Забота врага

Йокогама утопала в теплоте летней ночи, лишь немного радуя жителей лёгким прохладным ветерком. В отличии от дневного времени, больше похожего на пекло в аду, сейчас хотя бы можно было вдохнуть немного свободнее, хотя и это блаженное «немного» продлится не так уж и долго и исчезнет если не с первыми лучами солнца, то через пару часиков после этого, так точно. Раньше Накаджиме нравилось лето: можно было спать где-нибудь на улице, не опасаясь подхватить воспаление лёгких или ещё что-нибудь в том же духе. Болел он до смешного редко, при его-то образе жизни, но всё же болел, а летом эти риски всегда сводились к минимуму. Сейчас же, имея работу и собственную крышу над головой, Человек-Оборотень лето любить не перестал, но к жарким летним денькам, когда тебе нужно работать, а от жары у тебя плавятся даже мысли в голове, изрядно поостыл. Этой ночью Ацуши возвращался домой, в общежитие, едва волоча ноги. Он настолько устал на сегодняшнем задании, что мечтал лишь о том, чтобы хотя бы дойти до общежития, не говоря уже о том, чтобы добраться до собственной кровати. Сейчас было немного всё равно где спать, хоть на коврике в прихожей, главное, чтобы об него не спотыкались и не будили до утра. Может быть, будь Кёка сейчас с ним, то всё сложилось бы немного иначе: по крайней мере, было бы кому подставить плечо помощи и дотащить вымотанное тело Тигра до дома, но девочку отослали в командировку на несколько дней, и Накаджиме предстояло справляться самому. Оно и к лучшему, наверное, можно не чувствовать себя стеснённым и позволить себе то, что при наличии соседки-девушки позволить было бы нельзя. Чтобы это такое могло быть Ацуши не знал, вернее, не думал. Даже мысли в голове казались ему уставшими. С трудом поднявшись на второй этаж общежития, парень вставил ключ в замок и, отперев дверь, зашёл в тёмную квартиру. Всё, победа. Можно падать и спать. Прям так. Чувство опасности, доведённое уже до необходимого уровня постоянной оперативной работой в агентстве, сработало в тот момент, когда Накаджима потянулся к выключателю. Однако ничего сделать он уже не успел: то ли из-за того, что почувствовал всё слишком поздно, то ли просто тело уже было неспособно быстро отреагировать. Запястье что-то стянуло, больно сдавливая, а затем в плену чего-то невидимого оказались все конечности, полностью лишаясь свободы движений. Что-то холодное скользнуло по шее, и Ацуши почувствовал, как резко в лёгкие перестаёт поступать воздух. Щёлкнул выключатель, озаряя маленькую прихожую ярким светом лампочки-сотки. Перед Накаджимой, шагах в пяти, стоял Акутагава, как всегда, засунувший руки в карманы и с выражением абсолютного равнодушия на бледном лице. От него тянулись нити Расёмона, что сейчас так плотно зафиксировали тело Тигра, что не пошевелиться. Голова закружилась. Кажется, прошло уже недели три с того момента, как Ацуши спрыгнул с балкона девятого этажа и отправился в ночь, искать пропавшую сестру Акутагавы. Три недели с того момента, как она вернулась в целостности и сохранности, а Накаджима больше ничего не слышал о своём временном напарнике и, по возможности, даже не вспоминал о нём. Кто же знал, что это аукнется ему теперь. Нить на шее ослабла и Ацуши шумно вдохнул, отчаянно кашляя и чувствуя, как горят лёгкие. Какой милый способ поздороваться. Как раз в стиле Акутагавы. — Что ты здесь делаешь? — Спросил Накаджима охрипшим голосом, пытаясь трансформировать руки в звериные. Вряд ли бы Рюноске явился сюда просто чтобы поболтать и сказать «спасибо». Ради такой мелочи, как Тигр, он бы прислал Хигучи в качестве посыльного, а не явился сам. Конечности упрямо превращаться не хотели и, кажется, вновь ставший противником напарник, это понял. Может быть, он знал, что сегодня у агентства был сложный день и один из его сотрудников придёт домой вымотанным и специально поджидал, а может просто так неудачно совпало, кто же теперь разберёт. Главная проблема заключалась в том, что как ни старайся, высвободиться сейчас у Ацуши никак не получалось. — Ты задержался. Я ждал тебя к семи, — вместо ответа на вопрос, сказал Акутагава. Звучало как претензия. По факту, это и была претензия. — Ох, извини, если бы я знал, какие у меня сегодня будут гости, я бы отпросился с работы пораньше, — огрызаться сейчас было не лучшей идеей, но сдержаться Ацуши не смог, за что и получил хлёсткую пощёчину чёрной плетью Расёмона. Зато лицо Рюноске изменило своё выражение: из безразличного оно стало хищно-предвкушающим. Это было совершенно недобрым знаком. Акутагава никогда так ни на кого не смотрел, по крайней мере, Ацуши ни разу не видел. Если это было новой степенью проявления ярости, то Накаджима точно не жилец. Хотя постойте-ка, чем он уже успел так вывести Рюноске, они же три недели не виделись? — Гин попросила передать тебе благодарность, — наконец пояснил причину своего визита Акутагава, что, в общем-то, ничуть не проливало свет на его поведение, — а потом, подождав тебя, я пришёл к выводу, что мне тоже стоило бы тебя поблагодарить. Ацуши почувствовал, как его тело начинают перемещать в пространстве: Расёмон подтащил жертву поближе к своему владельцу, сократив расстояние между ними до трёх шагов. Накаджима нахмурился и задёргался сильнее, предчувствуя полную задницу. Благодарностью тут и не пахло. — Во-первых, за то, что ты, бестолочь, ведёшься на слова каких-то придурков, подставляя меня, — видимо имелся ввиду тот самый эспер и его высказывание, приведшее ко всем печальным последствиям в дальнейшем и к тому, что происходило сейчас, в частности. — Можно подумать, сам ты так не делаешь, — успел огрызнуться Ацуши, прежде чем тело его пронзило хлёсткой болью, разлившейся по ягодицам, а затем и перебравшейся на поясницу и во всё тело. Глаза Накаджимы округлились, а с губ слетел неловкий вскрик. Скорее от неожиданности, чем действительно от боли. Рюноске не пронзил его Расёмоном, как ожидал Тигр и к чему был уже более менее морально готов, он порол его. Порол по заднице, словно нашкодившего ребёнка, которому требовалось суровое наказание, соразмерное его глупости. — Во-вторых, конечно же, я должен поблагодарить тебя за твой острый язык, который ты не умеешь держать за зубами, — второй удар также пришёлся на ягодицы и ощутился несколько больнее предыдущего. Накаджима снова ойкнул и закусил губу, буравя Акутагаву злым взглядом. Это было не сколько больно, он ведь мог сделать ему намного, намного больнее, сколько обидно. Последний раз его пороли в детском доме за какую-то нелепую оплошность и, честно говоря, это было одним из самых лёгких его наказаний в те времена. И всё же вся ситуация сейчас очень неприятно отозвалась воспоминаниями во всём теле. — Ну, чего молчишь? — Поинтересовался Рюноске с вызовом, явно провоцируя Тигра что-нибудь сказать в ответ, тем самым, подстегнув следующий удар. А то, что он последует, было неизбежным. Ацуши промолчал, кусая губы. — В-третьих, я должен сказать спасибо за то, что ты без разрешения вломился в мою комнату, — третий удар последовал, но в этот раз Накаджима не проронил ни звука. — И растрепал всем, что там увидел. Ярость сменилась обидой, хлёсткой, как те самые нити Расёмона, что так небрежно прохаживались по его пятой точке. Обида за собственные обманутые чувства, он ведь думал, что Акутагава теперь будет хоть чуточку ему доверять, была такой сильной, что к глазам подступили слёзы и пришлось опустить голову, чтобы Рюноске не увидел, как жёлтые с фиолетовым отбликом радужки предательски заблестели. И всё же, кроме прочего, последнее обвинение было несправедливым. — Я никому не говорил про картину, — произнёс Ацуши, тщательно следя за тем, чтобы его голос не дрогнул. Хотя бы он его не подвёл. — Тогда кто? Только ты и Гин знаете, а донимать меня начало уже моё начальство, — нахмурился Акутагава. Не было похоже, чтобы Накаджима лгал, но больше было просто некому. Ацуши подумал. А действительно, кто же. Он никому не говорил, Гин, наверняка тоже… Затем он вспомнил, как следующим утром появился в Агентстве и на несколько минут завис рядом с картиной тигра, что висела в качестве украшения в одном из коридоров. Тогда мимо него прошёл Рампо, несколько секунд побуравил его взглядом, а затем сказав: «так-так», пошёл довольный дальше. Четвёртый удар оторвал от размышлений, напомнив об обидной реальности, где его пороли, фактически, ни за что. — Я задал тебе вопрос. — Не знаю. Удар. — Врёшь. — Ладно, признаю, это был я. — Врёшь, — Акутагава сократил между ними расстояние, поднимая голову Оборотня за подбородок и находя взглядом его глаза. — Ты плачешь, — констатировал он очевидный факт, с некоторым удивлением глядя в покрасневшие белки. Слёз, конечно, не было, но шмыгающий нос был более чем выразительным доказательством. Рюноске знал, что не причиняет сильной боли. Расёмон бил едва ли вполсилы, и всё это было затеяно скорее в качестве морального наказания за самонадеянность и за наглое вторжение в личное пространство, а не с целью навредить. Он не был последним засранцем, не считавшимся со своими долгами. Как бы то ни было всё же Тигр спас его и, что важнее, помог сестре, так что Акутагава рассчитывал лишь на небольшое показательное выступление, после которого он бы с чистым сердцем, которого у него, как считали многие, не было, ретировался бы восвояси. Он никак не ожидал, что Тигр расплачется, ведь даже пронзённый десятки раз, он никогда не плакал. Этот факт странным образом оборвал всё веселье от происходящего и даже то, что Накаджима выгораживал кого-то, кто рассказал всем про картину, стало фактом малозначительным. — Тебе кажется, — шумно шмыгнув носом, Ацуши отвёл взгляд. — Закончил с благодарностями? Нити Расёмона ослабли, и Накаджима бухнулся на пол, едва успев подставить ладони, чтобы не встретиться с паркетом носом. Он не предпринял попытки подняться, оставаясь сидеть на коленях и упираться руками в пол, глядя строго вниз и пытаясь успокоиться. Нет, он конечно, никчёмный, нерешительный и всё такое, но так позориться прямо перед Рюноске, или, скорее, прямо перед его чёрными туфлями, что попадали сейчас в поле зрения, было даже для Ацуши слишком. Парень глубоко вздохнул, загоняя свою обиду подальше. Внезапно перед ним на пол опустилась объёмная полупрозрачная коробка, за плёнкой которой были видны шесть пирожных. Судя по виду кондитерских изделий и лейблу на боку коробки, сладости были не дешёвыми и не из самой заурядной кондитерской. — Что это? — Ошарашено спросил Ацуши, пялясь на коробку во все глаза. Если бы эти пирожные были отравлены, он бы удивился меньше. — Это от Гин, — пояснил Рюноске, так и не двинувшийся с места. Он всё ещё обдумывал причину того, что из его действий могло вызвать у Тигра подобную реакцию. Накаджима поднял не изменившийся взгляд на брюнета, хлопая ресницами. На языке так и вертелось что-то вроде: «вот почему сестра у тебя нормальная, а ты нет», но он сдержался. Они несколько секунд смотрели друг на друга, а затем Рюноске просто прошёл мимо, явно собираясь уйти. Своё дело по доставке благодарностей он уже выполнил. Когда Акутагава взялся за ручку двери, его нагнал напряжённый выдох: — Стой. — Что ещё? — Рюноске обернулся, глядя на то, как медленно Ацуши поднимается с коробкой в руках и как поворачивается к нему, хмурясь. — Будешь чай? — И после коротенькой заминки добавил: — с пирожными.