В Каэр-Морхен

У Геральта мигрень. Снова. И это если учесть, что у ведьмаков не бывает мигрени. А ведь начиналось все так хорошо. Они втроём остановились в какой-то небольшой деревне, в постоялом дворе. Геральт заработал несколько серебряных, убив стаю местных гулей, которые таскали скот и заблудших путников. Этих денег хватило на то, чтобы купить еды в дорогу, оплатить комнату на пару дней и даже чтобы купить Цирилле новые сапожки — старые совсем прохудились и просили каши. Благодарный хозяин таверны бесплатно кормил путников и угощал наливкой. Наливку делала его супруга, и делала, надо сказать, хорошо. Сливовая или вишнёвая, они пользовались популярностью у местных жителей, успел оценить наливку и Лютик — в первый же день поэт вылакал почти весь кувшин в одиночку и полночи пел под восторженные аплодисменты публики. Гулянка выдалась знатная и на следующее утро в деревне царила тишина, которую нарушали только петушиные крики да ворчанье баб. Лютик же едва выполз из комнаты ближе к полудню, чтобы опохмелиться. В это время давно умытая и успевшая заскучать Цири и перехватила барда. — Лютик! Лютик, пошли гулять! Тут та-а-к скучно, а на рынке я вчера успела заметить столько интересного... Лю-ю-ютик, ну пожалуйста, пойдем! — Тссссщщщ, - только и сумел выдавить бледный, отливающий синевой поэт, — а Геральт где? — Он принял ещё один заказ на какого-то гарк... Грауку... Не, грукуру... — На гаргульца? — просипел несчастный Лютик. — Это надолго. Вдруг Цири замерла и задумалась, а потом резко встрепенулись и громко хлопнула в ладоши, вызвав ещё порцию ругательств вперемешку с шипением у Лютика. — Ой, прости. Просто я вспомнила, что Геральт просил передать, что... Сейчас слово в слова скажу. Передай Лютику, когда он наконец проснется, что он пьяная свинья, что так ему и надо и что обезболивающее зелье есть в сумке с провизией, — на последних словах Цири понизила голос и попыталась изобразить манеру речи ведьмака. Пришлось признать, что вышло у нее неплохо. — Спасибо, — выдохнул Лютик и, держась за голову, поспешил в комнату. Он спустился посвежевший несколько минут спустя и наскоро умылся, черпая из бочки с дождевой водой. — Куда ты хотела? — На рынок, скоро праздник Тыквы и там куча всего интересного! Кстати, а что это за гаргулец? Лютик застонал и начал рассказ. Рынок находился почти в самом центре деревни, недалеко от здания ратуши. В ряд тянулись цветные палатки, на прилавках красовались стеклянные украшения для женщин, деревянные и глиняные игрушки, разнообразные сладости, яблоки в карамели, а в воздухе пахло печёной тыквой. Цири и Лютик неспешно прогуливались, пару медяков бард потратил на два куска сладкого тыквенного пирога и горсть леденцов. Девочка с хрустом грызла леденцы и непрестанно задавала вопросы, а поэт старался вычленить из потока непрерывной речи отдельные слова и ответить. Так, вдвоем, они дошли почти до конца рынка, когда Цири вдруг замерла возле красной палатки. На деревянных полках покоились свистульки в формах птиц, несколько бубнов лежали на прилавках, на одной из стен висела настоящая лютня — конечно, она не шла ни в какое сравнение с той лютне, которую Лютику подарил король эльфов — но все же это был хороший и качественный инструмент. Но взгляд Цири привлекло другое: на бархатной ткани в самом углу лежало несколько тонких флейт из ясеня. На корпусах флейт изящно вились растительные узоры: переплетались длинные лозы, раскрывались бледно окрашенные цветки. Торговец заметил их интерес. — Вы флейты смотрите? Они хорошие, раньше на них сын играть умел, вырезал ещё в прошлое лето на продажу. Жаль, не дожил, его не то гули, не то ещё какая нечисть какая в канун Самайна умертвила. Ай, черт! Если нравится какая — бесплатно отдам. Выбирай, девочка. Цири зачарованно смотрела на стройные дудочки, но взгляд приковывала одна: самая крайняя, светлая, тоненькая, точно под ее руку вырезанная. — Эта, — тихо выдохнула она. Хозяин палатки взял в руки флейту и покрутил в руках. Затем вздохнул, резким движением утер влажные глаза, обернул инструмент в ткань и протянул Цири. — Эту он последней вырезал. Говорил, что невесте подарит, когда час придёт. Да только и зря мечтал. Держи, только когда играть будешь, вспомни о нем, доброе слово скажи. Авось, на том свете и это зачтется. Бережно, словно стеклянную, Цири приняла флейту и прижала к груди. — Спасибо, — необычайно серьезно для него сказал Лютик. Потом положил руку Цири на плечо и повел ее с рынка. Весь оставшийся день Лютик учил девочку играть на дудочке. Свирель послушно лежала в девичьих руках, тонкие пальцы легко порхали, перекрывая нужные отверстия. Сначало тихо и неуверенно, постоянно сбиваясь и надолго замолкая, но затем спокойнее и легче лилась мелодия. Когда в комнату вернулся Геральт с наградой, у Цири уже хорошо получалось. Она сидела на уголке кровати с закрытыми глазами, сосредоточенно играя на свирели. Вот поет соловей на ветке, вот журчит лесной ручей, вот подул ветерок и зашумела листва, а вот капли дождя звонко ударяются о водную гладь. Геральт замер на пороге комнаты и в изумлении слушал. Когда песня стихла и Цири открыла глаза, он подошёл ближе. — Знаешь, я уже слышал подобное. У южных народов есть похожий инструмент, они называют его камылью. Камыль более длинная и в ней меньше отверстий, а звук более низкий. Красиво звучит. Тебя Лютик научил? Цири и бард, перебивая друг друга, рассказали ведьмаку о рынке и сыне торговца. Геральт выслушал молча. Попросил сыграть ещё. Цири удивилась, но обрадовалась и сыграла недавно выученную мелодию. — Теперь мы с Лютик сможем вместе играть, правда? — Конечно, в чем вопрос! — Бард усмехнулся и щёлкнул девочку по носу, а Цири громко хлопнула в ладоши и засмеялась. Геральт тихо заскулил. За окном поднималась жёлтая луна, а завтра путником предстояло выйти в путь на рассвете. Осень уже наступала на пятки, а до Каэр-Морхена нужно добраться до зимы.