«Единственный способ проснуться — умереть» Knock Harder: Useless
Пройдя сквозь дыру в стене, Ацуши вышел в небольшой переулок, огороженный со всех сторон каменными стенами других домов и заканчивающийся тупиком. Судя по скоплению мусора и соответствующему запаху, это место уже довольно давно использовалось для выброса отходов, так что теперь здесь образовалась практически свалка. Акутагава за спиной закашлялся, прикрыв рот ладонью. Он вообще довольно остро реагировал на сильные запахи или уменьшение концентрации кислорода во вдыхаемом воздухе, так что место для него было не очень подходящим. — Раньше тут тоже была свалка? — Ацуши смотрел в навигатор, пытаясь сообразить, как так получилось, что они зашли в явный тупик. Сигнал продолжал исходить от этого места, ясно намекая, что в кучи мерзко пахнущего мусора всё же лезть придётся. — Не выкинул же он их… — пробурчал себе под нос, Накаджима, натыкаясь взглядом на сдохшую и частично разложившуюся кошку. Поморщился. — Нет, — Акутагава, напротив, воспринимал окружающую загаженность пространства довольно спокойно, если не считать постоянного покашливания. — Тут было кое-что другое, — Расёмон взвился в воздух, разом поглощая несколько особенно внушительных гор отходов, освобождая пространство у самой стены. Происходило это так быстро и эффективно, что Накаджима даже восхитился. — Твою способность, да в мирное бы русло, — протянул Ацуши, наблюдая как из-под остатков пластиковых банок, банановой кожуры и ещё бог знает чего, появляется крышка металлического канализационного люка. — Ты это о чём? — Расёмон поднял тяжёлый металлический диск за приваренную к нему ручку. Похоже, это был вход в канализацию. Странно, что его расположили в подобном месте, к которому нельзя ни подступиться ни подъехать. Хотя, скорее всего, когда в этом районе прокладывались канализационные пути, то никто не предполагал, что на пустыре вырастет район бараков. — Представь, сколько бы тебе платили перерабатывающие отходы компании. Ты бы озолотился, — Накаджима наклонился, вглядываясь в тёмное пространство внизу, где вообще ни зги не было видно. Ничем криминальным оттуда не пахло и шума воды, характерного для канализаций, тоже слышно не было. То ли это была неработающая её часть, то ли и не канализация вовсе. Рюноске с ужасом представил себе такой рабочий день: он стоит перед горами мусора, а изрядно разжиревший и беспрестанно воняющий Расёмон с упоением пожирает очередную порцию пластиковых бутылок. Акутагава содрогнулся от этой картинки. Нет, он совершенно точно никогда не бросит Мафию, чтобы подобное сомнительное будущее вдруг не стало возможным. В качестве мести за неосторожные слова, Рюноске пнул Тигра и тот с воплем рухнул в тёмную дыру, наверняка больно приземлившись лицом о бетонный пол. В отличии от кошек, Накаджима никогда не приземлялся на лапы, явно предпочитая тормозить своей рожей. Испытав чувство глубокого удовлетворения, Акутагава соскользнул в дыру следом, удачно приземлившись на ноги. — Один из контрабандных туннелей, что раньше использовались мелкими организациями для переправки наркотиков и оружия в порт, теперь заброшенный, — Рюноске бегло осматривал знакомые стены, подсвечивая себе телефоном. Когда он с товарищами впервые обнаружил этот тоннель, то ещё не знал, что вместо искомого спасения, накликал на себя и на других куда большую беду. — Почему забросили? — Ацуши с кряхтением, поднялся с пола. Возмущаться действиям напарника было бессмысленно. — Чёрт, ни черта не вижу, — он извлёк из кармана свой сотовый, зажигая фонарик. — Из-за поселившегося здесь поехавшего крышей эспера, — в тоннелях царила абсолютная тишина, сейчас нарушаемая лишь звуками их голоса. — Его способность, «тень прошлого», заключала разум жертвы во временную петлю самого ненавистного дня, в конце которого она каждый раз умирала. И так, пока человек не сходил с ума или не умирал от истощения в реальном мире, — свет фонарика нашёл свою цель, а именно электрический щиток, и уже буквально через мгновение тоннель осветился неярким желтоватым светом висящих на стенах ламп. Кое-где они перегорели, так что оставались затемнённые, до черноты, участки пространства. Выложенные желтоватым кирпичом стены куполом уходили метра на два в высоту, создавая впечатление эдакой пещеры, где каждый шаг, каждое слово, отдавалось пронзительным эхом, возвращаясь к владельцу звоном в ушах. Высохшая канава меж двух стен, довольно глубокая и широкая, чтобы сказать точно, для чего она предназначалась, местами была присыпана мусором. Похоже, в прошлом это место всё же было канализационной ветвью, но очень, очень давно, потому что кроме спёртого, тяжёлого воздуха никаких других посторонних запахов не ощущалось. Странно, что кто-то хотел здесь жить. Хотя, если сравнивать с условиями на поверхности, тут было немногим хуже, а зимой, наверное, даже и лучше. Ацуши почувствовал, как страх встретиться с описанным Акутагавой человеком пробирает его, но, закусив внутреннюю сторону щеки, постарался взять себя в руки. Он слишком хорошо знал, помнил, свой самый страшный день, которого боялся и ненавидел всеми фибрами души, чтобы позволить себе встречу с такой способностью. Быть заключённым в этот кошмар навечно? Участи страшнее и придумать невозможно. Акутагава закашлялся, чуть сильнее, чем обычно, и повернулся к Накаджиме, будто бы внезапный резкий выдох мог выдать напарника с головой: в его взгляде было презрение. — Прекрати трястись, он давно мёртв. Накаджима почувствовал, как отлегло от сердца, и задал вопрос, стараясь, чтобы это облегчение не проскользнуло в голосе и вдруг не убедило Акутагаву, что тот был прав в своих подозрениях насчёт трусости: — Ты убил его? — Да. — Как у тебя получилось? Я имею в виду, не попасть в его способность. Рюноске молча развернулся и пошёл вдоль стены, периодически пиная попадающиеся под ноги мелкие камушки. Ацуши уже было решил, что напарник не будет отвечать на этот вопрос, поэтому просто молча пошёл следом, но, видимо, Акутагава всё же счёл возможным посвятить Накаджиму в эту часть своей биографии. — Она не сработала на мне. Человек, у которого нет эмоций, не может иметь самого ненавистного дня, как и не может иметь самого радостного. Они все были одинаково серыми, и поэтому я успел убить его прежде, чем это сделал он. Некоторое время после этого они двигались в полнейшей тишине, каждое мгновение разбивающейся звуком их шагов. Тоннель был один, без ответвлений, так что никаких сложных выборов, насчёт того, куда идти, перед напарниками не стояло. Планшет же исправно показывал, что двигаются они в правильном направлении. Ацуши думал о том, какого это, когда у тебя нет эмоций. Когда ты не способен ничего почувствовать, ни радости, ни печали, ни любви, ни тепла, только боль и пустоту. Наверное, тот холод, что он ощутил наверху, был постоянным спутником для Рюноске. Постоянное безразличное ничего, не позволяющее выйти за пределы и увидеть краски мира. Разве так бывает? Однако впереди него шёл живой пример того, что таки да, в жизни бывает всё. — Тигр, ты сейчас дырку во мне прожжёшь, — Акутагава повернул голову, чтобы на мгновение они встретились взглядами. — Чего замолчал? — Пытаюсь представить какого это, жить не чувствуя ничего, — честно признался Ацуши. И так же честно добавил: — не получается, — Рюноске хмыкнул. — Как… Как так получилось, что ты научился ну… чувствовать? Накаджима ждал, что вопрос будет проигнорирован или получит ответ в стиле: «иди на хрен», всё же он был слишком личным, но, похоже, путешествие по местам своего детства пробудило в Рюноске какое-то желание к откровенности. Не то, чтобы обычно он был молчаливым и угрюмым, но вызнать что-то по поводу его личности всегда было делом затруднительным. Может быть, только Дазай-сан знал всё. Он всегда всё знает, но Ацуши не решался у него спросить. Из этических соображений скорее, чем из-за отсутствия любопытства. — Контрабандисты убили тех с кем я жил, — очень коротко и сухо, пояснил Рюноске. — Потому что мы узнали, то чего не должны были знать. Я спасся. И захотел отомстить. Это было моим первым чувством: желание убить их. Убить их всех. Я так сильно ненавидел их, что был готов умереть ради того, чтобы убить хотя бы одного из них. — И что случилось дальше? — Я встретил Дазай-сана, — как всегда при упоминании имени наставника в голосе Акутагавы проскользнуло глубокое чувство уважения, — он убил тех шестерых людей, которым я хотел отомстить, хотя сам был безоружен. В тот момент я подумал, что встретил дьявола. Уже тогда член исполнительного комитета, а ему ещё не было и пятнадцати. — Дазай-сан?! — На этот шокированный возглас Акутагава даже соизволил полуобернуться. — А ты что думал, что он святой, несмотря на то, что знал о том, что он состоял в Мафии? Что б ты знал, Дазай-сан убил людей столько, что я по сравнению с ним просто желторотый щенок. Ацуши потрясённо молчал. Он, конечно, иногда думал об этом, каким был Дазай, когда работал в Портовой Мафии, но никогда не предполагал, что он был таким… Нет, наставник и будучи детективом Агентства был иногда слишком пугающим, но чтобы всё было так… — Тебе пора снимать розовые очки, Тигр, — прозвучало с насмешкой. — Особенно, что касается того, как ты пытаешься найти во всех людях что-то хорошее. И во мне, в том числе, — последнее замечание отзвуком пронеслось где-то в сознании Акутагавы, вызывая странное чувство, название которому он не смог подобрать. — Я не ищу не существующих вещей, — отфыркнулся Накаджима, больше по привычке. Оборотню потребовалось ещё несколько минут полнейшей тишины, чтобы переосмыслить свои представления насчёт наставника, и даже несмотря на это он не мог полностью поверить в то, что сказал Акутагава, хотя понимал, что врать тому просто незачем. Акутагава вообще никогда не лгал, по крайней мере, ему точно ни разу, или Ацуши об этом ещё пока просто не знал. — Поэтому ты вступил в Портовую Мафию, потому что Дазай-сан позвал? — Да. Он предложил мне стать его учеником и дал причину, чтобы я мог перестать называть свою жизнь бессмысленным существованием. Поэтому я пошёл. — Ради его признания. Вот почему это была самая важная для Рюноске вещь на свете: признание от его наставника, человека, который дал ему смысл жизни: себя. Получался какой-то замкнутый круг, если вдуматься, который, в итоге, просто оборвётся в прежнюю пустоту, если с Дазаем что-то случится или Акутагава действительно добьётся признания, которое он примет. И что тогда? Причина жить исчезнет? Ацуши не мог не задать этот вопрос. — А что ты будешь делать, когда получишь его, признание Дазай-сана? Акутагава внезапно остановился как вкопанный и Тигр едва не впечатался ему в спину, успев затормозить практически в последний миг. Рюноске обернулся и Ацуши подумал, что тот его сейчас просто убьёт, потому что выражение лица у него было просто… Чертовски пугающим. Это был как раз тот момент, когда Ацуши почувствовал, как в его напарнике будто переключатель щёлкнул, как было с ним тогда, на Моби Дике. Накаджима сглотнул, но продолжил выражать свою мысль: — Если ты не найдёшь ещё одну причину до того, как твоя мечта исполнится, то ты вернёшься к прежнему состоянию, как ты сказал, бессмысленному существованию. Неужели ты никогда не думал об этом? Акутагава нахмурился и отвернулся. — Нет. Больше Ацуши не стал ничего спрашивать или говорить, предполагая, что сейчас для этого не самое подходящее время и нужно дать Рюноске время, чтобы хоть как-то переварить внезапно свалившуюся на его голову мысль. Они ещё шли минут десять, всё чаще и чаще натыкаясь на неосвещённые участки коридора, пока, наконец, Накаджима не увидел, что их собственное положение и координаты сигнала совпадают с точностью до двух метров. Растерянно заозиравшись по сторонам, тоннель в этом месте не заканчивался и никаких дверей или лестницы не имел, что было, весьма странно, Ацуши негромко позвал ушедшего вперёд брюнета: — Эй, Акутагава, мы, похоже, пришли, — Рюноске, видимо, ушедший в свои мысли недостаточно глубоко, чтобы проигнорировать глас зовущий, остановился. — Но тут нет ни люка, ни дверей, — голос Ацуши был растерянным. Акутагава быстро осмотрелся по сторонам и, перепрыгнув через высохший канал, подошёл к противоположной стене, вытаскивая руки из карманов и начиная простукивать пальцами каменную кладку. Смысл его действий дошёл до Накаджимы, когда звук стука стал внезапно более гулким. — Здесь есть тайный ход? — Уточнил Оборотень, ожидая, что вот сейчас Рюноске надавит на какой-то камень и часть стены уедет в сторону или вниз. Но Акутагава поступил проще: просто сделал дырку в стене Расёмоном, не особо заморачиваясь над тем, какой грохот он устроил. — Теперь да. Как оказалось, они вошли в середину коридора, который тянулся с противоположной их движению стороны, параллельно тоннелю, и в этом месте переходил в крутую лестницу, поднявшись по которой, они оба оказались в средних размеров комнате, без окон и без дверей. Помещение ярко освещалось лампочкой, вкрученной в потолок, и носило на себе явные признаки когда-то складского помещения. — Так-так-так, похоже, меня всё-таки нашли, — из-за письменного стола, что располагался у дальней стены и на котором стоял ноутбук поднялся человек. Довольно высокий, шатен с карими глазами и чертами лица характерными для японца, совершенно обычный, на первый взгляд, человек. Он не выглядел обеспокоенным или напуганным, скорее даже был доволен фактом своего обнаружения. — Садоске Нато, — констатировал Акутагава очевидный факт, безошибочно узнав лицо с фото, которое было вложено в дело. — Флешки, — Ацуши дёрнулся вперёд, увидев подключённые к ноутбуку USB-накопители. Они весело мигали лампочками, что означало, что с ними работали. Если Садоске именно в этот момент передавал куда-то информацию, то задание можно было считать проваленным, поэтому медлить было нельзя. Расёмон стремительно атаковал сразу в двух направлениях, однако, ни в одном не попал в цель: эспер как-то быстро переместился в противоположную сторону, не забыв прихватить с собой ноутбук. — Какие невежливые молодые люди, — мужчина нахмурился, а когда Накаджима прыгнул вперёд, стремясь добраться до ноутбука, выхватил пистолет, выпуская несколько пуль по траектории, которая определённо закончилась бы дыркой в голове Тигра, если бы не его скорость, позволившая за долю секунды уйти в сторону. — Впрочем, от Портовой Мафии и Агентства меньшего и не ожидалось. — Ты знаешь откуда мы? — Удивился Накаджима, теряя на это драгоценные секунды. — Разумеется, знаю. И откуда и кто вы такие, Ацуши Накаджима и Акутагава Рюноске, — Садоске что-то нажал на компьютере, и внезапно проход за стоящим на месте Акутагавой стал единой стеной, а комната стала наполняться каким-то странным приторно-сладким белым газом, поступающим из труб с противным шипением змеи. — И поэтому ваши способности вам не помогут. Рюноске тяжело закашлялся, оседая на пол, и прикрывая лицо рукавом. Его лёгкие были слабее, и неизвестный яд распространялся в них быстрее. Вытяжки, расположенные под потолком, похоже, не работали. Накаджима снова рванул вперёд, его организм мог бороться с отравой некоторое, совсем коротенькое, время, которого, он искренне надеялся, ему хватит, чтобы деморализовать противника, но газ всё же успел подействовать, а пистолет в руках Садоске никуда не делся. По комнате эхом разлетелся звук ещё нескольких выстрелов, грудь обожгло болью и Тигр рухнул на колени в каком-то полуметре от своей цели. — Что… это… за… чёрт?.. — Прохрипел Ацуши, упираясь руками в пол. Перед глазами плыло. Неужели яд настолько быстро действует, что даже сила Тигра не способна с ним бороться? И почему сам Садоске никак на него не реагирует? Неужели заранее антидот принял? — Всего лишь снотворное, молодой человек, всего лишь снотворное, — любезно пояснил кореец, возвращаясь к столу и ставя ноутбук на его поверхность. За спиной раздался звук упавшего тела: это Акутагава потерял сознание. Накаджима ещё пока держался, с трудом сохраняя ясность среди расплывающихся мыслей. — Видишь ли, я вообще не терплю насилия. Извини, что пришлось тебя ранить, но я же знаю, что ты от этого не умрёшь. Зато я обещаю компенсировать тебе это стократным наслаждением, — он присел перед Ацуши, проводя рукой по его щеке и вполне доброжелательно улыбаясь. — Но тех девушек… — язык заплетался, слова выходили невнятными. О том, чтобы напасть сейчас не могло быть и речи. — Девушек? Нет, я их не убивал. Несмотря на то, что они были теми, кто украл кое-что, что им не принадлежало, не убивал, — Садоске нахмурился, видимо, знал об их смерти. — Это сделал кто-то, кто шёл за мной, кто не хотел, чтобы все узнали, почему они уснули. Кто-то из японского отдела по делам одарённых, — поморщился. — Ублюдки, своих же людей не пожалели. Не было похоже, что он врал, но оценить этот факт объективно Накаджиме сейчас было крайне сложно. Его веки медленно закрылись и последнее, что он почувствовал, было мягкое поглаживание его волос со словами: — Спите, мальчики, вы ведь так устали. Способность, активация: «сна благословение несущий». Их захватил сон.***
Акутагава открыл глаза и с удивлением обнаружил, что лежит на прохладном камне какой-то площади. Гладкая брусчатка больно давит в щёку, а вокруг, насколько хватает глаз, царит полная разруха. Рюноске поднимается, чувствуя, как всё тело ноет от усталости и боли: кажется, его какое-то время неплохо так били, а судя по состоянию одежды, парочку вмятин в земле он проделал непосредственно своим телом. Перед глазами всё чуть плывёт и поддернуто красной поволокой, но всё же он выравнивается, откашливает кровь, что, кажется, уже заполнила лёгкие до отказа, и осматривает пространство вокруг себя, вглядываясь в детали. Определённо здесь присутствовали следы боя: жестокого, кровопролитного, с кем-то очень сильным. Акутагава поворачивает голову и видит, как под высоким постаментом, кажется изображающим какого-то японского генерала, опершись на него спиной, сидит знакомая фигура в потрёпанном бежевом плаще. Бывший наставник с трудом дышит, его губы разбиты и по ним стекают капли крови, пачкая подбородок и одежду, а правой рукой он зажимает раненный бок в котором угадываются обломки камня. И всё же, несмотря на всё это, он живой. Метрах в пяти от него, лицом в землю, лежит ещё одно тело, куда более недвижимое, чем Дазай-сан. Белая рубашка пропитана кровью насквозь, на ней нет ни единого светлого пятнышка прежнего цвета, штаны подраны, ботинок и перчаток, как всегда после трансформации, нет. Акутагава не замечает признаков дыхания, а судя по огромной дыре в груди, он и пульса не найдёт, даже если попытается. — Кхах… Рюноске вновь поворачивает голову в сторону постамента, под которым расположился наставник. Он идёт к нему, с трудом вспоминая, что же произошло несколькими минутами ранее, прежде, чем он отключился после последнего решающего удара. Кажется, они с Ацуши в очередной раз схлестнулись, пытаясь прикончить друг друга на месте. Дазай-сан попытался их вразумить, но потом просто махнул рукой, сказав, что с тем, кто выживет он и пойдёт в соответствующую организацию, после чего, кажется, в него случайно попал кусок площади, запущенный Расёмоном. В итоге Рюноске всё-таки победил. В последний момент, прицельно проткнул приблизившегося врага Расёмоном в сердце, вырвав его начисто. Картинка того, как на тонком конце чёрной ленты отсчитывает последние удары окровавленный кусок мышцы, прочно обосновалась в памяти. С такой травмой даже хвалёная тигриная регенерация не справится. Акутагава подходит ближе к сидящему наставнику и встречается с ним взглядом. Он чувствует, как его сердце бьётся всё чаще и чаще, в предвкушении того, что он заслужил услышать. Что он уже очень долго заслуживает услышать. — А ты всё-таки стал намного сильнее, Акутагава-кун, — сквозь кровь на губах улыбается Дазай-сан, чуть хрипя. — Я горжусь, что ты был моим учеником. В мозгу что-то взрывается от ликования. Неверие, растерянность охватывают с головой, даже несмотря на то, как долго Рюноске ждал этих слов. Несмотря на то, как сильно жаждал их услышать. Вот оно. Он победил. Его признали. Акутагава запрокидывает голову и, не в силах сдержать внутреннего порыва, смеётся. Кажется, впервые за всю свою жизнь смеётся, открыто, искренне, счастливо, широко улыбаясь ясному небу, подёрнутому розовой закатной дымкой. Он никогда такого не чувствовал, ни разу за все двадцать лет: такой лёгкости, такой свободы. Будто бы с плеч рухнула тяжелейшая ноша, которую он тащил, не осознавая. Кашель вновь раздирает его горло, а раны на теле напоминают о себе негодующим болевым импульсом, но даже это не в силах свести улыбку с лица Рюноске. Он кашляет в ладонь, не обращая внимания на то, что сплёвывает кровь, и с восторгом смотрит на медленно поднимающегося наставника. Дазай придерживается рукой о крошащееся основание постамента, но всё же стоит. Неплохо ему перепало в их очередной с Ацуши стычке. — Ну что, давай вернёмся в Мафию? Пространство внезапно начинает сужаться, поглощаемое наползающей с периферии жадной тьмой, и последнее, что видит Акутагава, это образ его наставника, чуть пошатывающегося от полученных ран, но одобрительно ему улыбающегося. Вскоре тьма поглощает и его, оставляя Рюноске одного в своих бесконечных просторах, так же, как было всегда. Ощущение радости быстро проходит, оставляя после себя ещё большую растерянность. Вот он снова во тьме, один, не знающий, куда идти и что делать, зачем теперь жить. Страх прокрадывается под кожу, мурашками пробегая по позвоночнику, и ледяными пальцами подбирается к сердцу. На короткое мгновение Акутагаву пробивает паническим осознанием, что это конец. Что единственное, к чему он стремился — осуществилось, и теперь он снова должен бессмысленно блуждать во тьме, без намёка на дальнейший путь. Внезапно поперёк груди его обхватывают звериные лапы, покрытые мягкой белой шерстью с чёрными полосами. Они бы легко сейчас могли его разорвать, но вместо этого, они обнимают и удерживают, будто являясь самым надёжным якорем в этой чёрной бездне. Акутагава чувствует, как позади него стоит что-то светлое, как к его спине прижимается кто-то тёплый и знакомый, до мельчайших тонов знакомый голос, шепчет ему на ухо, согревая тёплым дыханием: — Кошмар закончился, Рю. Пора просыпаться. Страх проходит, сменяясь подаренным теплом. Объятия размыкаются и Рюноске берут за руку, крепко сжимая его холодные пальцы в горячей ладони. Ацуши, в своей нелепой псевдо офисной одежде, без единой пылинки или шрама, улыбается ему, тепло и радостно, тянет вперёд, разгоняя своим мерцающим светом темноту вокруг. — Ну же, пойдём скорее. Тебя ждут. Акутагава смотрит в эти жёлто-фиолетовые глаза, не понимая, как Накаджима вообще может быть жив, если он только что видел его с дырой в груди, проделанной Расёмоном, но затем эта не состыковка в логике отступает на задний план, вытесняемая теплом, что исходит от света этого человека, и он начинает верить им. Верить безоговорочно, послушно делая шаг за шагом вслед за Тигром, сжимая в ответ чужую руку, хватаясь за неё, как за спасительную нить. Тьма расступается, выпуская их в зал собраний Мафии, где уже во главе стола сидит Мори с Элизой на коленях, по правую руку от него — Дазай, такой, каким Акутагава его помнил со времён Мафии, по левую — Коё, рядом с которой стоит Кёка, следом Чуя, а позади одного из пустых стульев стоят Гин и Хигучи, приглашающе ему улыбаясь. Рюноске переводит взгляд на всё ещё держащего его за руку Ацуши и с растерянностью замечает, что на Тигре уже нет этих дурацких офисных шмоток, теперь на нём элегантная форма Портовой Мафии, которая идёт ему гораздо больше. Все присутствующие на мгновение прерывают обсуждение какого-то плана и смотрят на него, на Акутагаву. Мори кивает ему, в знак приветствия, и указывает на одно из свободных мест. — Хорошо, что ты пришёл, Акутагава-кун. Дело будет громким, нам будет необходима твоя сила. Рюноске с полным потрясением во взгляде смотрит на Накаджиму и тот кивает, чуть подталкивая его к стулу. Прежде, чем Акутагава садится, он снова слышит шёпот на ухо, коснувшийся его волос: — С возвращением, Рю. В груди разливается неизвестное доселе тепло. Своё, не подаренное. Наверное, именно это люди и называют счастьем.***
Ацуши просыпается от того, что ему на лицо светит упорный солнечный луч. Он медленно садится в постели, растирая остатки сна в глазах, а затем, щурясь, смотрит в большое окно. Внутри такая необычная лёгкость, что хочется практически петь. Ему десять, он спит на довольно жёсткой кровати в своём родном приюте, но это вовсе его не тревожит: впереди будет прекрасный, насыщенный день. Накаджима спрыгивает с постели, тянется, ощущая себя полноценным человеком, машет своим соседям по комнате и идёт одеваться, затем в ванную и потом уже спускается в общую столовую. — Привет, Кёка-чан, — он ерошит маленькой темноволосой девочке волосы, ставя рядом с ней поднос с ароматными оладушками, политыми мёдом. — Как спалось? — Кёка в их приюте совсем недавно, но они уже успели подружиться и теперь каждое утро завтракают вместе. Вскоре к ним присоединяется ещё один человек: неулыбчивый Акутагава-кун, с которым они учатся в одном классе, и, пожалуй, единственный в приюте, кроме наставника, который понимает Ацуши практически полностью. — Сегодня в расписании математика, урок труда и английский язык, так что стоит поторопиться, — спешно проглатывая блинчики бурчит Накаджима с набитым ртом и Рюноске молча соглашается, правда, после этого просит заткнуться и говорить только после того, как пережуёт. Кёка смеётся и желает им удачного дня. Они все обычные люди. Сегодня самый обыкновенный солнечный день. Математика проходит в целом неплохо, Ацуши даже удаётся решить пару примеров у доски и не запороть самостоятельную работу, частично, благодаря давшему списать Рюноске. Математика никогда не была его сильной стороной, зато вот на уроке труда он получает похвалу от наставника за отлично сделанный табурет. После английского они всем классом идут на обед, весело обсуждая то, что только что узнали, и в какой-то момент Акутагава чуть придерживает друга за плечо и шёпотом предлагает улизнуть после обеда в город, посмотреть какую-то там историческую достопримечательность, он вообще фанат всяких исторических мест, со сложно выговариваемым названием. Ацуши соглашается, почему бы и нет, главное, потом не попасться на глаза Наставнику. Храм, к которому Накаджиму притащил Рюноске, оказывается до безумия красивым. Их даже впускают внутрь, несмотря на потрёпанную старенькую одежду, и они почти час ходят по прохладному красному деревянному покрытию и, раскрыв рты, глазеют на разнообразные образчики японской живописи. Акутагаве это очень сильно нравится, а Ацуши просто приятно, что его другу хорошо, так что он вовсе не против стоять по пятнадцать минут перед каждой картиной и делать вид, что ему интересно. Они возвращаются обратно в приют где-то часов в пять, когда солнце только-только начинает задумываться о том, чтобы отправиться на покой, но всё вокруг уже понемногу приобретает характерные золотистые оттенки. Рюноске как обычно идёт рядом молча, а Ацуши с наслаждением вдыхает запах подступающегося вечера, закинув руки за голову и подставляя лицо солнцу. Они пересекают мост над быстротечной рекой, когда Акутагава внезапно останавливается. — Что случилось? — Накаджима оборачивается, когда замечает, что друга рядом нет, и удивлённо смотрит на спокойное лицо Рюноске. — Хочу тебе кое что сказать, — Акутагава как всегда смотрит ему в глаза, но если присмотреться, то можно заметить, с каким усилием ему даётся удерживать этот зрительный контакт. — Да? Что такое? — Ацуши опускает руки и подходит ближе. Он чувствует волнение, которое прежде никогда не испытывал. Акутагава молчит, сжимая кулаки. — Ну же, ты же знаешь, я твой друг, ты можешь рассказать мне всё, что захочешь, — Накаджима улыбается, однако, когда он слышит следующие слова, улыбка становится какой-то растерянной и потрясённой. — Ты мне нравишься, — Рюноске продолжает смотреть ему в глаза, его скулы едва заметно краснеют, то ли это просто солнце золотит бледную кожу. — Что? — тихий-тихий выдох. — Ты. Мне. Нравишься. — Акутагава сокращает расстояние в три шага, что разделяло их, и кладёт руки Ацуши на плечи. Он ужасно решителен и серьёзен, даже больше, чем обычно, и это сбивает с толку. Накаджима продолжает просто потрясённо таращиться, пока чужие губы приближаются к его и накрывают в скромном, сухом касании. Ему кажется, что собственное сердце сейчас просто выскочит из груди, так сильно оно бьётся и трепещет от странного, непонятного, но однозначно сладкого, чувства. Руки сами собой тянутся обнять в ответ, прижаться теснее и почувствовать, такое же сумасшедшее биение другого сердца, когда их грудные клетки соприкасаются. Ацуши не может сдержаться. Он счастливо смеётся, разрывая их первый поцелуй. В приют они возвращаются спустя час, держась за руки. Оба счастливые до такой степени, что это просто неприлично, и когда Наставник ловит их обоих за шкирку, вкрадчивым голосом интересуясь, а где это драгоценные воспитанники изволили быть, у Ацуши на мгновение всё внутри обрывается от панического страха. Такого иррационального, непонятного страха перед Наставником, хотя тот никогда не позволял себе повышать на него или кого-нибудь другого даже голос, не то, чтобы руку поднять. Это чувство быстро проходит, когда их ставят на пол и Наставник скрещивает руки на груди, ожидая оправданий. Он смотрит на их переплетённые с Акутагавой пальцы и в его глазах Накаджима не видит злости. Да, наказание последует, но оно будет просто формальностью, на самом деле Наставник вовсе не сердится. — Ацуши, ты же способный неглупый парень, разве можно сбегать, никого не предупредив? — Журит он Накаджиму. — Вымойте посуду после ужина, — решает мужчина с наказанием и мальчики кивают, усиленно изображая раскаявшихся и осознавших всю тяжесть своей вины. — Боже, ну что за дети, — кажется, Наставник им ни капельки не верит. Он улыбается. — Ребятки, вас ждёт великое будущее… Эта фраза каким-то странным диссонансом проходится по сознанию Ацуши, на долю секунды подёргивая окружающую действительность рябью. «Ты никому не нужен» — Так, что не тратьте свои таланты зря… «Ты ни на что не способен» — И станьте достойными людьми. «Ты ничтожество» Окружающая реальность замирает, как будто кто-то остановил время. Добрый Наставник, Акутагава, сжимающий его ладонь, всё застывает, выцветает, стремительно стирается и Ацуши слышит шаги за спиной, отдающиеся набатом страха в душе. Он оборачивается и видит другого Наставника, что смотрит на него с жестокостью и презрением во взгляде. — Ты не достоин, чтобы жить, — говорит это человек. — Нет… — совсем растерянно и едва слышно. Ацуши не верит в то, что видит, не верит в то, что слышит. — Ты не достоин, чтобы называться человеком. — Нет… — Ты монстр, а не человек. — Не правда! — Этот надрывный крик вырывается из горла вместе с брызнувшими из глаз слезами. — Я человек! Человек! Оглушающий рык раздаётся откуда-то слева и, повернув голову, Накаджима видит стоящего на каменном полу тигра. Белого, огромного, яростно скалящего на него свои клыки. Он переминается с лапы на лапу, а затем, единым прыжком преодолевает расстояние между ними. — Тот, кто не может спасти других, не заслуживает права жить, — Ацуши слышит это прежде, чем бритвенно-острые зубы разрывают его горло.***
Ацуши распахивает глаза, чувствуя, как его рот открывается в беззвучном крике боли. Секунда. Вторая. Он осознаёт, что дышит, что лежит на каменном полу, что клыки тигра только что не лишили его жизни и всё случившееся с ним — сон. Это успокаивает. Это заставляет взгляд сфокусироваться, а память заработать, активно вытаскивая из недр воспоминания о том, кто он, где и что вообще происходит. Внезапно оказывается, что рядышком на полу лежит Рюноске, также как и Накаджима, на боку, лицом к лицу. Это было странно, потому что Ацуши точно помнил, что заснули они в разных частях комнаты. Ещё мгновением позже, до Тигра доходит и то, что Акутагава счастливо улыбается во сне, а из уголков его глаз катятся едва заметные слёзы. Сначала это вызывает смятение: Накаджима никогда не видел у него такого выражения лица, да и никто не видел, такого просто не существовало. Но затем, осознание того, что, похоже, сейчас Рюноске видел во сне то, что делало его по-настоящему счастливым, отозвалось где-то в глубинах души необъяснимым чувством радости за него. Человеку, который не знает ничего, кроме ненависти можно же хоть где-то почувствовать счастье, да? До чуткого слуха долетает звук тихого стука пальцев по клавиатуре, отвлекая Ацуши от созерцания счастливого умиротворения на лице Акутагавы. Значит, Садоске ещё не закончил и не ушёл. Почему же он их даже не связал? «Потому что никто не должен был проснуться», — осознаёт Тигр, аккуратно перемещая руку в пространстве так, чтобы было удобно вскочить и сделать рывок. Их противник был так беспечен, полагаясь на свою способность, что даже не озаботился мерами предосторожности, просто оттащив двух парней в дальний угол. Действительно, откуда он мог знать, что у одной из его жертв окажется настолько травмированная психика, что засевший в голове образ Наставника буквально разорвёт на части все сны о возможной счастливой жизни. Наверное, это было чем-то похоже на ту историю, что рассказал Рюноске: как на нём не сработала способность «тень прошлого», просто потому что он оказался не имеющим исходных условий для создания временной петли. У Накаджимы же был железобетонный блок на случай, если кто-то решит рассказать ему, что он вообще-то не так уж и плох. Всё случилось быстро. Ацуши трансформировался и прыгнул, за несколько рывков преодолевая расстояние к Садоске, опрокидывая его вместе со стулом назад и блокируя лапами любую возможную деятельность со стороны врага. Кореец только удивиться и успел, ошарашенно глядя на трансформа, что теперь держал его одной рукой за шею, убедительно намекая на то, что дёргаться не стоит, иначе острые тигриные когти могут оставить некрасивые следы. — Как ты так быстро очнулся? И десяти минут не прошло, — прохрипел кореец. Надо же, а во сне казалось, что прошёл уже целый день. Накаджима обернулся, отыскивая взглядом компьютер. Может быть, он ещё успеет предотвратить передачу информации, если прошло так мало времени. Флешки всё ещё весело перемигивались, а на рабочем столе мигало окошко загрузки: «98.3%» высвечивалось над синей полоской. Передача почему-то шла медленно, то ли связь здесь была не очень, то ли объём данных был просто гигантским. — Стой! — Садоске дёрнулся, позволяя оцарапать себе шею, но во что бы то ни стало переключить внимание намеревающегося закончить порученное ему дело Ацуши на себя. — Ты знаешь что там? — Манёвр удался, и внимательный взгляд жёлто-фиолетовых глаз вернулся к корейцу: — информация о способностях наших одарённых. Европейские организации давно точат на нас зубы из-за того, что мы не состоим в международном совете и не подчиняемся им. Вот они и решили сломить нас таким образом. — Почему я должен тебе верить? Садоске снова дёрнулся, раня себя чужими когтями ещё глубже, но умудряясь чуть-чуть приподняться, чтобы их с Тигром глаза оказались ближе. — Можешь мне не верить, но представь, сколько одарённых погибнет, если эта информация попадёт в Европу. Ни в чём не виновных одарённых, которые только поддерживают порядок на своей родине, — Садоске определённо знал, на что нужно было давить в разговоре с Ацуши. — Бессмысленных жертв можно избежать, нужно только чтобы передача файлов завершилась и тогда накопители сами сотрут себя. В чём беда для вас, если эта информация вернётся к владельцам? Вы ничего не теряете. А мы рискуем потерять самих себя и своих родных, как только японское отделение передаст эти сведения в Европу. Накаджима закусил губу. Да, он доверчивый простачок и, в лучших традициях Кенджи, слова противника тронули его, заставив задуматься над всей ситуацией. Неофициальная операция, мёртвые девушки (шпионки, скорее всего), вовлеченность Портовой Мафии, всё это отдавало таким смрадом закулисных игрищ, что даже Ацуши был способен его уловить. Но всё же он не может быть на все сто процентов уверен, что сейчас ему не вешают лапшу на уши, пользуясь его добросердечием. Перед ним враг, задание которого вернуть информацию любой ценой. Но если он не лжёт… — Я проверю, — решил Ацуши. — Если на флешках действительно то, что ты говоришь, я не стану прерывать работу. Садоске охотно кивнул, всем своим видом выражая готовность позволить Накаджиме сделать то, что он сказал. Тигр медленно разжал хватку, выпуская противника и, поднявшись, подошёл к ноутбуку. «98.9%» Нужные файлы отыскать было просто, доступ был открыт из-за совершающейся передачи, так что Ацуши без труда увидел то, что было сохранено на съёмных носителях. Действительно досье на корейских одарённых, с названиями организаций, именами родственников, адресами, подробным описанием способности… Накаджима успел бегло взглянуть только на одно и открыть второе, прежде чем почувствовал лёгкий укол в шею. Тело тигра сработало прежде, чем разум человека: Садоске мощным ударом впечатало в стену, оставив в ней внушительную вмятину. Тело корейца обмякло, теряя сознание, а Ацуши посмотрел на наполовину опустошённый шприц, который теперь валялся у него под ногами. Что там было на этот раз, опять снотворное или уже действительно какая-нибудь отрава, узнать ему было не дано: перед глазами вновь поплыло и пришлось опереться на стол, чтобы не упасть. С трудом соображая, размышлять на тему того, почему Садоске так поступил, ведь Накаджима уже практически был готов уступить ему, времени не было, Ацуши всё-таки отменил передачу файлов, нажав «Esc» и подтвердив отмену действия. — Что за чёрт? — прохрипел, садящийся на полу Акутагава, удивлённо растирая по лицу какие-то влажные дорожки. Видимо, способность эспера пропала, как только тот сам утратил контроль над своим сознанием. — Всё нормально, — Ацуши медленно опустился на колени, сжимая в руке две маленьких флешки, — он не успел передать информацию. Рюноске поднялся, приближаясь к столу и действительно убеждаясь в словах Тигра. — А с тобой что? — Шприца он, похоже, не заметил. Наверное, сознание Акутагавы тоже ещё не до конца прояснилось после пробуждения. Обычно пепельного цвета глаза сейчас были необычно-красными из-за полопавшихся капилляров. — Он ввёл мне что-то, когда я отвернулся, — Оборотень развернулся, садясь на пол и прислоняясь спиной к боку стола. Из-за того, что неизвестный препарат был введён не полностью, тело боролось с ним успешнее, не позволяя отключаться, хоть и не сохраняя прежний уровень реакций. — Ты полный придурок, Тигр, — прокомментировал это Акутагава, поворачиваясь к корейцу, который так и полустоял-полулежал, среди обломков стены. Расёмон рванул к нему с явным намерением вскрыть горло. — Нет! — Ацуши в последний момент успел перехватить острое лезвие, почему-то двигающееся чуть медленнее, чем обычно, крепко сжимая его в тигриной лапе и не позволяя преодолеть оставшиеся несколько сантиметров до чужой шеи. На пол закапала кровь. — Не убивай его. Задание выполнено, в этом нет нужды. — Твоё задание выполнено, — Акутагава нахмурился, а в следующий миг, прежде чем Оборотень успел осознать эту фразу и тон, которым она была сказана, Накаджиму снесло в сторону, отбрасывая в другой конец комнаты. Из-за препарата в крови соперничать с Расёмоном было в разы сложнее. — Нет! — Ацуши попытался рвануться вновь, чувствуя, что не успеет ничего сделать из-за мутнеющего рассудка. Фонтаном брызнула кровь из рассечённого горла. «Тот, кто не может спасти других, не заслуживает права жить» — Чёрт, Акутагава! — Накаджима в бессильной ярости ударил кулаком об пол, оставляя на нём кровавый след меж расползающейся паутины трещин. К горлу подступил тошнотный ком, то ли из-за сжавшего сердца болезненного спазма разочарования в себе и своих силах, то ли организм так хотел избавиться от токсина. На глаза навернулись предательские слёзы. — Я всегда выполняю свою работу, Тигр. Ацуши уткнулся лбом в пол, продолжая сжимать кулаки, остро ненавидя себя за то, что он не может что-либо изменить, и не увидел, как, несмотря на безразличный тон, в глазах Рюноске, что смотрел в этот момент на него, проскользнула едва заметная досада. Глухо продолжало биться сердце в груди, воздух исправно поступал в лёгкие, расправляя их, а путающиеся в голове мысли, устало оставили попытки найти выход из сложившегося положения. Ничего не изменилось. Мир остался прежним… Стукнув кулаком в последний раз, окончательно превращая остатки каменного пола рядом с собой в мелкую крошку, Накаджима сел и достал сотовый. Глаза его были чуть красными. — Надо позвонить в Агентство, — сказал он, включая быстрый набор Дазая. — Дело мы сделали, — в его голосе не было слышно никаких эмоций. Сухой, никакой голос. — Да, — Акутагава закрыл крышку ноутбука, слегка запятнанную чужой кровью. Впервые он не ощущал удовлетворения от успешно проделанной работы, лишь непонятную досаду на самого себя, прочно обосновавшуюся там, где раньше была ненависть. … изменились только они. Как меняются люди, когда понимают, что самого заветного счастья им никогда не достичь.