Фамильяр и его ведьма

Вита проснулась отнюдь не с первыми лучами солнца. Когда она открыла глаза, комната уже наполнились ярким светом. Девушка зевнула, потянулась, не желая упускать приснившееся видение. Она была уверена, что стоит ей проснуться окончательно, и видение тут же сотрется из памяти, как это часто случается со снами по утрам. Нос уловил восхитительный аромат только приготовленных блинчиков, а до ушей донеслись тихие разговоры родителей на кухне и звон посуды, поэтому Вита поспешила проснуться и спуститься по лестнице вниз. — Доброе утро! — Доброе утро, милая! — улыбнулась в ответ мама, и отец согласно кивнул. — Что делаете? — Мама нашла альбом в шкафу с посудой, — отозвался папа. — Шкаф с посудой? — переспросила Вита. — Да, странное место, чтобы хранить фотографии, — согласилась мама, хихикнув. — Зато в духе Оливии, — сказал папа. Оливия — так звали бабушку Виты, — и правда, была той еще выдумщицей, что однако же не мешало ей быть при этом взрослой и крайне серьезной дамой. А альбомы, затерявшиеся среди посуды, были всего лишь ее маленькой прихотью, вроде того, как давным-давно переехать из города в Веселые луга или посадить возле дома пальму из далеких-далеких краев, надеясь, что она приживется. И, как ни странно, прижилась, пусть и явно не без своевременного магического вмешательства бабушки. Подумав об этом, Вита выглянула в окно, за которым, раскинув во все стороны свои гигантские колючие листья, покачивалась пальма. А потом девушка вспомнила, что без бабушкиных заклинаний дерево, скорее всего, погибнет, и радость как-то сама собой пропала, будто ее и не было вовсе. Родители сидели на кухне, склонившись над столом, и листали старый альбом с фотографиями. Она его видела в детстве, помнила, как восхищалась тем, что люди на фотографиях движутся и даже машут и улыбаются ей, когда она переворачивает страницу. А бабушка в то время сидела рядом, приобняв ее за плечи, и рассказывала, что заколдовала свою первую фотокарточку в том же возрасте, сколько тогда было и самой Вите. Девушка подошла к столу и, втиснувшись между родителями, помахала рукой фотографии. С нее смотрела красивая молодая женщина в строгом платье. Она сидела на скамейке возле бурно цветущих кустов роз, и в ответ на приветствие подняла вверх белый кружевной платочек. Вите все еще казались одинаково странными и непривычными и мысли о том, что бабушки больше нет, и о том, что когда-то давным-давно она тоже была молодой. — Она похожа на тебя, мам. Мама наклонилась ближе, близоруко прищурившись: — И правда… Надо же! Никогда раньше не замечала! Бабушке на фотографии было столько же лет, сколько и маме сейчас — чуть больше пятидесяти. У нее были такие же каштановые локоны и такие же темные, выразительные глаза. Тот же острый подбородок и тонкий нос. Отличия, конечно, тоже имелись. Например, у бабушки на носу была едва заметная горбинка. Мама рассказывала, что это из-за того, что бабушка в детстве упала с метлы и сломала нос. Или лоб у мамы был более широким, а лицо скорее круглым, чем вытянутым. Однако даже постороннему человеку с первого же взгляда стало бы очевидно, что они родственницы. Сама Вита явно пошла в отца: такая же рыжая и коренастая. Да и ростом не вышла — метр с кепкой, хотя и бабушка, и мама были высокими и статными красавицами. К сожалению, ни ростом, ни статью Вика не была похожа на них и в юности часто переживала из-за этого, но с годами привыкла и к невысокому росту, и к неказистой внешности. Одни только пышные рыжие волосы всегда были предметом ее гордости, пусть и собрать их в красивую или хотя бы мало-мальски ухоженную прическу было не легче, чем разобрать по веточкам птичье гнездо. — А блинчики? — робко заикнулась Вита. — Ох, точно! — всплеснула руками мама. — Ты же еще не завтракала. Садись, солнце, садись. Я блинчики пожарила, а папа, оказывается, захватил из дома кофе. Поверь, это самый вкусный кофе на свете, вкуснее ты не пробовала! — Здорово! Спасибо, мам! Блинчики Вита с самого детства обожала, особенно те, которые готовила бабушка. У нее они получались прямо-таки замечательными: тонкими-тонкими и хрустящими по бокам. А уж как приятно было завернуть в них скатившийся с ложки шарик густой сметаны и поскорее запихнуть все в рот до того, как сметана начнет вытекать. А потом облизывать перепачканные в сметане и масле пальцы под бабушкин совсем безобидный, но очень заразительный смех. У мамы блинчики получались гораздо толще, настолько толстыми, что свернуть их в трубочку представлялось занятием поистине титаническим и почти невозможным. Их было бы честнее называть просто огромными оладушками, но мама настаивала на том, что это все равно блины, даже если они были похожи на оладьи. После завтрака родители засобирались домой. Отец перетащил коробки из кареты, что, надо сказать, в самом деле занимает совсем немного времени, если знать нужное заклинание. Мама оставила на столе остатки теста для блинов, и этих «остатков» Вите хватило бы, наверное, на то, чтобы питаться одним только тестом до конца следующей недели. Пусть семья у них была небольшая, но мама всегда готовила столько, что хватило бы накормить не только трех человек, но как минимум еще дюжину. И если обычно Вита над этим только смеялась, то теперь была искренне благодарна — у нее самой кулинарная магия всегда выходила боком, и еда получалась то горелая, то сырая, то тесто внезапно обретало разум и убегало из дома. После того, как это случилось второй раз подряд, Вита пришла к мысли, что кулинария — это просто не ее. Ну, так бывает. А что именно ее — этого она пока и сама не знала. — Ну, вот и все, — без надобности отряхнув совершенно чистые руки, сказал папа. — Ага, — опустила голову Вита. Прощаться она никогда не любила. Пусть и знала, что через несколько недель наконец вернется домой и прощается сейчас с родителями не навсегда, а на душе все равно было муторно, и кошки скребли — будто действительно навсегда. — Пиши, звони, — мама обняла ее, погладила по голове и звонко чмокнула в щеку. — И не скучай тут, милая. — Да как тут скучать? — Вита развела руками и натянуто улыбнулась, чтобы родители не думали, что она, и правда, будет здесь все это время скучать. Впрочем, сама она и не сомневалась даже, что будет. А что еще делать в бабушкином доме, когда там нет самой бабушки? Только понять, зачем вообще она все это затеяла и почему именно Вите суждено прожить здесь в одиночестве целый месяц. Девушка помахала рукой вслед удаляющейся карете и проводила ее взглядом до тех пор, пока та не скрылась за поворотом, став уже совсем крошечной черной точкой. Затем растерянно огляделась по сторонам, не представляя, с чего начать, да и что вообще начинать. От безделья прошлась по дорожке до калитки и вернулась обратно к крыльцу дома. Мысли в порядок приводиться отказывались напрочь, и в голове было звеняще пусто: вот и все, Вита осталась здесь одна, и назад пути уже не было. То есть, конечно, был, ее тут никто насильно не держал, но гораздо проще оказалось считать, что это не ее собственное решение, а просто… ну, силы небесные так сошлись, предназначение взыграло и все такое. И уж точно не вспоминать, что в комнате осталась ее старая метла, на которой Вита любила летать в детстве, и что метла пусть и старая, но вполне способна довезти ее до ближайшего портала — а оттуда уже рукой подать до родительского дома. Вита об этом не думала. Вместо этого она вспомнила о том, что за домом раньше росли раскидистые кусты крыжовника. А вспомнив об этом, сразу же поспешила проверить, как он там — растет ли, созрел ли? Все детство крыжовник рос и зрел на зависть, наверное, всем окрестным крыжовникам. Наверняка, не без помощи бабушкиного колдовства, но менее вкусным его это не делало. Вита раньше могла по полдня бегать вокруг кустов, собирая сочные, желтые ягоды. А какое варенье умела готовить из них бабушка! Она говорила, что это старинный семейный рецепт, и обещала поделиться им с Витой, но… Не сложилось, стоило, наверное, приезжать чаще, не уходить с головой в учебу и все такое, но корить себя и дальше сил уже не было. Вита повернула за угол, предвкушая встречу с крыжовником. Но вместо этого нос к носу столкнулась с парнем, самым наглым образом ворующим ее ягоды! — Эй! — возмутилась Вита такому кощунству, когда заметила, что кусты за спиной парня уже наполовину ободраны. Парень, на мгновение растерявшись, взял себя в руки и лихо сиганул через невысокий покосившийся забор, с которым неясно было, то ли это он подпирает кусты, то ли кусты подпирают его. А в следующее миг возле окружающих дом дубов мелькнули, взвившись в воздух, черные лохмы — и вор скрылся среди деревьев, Вита его даже разглядеть толком не успела. Вита погрозила в пустоту кулаком и вернулась к крыжовнику. Ягоды оказались точно такими же, какими она их запомнила из детства: желтыми-желтыми, покрытыми едва заметными «ресничками», как их называла бабушка, и очень сладкими, будто медовыми, с едва уловимой кислинкой. Девушка закрыла глаза и блаженно вздохнула, чувствуя, как рот наполняется ягодным соком. Здесь было хорошо. В самом деле хорошо, пусть рядом уже не было бабушки, но казалось, что вот-вот хрустнет ветка под башмаками, бабушка появиться из-за поворота, улыбнется и скажет, чтобы Вита не съедала все ягоды и оставила хоть что-то для варенья. — Точно! — хлопнула в ладоши девушка. — Раз уж я здесь, нужно научиться готовить варенье! Все равно других занятий до конца месяца у нее не было.