камадо, который знал, что нужно делать в этом случае, не теряя времени полез в сумку Кибуцуджи. Благо, Танджиро, после того как получил ключ от авто среди личных вещей больного, заранее достал и принёс сумку с лекарствами из машины в больницу. Он знал, что многие лекарства могут быть жизненно необходимы Мудзану, а потому переступил через совесть и залез в чужую машину без разрешения. Камадо тут же нашел ингалятор и дал его больному, решив экстренно не вызывать персонал — Кибуцуджи ненавидел, когда его приступы становились достоянием зевак, Танджиро хорошо это запомнил. Сделав вдох, тело Мудзана расслабилось, и он понемногу начал приходить в себя. — Ого, а ты реально плох, — подметил Доума. В его голосе слышалось сочувствие. К удивлению Кибуцуджи, оно не было поддельным. Доума звучал так, будто он и правда что-то чувствует — вот самая настоящая магия перерождения. Даже такому человеку Боги пошли на уступки и исполнили его желание. — Я позову доктора. — Это нужно было сделать сразу, — нахмурился Танджиро, вставая. — Почему ты меня не разбудил? — обратился к уже Мудзану Камадо. В глазах его читалось чистое недовольство, которое Кибуцуджи не на шутку удивило. — Ты же старше и вроде бы умнее должен быть. Банально разбудить меня мог, если до кнопки вызова персонала не дотягивался. С ним что-то не то… Он какой-то… Нервный. — Он увидел спящего тебя и не смог отвести взгляд, — встрял Доума, пока Мудзан и слова произнести не мог из-за отдышки. — От одного твоего вида он забыл и о том, что едва не умер, да и обо всем остальном. Нет, Доума, тебе правда стоило сдохнуть на том мосту. Кибуцуджи посмотрел на бывшего подчинённого так гневно, что тот понял, что ему стоит закрыть рот. Доума подозрительно ухмыльнулся, сказал, что позовет врача лично и скрылся за дверью. — Извини, — сказал Танджиро, тяжело вздыхая и садясь обратно. — Мудзан, я не должен был ругаться. Ты ведь только пришел в себя, — сказал он, улыбаясь. — Я ждал твоего возвращения. Злость на Доуму и его змеиный язык отошла на второй план, когда Кибуцуджи посмотрел на Камадо. Танджиро улыбался такой теплой улыбкой, что Мудзану казалось, будто от нее исходят лучи солнечного света, испепеляющие всю тьму и зло, что вот-вот прародитель сгорит вновь: от кожи до костей. Мудзан протянул ему свою бледную руку, желая проверить, а реален ли парень перед ним. Танджиро бережно взял руку Кибуцуджи в свои ладони, боясь причинить боль и задеть подключенные к ней измерительные приборы и капельницу. — Тебе лучше? Прародитель кивнул, довольствуясь теплом рук юноши. Теплом его маленькой путеводной звезды. — Хорошо. У нас есть немного времени, пока Доума не привёл персонал. Можем поговорить, — взгляд Танджиро упал на перебинтованную грудь Мудзана. Он нахмурился. — Это будет не самый простой разговор. — Я слушаю, — ответил бывший демон, смотря в глаза Камадо. Как же он скучал по ним, по этим ярким рубинам, а тот жуткий кошмар заставил его ценить их еще больше, хотя, казалось бы, куда больше-то? Ему хотелось, чтобы эти чудесные глаза смотрели только на него, видели только его — сама мысль об этом делала его счастливее. — Первая новость: твоего отца не стало. — Что? — брови в удивлении поднялись вверх. — Ты серьезно? С концами? Ха. Ха-ха. Ха-ха-ха! Лучше ведь и быть не может! Мне не придется марать руки и искать способ его уничтожить? Я наконец-то по-настоящему свободен? Никаких побоев и унижений? Я могу спокойно водить Танджиро по людным улицам, достопримечательностям, ресторанам, не боясь, что цепные псы отца сделают донос? Могу быть спокоен за сохранность Танджиро, его семьи, его хрупкого и детского счастья? Больше никакого шантажа и угроз? Мать сможет вернуться домой, где ей будут только рады? Хоть что-то хорошее случилось в моей треклятой жизни! Только вот… Когда и по какой причине он скончался? Если это произошло в тот вечер, если интуиция не обманула… Что стало с Убуяшики? — Мне очень жаль, подробностей всех я не знаю, но это случилось во время теракта в «Энигме», — грустно сказал Камадо. — Я понимаю, какого это… терять отца. — Нет, Танджиро, не жалей. Он был ужасным человеком, а отцом ещё хуже, — ответил он радостно. — Эта утрата на меня никак не повлияет. Нет, повлияет — в позитивном ключе. — Ох… — на лице Танджиро читалась боль. — Понимаю, не все семьи счастливы и находят общий язык. Но он всё-таки твой отец, поэтому я и подумал… — бывший истребитель поспешил сменить тему, не желая ворошить чужую душу. — Приходили адвокаты, говорили что-то о наследстве. Я был слишком расстроен твоим состоянием и не выслушал их. Но они оставили их карточку. — Хорошо, потом, — кивнул он, но на многое Мудзан и не надеялся. — А что с Убуяшики? — Он приходил вчера, — сказал Камадо. — Интересовался твоим самочувствием. Жив. Хорошо. Проблемой меньше. Разузнать детали смерти старого урода придется у Кагаи. Чёрт, как же хорошо легли карты. Чудесная новость. — Вторая новость… Она тоже не очень хорошая, я думаю. Надеюсь, что такая же «плохая», как и первая. — Если честно, времени подумать у меня было много. Ты проспал пять дней, как никак, — уныло сказал он. — Всё так внезапно навалилось, я очень долго конфликтовал сам с собой, да и до сих пор неважно себя чувствую. Я думал… Много думал. — О чем? — спросил бывший демон, не понимая, что имел в виду под «конфликтами» Камадо. — Я хочу знать правду. Кибуцуджи приподнял бровь в вопросительном жесте. Мысли читать он более не умел, да и понять, что происходит в голове Танджиро, всегда было нелегко — непредсказуемый ребенок. Но в данный момент Камадо выглядел подавленно — в отсутствие прародителя явно что-то стряслось. — Я вспомнил, — ответил бывший истребитель. — Что вспомнил? — Всё. Своё детство, всё, что ты сделал с моей семьёй, изнурительные тренировки, организацию охотников на демонов, нашу финальную схватку, как ты обратил меня в демона… Всё. Кибуцуджи замер. Лишь тихий шум, издаваемый медицинскими электроприборами, нарушал звенящую тишину комнаты. Время для него словно остановилось. Тихое отчаяние сковало сердце. Мудзан ощутил полную безнадежность и беспомощность перед словами, сказанными Камадо. — Я не… — ничего не приходило Мудзану на ум: не было ни подходящей лжи, ни времени, чтобы её придумать. Я ведь не раз пытался в качестве проверки намекнуть тебе о прошлом, но не было никакой реакции на очевидные триггеры! Ты не должен был ничего вспомнить. Почему же именно сейчас… — Я знаю, что ты всё помнишь, — уверил его Танджиро. — И понимаю, почему ты скрывал от меня это — любой бы на твоём месте молчал. Я не могу винить тебя за это. Напротив, спасибо, что держал меня в стороне от всего этого мрака. Мудзан не ответил, пытаясь понять, что ему делать и почему Танджиро все вспомнил. Ему стало… Страшно. По-настоящему страшно. — Знаешь, за эти пять дней я чуть с ума не сошел, — печально усмехнулся Камадо. — Ты, наверное, в этом плане меня прекрасно понимаешь. Никто ведь и близко не знает о том, что происходило в этой стране столетиями: ни о демонах, ни об охотниках на них. Мне даже не с кем было обсудить то, что на меня вдруг навалилось — все эти тяжёлые воспоминания. Я даже… рад, что могу обсудить это хотя бы с тобой. — Танджиро… — ни одной подходящей фразы на ум так и не пришло. Кибуцуджи сглотнул. В горле стоял тяжёлый ком. — Сейчас мне нужно знать одну единственную вещь. От твоего ответа зависит наше с тобой будущее, — серьезно дополнил он и легкая улыбка сошла с его лица. — Какую? — Ради чего? — тихо спросил Камадо, боясь услышать ответ. — Ради чего ты сблизился со мной? Мудзан впервые за все свои перерождения захотел, чтобы Доума вернулся, чтобы он опять начал нести чушь и отвлёк Камадо от этих треклятых воспоминаний. Но он не возвращался. Наверняка подцепил какую-нибудь молоденькую медсестру, прогуливаясь по коридорам больницы, оставив Кибуцуджи один на один с бедами прошлого. Загнанный в угол, словно раненный зверь, Кибуцуджи даже близко не представлял, что ему сделать или сказать. Если он решит солгать, успев придумать хоть что-то, а неведомым ему образом Камадо всё-таки откроется правда, то дальше будет только хуже. Но если он скажет правду, то просто бросит свою гордость и все её составляющие под асфальтоукладчик. Да и не факт, что Танджиро станет слушать его бредни — у него же уже есть «особенный человек». А второй отказ от Камадо Кибуцуджи переживать не хотел: ему хватило эпохи Тайсё. Мудзан давно осознал, что ему достаточно просто находиться рядом с Танджиро, чтобы его жизнь становилась похожа на палитру ярких красок, да на такую разнообразную, что даже негативные эмоции обзаводились своими собственными тонами. При виде Камадо Кибуцуджи плавился от положительных эмоций, как зефир у огня, и забывал о том, насколько дерьмово ему живётся. Если бы у Танджиро хватило духу о чем-то попросить бывшего демона, тот бы мир с ног на голову поставил, но добился бы исполнения желания истребителя. Рядом с Танджиро Мудзан ощущал себя иначе: мягким и податливым — таким, каким он ни с кем никогда не был, разве что в детстве, рядом с матерью. Мягкотелость к определенному человеку, которую Кибуцуджи всегда считал признаком слабости, каким-то образом стала его главной силой: он выполз из оков смерти лишь для того, чтобы ещё разок увидеть Танджиро, ещё разок дотронуться до него. Мудзан был уверен, что может горы свернуть, если так будет нужно его Избранному. Он ненавидел весь мир, но ради Камадо подавлял всю ту чернь, что рвалась изнутри. Всё это колдовство — дело рук солнечного юноши, который без особого труда приворожил могущественного и бесчувственного доселе демона. Кибуцуджи не был дураком и в своих эмоциях разобраться оказался в состоянии. Конечно, с помощью пары десятков запросов в Гугл с детальным описанием «симптомов» — на личном опыте он никогда ничего подобного не испытывал. Он пришел к выводу, что испытывал не только желание стать бессмертным и сделать бессмертным Танджиро, когда захотел избавиться от отца - пойти на опасное дело, вляпаться в лужу крови ради блага юноши, а не для себя любимого. То, что его чувства к Камадо отличались от чувств к предыдущим партнёршам и партнёрам, Мудзан понимал и раньше. Он убедился в этом, порывшись в памяти: все его наигранные романы закончились плотным ужином и пустыми могилами дев и юношей. Кибуцуджи никогда прежде не встречал такого человека, с которым хотел бы разделить вечную жизнь: все были недостаточно хороши, дефектны и убоги. Но только не Танджиро. Не после того, как Кибуцуджи узнал его настоящего после перерождения. Тогда Мудзан осознал, что влюбился, как какой-то подросток. После пары запросов и ответов от Википедии он уже не сомневался, что это любовь. Отомстить? Отрубить голову истребителю с Дыханием Солнца, который был виновен в его смерти? Я вас умоляю, бывший демон скорее отрубит головы всем, кто позарится на его сокровище, его ангела среди порочных людей. Раздавит, закопает в ямке глубиной два метра в лесу, а после сотрёт из упоминаний в человеческой истории — никого к Танджиро и на метр не подпустит. Мудзану впервые не были неприятны в человеке такие черты характера, как жизнерадостность, раскованность и дружелюбие. Каждый раз, когда до его ушей доносился теплый и яркий смех Танджиро, прародитель испытывал потребность защищать улыбку на лице мальчишки — того желали инстинкты, а хладнокровный разум им подчинялся. Любая причуда Камадо для Кибуцуджи была изюминкой — а он чертовски любил изюм. Прародитель не мог насытиться Танджиро вдоволь, ему было мало, мало, мало. Но он предпочитал молчать и скрывать свои чувства, строить из себя недотрогу и человека без сердца. Кто знает, вдруг Танджиро такой со всеми? И что тогда? Уж лучше жить таким образом, но постоянно видеть мальчишку рядом, чем потерять его из-за жгучего желания сказать, насколько же сильно Мудзан им «одержим». Лучше уж остаться с ним «просто друзьями». Остаться просто друзьями - решение Кибуцуджи? Он ведь точно не вынесет этого, потому Мудзан решил сказать правду, которую и сам принял совсем недавно. — Сначала я думал, что в тебе… В тебе кроется моё бессмертие, — издалека зашёл Кибуцуджи, подготавливая свою несчастную психику к такому важному признанию. — Так и знал, — Камадо отпустил руку Мудзана, тяжело вздыхая, глаза его обожгло от подступающих слез. — Опять какие-то бредни о вечности. Ты и близко не тот человек, за кого себя выдавал, — с трудом сдерживая желание перейти на крик, сказал Камадо. — Ты — не добрый самаритянин, ты — не святой. Ты — монстр. — Никто никогда не говорил, что я был святым. Я такой же человек, — он интонационно подчеркнул слово, — как и ты. Я тоже не люблю солёный тофу, легко ломаю кости и страдаю от головной боли в непогоду. Я не тот, кем был сто лет назад. Многое произошло и… — Сколько бы не пытался носить маску человека, ты всё тот же демон, каким всегда был, — завёлся Танджиро из-за одного только слова «бессмертие». — Ты пользовался мной, играл, как только желал. — Мне никакой выгоды от тебя не было, не неси бред, — честно ответил Мудзан. — Я сказал, что считал, что в тебе сокрыто бессмертие. Если бы ты выслушал меня, то понял бы… — Танджиро же глупый маленький мальчик, — голос начал дрожать, эмоции закипали глубоко внутри и желали вырваться наружу. — Танджиро же не знает, что проводит дни в когтищах людоеда. Танджиро же ничего не помнит. Танджиро же такой наивный. С Танджиро можно поиграть, а потом выбросить, когда надоест. Танджиро ведь не… — У тебя истерика, — констатировал факт Кибуцуджи, — перестань нести бред и успокойся. — Это тебе нужно перестать строить из себя того, кем ты не являешься! — всё же сорвался на крик парень. — Ты — убийца, жестокий и безжалостный. Ты убил мою дорогую семью: мою маму, братьев, сестру. Ты превратил Незуко в демона, заставил её страдать. Ты убил и съел тысячи. Ты убил меня, а затем ещё и обратил против воли. Ты… Ты… — воздуха в лёгких не хватило, чтобы закончить обвинение. — Просто выслушай, — вдохнул Мудзан, прекрасно понимая, почему юноша был вне себя от злости. Он положил свою ладонь на плечо Камадо, нежно поглаживая. — Я расскажу тебе, как все обстоит на самом деле, и ты изменишь своё… — Не трогай меня! — резким движением он смахнул руку прародителя. — Ладно, как скажешь. Без рук, — пошёл на попятную бывший демон. — Просто успокойся и послушай. — Что послушать? Послушать твои лживые речи? Ты всегда обманывал своих подчинённых, ты врал мне даже тогда, когда умирал. Неужели ты забыл о том, как говорил, что все мои близкие меня ненавидят и проклинают за то, что только я выжил? Ты — эгоист, которому лишь бы исполнить свои желания, — напомнил юноша. — Я не буду слушать ни единого слова из того, что ты собираешься мне сказать, потому что я знаю, кто ты. Лживый демон без грамма совести с такой же лживой душой, — процедил он. — Я понимаю, что ты шокирован после полученных воспоминаний, только держи себя в руках и остынь, — пытался сохранить хладнокровие Мудзан. Выходило с трудом. Не стой перед ним Танджиро, Кибуцуджи давно врезал бы наглецу за острый язык. — Тебе ведь давно не шестнадцать, так? Мы взрослые люди, давай просто цивильно поговорим, — решил воспользоваться подходом Убуяшики он. — Ошибки совершает каждый, и я… — Не каждый разрывает людей и после сжирает их! Не каждый обращает невинных в демонов и наблюдает, как те убивают таких же людей, какими были они! Твои ошибки невозможно исправить, — не желал продолжать беседу бывший охотник. — Я стараюсь это сделать. — Твои старания бессмысленны, потому что грехи таких размеров нельзя простить, — слёзы неконтролируемо побежали по щекам, хотя он обещал себе держаться — не ребенок же. — Нельзя. Тебя нельзя простить. — Я и не прошу, чтобы ты меня простил. Неконтролируемая злоба, жившая внутри Кибуцуджи столетиями, ослабла после его перерождения, когда от демонической крови, дарованной ему доктором из эпохи Хэйан, не осталось и следа. Ненависть ко всему живому также чуточку поубавилась, и лишь ощущение собственной неполноценности росло с каждым днём. Вплоть до того момента, пока Мудзан не встретил Танджиро. Мальчик осветил ему путь, и прародитель собирался сделать для Камадо тоже самое: в корне задавить печаль, непринятие и обиду, исправить всё, пока гнойная рана из прошлого не начала разрастаться и вредить молодому организму. Он как никто другой знал, к чему приводят подобные негативные эмоции. — Успокойся, — спокойно произнес прародитель. — Просто дыши. Подойди ко мне ближе, Танджиро, пожалуйста. Сядь рядом. Все, чего хотел юный Камадо в тот миг — сбежать и спрятаться от всего мира. Не оглядываться на прошлое, не думать о настоящем, не волноваться о будущем. Танджиро хотелось убить все свои нежные чувства к Кибуцуджи, все светлые воспоминания, связанные с ним, и перестать волноваться за него больше, чем за себя. Не получалось — он полюбил всем сердцем. Камадо ненавидел себя за это. Но больше всего бывший истребитель не хотел слушать, что он — всего лишь чья-то иллюзия бессмертия, глупый мальчик, которого можно без труда влюбить себя и выбросить, как только надоест. — Не подойду, — встал со стула и направился к выходу истребитель, рукавом утирая слезы. Что будет, когда Камадо выйдет из больничной палаты? Конечно, Мудзан останется совсем один. Никто не будет дарить ему свои искренние и нежные улыбки, бережные прикосновения. Уютные посиделки и разговоры в кафе перестанут находить свое место в расписании Кибуцуджи. Больше никаких ласк, сопровождаемых ароматом зелёного и мятного чая. Растворяться в здоровых отношениях было так приятно, так хорошо, так тепло, но выходить из них ужасно больно, словно сгореть заживо. Но Мудзан не собирался так просто сдаваться. — Что ж, тогда я сделаю это сам, — предупредил брюнет, срывая с себя капельницу и датчики. Монитор показал отказ всех систем. Мудзан не был намерен отпускать свою единственную радость. Боги решили забрать у него самое дорогое, вернув Камадо память? Да пусть им пусто будет, Кибуцуджи добивается своего несмотря ни на что. И замысел каких-то напыщенных уродов на Небесах его не интересовал — теперь он сам творец своей судьбы. — Ты с ума сошел? — остановился у двери Танджиро. — Перестань… Тебе нельзя… Сесть было больнее всего. Ребра чертовски болели и казалось, что они вот-вот переломаются вновь, и в этот раз никто их не соберёт, как и старые забытые на чердаке пазлы. Кибуцуджи с трудом сдвинулся к краю кровати. — Хватит, Мудзан… Он схватил рукой капельницу и собирался воспользоваться ею в качестве опоры. Ватные ноги после долгого бездействия тут же послали хозяина отдохнуть на полу. — Да что ты делаешь?! — Камадо подлетел к больному, помогая усадить его обратно на койку. — Тебе нельзя так резко вставать! Боги, да что с тобой не так? — Отлично, — ухмыльнулся прародитель, с трудом сдерживая брань из-за нахлынувшей боли в области груди. На лбу выступила испарина. — Вот ты и подошёл. Танджиро широко раскрыл глаза в неверии. Этот безумный человек… Ни в одном из моих и переданных им же воспоминаний… Он никогда так ни за кем не тянулся. Может ли быть, что я… Нет. Опять надумаю себе что-то, а потом разочаруюсь. — Дослушай, — Кибуцуджи вновь схватил парня за кисти. Рука Мудзана подрагивала, Танджиро это заметил. Возможно, после комы мышцы не до конца пришли в себя, а, возможно, брюнет сильно нервничал. Камадо решил не вырываться — раненый человек все равно не сможет причинить вред. — Я не закончил. Это долгая история. — Через две минуты заканчивается время посещения и… — он бросил взгляд на часы, тикающие на стене. — Ладно, я буду предельно краток, — сглотнул он. — Ты — причина постоянного выброса норадреналина, адреналина, фенилэтиламина, дофамина, эндорфинов и окситоцина в моем организме. — Что? — Боги, не заставляй меня это говорить. Слишком слащаво, — вздохнул прародитель. — Вы ведь на биологии проходили гормоны и за что они отвечают? Пошевели немного извилинами. — Я сейчас не в настроении вспоминать конспекты по биологии, Мудзан, — недовольно ответил юноша. — Ладно, к черту, — переступил через свою гордость он. — Я влюблен в тебя. — Если это какая-то шутка, то самое время сказать правду, — недоверчиво сказал Танджиро, но на самом деле он совершенно не хотел, чтобы Мудзан вдруг ответил: «конечно же я пошутил!». — Если я не похож на влюблённого, то я сам не вижу другого объяснения своим поступкам, — ответил он, недовольно прикрывая глаза. Как же ему было некомфортно говорить о такой глупой вещи, как любовь, в которую Мудзан никогда толком и не верил. А тут он вляпался в неё, как в болото, погрязнув с головой. — Можно замерить мой гормональный фон. На бумаге докажу, что этот коктейль в моем организме случается по твоей вине, коль считаешь, что я только и делаю, что лгу. — Первый вариант был правдоподобнее… — шепотом сказал Танджиро, на самом деле чувствуя небывалое облегчение, но при этом ужасное чувство вины. Комок подступил к горлу. — Я понимаю, что тебе нравится кто-то другой… другая? Чёрт знает, кто. Я не собираюсь заставлять тебя быть рядом, не буду держать на цепи, — поспешил уверить бывшего охотника прародитель, в душе зная, что подобное обещание он никогда не выполнит. Он ярый собственник и никто не посмеет забрать его Солнце, покуда он дышит. — Единственное, что для меня важно — твоя жизнь. Она для меня бесценна и… — Кто тебе сказал, что мне кто-то нравится? — перебил его Танджиро, услышав полный нонсенс. — Ты сам, — напомнил Кибуцуджи. — У Сумиды. Перед тем как Юширо… — Слов нет, — усмехнулся Камадо, одним рукавом вытирая скопившиеся в уголках глаз слезы. — Ты не понял даже тот жирный намёк? — Какой намёк? — Боги… — засмеялся Танджиро. — Ты безнадёжный. Никогда не видел никого безнадёжнее. — Танджиро, то, что я сейчас не могу толком пошевелиться, не означает, что я не могу воткнуть тебе в руку иглу от капельницы, — нахмурился бывший демон. — Можешь говорить мне все, что захочешь, я заслужил, но лучше не играй с моим терпением, — бросил пустую угрозу он. — Тебя ведь никогда не любили, — очень тихо сказал Камадо, будто бы себе под нос. — Ты не знаешь, какого это… Ты бы и не понял. Мне действительно стоило сказать прямо. Танджиро прижал руку Мудзана себе к груди, демонстрируя, насколько быстро колотится его сердце. Если бы измерительные датчики были подключены к Камадо, то они бы уже кричали о том, что давление юноши подскочило, а сердцебиение участилось. Как же это глупо. Все эти пять дней Танджиро думал, что тьма внутри Кибуцуджи убила в нём всё доброе, чистое и искреннее, был уверен, что когда Мудзан проснется, то обязательно перегрызет охотнику глотку, что брюнет — все тот же демон, каким он был столетие назад. Он полил его обвинениями, даже не задумываясь о том, через что Кибуцуджи пришлось пройти в Аду, и о том, что он испытал после перерождения. Танджиро сфокусировался исключительно на мрачном прошлом и совсем забыл, что весь месяц их знакомства Мудзан действительно был так… по-своему нежен к нему. Из-за нахлынувших воспоминаний Танджиро даже не заметил, как просто начал игнорировать настоящее, зациклившись на прошлом. Нужно уметь прощать — всегда учила его мать. И он забыл об этом наставлении в угоду собственному эгоизму, ища удобную для своей совести правду. — Прости, — слезы потекли по его щекам. — Мне жаль, что я не сдержался. Новая жизнь же дана для того, чтобы позабыть о конфликтах прошлого, а я сделал всё только хуже. Мне правда жаль. Прости. Я наговорил тебе столько гадостей и обидных вещей. Я ведь даже не знаю, через что ты прошел, чтобы ты получил шанс на новую жизнь, но уже принялся судить. У меня не было права так говорить. Мне правда очень и очень жаль, что я думал, что все произошедшее — твой подлый замысел. Прости. Кибуцуджи убрал свою руку с груди Камадо и положил её Танджиро на щёку. На долю секунды Танджиро показалось, что в прекрасных красных глазах промелькнула вспышка то ли обиды, то ли вины — кто разберёт. Кибуцуджи вытер юношеские слёзы и хрипло произнёс: — Улыбка тебе идёт куда больше. Вытри сопли, будь мужчиной. Эти слова как будто обрушили внутри Камадо стену, которую он сам и построил. Из горла вырвался сдавленный всхлип, за ним другой, Танджиро уткнулся носом в грудь Кибуцуджи и с трудом сдерживал рыдания. Мудзан, чьи ребра не были к этому готовы, кое-как подавил стон боли. Он прикусил внутреннюю сторону щеки, пытаясь заглушить боль, и начал поглаживать здоровой рукой спину Камадо. — Танджиро, мне больно, — тихо сказал он. Танджиро тут же отпустил Кибуцуджи и принялся просить прощения за свою невнимательность. Мудзан вдохнул, рукой убрал волосы со лба Камадо и оставил на нем лёгкий поцелуй. — Я рад, что ты не пострадал. Танджиро замер, не зная, что ему делать. В сердце разлилось тепло, которое отогнало всю ту боль и обиду, царившую внутри. Мудзан осторожно, словно боясь своим прикосновением спугнуть Танджиро, провел рукой по щеке юноши, завел пару выбившихся непослушных бордовых прядей за ушко и приблизился, чтобы поцелуем доказать все те слова, что он произнес ранее, но его плану не суждено было сбыться. Дверь в палату с грохотом открылась. В проёме показалась массивная и разъярённая женщина средних лет. Разгневанная медсестра за ухо довела Доуму до его койки и приказала не вставать с нее даже под угрозой ядерной войны. Будь её воля, команда ему была бы иная — сгинуть. — Почему ты ещё здесь? — обратилась она к Камадо. — Почему не сообщил о том, что пациент проснулся?! — Я… Я думал, что Доума пошел это сделать, — честно сказал Танджиро, приходя в себя. — Я забыл, прости, — улыбнулся Доума и сложил руки в молитвенном жесте. — Ну что же вы так на меня смотрите, прекрасная леди? — обратился он к медсестре. — Пощадите, этот взгляд испепеляет. Женщина была бы рада, обратись этот пациент горсткой пепла. — Камадо — вон отсюда. Доума — отбой. Кибуцуджи — сейчас придет врач и проведет осмотр, лег обратно немедленно, — четко проговорила женщина. — Бегом! — подогнала она парней. Танджиро наспех попрощался с Кибуцуджи, вручая ему бумажку, на которой был написан его мобильный номер телефона, и выбежал из палаты, пока его снова не вытащили из неё за ухо, а Мудзану не досталось от разъярённой женщины за компанию. Доума загадочно ухмыльнулся, когда медсестра вышла из палаты следом за Танджиро. — Я выиграл достаточно времени? — спросил светловолосый, возвращаясь в койку и ныряя под одеяло. — Да, весьма, — кивнул Мудзан. — Я благодарен за то, что твой мозг додумался так поступить. Тебе что-то нужно за это? — Сделаешь мне одолжение? — воодушевленно поинтересовался парень. — Я такого не говорил, — нахмурился он. — Ну и ладно, — пожал плечами Доума. — Меня всего лишь потаскали по коридорам больницы за ухо. Ничего особенного. — Какое? — не желая слушать дальнейшее нытье, спросил прародитель. — Я ищу девушку по имени Шинобу. Шинобу Кочо, — ответил он. — Да ты рехнулся, — сказал Мудзан, злобно ухмыляясь. — Зачем тебе вообще сдалась эта отравительница? Она тебя, между прочим, прикончила. — А разве ты не умер из-за этого мальчика? — ответил Доума. — Но посмотрите, кто-то да смог растопить каменное сердце самого прародителя демонов. Да-да, я все прекрасно вижу. Моя работа — влюблять, поэтому я уж точно знаю, как выглядят влюбленные! — Я дам тебе координаты, где её можно найти, если ты закроешь свой паршивый рот, — процедил Кибуцуджи. — Ещё одна такая фразочка и засуну твою же ногу тебе в глотку, уяснил? — Договорились! — довольно улыбнулся Доума, добившись своего. — Я так рад был снова увидеть всех вас, — вдруг выдал он. — Кого? — не понял Кибуцуджи. — Тебя навещал Кокушибо, ещё какой-то чудик вместе с ним, да и Аказа приходил, — сказал он. — Аказа, конечно, не был рад меня видеть. Даже грустно. Он был моим единственным другом, — надулся Доума. — Неужели ты действительно что-то чувствуешь? — Не представляешь, насколько это прекрасно! — подтвердил догадку светловолосый. — И радость, и печаль, и гнев, и любовь — всё-всё чувствую! — Представляю, — расплывчато ответил Мудзан. Дверь в палату открылась — в комнату вошла доктор. Волосы брюнетки были аккуратно собраны и убраны назад, глаза фиалкового цвета блестели в свете ламп, а вежливая улыбка любому внушала доверие и чувство защищённости. Доума усмехнулся, наблюдая реакцию Кибуцуджи на вошедшую женщину. — Как себя чувствует борец? — спросила она, дружелюбно улыбаясь. — Тамаё… — Кибуцуджи захотел провалиться сквозь землю.