Майкл
Останавливаться нельзя. Я тут же завожу заглохший после столкновения мотор, быстро протираю лицо руками и мысленно молюсь. Собираюсь ударить по педали газа снова, но справа хлопает дверь — девочка покидает салон. Чёрт.
— Стой! Стой, Сара! Нам нельзя терять время! — кричу ей вслед, приоткрыв и свою дверцу. Она и ухом не ведёт, бежит к неподвижному телу. — Сара, нельзя! Ты слышишь?
Уверен, она слышит. Не может остановиться — ангелок внутри О`Нил рвёт и мечет, она не может поступить плохо. Проклинаю вселенную тысячу раз и выхожу из машины следом. Это плохо кончится. Как и всё, что мы делали сегодня. Права на ошибку больше нет, ещё одна встреча с Никсоном и его идиотами станет последней. Мы не сможем уехать.
Подхожу ближе к валяющемуся на мокром асфальте телу. Лужа крови — из затылка. Парень. Он больше не жилец. Мне невообразимо жаль. Девочка опустилась на коленки рядом с ним, поднесла два пальца к жилке на его шее. Пачкает руки в бордовой жидкости.
— Сара, пойдём, — кладу руку ей на плечо. Она резко дёргается, оборачивается и смотрит на меня полными гнева глазами. У ресниц застыли крупные слёзы, девочка скалится, сбрасывает мою руку с плеча и обращает все своё внимание на практически мёртвого парня. — Ты ничего не сможешь сделать. Закон жизни, понимаешь? Если мы останемся здесь — отправимся вслед за ним, тогда парнишка зря умер. Пожалуйста, пойдём.
Она замирает на несколько мгновений, всё ещё прощупывая пульс незнакомца. Вдруг пальцами хватается за мой воротник, опускает ниже — к себе, так что я падаю на колени вслед за ней.
— Блять, перестань, — начинаю злиться. Сара находит мою руку наощупь, тянет её к запачканной кровью шее парнишки. Чувствую, что-то внутри него еще трепещет. Живой. Что она хочет? Разворачивает полные тревоги льдисто-серые глаза ко мне, смотрит жалобно. Что я могу сделать? — Вызвать скорую будет глупо. Они позвонят полиции, Сара. Нас обвинят ещё и в
этом. Мы не сможем уехать.
Её плечи слабенько дрогнули. Ещё раз. По щекам покатился к подбородку бисер слёз. Смотрит в меня, вглубь моего сердца, и произносит одними губами так медленно, чтобы я смог понять без голоса:
«Пожалуйста».
Одним движением отрывает от своей любимой футболки лоскут, затыкает им кровоточащую рану на русой макушке парня. Она всхлипывает и что-то лепечет, наверное, молится. Минута колебаний даётся мне тяжело. Сомнения разрывают душу надвое. Сара не уедет отсюда, пока не будет знать, что с незнакомцем всё в порядке. В этом её суть — девочка не способна на подлость. Она будет ненавидеть себя до конца дней за произошедшее, хотя полную ответственность должен нести я.
Как в бреду, достаю из кармана куртки телефон, вслепую набираю нужный номер, дрожащей рукой прислоняю динамик к уху. Называю номер магистрали, когда из трубки раздаётся: «Служба экстренной помощи, слушаю вас». Говорю, что наткнулся на лежащего без сознания парня, думаю — его кто-то сбил. Разговор ещё не окончен, когда позади меня раздаются хриплые стоны. Разворачиваюсь.
В мутных чёрных глазах незнакомца вижу тонну боли и горечи, он смотрит на Сару из-под опущенных век.
— Что случилось? Что со мной? Болит в затылке… — лепечет он, дёргаясь от боли. Услышав заветное: «Скоро приедем», я бросаю трубку и сажусь на асфальт рядом с девочкой. Её слёзы капают на лицо синеглазого парнишки, она крепко прижимает уже насквозь пропитанную кровью ткань к ране на его черепе. — Меня сбили, да? Вы не знаете, кто?
— Нет, — я вру. Голос незнакомца дрожит, он едва дышит. Никакая служба спасения не успеет, знаю это.
— Мне больно. Вы ведь… Вы ведь вызвали скорую? — хрипит в ответ, он жмурится от боли. Сара отчаянно кивает, на лице парня проступает толика облегчения. Он долго смотрит на девочку, затем удивленно округляет глаза и чуть улыбается. — Я же вас знаю. Мы учимся в одной школе.
Вглядываюсь в чёрные глаза, я вдруг узнаю в пострадавшем мальчишке одноклассника Бобби. Он младше меня на два года.
Джон Холл. Я никогда с ним не общался, но часто видел в школе, часто ловил его взгляды на себе во время баскетбольных матчей. Джон из тех ребят, которые обожали спорт, но не занимались им. Может быть, у него проблемы со здоровьем. Или не хватает силы воли на тренировки. Сейчас важно другое — он медленно умирал на тонких руках Сары.
— Майкл, да? Ты круто играешь в баскетбол, — бормочет он мне, я сменяю руки девочки на свои у раны Джона. Она прячет окровавленные пальцы за спиной. — А ты Сара… Я знаю, вы с Бобби дружите. Он хороший малый. Что-то кружится голова…
Шоссе молчит, ни одной проезжающей мимо машины. Оно и к лучшему. В притихшем шуршании хвойного леса я могу различить дыхание Джона, могу контролировать его состояние.
— Принеси футболку из сумки Аарона, — шепчу в сторону Сары, она на шатающихся ногах поднимается. — И воду.
Дрожащая от страха девочка возвращается к машине, оставляя меня наедине с истекающим кровью парнем. Где же чёртова скорая?.. Он не протянет долго, из раны в мои пальцы упрямо давят бордовые струи. Закатывает глаза. Ему нельзя терять сознание. Каждый новый вдох даётся парню с большим трудом, чем предыдущий. Чёрт, Холл. Держись. Держись.
— Как ты здесь оказался? Любишь гулять в лесу? — спрашиваю у него. Пока Джон будет разговаривать, его мозг не перестанет работать. Давай, дружище…
— Люблю гулять в лесу, — хрипло отвечает, кашляет. Выплёвывает кровь на мой рукав. Не брезгую, мне плевать. — Когда я был маленький, мы с… мы с мамой здесь гуляли. Собирали землянику. Я её люблю. Маму. И землянику…
Вижу, его рассудок медленно гаснет. Страшно, пиздец. Стараюсь не подавать виду, я прочищаю горло и спрашиваю ещё:
— Что любишь ещё?
— Птиц. Я их фотографирую, хочу стать… Орнит… Орбит… — дышит тяжелее, запинается.
— Орнитологом?
— Да, хорошее слово.
Слышу шорох за спиной, резко поворачиваю голову — Сара. Передаёт мне футболку, я меняю компресс, выбрасываю сочащуюся кровью старую тряпку. Девочка помогает мне, она придерживает пульсирующую болью голову Холла.
— Не смотри, — бросаю ей мельком, когда вижу в льдистых глазах ужас. Рана на затылке парня вводит в ужас даже меня, неподготовленным на такое лучше не смотреть. О`Нил шмыгает носом и аккуратно гладит чёрные пряди Джона. Обращаюсь к нему, — сильно болит?
Где-то вдалеке печально пропела сойка.
— Джон? — переспрашиваю, слышу треск своего пульса. Чуть не задыхаюсь. Его чёрные глаза тронул безжизненный лёд. Остекленевшие, в них отражалось хмурое Сентфорское небо. Не слышу его хриплого дыхания. Отнимаю руку от окровавленной футболки, щупаю двумя грязными пальцами сонную артерию на замеревшей шее. Ни звука. Ни стука. Вытираю кровь со своей руки о воротник куртки, накрываю стеклянный взгляд Джона Холла его бледными веками. Не смотрю на Сару, но знаю — она плачет. Я не видел мёртвых лиц вблизи. Бабушек и дедушек не стало ещё до моего появления. На похоронах Люка гроб плотно запечатали крышкой. Зрелище не из приятных. Поднимаюсь на ноги, шатаясь.
Это никогда не казалось мне серьёзным. Ни произошедшее с Морингом, ни ложные обвинения сраного Никсона. Каждый день из проведенных мною за решёткой я не отождествлял себя с преступником, никогда. Я находил оправдания всему, что делал. Сейчас, стоя перед замершим в последнем вздохе теле одноклассника Бобби, я знал, что виноват в его смерти. Эта мысль прижигала затылок. Получается, теперь уже правда…
убийца? Мои руки испачканы кровью любящего птиц и землянику мальчишки. В глазах темнеет.
Отрезвляет шум проезжающей мимо тачки — я изумленно, едва держась на ногах, смотрю вслед удаляющейся от Сентфора гудящей чёрной машины. Не остановились. Но видели — я и Сара смотрим на умершего на окровавленном шоссе Джона Холла.
Нужно ехать.
Не ощущаю ног, когда подхожу к дёргающейся в рыданиях О`Нил и тяну её за локоть в сторону машины. Она извивается, не слушается моих прикосновений и не отпускает пропитанную кровью футболку. Плачет, что-то беззвучно кричит мне в лицо. Молчи. Молчи, Сара. Я боюсь смотреть в её полные слёз и ненависти глаза. Сара, наверное, общалась с Холлом. Она знала его живого. Сейчас она увидела его мёртвым. Джона Холла убил я.
— Пойдём.
Не идёт. Отмахивается от меня, закрывает глаза руками, сидит на коленях перед мёртвым мальчиком и плачет. Тихо шумит лес. Наперебой орут сойки. Если машина вернётся — нас посадят вдвоём. Залог больше не поможет, за
убийство сроки не смягчают.
— Сара, идём. Я не могу ждать.
Держит мальчика за руку, касается пальцами его лица. Вздрагиваю от каждого шума, я слежу за её трясущимися плечами. Кажется, что каждая минута может стать последней. Нас поймают. Нужно уезжать, сейчас же бежать отсюда в другой мир. Это больше не забавная авантюрка. Не игра.
Я груб, когда хватаю её локти и тащу в сторону безопасного салона за своей спиной. Обдирает коленки об асфальт. Рвутся колготки. Она что-то кричит, наверное «пусти». Закрывает лицо руками, плачет. Я не вижу её глаз. Вижу слёзы. Снова слёзы. Сажусь на колени рядом с хрупкой фигурой, я осторожно касаюсь её спутанных волос кончиками пальцев и глажу их. Хочется, чтобы Сара никогда больше не плакала. Вспоминаю её - смешливую, полную жизни и счастья девочку с белокурыми кудрями до лопаток. Сквозь карман мою кожу прожигает фотография, та самая, которую она подарила мне на Рождество. Вспоминаю Рождество. Пряный глинтвейн и ночи вместе.
— Пожалуйста, маленькая. Давай уедем? — мой шёпот не приводит её в чувства. — Мальчик умер. Мы ничем ему больше не поможем. Скорая приедет и заберёт его. Так вышло, понимаешь?
Понимает. Отрывает ладони от заплаканного лица, через плечо смотрит на навсегда застывшего в мгновении земляники и птиц Джона.
— Я не смог его спасти. Можно я спасу тебя?
Беру её за податливую, мокрую и грязную руку, я касаюсь губами жилок на чистом белоснежном запястье девочки. Сара хнычет и хмурится. Она глубоко вдыхает лесной воздух и поднимается с колен. Ещё один жалобный взгляд в сторону бездыханного тела парнишки. Визг сойки.
Вместе возвращаемся в тёплый салон автомобиля. Не говорю больше ни слова, завожу мотор. Влажными салфетками стираю прилипшую к крови на рукам грязь, стираю бордовые капли на своём лице, на лице поникшей О`Нил. Она держит спину прямо, будто кто-то за ней наблюдает. Льдистыми глазами прожигает лобовое стекло, на нём ни трещинки.
Давлю на газ.
***
Этой осенью, когда я впервые встретил белокурую Сару О`Нил, она курила невзатяг. Не умела держать дым в лёгких, пахнущая грушей и жасмином девочка только играла во взрослую. Она не заканчивала сигарету и до половины, всякий раз аккуратно топтала окурок каблуком полусапожек и забавно хмурилось, якобы глубоко размышляя о проблемах вселенского масштаба. Тогда Сара О`Нил почти не плакала, до слёз её мог довести один пресловутый «Титаник». Ах, ещё неуд по физике. И пробегающий мимо бездомный котёнок. Во всё остальное время, в счастливое время без двоек, Ди Каприо и мягких мордочек, Сара улыбалась. Поднимала уголки губ до щёк, обнажая острые зубы, и хрюкала от смеха, как ненормальная.
Её шестая сигарета. Фильтруя никотином альвеолы, Сара бренно выпускала кольца дыма из своего рта. Она бросала законченные окурки на сырой асфальт через щель в форточке, следом сразу выуживала очередную
подружку из пачки красных мальборо. Чиркала зажигалкой, глубоко вдыхала свежий дым и оставляла его в лёгких надолго. Вместе с густыми клубами она прощалась с тоской. Сара курила, потому что возненавидела кислород. Как в её маленьком сердце может хватать места на злобу?
Если Сара О`Нил стала бы
мелодией, она бы звучала, как реквием на мою смерть.
Я боялся разорвать затянувшееся молчание, на слова не хватало времени. Мысли роились одна за другой, они крутились в моём сознании бешеным торнадо и не стихали. По крыше тачки размеренно выстукивали маршевый ритм дождевые капли. Тучи, Сентфорское небо, разразились ливнем внезапно — как всегда и случалось в блядском гадюшнике. Скоро дворники перестали справляться с обилием воды на лобовом стекле, мутная гладь мешала мне внимательно следить за дорогой. В любой другой день это не стало бы помехой, я мог водить бы и вслепую. Чёрные глаза Джона Холла перед моими помешали положиться на наитие.
Красной дымкой сияла вывеска справа от шоссе — мы у выезда из города. Наконец-то. Останавливаюсь возле небольшой торговой улочки. Здесь три ларька с пивом и солёной рыбой, магазин с ритуальными товарами и мотель. В жизни не подумал бы тут тормозить. Сейчас другого выхода нет.
— Переждем дождь здесь, хорошо? — спрашиваю у девочки, она молча гасит окурок и легко кивает. Выходит на улицу, будто никакой бури снаружи и нет. Я забираю сумку Аарона с заднего сидения тачки, громко хлопаю дверцей и тороплюсь за спрятавшейся под козырьком мотеля Сарой. Сентфор остался позади. Здесь уже безопасно.
К счастью, дождь смыл явные следы крови с нашей одежды и кожи — девушка на ресепшене встречает нас, насквозь мокрых, но чистых. Она устало просит паспорта, я протягиваю ей два новеньких документа. Это — пропуск в другую жизнь, обращаюсь с ними предельно бережно. Следом достаю пару смятых купюр из драгоценной заначки, сую их в руки равнодушной незнакомки.
— Ваш ключ, мистер Хьюз. Номер 7, это на втором этаже, — усталый голос хостесс гаснет.
Она впервые произносит моё новое имя вслух, это режет по ушам. Кручу в пальцах ржавый ключик, вместе с Сарой иду вперёд по обшарпанному холлу. Скрипучая лестница приводит нас в затемненный — лампочки перегорели — коридор, наощупь нахожу ручку двери номера. Замок едва поддается, приходится приложить усилия.
Комнат встречает нас запахом старья и сырости. В меру убранный, номер нельзя назвать загаженным — видно, здесь протирают пыль, моют полы и окна… Мебель старая. Пахнет, как дома у пенсионеров. Насрать. Мы ненадолго, пока не кончится ураган на улице.
— Ты замёрзла? — спрашиваю у съёжившейся девочки, она втягивает голову в плечи и кивает мокрой головой. Закрываю дверь на ключ изнутри и ставлю сумку на побитую временем тумбочку. Расстёгиваю молнию, достаю со дна сухую одежду: для меня и Сары.
Проверяю крохотную ванную, не хотелось бы увидеть здесь тараканов или плесень. Хвала небесам, душевая кабина выглядит чистой, вымытой. На крючке у двери даже висят два пахнущих хозяйственным мылом полотенца.
— Сходишь в душ первая? — спрашиваю у всматривающейся в рисунок плесени на обоях Сары, она оборачивается и кивает головой. С её волос падают на пол капли, девочка протирает лицо ладонью.
***
Я целовал её лицо — лоб, губы, ресницы и щёки. Чистая, пахнущая грушей, жасмином и дешёвым персиковым гелем для душа, Сара целовала меня в ответ. Едва слышно скрипел матрас старой кровати, его перебивала дождевая дробь и мягкое дыхание девочки. Держа её в своих руках, я чувствовал наконец спокойствие. У неё чертовски мягкая кожа. Каждый раз, когда я касаюсь её, чувствую под пальцами рябь мурашек. Сплетая руки, сплетая ноги, мы прятались от проблем, не дающих покоя снаружи. Сейчас, под крышей старого мотеля, я знаю — мы в безопасности.
— Ты боишься смерти? — спрашиваю у Сары шёпотом, держа её ладонь в своей. Она стискивает пальцы сильнее и кивает. Боится. — Это нестрашно.
Смещаю руку на её тонкую шею, я глажу полупрозрачную кожу. Девочка замирает, она прикрывает льдистые глаза и почти не дышит. Она похожа на русалку. Едва уловимая, фарфоровая девочка. Таких больше не существует. Из Страны чудес всех эвакуировали, осталась одна маленькая белокурая О`Нил с ожогом на шее. Разглядываю паутинку сосудов на её веках, созвездия родинок у мочки уха, ранки на искусанных губах.
— Я ждал тебя целую вечность, — шепчу ещё тише, накручиваю мокрый светлый локон на палец. — Во всех жизнях до этой я ждал встречи с тобой.
В ответ едва ощутимо касается моих губ своими. Внутри её глаз прячется другая вселенная, я ухожу под воду льдистого океана и задыхаюсь. Она заставляет меня сходить с ума.
— Я никогда тебя не отпущу, Сара.
Обвивая руки вокруг её талии, чувствую, как холодный носик утыкается в мою шею. Закрываю глаза. Спокойно. Шум дождя усыпляет, я проваливаюсь в сон с именем белокурой девочки на губах. Мне снится морской прибой и смех Сары, её заливистый хохот. Она кричит, что счастлива. Кручу её на руках, мы оба падаем в воду и смеёмся громче, громче,
громче.
***
Открываю глаза — в комнате темно. Шум дождя стих, в моих руках едва слышно сопит крохотная Сара. Аккуратно выпускаю её фигурку, приглаживаю высохшие белые пряди и поднимаюсь со скрипучего матраса. Бросаю взгляд на экран своего телефона — шесть. Мы проспали четыре часа. Разминаю плечи, шею. С минуты на минуту нужно будить О`Нил, нам пора в дорогу. Она ещё сможет подремать в салоне машины.
Стук в трухлявую дверь прерывает мои размышления. На носках подхожу ближе, прислушиваюсь. Ещё раз настойчиво стучат.
— Кто? — спрашиваю глухо, прочищаю горло. В голове клокочет тревога. Что-то снова не так. Сука.
— С ресепшена, — голос девушки-хостесс. — Я принесла чайник.
Какой на хрен чайник? Хмурю брови. Молчу. Ещё раз стучит, вот ведь доёбчивая леди.
— Зачем? — подаю голос. Вижу, Сара ворочается и открывает глаза, пугливо смотрит в мою сторону. Жестом показываю ей, что всё под контролем. Сам слабо в это верю.
— Полагается, на каждый номер — по чайнику, — воплощение невозмутимости. Взвешиваю все за и против… Просто чайник? Если бы это была полиция, они зашли бы иначе. Выбили бы дверь, повязали меня и хрупкую девочку, вот и всё. Значит, моя паранойя шалит. Поворачиваю ключ, через щель правда вижу чайник. Чёрт.
Открываю дверь шире, чтобы забрать пресловутый кипятильник, тяну к нему руки. Слышу кашель. До боли, до детских коликов в животе знакомый. Это хриплое кряхтение принадлежит одному человеку во всей блядской вселенной.
— Бобби? — он прячется за спиной хостесс. Шумит ингалятор. Что? — Что ты здесь делаешь?
— Он не один.
В темноте коридора сверкают ужасом зелёные глаза.
— Привет, Майки… — сдавленно произносит брат. Рядом с ним, сложив руки на груди, стоит не кто иной как Дерек, будь он проклят, Никсон.
Приехали.
***
