Считай вслух

Сара «Воды». Ей срочно нужно залить пересохшее горло литрами воды. В глаза бьёт слепящий белый свет, Сара поднимает тяжёлые веки. Она чувствует себя так, будто вчера её несколько часов пинали атлеты. На кончиках пальцев ног — прохлада, девочка сперва не может ими пошевелить. Грудная клетка расцарапана криками изнутри. Голова чугунная, повернуть ею невозможно. Сплошной дым вокруг. — Милая, ты проснулась… Боже, я так рада! — узнать мамин голос сложно, Сара справляется с этой непосильной задачей, только когда опускает глаза на её лицо. Миссис О`Нил сидит рядом с девочкой, держит её руку в своих мокрых ладонях и хнычет. Всегда она плачет. Сара обводит глазами помещение, морщится от застоявшейся здесь вони лекарств. Больница, что ещё?.. Все воспоминания и мысли смешались, тяжело ощущать себя в «здесь и сейчас». Разобраться бы во «вчера» для начала. В сгибе левой руки противно тянет, Сара обращает внимание на воткнутую в набухшую вену иглу. Капельница. Девочка не смыслила в медицине, но ей всегда казалось, что капельницы — это серьёзно. Их делают только особо тяжёлым пациентам. Неужели с ней стряслось что-то страшное? Что? Почему в голове давит звенящая пустота? Где все воспоминания? Сознание затянула пелена дыма. — Тебе что-то нужно? — спрашивает обеспокоенная мама. Сара хмурится. Совсем недавно она чего-то хотела… Точно. — Воды… Можно воды? — голос будто не принадлежит ей. Сиплый, сорванный писк, раньше О`Нил разговаривала иначе. Прочищает горло, сгоняет застрявший ком в трахею. — Воды. Мама подрывается, она бросается к прикроватной тумбочке. Украдкой вытирая слёзы, женщина наполняет чистый стеклянный стакан прозрачной жидкостью. Сара ловит взглядом дрожь в руках матери. Ей следовало быть аккуратнее, так недалеко и до порчи имущества. — Спасибо, — принимает стакан и делает несколько жадных глотков щадящей прохлады. Вода разливается по горлу, тут же смягчает его. Становится терпимо. Нервничая от покалывания в левой руке, Сара вырывает иглу из сгиба локтя и облегченно вздыхает. — Что это? Давно я здесь? — Милая, не стоит! — мама боязливо всплескивает руками, но тут же смиряется с положением дел и глупо улыбается девочке. Её бесит выражение лица женщины. Эта доброта — показная, ничего не стоящая. Что-то произошло, а старшая О`Нил тратит время на бестолковые дежурные улыбки. — Ты ничего не помнишь? Боже, это амнезия?.. Вздор. Сара смутно припоминала: за последние несколько дней она пару раз открывала глаза, видела перед собой озабоченное лицо докторов и медсестер. Потом сразу проваливалась в сон, где было куда спокойнее и понятнее. Понятно, в больнице она провела около недели. А почему оказалась здесь? Захотелось покурить. Дым помог бы ей разобраться в происходящем… Дым. Дым. Память сдавливает виски, заставляет голову надуться до максимума. Ещё пара секунд и череп лопнет. Сара изумленно таращится вперед, она ничего не видит. Только проклятый чёрный дым, сжирающий все вокруг. Жадные клубы не щадят никого, они забирают лучших, забирают любимое, забирают настоящее и былое. Обгладывают останки спокойствия и счастья, щекочут рёбра до предсмертной агонии. Дым лезет в самые дальные, самые потаённые уголки сознания и бесстыже выворачивает их наизнанку. Сара вспоминает всё разом. Жалеет об этом. Видит перед собой хвою, разбившийся в миллион осколков танзанит. Звёздное небо уходит, оставляет девочку в кошмарной реальности. — Сара, ты помнишь, как меня зовут? Скажи вслух, — мама упрямо смотрит в растерянные глаза. Девочка до хруста сжимает стакан в своей ладони. — Прости меня, Господи… Ответь мне, милая. Скажи, как меня зовут? Саре не до идиотских вопросов матери. — Майкл, — лепечет девочка, имя обжигает губы. — Мама, где Майкл? — Ты не ответила, милая. Мне очень нужно знать, что ты всё помнишь. Это сейчас важнее всего другого, понимаешь? Скажи, как меня зовут. Ну же, Сара? — она держит дочь за дуру? Нет, серьёзно? — Я так за тебя волнуюсь, детка… — Что с Майклом, мама? — приходится звучать грубо. Сара не отводит глаз от смущенной матери, она сверлит её растерянное лицо и ждёт правды. — Он в другом крыле больницы, — наконец отвечает. — Дерек, Кэнди и Стефани тоже там, они пришли в себя и восстанавливаются после случившегося. Ты очнулась последняя. Это не всё. Не хватает ещё одного имени в перечне друзей, из-за этого тело Сары пронзает тревожной судорогой. Не отрывая взгляда от опущенного лица матери, девочка спрашивает ещё раз: — Ты не назвала Люка. Мама, что с ним? Миссис О`Нил долго молчит, затем подрывается с места и подходит к широкому окну. Она ищет успокоение в уличных пейзажах, оставляя Саре время на страшные догадки. — Бабушка переживала за тебя. Она просила, чтобы ты позвонила ей, как только придёшь в себя. Сделаешь это позже? — девочка не слышит быстрой речи. Ей всё равно, что говорит дурная мама. — Или сейчас? Тебе подать телефон? — Где Люк, мама? — она настойчива. Любой ценой Сара добьётся ответа от пугливой, боящейся всего вокруг женщины. Плечи миссис О`Нил содрогаются, она промакивает заготовленным платком глаза и разворачивается к Саре лицом. Старается улыбаться. Выходит отвратительно — зрелище не для слабонервных, хорошенькое женское личико перекосило от сожаления и тоски. Догадки уже вылились в логически верный ответ, Сара знает, что ей скажет мама. Она должна убедиться. Ей нужно, чтобы правду произнесли вслух. — Хочешь кофе? В буфете на первом этаже замечательный капу… — Где он? Скажи мне, где чёртов Люк?! Скажи мне! — нервы не выдерживают, Сара срывается на крик. Бросает полный воды стакан вперёд. Стекло сыпется по вычищенному до блеска паркета. Мама пугается, от страха она взвизгивает и начинает плакать сильнее прежнего. Переборщила. — Пожалуйста, мама. — Милая, мне так жаль… Так жаль… Люк Моринг… — речь женщины прерывается всхлипами, Сара терпеливо ждёт и хмурит брови. Она сопротивляется выводам внутри себя. Это не может быть правдой. — Люк погиб, милая. Боже... Упокой душу мальчика. Привычный мир разбивается вдребезги. Осколки режут кожу Сары, застревают в ней крупными занозами и тягостно болят. Погиб? Такого ведь не случается. В доброй вселенной, где живёт Сара О`Нил, друзья не умирают, не дожив до двадцати. Мальчик со смешливыми лазурными глазами не мог уйти. Он был создан для того, чтобы в старости читать внукам книги и кормить соседских детей печеньем. Его тонкие пальцы должны были щекотать клавиши рояля до последних лет. Люк Моринг должен был произнести прощальную речь на похоронной процессии в честь гибели Сары О`Нил. Такие, как Люк, переживают всех вокруг и уходят в конце повести. Их жизнь не обрывается на полуслове, на полувдохе. Густой дым заставляет глаза девочки наполнится солёной влагой. Это нечестно. Её завтра не может начаться без улыбок Моринга. Теперь правды не существует, её разорвало беспощадное кислотное зарево. Всё вокруг — жалкая ложь. Перестаньте врать.

***

Тем же вечером Сара выведала у медсестры, в какой палате находится пациент Тёрнер. Это не составило ей особого труда, договориться с молоденькой светлой девушкой, только недавно окончившей медицинский колледж, оказалось проще простого. Поэтому, когда зимнюю свежесть пронзила ночь, а сквозь занавески перестал сочиться дневной свет, О`Нил приняла вечерние лекарства и тенью выскользнула в коридор. Майкл не удивился, когда белая дверь его палаты со скрипом приоткрылась. Внутрь на носочках пробралась Сара в синей больничной сорочке. Парень не соблюдал постельный режим, он сидел возле подоконника и, едва отворив форточку, медленно выпускал в неё табачный дым. Курил. Он пил кофе из бумажного стаканчика. Американо. Сара знает. — Тут разве можно курить? — спрашивает она по-прежнему хрипло, подходя ближе к пахнущему хвоей Тёрнеру. Он глубоко затягивается, пускает дым кольцами. — Думаю, нет, — как всегда, беззаботно и с легким напылением равнодушия отвечает парень. — Как ты? — Паршиво. — Ожидаемо. Сара ныряет под перевязанную бинтами руку Майкла, она обнимает его и прислоняет голову к горячей груди парня. Ей нужно спрятаться от настоящего. Объятия Тёрнера помогут избавить девочку от страха хотя бы временно. Он тушит окурок о подоконник и бросает его вниз. Кладёт ладонь на белокурые волосы и перебирает пряди пальцами, почти не дышит. Клокочущая внутри тревога на мгновение исчезает. Она хочет спросить о Люке. Хочет говорить о нём и плакать. Слова не вылезают из горла, они остаются на губах и больно жгут. В голове звучат озорные сонаты Шопена. Моринг любил играть их в музыкальном кабинете на переменах. Ещё он любил холодный кофе и ругаться матом. Любил глупые анекдоты, щипать рёбра Сары музыкальными пальцами, хрустеть суставами шеи, укладывать свои золотые волосы приятно пахнущим гелем, любил дешёвые круассаны из забегаловок и притворяться дураком. Любил ломать корешки новых книг и мексиканские сериалы. Любил складывать журавликов из любой попадающейся под руки бумажки и танцевать вальс. Любил опаздывать на встречи. Любил быть живым. Любил жизнь. Ох, Люк… — Мне будет его не хватать, — подаёт голос Майкл. Он думает о том же, о чём Сара. У них одни мысли на двоих. Значит, Тёрнеру сейчас тоже непоправимо больно? — Скажи… — даётся тяжело. Сара задерживает дыхание. — Тебе не кажется, что это случилось из-за… Из-за неё. — Это его решение. Не смей себя винить, слышишь? — обрывает её Тёрнер. Он вдруг разворачивает девочку лицом к себе, смещает руки на её плечи и заглядывает глубоко в тоскливые глаза. — Нужно уважать выбор других, Сара. Он сам-то верит в то, что говорит? Сара видит на дне хвои отчаяние. Оно грызет Майкла изнутри, как и её. Пряча тоску за маской праведника, Тёрнер облегчает свою скорбь. Никакие слова не помогут, глупый. — Он не простил меня. Ненавидел до последнего, понимаешь? — старается не плакать. — Замолчи, — его злят слова Сары. Тёрнер по-своему резок, он хмурит густые брови и сжимает плечи девочки крепче, до боли в мышцах. — Он не мог позволить себе ненавидеть тебя. Не говори глупостей. Девочке остаётся молча сделать вид, что она согласна с парнем. Она крепко прижимается к его теплому телу, вдыхает ароматы дома и покоя. Целует её в белокурый затылок, Тёрнер недолго молчит. Он остался у неё. Он здесь — его можно обнять, можно целовать и рассказывать ему о тяжести на сердце. Их сердца бьются в унисон, они дышат на одной скорости и думают об одном. Вдвоём можно справится со всем, так ведь? — Похороны послезавтра. Если тебе тяжело, идти необязательно, — говорит он тихо-тихо. Она не может не пойти. Неважно, насколько сильно рвутся и мечутся нервы, не попрощаться с Люком будет большим предательством, чем всё то, что она успела натворить. — Я пойду. Ты будешь со мной? Это важно. — Всегда.

***