Апогей

Отпускать легко? Когда равнодушие обняло. Забывать легко? Когда сознание устало. Каждый день умирать? Если больше нет возможности тебя целовать. И сегодня я начну умирать, отпускать, забывать. © Арина Манукян — Уже уходишь? — услышав пытливый голос, Гермиона тут же обернулась и обнаружила его обладательницу в нескольких метрах от себя. Девушка не отступила. Она использовала всю свою гордость, чтобы стоять с твёрдой осанкой и поднятым подбородком, не боясь смотреть в глаза своим кошмарам и мечтам в одном лице. — Внутри слишком душно, а снаружи прохладно. Тем более основная часть торжества прошла, не думаю, что есть смысл оставаться дальше, — ответила  она также на невысказанный вопрос, пристально глядя на женщину. Возможно, разговор с министром или то, что они совсем одни в саду, сыграли свою роль. Гермиона не нервничала, как обычно. Её взгляд стал был более зрелым и холодным. Однако нельзя с уверенностью сказать, не маска ли это? В конце концов, когда твое тепло и любовь постоянно отвергают самыми болезненными способами, уже не хочется быть опрометчивой.   Неясный и слегка сладкий запах ее духов настиг Гермиону снова, запах, навевающий образ темно-зеленого шелка, который принадлежал только ей, как запах особенного цветка.   Странно, но в такой момент, когда казалось бы пора прощаться со своим прошлым, Гермионе в голову пришли сумбурные и неуместные мысли. Она вспомнила кошку своей дальней родственницы. Старая бабушка и её питомец очень нравились семилетней девочке. Они были недолго знакомы, так как бабулька скончалась через месяцы знакомства. Кошку Грейнджеры тоже никогда не видели с тех пор, словно та исчезла из этого мира вместе с хозяйкой. Но девушка помнит, какая она была красивая. Блестящая черная шерсть, ярко-зелёные глаза, слишком осознанные и проницательные для животного. Её грация и элегантность. Еще у неё было очень не обычное имя —  «Айя». Айя — богиня, жена Шамаша, бога солнца у вавилонян и ассириян. Самое древнее значение имени Айя — «присутствие», «я здесь»… греческое «святая», еврейское «коршун», арабское «особенная», казахское «воздух», тюркское «лунная»…   Беллатрикс и Айя. Им обеим подходил смысл Луны. Загадочная, одинокая и очень далекая. Кажется, она лишь видение — стоит моргнуть, и исчезнет.   Лестрейндж стояла не слишком близко, но и не далеко. Она смотрела пристально, словно заново изучая, а девушка сдерживалась, чтобы не растаять под этим взглядом черно-угольных глаз. Однако Гермиона помнила, что, если приглядеться, не такие они уж и черные. В них есть намёк на цвет кофе, который она так любила по утрам. — Это правда? Про Америку? — вновь заговорила Беллатрикс. И как же Гермиона любила этот бархатный голос. — Да, — твердо ответила девушка, без капли сомнений.   Лицо гордой чистокровной ведьмы никогда не покажет растерянность и неприятные покалывание внутри. Весь ее вид кричал о том, что ей все равно, будто они говорили о погоде, а не расставании. Она отвела взгляд, смотря чуть в сторону от Гермионы. А гриффиндорка опустила взор на губы, вспоминая вкус ее поцелуев. Почему? Почему она? Она не нравится мне. Определенно не нравится, потому что все намного, намного хуже. Я хочу дарить любовь, тепло этой женщине, научить ее верить, открываться. Хочу видеть, как она улыбается, как на ее правой щеке появляется крохотная милая ямочка, хочу слышать, как она смеется, как говорит о пустяках… Хочу все то простое, но такое недоступное с ней. — Работа с тобой… Ты была не совсем бестолочью, как я ожидала. Так что попытайся не опозорить там честь нашей страны, — после недолгого размышления произнесла Беллатрикс. Она делала это немного неловко, что ей абсолютно не свойственно. Словно каждое слово стоило ей физической боли. — Это завуалированное «спасибо за работу и удачи»? — ответила Гермиона, чуть приподняв уголок губ. — Как пожелаешь, — протянула Беллатрикс, в попытке отмахнуться.   Подождав еще пару секунд в молчании, Гермиона на свой страх и риск заговорила чуть взволнованым голосом: — Есть ли что-то еще, что вы хотели бы сказать мне напоследок?   Гермиона умоляла, внутренне умоляла ее хоть что-то сказать. Сказать, что она не хочет её ухода, сказать, что ей не плевать на нее и те два года, проведённые вместе, что она не «просто доступный секс», не пустое место в ее жизни, но… Беллатрикс посмотрела ей в глаза и облизнула губы кончиком языка. Подойдя в плотную к девушке она дотронулась до её бедра, привлекая к себе: — Пока ты еще здесь, не хочешь повеселиться на прощанье? — прошептала на ухо томным голосом. Раньше Гермиона не смела бы отказать подобному. Слишком заманчиво. Слишком желанно. Я не нужна ей. Я — не нужна. Ей нужно только мое тело. Она не испытывает каких-то романтических чувств ко мне — я просто нравлюсь ей тактильно. Ей нравится мое тело, потому что только так она может почувствовать себя человеком. Физически. Только физически. А до моих чувств ей совершенно нет дела. Гермиона опустила свою ладонь на ее руку, тем самым остановив: — Прощайте, мадам Лестрейндж, — прошептала она, глядя на неподвижные красивые губы, — Я была рада с вами работать, — искренне добавила Гермиона, отворачиваясь. Я не жалею ни о чём. Верни меня назад, и я вновь повторю все свои ошибки. Это было неизбежно… Но в тебе было только одиночество и пустота, а я должна жить так, как я хочу. Так Гермиона покинула сад, не оглядываясь назад, и не увидела пронзительный темный взгляд, полный сожалений и печали.