She's morphine queen of my vaccine

      В машине было довольно душно. Возможно, всё было из-за того, что Уолтер вышел на улицу впервые за два месяца? Да, у ученого были периоды, когда он долгое время не видел солнца, но не настолько, да и было это по собственному желанию.       В окне виднелся лесной рельеф, который начал пробегать мимо. Солнцезащитные очки закрывали половину его лица, заставляя часто их поправлять. Руки Беккета покоились на коленках, а ногти впивались в кожу. Было больно, но это помогало держать себя в руках. Изредка проезжали машины.       На радио играла джазовая музыка. Ладонь Киллиана тарабанила по рулю. Было видно, что он весьма напряжен и зол. Из-за чего Уолтеру тоже было неспокойно. Когда впереди на горизонте стал появляться город, внутри ученого что-то зарокотало. С самого верха и донизу прошли мурашки. И вот машина въехала на территорию.       Серые многоэтажки. Глаза Уолтера метались по всему, за что можно зацепиться. Может Даллас? Но Уолтер всё ещё не уверен. Разглядев город поподробнее, всё-таки он согласился со своими выводами. Беккет боялся того, что он находился настолько далеко от своего дома. Боялся того, что его не найдут. Даже, когда он уже будет гнить под землёй. Один раз в разгаре агрессивного эпизода Киллиан сказал ему, чтобы тот не удивлялся, что когда-нибудь Уолтер вообще может не проснуться.       Машина остановилась на огромной подземной парковке, освещенная тусклым противно-желтым светом. Сначала из автомобиля вышел мужчина, на секунду оставляя Уолтера с самим с собой, а затем, схватив за локоть, повел его в здание. Беккета шатало, но он старался идти ровно, дабы не подавать вида изможденного. Нога начала болеть ещё сильнее.       Его встретили автоматические двери, которые скрипуче пропускали их двоих внутрь. Шарканье подошвы кед разнеслось эхом. Внутри помещения, в отличие от парковки, был ярко-белый свет, что присущ обычным больницам. Знакомый запах препаратов. Уолтер не любил поликлиники, в последний раз, когда он был там, скончалась его мать, от этой мысли его передёрнуло. Было неимоверно пусто. Ни единого звука.       Противные, голубые стены. Казалось, Уолтера всё раздражало, но он не подавал виду. Рука Киллиана сжала сильнее, от чего юноша издал писк, но тут же постарался замолчать. Навстречу двоим вышел мужчина. Он был одного возраста с Киллианом, но его лицо выражало спокойствие, отчего Уолтер ощутил умиротворение, будто тот был детским психологом, которому очень хочется рассказать все свои глупые страхи и тревоги.       Улыбаясь, незнакомец поздоровался с Киллианом. Дальше их диалог был на непонятном для Уолтера языке, но всё же он старался что-то разобрать. Разговор был весьма агрессивным со стороны Киллиана, и относительно нейтральным со стороны доктора. Заведя Беккета в палату, мужчина в халате остался с ним один на один.       — Здравствуй, — его улыбка растянулась еще шире, — я доктор Теллер, твой врач-хирург.       Уолтер кивнул, ощущая себя еще большим ребёнком. Киллиан не разрешил ему ни с кем разговаривать.       — Со мной ты можешь поговорить. Здесь только мы вдвоём.       Беккет, посмотрев вокруг, будто боясь, что их правда кто-то услышит, и спросил:       — Вы всё знаете?       — Да. Но это не моё дело, — сделав паузу, переведя дух, он продолжил, — лучше расскажи мне, как твоя нога…       Рассказав всю ситуацию в целом, Уолтер посмотрел на лицо доктора, пытаясь понять по эмоциям насколько всё плохо, но это было бесполезно. Теллер записал что-то на бумаге. Затем пошли банальные вопросы: «Сколько лет? Рост? Вес?». Но Беккету было интересно, что с ним вообще будут делать, и надолго ли он здесь.       Затем Уолтера повели в процедурный кабинет. Взяли нужные анализы и отправили в свою палату.       Ощущение этой липовой жизни заставляло Беккета сильнее обнять себя руками. На кровати лежала сменная одежда, в которую ученый и переоделся. Тёмно-синяя кофта и полосатые штаны. На душе было неспокойно. Посмотрев на окно, настроение упало ниже плинтуса. Решетки на окнах. Ему стало понятно, в какой палате он находился. Таких как он, считали не в себе. Ему не поверили бы, если бы Беккет сказал, что здесь его держали насильно. Такое каждый второй говорил, если не все. Хотя, Уолтер уже не сопротивлялся. Он опустил руки, но надежда на спасение в нем пока еще, не угасла окончательно. Скоро не выдержит либо его тело, либо его разум. Уолтер понимал, что Киллиан хотел связать юношу по рукам и ногам, а потом забить до такой степени, чтобы его тело было способно только на слабое дыхание. Но как-то собраться с силами ему не удавалось.       Шлепая по полу босыми ногами, Беккет ходил из одного угла в другой, пытаясь себя хоть как-то развлечь.       В выходные дни Киллиан находился с ним в одной палате. Уолтеру стало еще хуже. Находиться с мужчиной в четырёх стенах было невыносимо. Даже, когда ученый лежал на кровати и просто смотрел на белую поверхность, то чувствовал этот взгляд. Самое ужасное из всего этого то, что теперь Беккет снова потерял счет времени. Иногда он одергивал себя, когда понимал, что снова начинал обратный отсчет. Только чего именно?       В воскресенье Киллиан как обычно сидел за белым, деревянным столом и изредка поглядывал в свой телефон, чтобы узнать сколько сейчас времени. Уолтер старался лежать неподвижно, создавая иллюзию, что крепко спит, но резкий голос заставил юношу содрогнуться и прижаться к стене еще сильнее.       — Я знаю, что ты уже не спишь, — процедил мужчина, кладя телефон на стол, — не считай, что я настолько глуп.       Уолтер услышал, как ножки стула проскрипели, проезжая по полимерному полу. Киллиан встал и направился к напуганному Беккету. Звуки были сильно громкими для Уолтера, отчего хотелось зажать уши руками. Дергая его за плечо и поворачивая к себе, мужчина удостоверился, что ученый не спал.       — Я сплю с тобой уже два месяца, — сказал Киллиан, нависая над Уолтером и придавая себе еще более угрожающий вид. — Думаешь, я не знаю какой ты, когда спишь?       Пальцы на ногах Беккета сжимались с такой силой, что заставляли трястись коленки. Ощущение закрытости, что бежать некуда. Они вдвоем в одной комнате. В четырёх стенах. Кричать бесполезно. Руки упирались в грудь Киллиана, давая понять, что тот уже нарушил зону комфорта ученого, но мужчине было наплевать, что чувствовал Уолтер. Мужчину в какой-то степени это даже… Заводило? Ощущение власти, вседозволенности, безнаказанности. Все следы на юноше были только его. Эти синяки, ссадины, царапины. Да и Уолтер был только его. Киллиан заметил, что Беккет ни разу за то время, пока он его бил, не дал сдачи. Ни кусался, ни царапался. С этой мыслью мужчина ощутил, как что-то тёплое растекалось от живота и вниз.       Левая рука направилась к кофте, которая выглядела на юноше, как мешок, и схватив за края, оголила живот. Даже там были его следы. Живот Уолтера подрагивал от прикосновения холодного металла к его телу. Пальцы направились прямиком вверх, поднимаясь к груди. Ладонь легла на то место, где находились лёгкие, и начала ощупывать каждое ребро.       — Мне холодно…       И Киллиан поменял руку. Теперь она была очень горячей, по сравнению с телом Уолтера. Грудная клетка поднялась под ладонью, а затем медленно опустилась. Поглаживая, рука добиралась до соска. Уолтер перехватил его запястье, дабы прекратить всё то, что сейчас происходило, но всё равно не смог остановить. Большой палец Киллиана надавил на кожу. Взгляд мужчины поднялся на ученого, замечая, что в глаза Беккета наполнены не только страхом, но и другим чувством. И Киллиан знал его.       — Я вам не мешаю? — спросил мистер Теллер.       Киллиан со злобой повернул голову на голос, но с Уолтера не слез. Дальше они снова вернулись на непонятный для Беккета язык, но ученого так сильно интересовало, о чем они разговаривают, поэтому тот и спросил именно у Киллиана, на что тот посмотрел на лежащего с шокированным лицом. Кофта ученого была задрана, а лицо горело. Да и сам мужчина не лучше. Волосы растрепались, первая пуговица рубашки расстегнулась. Но это ощущение живого тела под своей рукой дарила опьяняющую пелену и тяжесть в нижнем белье.       А Уолтер ненавидел себя…