Performance

***

— Какой же ты красивый, Джимми, — в свете камина Роберт изучал черты гитариста так внимательно, словно он был картиной в Лувре, или языческим божеством.       Пейдж улыбнулся и открыл глаза. В двух черных в сумерках омутах глаз бледно-желтыми бликами танцевало пламя. Тихо потрескивали дрова, а звёзды за окном мерцали ярче, словно кто-то прибавлял им холодного сияния на темном небе октября. Брюнет протянул руку к лицу Планта, положил ее ему на подбородок и провел по слегка обветренным губам большим пальцем. Роб поцеловал Джимми, нависнув над ним, завесив рыжими от света огня кудрями буквально весь мир для Пейджа. Но потом губы Роберта стали не такими грубыми — они стали мягче, слаще, словно уже не Плант касался его в свете яркого огня. Разорвав поцелуй, Джимми увидел нависающего над ним парня с голубыми и холодными, как лёд, глазами и медными прямыми прядями: пламя окрашивало их в красный, почти алый, как кровь. Парень в упор смотрел своими колючими, как иглы, глазами на Джимми, который был в глубоком шоке и даже не мог возмутиться. Огневолосый оскалился, обнажив ряд белых, ровных клыков и взяв перепуганного до смерти Пейджа рукой за горло, вдруг поднялся, не обращая внимания на брыкающегося в его хватке человека и прижал его к стене так, что у Джима на секунду перехватило дыхание от боли. — Иззи будет моим. Иззи будет моим. Иззи будет моим, — повторял монстр, четко, как мантру, проговаривая своим вкрадчивым, низким голосом все слова. Постепенно его голос стал искажаться, становиться более высоким и походить на вопль отчаяния. Иззи хотел уже закрыть уши, но монстр выкрикнул последнее слово и рассыпался золотым песком у ног Джимми. Потом все вокруг засияло и стало оборачиваться темнотой. Когда Пейдж остался в кромешной тьме и из-под его босых ног стал уходить пол, до его слуха донеслись слова рыжего:       «Иззи будет моим!».       После них Джимми понял, что его словно затягивает в огромную трубу, и он в страхе распахнул глаза. В ночном свете он увидел свою комнату: знакомую тумбу, шкаф, обои в зелёную полоску и сопящего рядом Иззи.       Облегчённо вздохнув, Джим обнял Иззи. — Присниться же всякое.       И провалился в новый, более приятный по содержанию сон.