***
Сара не ходила в школу. Оно и неудивительно, выбираться из дома в последние дни без особой нужды не было смысла. Только лишние осуждающие взгляды, от которых уже порядком подташнивало, собирать. О`Нил хватало собственных угрызений совести. Она не просыпалась самостоятельно. Каждое утро её будили проклятые кошмары, разжигающие в лёгких настоящие пожары. Горело всё. Альвеолы, бронхи, глотка, губы. Горели щёки — от слёз. Горели глаза. Горела вся О`Нил целиком, её будто заново и заново каждую ночь сжигали на костре обвинений и лжи. Больно. Она раскрывает полные ужаса глаза, лёжа под скомканным одеялом. Несколько минут приходит в себя, перебирает пальцами кольцо с танзанитом. Мысленно зачитывает мантру о приближающемся счастье. Глубоко дышит. Трогает треснувшие губы, на подушечках пальцев остаются капли крови. Во сне Сара кусает кожу, оставляя на ней ранки. Во рту пересохло — она беззвучно кричала, опять. Каждое утро — День Сурка. Это никогда не кончится. На прикроватной тумбочке приготовленные мамой таблетки и стакан воды. Сара глотает успокоительные, освежает горло прохладой жидкости. Становится легче. Лёгкие не стянуты спазмами. Можно дышать. Проходя мимо полноростового зеркала, девочка не смотрит в него. Она знает, что выглядит отвратительно. Распухшее от слёз лицо ещё никого не делало красоткой с обложки vogue. Нужно просто переждать. Уже в эту пятницу Майкл заберёт её в другой мир, где они вдвоём — красивые и свободные — могут наслаждаться друг другом и жизнью. Бережет эту мысль в сердце, Сара не спеша спускается на первый этаж. Мама целует её в лоб и щёки, вдыхает запах волос девочки. — Доброе утро, милая, — говорит она и крепко прижимает дочь к себе. Миссис О`Нил во всём круговороте ужаса терпит больше всего страха. Она чувствует всё, что ощущает Сара, только в троекратном, нет, пятикратном объёме. Каждый болезненный вдох девочки отражается пулеметной строчкой в сердце матери. Саре больно. Не хочется, чтобы мама плакала. Делает вид, что не замечает блестящих капель в уголках глаз женщины. Она ждёт от неё ответного «доброе утро», но больше никогда его услышать. — Будешь гренки? Устало кивает головой. При маме нужно быть сильной. Мама не должна знать, что внутри Сары теперь не сердце, а покрытый пеплом полигон. Они вдвоём тихо завтракают, мама слушает новости из телевизора. Когда вдруг телеведущая произносит вслух знакомые имена — Майкла, Сары, Аарона и шерифа Никсона, женщина в темпе щёлкает на кнопки пульта. Переключает на юмористическую программу и делает вид, будто ничего не произошло. — Милая, сегодня на улице тепло. Обещали солнце весь день, — говорит она, отхлебнув горячего кофе. Сара молча жуёт гренки и улыбается уголками рта. Круто. Внутри неё разгорается пожар. О`Нил давно не радует хорошая погода, какой толк от солнца, если оно будет греть её одну. Без друзей. Без Майкла. Без счастья. Наслаждаться теплом в одиночку — нечестно. Тем не менее, мама убеждает девочку отправиться на прогулку. — Хотя бы ненадолго, Сара. Тебе нужен свежий воздух. «Мне нужно, чтобы меня оставили в покое до пятницы», — думает девочка и мельком улыбается, кивая. Она надевает толстовку Тёрнера, всё ещё пахнущую им — хвоей и домом. Свежестью, теплом, счастьем и покоем. Северным солёным ветром. Поцелуями в сугробах. Натаскивает на себя поношенные тренники, дырявые носки. Собирает россыпь спутанных волос в хвост и быстро умывается, не глядя на себя в зеркало. Нужно скорее покончить с просьбой матери и вернуться домой, чтобы уснуть. Желательно, до пятницы. Сара напьётся снотворного и будет спать без кошмаров почти до самой ночи, последний сон обязательно будет наполнен ужасом… Страшно. Зато время пролетит быстрее, незаметнее. Она готова на жертвы. Улица встречает девочку настоящим мартовским теплом. Лёгкий ветерок щекотит кожу, солнце слепит глаза. Хорошо, что О`Нил взяла за привычку выходить днём из дома исключительно в тёмных очках, иначе её высохшие от слёз глаза давно бы лопнули под натиском ярких лучей. Прогуляется до конца улицы, затем — свернёт до магазина, возьмёт там жёлтую прессу для матери и вишнёвую колу для себя, потом — домой. В убежище от неуместных взглядов и осуждения. Включает старенький альбом Arctic Monkeys, музыка гремит на полной громкости в ушах. Барабанный бой отдаётся в сердце, дышать становится проще. Риффы мысленно возвращают её в машину Тёрнера, кажется, будто они втроём снова рассекают Сентфор вдоль и поперёк, бесцельно разъезжая по трассам вдоль хвойного леса. Наперебой орут вороны, свистят кукушки, лесной шум звучит в унисон с гитарными партиями любимой группы. Саре мерещется, будто всё хорошо. Пока песня не кончилась, всё взаправду хорошо. Солнце припекает спину, девочка не замечает, как в спешке проходит мимо запланированного магазина, она стремится дальше, выходит на звенящее шинами шоссе. Здесь приятно пахнет выхлопными газами и жжёной резиной — гаражами. Ещё соснами и шишками, это ассоциируется у О`Нил с рождественскими каникулами и Тёрнером. С теплом и домом. Она идёт по заснеженной обочине и уже не замечает, насколько быстро пролетает время. Один трек в её плеере сменяется другим, некоторые она прослушала уже несколько раз. Пыль заставляет глаза слезится — пальцами Сара протирает лицо и идёт дальше. Дальше, дальше, словно это спасёт её от страшной реальности. Сворачивает в переулок, они частенько останавливались тут с Майклом. Целовались до боли в животе и переплетали пальцы, наслаждались свободой. Молчали вместе, курили вместе — одну сигарету на двоих, по очереди. О`Нил садится на низкий грязный забор и выуживает из кармана пачку Мальборо, глубоко затягивается сигаретой. Табачный дым её не пугает. Он родной, вкусно пахнущий, оздоровительный. Никотин спасает, пропитывает кожу и лёгкие девочки, облегчает постоянные боли в груди. За одной сигаретой идёт вторая, такая же приятная и лёгкая. Тушит окурок носком ботинка и встаёт, идет вглубь улицы, мимо чужих домов. Сара не замечает, как случайно доходит до дома Тёрнеров. Это у неё на подкорке, девочка двигалась сюда машинально, по привычке. Останавливается через дорогу, не подходит ближе, и смотрит в окно комнаты парня. Завешано шторами, как всегда. Только по ту сторону никого нет — комната пустует без хозяина. Сжимается сердце. Что же они наделали? Окно на первом этаже — кухня. Внутри хлопочет милейшая Миссис Тёрнер. Наверняка печёт что-то для своего ненаглядного мужа и Бобби. Майкл не любил печенье матери, давился им через силу, чтобы женщина не расстраивалась. Он любит родителей. Всей своей широкой душой, любит их до последнего вздоха. Так умеют не все, даже О`Нил пришлось учиться этому. С трудом, теперь она так же, как и юноша, берегла слова и слёзы матери, обнимала отца на ночь. Майкл — это лучшая версия девочки. Всё, что в ней есть хорошего, — это он. — Хей, Сара! — чёрт. В размышлениях девочка потеряла бдительность. Сиплый, с дребезжащим призвуком голос озарил всю улицу. Бобби, кто же ещё? Видимо, занятия в школе кончились, отчего он возвращается домой прямо сейчас… О`Нил думает развернуться и броситься прочь, домой, захватив жёлтую прессу и вишневую колу. Она спряталась бы в своей комнате и теперь уж точно никуда не выходила бы… Это будет глупо. Поэтому, собрав всю волю в кулак, прочистив горло, Сара развернулась лицом к младшему Тёрнеру и кивнула ему. — Ты какими судьбами? Молча, девочка тупит глаза в пол и сильнее сжимает танзанитовое колечко. — Ой, извини! Боже мой, я идиот. Извини, — мельтешит паренёк, подходя к Саре ближе. — Я совсем забыл, что ты… Да, произнеси это вслух. Скажи, что она не может говорить. Ну же. — Боже мой, — снова возносит глаза к небу. — Идиот, я идиот… Мама сегодня готовит шоколадное печенье… Сара знает. — …не хочешь зайти? Девочка ломается. Она не хочет. Но, наверное, оно стоит того? Бобби не заслуживает презрения, он не сделал ей ничего плохого. О`Нил видит в его глазах непробиваемую любовь и теплоту, Тёрнер-младший желает всем вокруг только добра. Она дарит ему улыбку и кивает, Бобби расцветает. — Фу-ух, я боялся, что ты откажешься! — Сара знает. — Пойдём скорее! Жёлтая пресса и вишневая кола немного подождут, так ведь?***