Пленница Чародея

Ты последнюю ставишь точку, выткав сказку при лунном свете. Ты счастливо её окончил, чтоб не плакали ночью дети. Только кто-то свечу уронит и десяток страниц забелит. Есть такие, кто точно помнит, как всё было на самом деле. И перо возьмут чужие руки, записать себе присвоив право. В хронику чужой тоски и муки, всыпать правды горькую отраву… Канцлер Ги — Страшная сказка

      Настасья и Данила нашли убежище под самой «макушкой» матушки-мельницы. Продрогшие до костей от холода, ребята сидели напротив неработающего механизма, прижавшись друг к другу. Заплаканные глаза мальчонки были обращены к потолку. Он пытался держаться, однако, горькие переживания брали своё, разъедали детское сердце. — Может, мне тебя уложить? — предложила Настасья, до крови прикусывая губы. — Колыбельную спеть могу. Тебе сейчас лучше подремать. Странное чувство поселилось в её грудной клетке. Ощущение липкого страха, ломающего изнутри рёбра. Произошло что-то нехорошее… или произойдёт очень-очень скоро!.. И образ господина чародея возникал в голове. Удивительно, но он так же упрям как она сама, и ведь, леший его забери, не отступится от своей цели!.. Данила смолчал и, не отводя взора от потолка, неожиданно спросил: — Насть, а почему нас покидают только добрые люди? Почему зло побеждает? В твоих сказках всё по-другому… О Единый, какие трудные и вечные вопросы! Настасья и сама часто задавалась ими, но ответа не находила. — Я не… — А где твой батюшка? — перебил Данила следующим вопросом, который был никак не связан с тем, что он говорил ранее. — С сего дня и твой батюшка, — мягкая улыбка на губах Анастасии подарила другу надежду на новую семью, на новую жизнь. Главное — чтобы злые силы не разрушили эту самую последнюю надежду. — Думаю, он скоро придёт. Настя встала, подошла посмотреть в узенькое оконце. Вечерело. На горизонте собирались серые громадные тучи. С истинным наслаждением пожирали они лоскутки нежного золотого неба. Но Мелинара нигде не было видно, вероятно, на кладбище задержался. Почему он так долго? Неужто опять пьёт? Мало им проблем! Темнота почти затопила крохотную мельничную комнатку. Стало тревожно. Дрожащими руками Настасья зажгла масляную лампу. Свет огонька приветливо разлился по каморке, приободрил испуганных детей. Настасья хотела уже было отправиться на поиски отца: мало ли, что случилось, но Данила вдруг попросил названую сестрицу рассказать ему сказку. Перед сном его мать всегда рассказывала истории, а теперь мамы не было с ним уже три дня. Уже с Небес следила Лисавета за своим чадом. Просьба о сказке остановила девчушку и даже слегка оживила. «В конце концов, надо отвлечься» — подумала она. — Ну слушай, — Настасья присела рядышком с братцем, обняла его и завела сказку из книги дивных славенских повестей, написанную неким господином Анджеем Кирецким. Книгу, которую знала почти наизусть: — В стародавние времена, в одном господарстве жила-была дивчина. И старалась она жить по заповедям Добра. Родных у неё не осталось, зато, друзья из деревни, случись какая беда, в помощи не отказывали. Помогали кто — едой, кто — денежкой, кто — советом… «О наших соседях такого не скажешь. Разве что дядюшка Любор, да и то, он так далеко от нас», — мелькнула горестная мысль в голове рассказчицы. — И вот однажды случилось горе великое. На деревню напал змей о трёх головах. — Это был Аспид, враг Единого Бога? — прервал Данилушка. Не ведала Настасья верного ответа и пожала плечами: — Скорее всего. Но помнится мне, у Аспида голова петушиная, а лапы куриные, как сказано в Священной Летописи. А у этого Змея из сказки три головы и все они как у ящерицы. — А-а-а, — протянул Данилушка, дав знак, что понял. Настя рассказывала дальше: — Так вот, Змей грозился сжечь избы, если жители не отдадут ему в жёны самую прекрасную невесту… — А зачем Змею человеческая невеста? — поинтересовался Данила. Любопытство, как и у любого ребёнка в его возрасте, взяло верх над горем, блеснуло звёздочками в больших ясных глазах. Настасья опять не дала чёткого ответа. Она и сама никогда не понимала мотивы чудовища. Но суть истории заключалась в другом. Девушка из сказки добровольно пошла к врагу, дабы освободить всех крестьян от его гнёта. — И долго она находилась в полоне? — Данилка сыпал вопрос за вопросом. Настасье стало чуть спокойнее за мальчика: он хоть как-то сумел отвлечься от тягостных дум про ушедшую мать. А вот Настю уже никакие сказки не спасут от суровой реальности. — О-о, знаешь, очень долго! Однако, она свято верила в чудо, и оно произошло. Прискакал на коне с огненной гривой ей на выручку молодой князь. И Царь-Солнце ему помогал в поисках возлюбленной, и Месяц-Царевич, и звёзды, и ветер. — Ух ты! — Данилка даже присвистнул. — И, едва вышел князь на смертный бой со Змеем, то так взмахнул мечом, что одним ударом отсёк чудищу головы! — Да! — Данилка захлопал в ладоши. — Так поганого Змея, так его! — И… и освободил отважную девушку, — договорила Настасья, радуясь, что простая сказка подавила печаль у маленького друга. Снаружи на улице зацокали копыта, но Настя настолько увлеклась рассказом, что не расслышала и спокойно продолжала: — Весь мир славил молодого воина и невесту его за спасение земли благодатной от Змея лютого. Сыграли они весёлую свадьбу. Вино лилось рекой, пир был горой. И как говорится, мёд по усам знатных бояр тёк, да в рот никак попасть не мог. А князь и дивчина прожили счастливо до конца своих дней. — Настасья закончила и от себя добавила: — А всё потому, Данила, что они верили в победу. Помощь придёт, если верить! Всей душой верить… — На твоём месте, я бы так не надеялся. Вряд ли вера поможет тебе переписать собственную сказку.       Вздрогнув от раздавшегося позади голоса, друзья мгновенно обернулись. Сердце девушки подпрыгнуло к горлу, когда она увидела чародея, как ни в чём не бывало стоящего на пороге мельничной комнатушки. Настасья не услышала даже, как он поднялся наверх, не то, что в башню вошёл! Сегодня он явился во всей красе.       Он пришёл. Пришёл за ней.       Облачённый в чёрные одежды, расшитые серебром под шерстяным плащом, колдун обвил голову повязкой с национальным орнаментом, символизирующим в западной Славении силу и власть. Несколько белых прядей выбились из-под очелья и падали на горящие решимостью зелёные глаза. Поперёк груди висела дорожная сума, на поясе, в кожаных ножнах — кинжал. На пальце зловеще сиял изумрудный перстень. — Никакого покоя, когда все начинают своевольничать! — издевательски пожаловался шляхтич. — Приходится изменять планы и действовать жёстче, от того история получается трагичнее! Настасья потянулась рукой в кармашек платья, где лежала обережная куколка. Мамин подарок сбережёт, сохранит… Но вряд ли тряпичная кукла сможет остановить настойчивого пана. Властош шагнул вперёд. Данилка тотчас вскочил на ноги, заслонил собой названую сестру. — А ну-ка, немедленно выметайтесь из мельницы! — сердце мальчишки разгорелось диким огнём; к нему словно вернулись силы. Он был готов защитить единственного друга даже несмотря на дрожащие коленки. — Скоро уйду, Даниил, уйду, но не один, — Властош царапнул Настю острым взглядом. — Мне не доставляет удовольствия пребывать подолгу в этой лачуге. Дети молчали, понимая: любое слово может обратиться сейчас против них. — Я подумал, — продолжал пан, — будет не совсем учтиво прийти к тебе, Настенька, без подарка. И хоть я редко оказываю милости своим невольным, но почему не порадовать? Властош негромко засмеялся, доставая из сумы синий цветок. У Настасьи перехватило дыхание. Ей, вероятно, послышалось? Невольная?! Неужели, это значит… — Гляди, какую красоту сотворил. Захарий говорил, дескать ты любишь васильки. — Властош с усмешкой показал Насте заколдованный цветок. — Увы, поблизости их не росло, а твой кузнец, который настолько жаждал взять тебя в жёны, что доверился мне и помог в одном деле, оказался весьма настырным парнишкой. Вот и пришлось его обратить, дабы не путался под ногами. Дарю. Только осторожно, радость моя, он всё чувствует. Колдун протянул Настасье василёк, та отпрянула, будто обожглась. В голове проносились страшные мысли. Значит, это Захарий в обличии цветка? Властош заколдовал его! Но в чём несчастный коваль помог ему?.. И неужели дочь мельника теперь и впрямь принадлежит пану Вишнецкому? Девочка не сдержалась. С тревогой в голосе она воскликнула: — Где мой отец?! Чародей не спешил отвечать на вопросы перепуганной жертвы. «Пускай побеспокоится, ничего страшного не случится» — думал он. Вместо ответа с наигранным интересом пан начал разглядывать василёк и спрашивать, точно размышлял сам с собой: — Я всегда думал, если заколдованные ощущают боль, то каково же им умирать? Обличие иное, а вот душа-то человеческая. Чувствительная… Глупая, глупая Настенька, до чего же ты меня довела! Ведь, не хотел так поступать… Ну коль от подарка отказываешься, то и — чёрт с ним! Недобрая усмешка искривила губы мага, и он одним лёгким движением переломил стебель василька. Настасье почудился надрывный вопль, но никто не кричал. Лишь согнутый василёк, упавший под ноги чёрному колдуну, завял в одно мгновение и рассыпался пеплом. Захарий был мёртв. Настасья прижала ладонь ко рту. Глаза Данилушки в ужасе округлились. Сколько ещё смертей он увидит?.. — Что вы делаете?! — голос дочери мельника дрожал. — Показываю тебе, на что я способен, — прозвучал ответ. Каморка будто наполнилась студёным воздухом. Анастасия крепко сжала куколку в кармане сарафана. — Где батюшка Насти? А ну отвечайте! — Данилка, удерживаемый за плечи, спросил про Мелинара тихо, но твёрдо. Он боялся чародея, однако, старался выглядеть серьёзным и даже в какой-то степени грозным. Поджав губы, буравил лиходея суровым взглядом. Но и его вопросом пренебрегли. — Услышал я, когда заходил, что ты тут сказки сказываешь, душа моя, — проговорил пан, глядя только на девушку. — А хочешь я тебе сам расскажу одну весьма интересную сказочку?.. Вишнецкий ступил вперёд. Настасья через силу молчала. Данила крепко стиснул ей руку, чтобы не возражала чёрному колдуну. А вот пан не унимался. С выражением, красочно, по-театральному громко заговорил: — Жила-была одна девочка с волосами дивными, как золото, с очами голубыми, словно чистое небо. Звали красавишну Настасьей. Жила она праведно, лоб в храме отбивала, заповеди почитала, папочке на мельнице помогала. Читать любила, да только ума-разума от книг отчего-то не набралась. А ещё упрямая больно была, точно ослица, женихов от себя отгоняла, никого не подпускала. Даже кузнецу, самому гарному хлопцу на деревне отказала. И вот повстречался однажды ей волшебник… — Злой волшебник! — вырвалось у Настасьи. — Не перебивай меня. Я не закончил. Кхм, так вот… Девочка и его сумела обидеть, причём, не один раз: столкнулась с ним посреди дороги, испачкала мукой его любимый плащ. Да ещё дерзить начала, да — кому? Пану! Немудрено, почему колдун разгневался. Он искал эту девчонку много лет, ведь магия, хранимая в её сердце, помогла бы ему победить истинное Зло. Но Настя помогать не захотела. Кичилась тем, дескать вольной была, и считала, что никто в мире не сможет ей крылышки подрезать. Как же она ошибалась! Воля птичке дороже золотой клетки, оно верно говорят, — обходя дочь мельника кругами, Властош смеялся мягко, бархатно и вместе с тем морозно. Встав у неё прямо за спиной, продолжил, наклонившись над ухом девушки: — Однако, как известно, дураку воля, что умному доля: сам себя губит. Господин чародей по-хорошему предложил ей пойти к нему в ученицы, раскрыть свой талант, но… глупышка отказалась. Разозлился тогда тот, кому никто не смел перечить, и решился на крайние меры, ибо всегда получал желаемое! Отец девчонки не хотел расставаться с кровинушкой, ерепенился, но волшебник всё же настоял на своём, открыв ему правду про скверный характер дочурки. И тогда крестьянин принял верное решение. Он продал дочь чародею за долги! Продал дочь, словно скотину, за обещания быть богатым и счастливым! Отчаяние поглотило Настю, точно огромная волна — тонущий корабль. Она вскрикнула, так резко обернувшись к магу, что ненароком хлестнула его по лицу пшеничными волосами, забранными в косу: — ЛЖЁТЕ! Он не мог! Не мог, слышите?! — Слышу-слышу, не стоит орать так, замарашка, — Властош, едва сдерживая смех, достал из сумы свиток. И довольный, похожий на лиса, который загнал в угол беззащитного зайчишку, протянул бумагу Настасье: — Моим словам не веришь, тогда погляди на это. Документ, между прочим! Ты у нас грамотная, надеюсь, поймёшь, что тут написано. Страшная сказочка, зато хоть не приукрашенная, как в твоих повестях. Читай-читай. Пока Настасья с ужасом изучала контракт, волшебник отошёл и положил ладони на стену. Это заметил Данилка, насторожился. — Замкни вшэстке замки! —прошептал Властош на древне-славенском языке, и тотчас, в сию секунду по стенам внутри мельницы пробежались едва заметные человеческому глазу огоньки. Магическая защита. Войти в жилище можно, но уж никак не выйти. «Ты всё-таки меня продал, отец…» — жуткой болью отозвалась эта мысль в голове Настасьи. Перед глазами потемнело. Она опустила руки. Договор упал ей под ноги. — Насть, он запер мельницу, нам не сбежать! Настасья пустым взглядом поглядела на сообщившего неприятную новость Данилку, а затем — на колдуна. Так смотрят отчаявшиеся люди, не видящие никакого выхода. Но собственность пана Вишнецкого решила не сдаваться и опробовать последнее — схватила лист пергамента, попыталась его разорвать. Волшебник долго, чересчур ласково и с некой иронией глядел на безрезультатные старания своей пленницы, сложив на груди руки. И в какой-то момент ему это надоело. — Ну всё, полно тебе, дорогуша! Что скреплено чарами, пальцами не сломать! — Ну уж нет, — шипела Настасья, она не прекращала попыток порвать купчую. — Вы сами говорили — во мне живёт иная магия! Она разрушит все ваши чары! Властош устало вытер рукой лицо. Так, чтобы магией воспользоваться, её же для начала надо развить! Пану было уже не смешно, а откровенно говоря, скучно. Затейники — эти Высшие Силы! Как лихо над ним подшутили, подослали ему ту самую избранную! — Скажи, моя хорошая, — тяжко вздохнул чародей, — ты всегда пренебрегала здравым смыслом или сегодня некий особый случай? Дочь мельника оцепенела. И пока размышляла над ответом, Властош резко выхватил у неё из рук листок. — Ещё и помяла, ну кто ж так с документами-то… — с недовольством ворчал он, пряча контракт в суму. Затем, подойдя к Настасье, ухватил её за запястье. Пора было ехать домой в поместье. И девчонка, хочет или не хочет — поедет, это не обсуждается! — Даже не думай о побеге, милая. Дёрнешься, будет хуже, я тебе обещаю. — Куда уж хуже, — заметил доселе помалкивающий Данилка, и тут же обжёгся о суровый взгляд колдуна. — Я повторю для особо одарённых: бежать от чародея-шляхтича — верх идиотизма, замарашка, так что не позорься. Тем более, когда ты уже являешься собственностью этого самого чародея! Сердце Настасьи кольнула игла, пропитанная чёрным ядовитым страхом. Губы задрожали, девочка чувствовала, что вот-вот расплачется. — Вы… злодей… Подлый лжец! Душегуб! — выдала она ему прямо в лицо, хотя всего-навсего хотела попросить о милости. Пан выпрямился. Данилка зажмурился, понимая: сейчас его сестрёнку испепелят на месте. Но Властош всего лишь широко улыбнулся и даже погладил Настю по голове! — Радость моя, нельзя делать столько комплиментов сразу, это неприлично, не старайся. К тому же, я на лесть не падок, не задобришь. Настасья открыла было рот, вероятно, дабы что-нибудь ответить, однако Властош шустро опередил: — И да, в дороге лучше помалкивай, не порть мне нервы. Лучше будешь молчать и казаться дурой, чем заговоришь и развеешь все сомнения. Оно мне надо? Не хочу даже вспоминать о том, кто мне достался в подарок от Вселенной! Возможно, Властош высказал бы своей пленнице ещё что-нибудь острое напоследок, если бы его бесцеремонно не прервал голос с хрипотцой, доносящийся откуда-то снизу. Настя узнала в тембре отцовские родные нотки. Мелинар с криком: «Ты её не получишь! Я не подписывал договор о продаже!», — ворвался на второй этаж мельницы. Увы, он не мог знать, что выйти даже при огромном желании не получится — мельницу изнутри окутывало защитное заклятие Вишнецкого. — Тятя… — прошептала Настасья. — Живучий, — с губ чародея сорвался едкий смешок. Мелинар не отступал. «Глупец… — думал Властош, поражаясь смелости Мелинара. — Неужто не понимаешь, что делаешь, старик? Ну почему вы не такие, как все? Почему у вас в семье не принято сдаваться?!» Анастасия брыкалась, пробовала вырваться. Тогда пан прижал девчонку к себе, вывернув её руку так, что Настя захныкала от боли и затихла. Ничего! Он тоже пойдёт до конца! — Настенька! Родная, я успел… — глаза крестьянина хоть и горели желанием бороться до последнего, выглядел он неважно: едва мог отдышаться, хватался за сердце и еле держался на ногах. Настя охнула, заметив кровь, прилипшую к седому виску батюшки. Вымышленные обиды испарились, будто их и не было. Девочка начала понимать: её отец не виноват в подписании злополучного договора. У Мелинара и мысли бы не возникло продать или отдать за долги родную дочь. — Отпусти мою девочку! Не смей делать ей больно. Ты не получишь её! Обманщик и лицемер, я её не отдам! — Похоже, сквернословить у вас — это семейное. Уйди с моего пути. «Надо было не лясы с девчонкой точить, а уезжать отсюда быстрее», — ругнулся маг мысленно сам на себя. — Убирайся прочь, негодяй… или убью! — Мелинар шагнул навстречу. Свет масляной лампы выхватил из мрака худое морщинистое, отчаянно-сердитое лицо. В тонкой руке, которую старый мельник доселе прятал за спиной, сверкнул смертельным блеском заточенный серп. — Мне терять нечего, ты знаешь, ясновельможный пан. Я свою жизнь прожил, жену потерял и буду рад забрать тебя с собой в могилу! Внешне Вишнецкий оставался спокоен. Неспокойны были лишь его мысли о том, что же делать с настырным папашей. — Дураки только в сказках удачливы, мельник, — сказал он холодно. — Одумайся, пока не поздно. Не перебегай мне зайцем дорогу. Не стоит… Настасья заметила, как колдун положил руку на эфес кинжала. Он сильнее батюшки, и он… убьёт его! Пока между взрослыми шёл напряжённый диалог, который грозил перерасти в драку, Данилка решил внести свою лепту, дабы исправить ситуацию. Незаметно он подкрался к пану сзади. Надо спасаться или, по крайней мере, попытаться спастись. Данилка с раннего детства привык больше действовать, чем долго размышлять. Потому совершенно неожиданно и главное, спокойно — так, словно не первый раз проделывал такое с дворянами, вцепился зубами в руку врага, державшего сестрёнку. Бранные слова, перемешанные с криком, наполнили мельничную комнатку. Настасья выскользнула из пальцев чародея, схватила Данилку и рванулась к отцу. Маг, на секунду ослепнув от одуряющей боли, отпрянул назад, вскинул руку. Ненароком задел он висящую на стене масляную лампу.       Всё случилось в считанные секунды. Лампа грохнула со стены. Огонь занялся по хлипким доскам. Мелинар в ужасе схватился за голову. — Горим! Голубушка моя горит! ГОРИТ! — завопил он не своим голосом. Настасья потянула отца к лестнице, ведущей вниз. Лишь бы выбраться отсюда! Вот, ведь какой кошмар!!! Всё происходит точно, как в предсказании по картам чародея: начался пожар. В очах волшебника разгорелся огонь, как от светильника, но казался он гораздо яростнее и жгучей. Скрипнув зубами, Вишнецкий захватил рукой пламя, абсолютно не причинившее ему вреда, соткал из пламенных нитей огненный шар и кинул его в противоположную стену. Пылающий шар с шипением вонзился в дерево. Потом рассыпался искрами на механизм, служащий для помола муки. Искорки родили новое пламя, и вскоре костёр горящей змеей обвил толстый вал, стремясь вырваться наружу сквозь щели к самому главному и прекрасному, что имелось у матушки мельницы — к четырем её крыльям. — Бежим! Скорее! — раздавались напуганные голоса Насти и Мелинара. — Бегите-бегите, давайте, — маг хотел было рассмеяться, но закашлялся: едкий дым проворно пробрался ему в лёгкие, точно насыпал туда песка, защекотал глотку. Мельник уже находился внизу, Настасья спускалась за ним, а вот Данилка не спешил покидать каморку. Глазастый мальчонка успел заметить нечто ужасное и прекрасное одновременно — пламя с наслаждением лизнуло подол плаща колдуна и побежало вверх по его спине, грозясь спалить длинные волосы. — Чего уставился, малец?! — Властош, совсем не замечал, что позади него творится настоящая катастрофа, тело ласкало лишь приятное тепло. — Ну давай, беги к ним! Я догоню. Спешить мне некуда — мельница всё равно заперта! Вам не выбраться. Данилку такая весть не обрадовала, но сейчас он думал о ней в последнюю очередь. Его испугал тот факт, что спустя некоторое время, он станет свидетелем ещё одной смерти. Может, справедливой, а может и нет, кто его знает. Данилка всё же был не таким взрослым, чтобы различать грани Добра и Зла, отчего-то ему захотелось предупредить чародея. — Пан помещик, кхе-кхе, — пробормотал он, закашлявшись, — у вас сзади что-то горит! — и с последним словом улепетнул вниз.       Пока со второго этажа разносился вопль пана и непонятные слова, вероятнее всего, заклинания, Данилка смотрел на Настасью с отцом. Они отчаянно пробовали выбить дверь и выбежать из горящей мельницы. Предупредить о том, что скоро их встретит госпожа Смерть, Данилушка не видел смысла. Мельник и дочь его убедились в этом сразу же, едва коснулись ручки двери. Всё оказалось тщетно: помещение находилось под чарами, и отпереть дверцу мог только наложивший заклятие чародей. Мелинар, насколько ещё хватало голоса и сил, принялся просить у дочери прощения. Понимал, ежели суждено погибнуть, то он обязан хотя бы добиться от родного человека отпущения грехов, коих было, как он сам считал, немало. Настасья порывисто его обняла. — Я не зла на тебя, тятя! Нисколько, родненький мой! Отче… — губы девчушки дрожали, она целовала батюшку в щёки, захлёбывалась слезами и дымом. Пожар охватил помещение со всех сторон, оставляя нетронутой только дверь, да что толку? Данилка, успевший подбежать и кинуться в объятия хоть и чужих по крови, но таких родных по духу людей, тихо промолвил, глядя на всепоглощающий огонь: — Я вижу маму! Вон, стоит, улыбается мне. Мамочка… Ни Настасья, ни Мелинар не видели в огне ничего. Мельник крепко обнял мальчика и склонил голову. Скоро, очень скоро в обличии огненной стихии их обнимет госпожа Смерть, древняя многоликая языческая богиня. Криков Властоша слышно не было. Значит, его уже обняла. Погиб?.. Что ж, как бы выразился он сам, невелика потеря! Жар стал невыносимым. Глаза щипало. Из горла вырывался кашель. Хоть бы глоток воздуха проник через самую малую щёлку! Настасья ощутила внутри себя непреодолимую панику. Она закричала от бессилия, рванула к двери и толкнула её на себя, попробовала выбить, но лишь содрала кожу. — Нет! Нет-нет-нет-нет! — Бесполезно, Насть, — прохрипел Мелинар, дыша в рукав рубашки. Он терял сознание. — Пожалуйста, помогите… — всхлипывала Анастасия, опустившись у двери на пол. — Кто-нибудь помогите… Прошу… Мама, помоги мне, — в кармане она нащупала обережную куколку.       В этот момент Настя всей душой желала, чтобы магия, которую она проклинала с десяти лет, возродилась и освободила их из горящего плена. Но, как бы ни старалась, с её пальцев срывались лишь слабые сверкающие искорки, сияние которых, не могло пересилить заклятия чёрного волшебника.       Прошли секунды. Минуты. Казалось, вечность. И в один момент, словно из другого мира над ухом задыхающейся девочки прозвучал ледяной уверенный голос: — Рано сдалась, замарашка! Страх не должен становиться волшебнику препятствием, страх следует в хомут запрягать! Анастасия широко раскрыла глаза. Сердце чуть не выскочило из груди от изумления. Над ней возвышался чародей, взлохмаченный, испачканный копотью и без дорожного плаща, вероятно, тот всё-таки сгорел. — Давай руку! Настя неуверенно приняла его помощь, поднялась на ослабевшие ноги. Радость и ненависть будто сошлись в жарком танце, решившись заключить перемирие. — Живы!.. Вы жи… Кхех! Кашель, благодаря горькому дыму, не дал другим словам вырваться на свободу. Властош, держа подле себя Данилку, смотрящего на пана с тихим восторгом, усмехнулся: — Вижу, единственный раз, когда ты рада меня видеть. Эй, мельник! — крикнул Вишнецкий, обернувшись. Мелинар кое-как поднялся. — Не стой истуканом, ежели сгореть не хочешь, выходи за дочкой! — И вновь обратив изумрудный взор на Настасью, чародей произнёс: — А дверь, замарашка, отпирается проще простого. Отвожич! Заклинание подействовало. Дверь со скрипом распахнулась. В горящее здание, ещё пуще взвивая огонь, влетел желанный воздух. Все бросились наружу из пылающей мельницы. Последним выбежал Властош и — вовремя: на то место, где стоял он мгновение назад, рухнула горящая балка.       Мелинар выбежал на улицу, не выпуская из рук серпа — единственное оружие. Властош, увидев серп, прочёл по глазам мельника его намерения, понял: на мир тот не согласится, равно как и его дочурка. До последнего будут сопротивляться. Вольнолюбивые упрямые северяне, леший их забери!       Оказавшись снаружи, противники отошли на десятки саженей от горящего здания. Настасья с Данилкой с ужасом взирали на огонь, достигший чёрного неба. Данилка шептал молитвы, путая заковыристые священные слова. Настасья в немом отчаянии зачарованно смотрела на пламя. Огонь не щадил матушку-мельницу, нет, он её беспощадно уничтожал.       Едва Мелинар откашлялся и наполнил лёгкие свежим вечерним воздухом, тотчас накинулся на колдуна с обвинениями в поджоге. Угрожающе выставил перед собой серп. Властош поднял руку в примирительном жесте: — Опусти серп, Мелинар. Не будь глупцом! Неужто собираешься сражаться вот этим? Такими лунами мои крестьяне пшеницу жнут, а не дерутся насмерть. К тому же, я всё ещё предлагаю договориться. Просто, сдайся. Я тебя спас, старик, а мог этого не делать. Твоя дочка — моя! Просто… согласись. Худощавое лицо Мелинара покраснело, вытянулось. — Как благородно-то! Только ты свою шкуру спасал, прежде всего! Настя не твоя, лиходей. Дерись! — Ну что ж, как пожелаешь, — Властош недобро улыбнулся: пусть и зрелый человек — мельник, а умом вышел не лучше, чем молодой пылкий кузнец. — Но прежде, чем решим поединком, чья девчонка, я, пожалуй, отблагодарю тебя в ответ за твоё «спасибо». Не первый раз ему приходилось видеть и сжигать собственными чарами то, что так было дорого другим людям. И пан вскинул руку. В тот же миг с горящей лопасти мельницы к нему в ладонь упал маленький огненный клубок. В следующую секунду огненный шар разросся в ладони колдуна до довольно крупных размеров и Вишнецкий бросил его в избу семьи Мелинара. Пылающий шар пробил крышу, будто он состоял из железа. Настасья вскрикнула. С ужасом она видела, как огонь изнутри охватил дом. — Как говорится, сгорела мельница, гори и хата! Хохоча, Властош снял с груди дорожную суму, отошёл, положил её на траву под деревом, а сам вынул из ножен кинжал. Мелинар голосил и причитал, хватаясь за голову. Хозяйство погибало на глазах. — Забавно, — взирая на пожар, молвил чародей. И хоть из прошлого у него остались страшные картины, связанные с огнём, сейчас он смотрел на дело своих рук с неподдельным удовольствием. Стихия пожирала не только мельницу с избой, но и сарай с хлевом. — Как в одночасье можно потерять всё из-за своего упрямства! Жаль, мельник, но иного выхода ты мне не оставляешь. Ты сам выбрал такой путь! Пан подбросил вверх кинжал. Зависнув на секунду в воздухе, клинок точно по волшебству — а впрочем это и было настоящее волшебство — превратился в меч. Его гарду украшали рубины, каждый из которых был размером с грецкий орех. Мечи в Славении канули в прошлое десять лет назад; знать предпочла носить шпаги, на заморский манер, посчитав, что пора и оружие одарить своеобразной элегантностью. И только дворяне чародейского рода отдавали дань старому, проверенному веками оружию. Властош носил при себе на поясе волшебный меч, для удобства всегда обращённый в кинжал. Ловко он поймал клинок.       Настасья с Данилкой, стоявшие в сторонке, переглянулись. Мельник сглотнул ком в горле: понял — проиграет. Умрёт. Ведь, что может сделать худосочный старик с обычным серпом для жатвы против чародея с мечом?.. Страх, жаром исходящий от пламени позади, окутал отца Насти. Нет, нельзя сдаваться! Борись, Мелинар! За неё, за дочку, за родную кровь! Ты уже потерял Светланью, так сохрани свою Настасью! В голове его родилась мысль, хоть она могла дать лишь мизерный шанс на спасение. В конце концов, пан же не бессмертный! — Токмо давай без колдовства твоего, лиходей! Или слабо тебе драться по-честному?! — Чтобы убить тебя, магия мне не понадобится. Силы только истрачу! — равнодушно ответил волшебник. Мелинар принял его слова за знак согласия. Настя с Данилкой держались в стороне. Девушка не смела вступить в схватку, ей оставалось лишь молить святых и Бога о спасении батюшки. Предсказание по картам сбывалось. За пожаром последовал бой…       От клубов дыма небо совсем почернело. В вышине внезапно прогрохотал гром, а на земле — звон скрестившегося оружия. Искры полетели в стороны, когда меч чародея скрестился с серпом мельника. Властош рубанул, дабы сразу закончить только начавшуюся битву, но противник, насколько хватило ловкости, сумел увернуться, и меч рассёк воздух. Затягивание дуэли несказанно взбесило привыкшего всё получать сразу пана. Мелинар переходил в наступление. Серп просвистел возле лица Властоша. Разлился вскрик. Скулу мага рассекла алая полоска. Вишнецкий на мгновение замер, тронул царапину. С недоумением посмотрел на окровавленные пальцы. Его передёрнуло от ярости. — Ты за это ответишь, пся крев! В очередной раз чудом отпрянув от клинка, чуть не задевшего грудь, Мелинар наконец осознал, что бой идёт насмерть. Уже не чувствуя страха, собрав все силы, мельник ринулся на колдуна. Умудрился прижать того к дереву. Серп старик держал перед собой, наваливаясь на него так, чтобы лезвие меча впилось в шею его хозяина. Мелинар не сдавался. Цель была одна — уничтожить душегуба, причинившего столько зла, столько горя, столько бед!.. — Настырный! — из горла пана вырвался нервный короткий смех, однако страх смерти блеснул на миг в зелёных глазах. Колдун понимал опасность — его вторая рука, удерживающая собственный клинок за лезвие, пропиталась кровью и могла не выдержать натиска в любой момент. — Отец, давай же! Убей его! Давай! Радостные восклицания исходили от Настасьи. Глупая девчонка! Неужто, не знает, что ждет её батюшку, если прикончит дворянина?! А вот, самому дворянину, тем паче представителю Волховской Шляхты, за убийство крестьянина, скорее всего, ничего не будет. Выкрутится. Что ж, пора прекращать этот спектакль! Властош, сквозь зубы, пробормотал слова на древне-славенском, и мельника подхватили неведомые силы. Копьём ударило в грудь заклятие, ураганным вихрем бросило на землю. Хрустнула в локте кость, разлился болезненный крик. Властош подошёл к Мелинару, распластавшемуся на траве как брошенная тряпичная кукла. — Вы дали слово сражаться честно! — воскликнула Настасья, прежде чем кинулась к отцу.       Сталь сверкнула ослепительным серебром над головой безоружного мельника, толком ещё не пришедшего в себя от мощного удара. — НЕТ! — Настя успела заслонить отца собой. Лезвие клинка коснулось её вскинутой руки, но даже не царапнуло кожу. Из раскрытой девичьей ладони выстрелил сноп солнечных стрел. Стрелы пронзили волшебника насквозь. Магия отшвырнула его навзничь, точно так же, как он — Мелинара. Властош раскрыл рот в немом крике, тяжело задышал, приподнявшись на локтях. По лбу и щеке тёк ручеёк крови. Вишнецкий встретился взглядом с Анастасией, скупо ей улыбнулся. Всё же может умело колдовать, когда надо, искусная магия у неё проявляется. Отлично! Девчонке нужно просто научиться управлять собой. И он обучит её чародейской премудрости. Властош принял решение: — Ну раз ты так отца любишь, пощажу, пожалуй.       С трудом поднялся он на ослабевшие ноги. Солнечные чары затопили его изнутри, едва не сломали кости, чуть не ослепили очи. От боли хотелось орать. Меч поднять сил не было, но мысль о расправе над олухом-мельником не давала пану покоя. Не убить, так — заколдовать, чтоб не мешал! В гневе волшебник направил сжатый кулак с кольцом на пальце в сторону отца Насти. Мелинар пробовал встать, но движения его словно цепями сковала невидимая сила. Настасья в смятении заворожённо смотрела на сияющий изумрудный перстень Вишнецкого и ничего не могла сделать — ни двинуться с места, ни защитить. Зато, Данилка, похоже, сегодня разорвал контракт со своей совестью — нагло принялся рыться в сумке пана, оставленной у дерева. Хорошо, хозяин не заметил. Властош, шатаясь, сделал шаг навстречу Мелинару. Светящийся перстень на окровавленной руке был направлен тому прямо в сердце. — От моего меча тебя спасла дочь, радуйся. Но от магии спасения нет. В благодарность, Настенька, за дерзость! Расплачивайся папашей. Не попадайся мне более на пути, мельник!.. Мышью! Настасья и рта раскрыть не успела, как вновь стала свидетелем настоящего злого колдовства. Из изумрудного перстня хлынуло зелёное пламя. Сверкающими молниями вонзилось в грудь Мелинара, и последнее, что запомнила девушка, были светло-серые глаза отца, наполненные ужасом. В них успело отразиться всё, точно в зерцале: и чёрное небо, и горящая мельница, и перепуганная дочка, и лихая магия тёмного колдуна. Минула секунда. Вместо худосочного человека в подпоясанной рубахе и картузе, на земле возник крохотный серый мышонок. Тоненько запищав, мышонок юркнул в кусты и больше не показывался. Пан Вишнецкий умиротворённо вздохнул, так, точно с плеч его свалился тяжёлый камень. Но он не забыл о главном: о своём приобретении, о своей игрушке. Резко повернувшись, вскинул руку с перстнем в сторону Настасьи. Девочка даже не шелохнулась. Покрасневшее лицо залили слёзы, и по виду её казалось, что она готова встретиться хоть с самой смертью! Ныне ликовало отчаяние. — Теперь ты, душа моя, — прошипел колдун сквозь стиснутые зубы — Не бойся, это ненадолго, пока до моего поместья не доберёмся, я просто хочу кое-что проверить… Та ли ты, кого я так долго искал! Вот что поразительно, он ведь хотел проверить, но Небеса ему такой радости не доставили. — Господин чародей! Это, случайно, не ваше? — озорной голосок, раздавшийся где-то позади, отвлёк Властоша. Обернувшись, он с ужасом увидел, как Данилка копается в его дорожной суме. Мальчишка достал несколько склянок с разноцветными жидкостями и теперь с интересом разглядывал: — У-ух ты, как любопытно, что это? Отрава?.. — А ну верни на место, щенок! Это мои зелья! Не смей к ним прикасаться! Кому сказано, сорванец! — О, и вправду, ваши? — Данилка был счастлив, что смог отвлечь пана. В это время Настасья опомнилась и успела побежать прямиком в лес. Мальчонка широко улыбнулся и с возгласом: «Тогда держите!», со всей силы кинул склянку с синеватой водой прямо в чародея. Властош не успел увернуться от летящего в него предмета. Он упал ему прямо под ноги. БУМ! Безобидная на вид скляночка взорвалась. Стекло разлетелось во все стороны. Туман окутал мага, он закашлялся ещё сильнее, чем от едкого дыма пожара и не смог сдвинуться с места. По телу пробежались синеватые молнии. — Ух ты-ы! Ежели не ошибаюсь, в этой скляночке чары хранились! — догадался Данила и с насмешкой попросил прощения. Он ведь не знал, но как нельзя кстати, выбрал нужную склянку, поразительно! — Простите, пожалуйста, господин чародей, что помешал вашим планам заколдовать мою подругу! — Ты будешь следующим, мальчишка! В козла обращу, клянусь! — закричал пан, старавшийся разорвать заклинание окаменения, но всё было напрасно. Данилка лишь показал ему язык, приставил к голове рожки и заблеял. Добавил, дескать, изобразил не себя, а господина Вишнецкого. Но понимая, что сам Властош воспринял его слова, мягко говоря, с неодобрением, Данилка решил бежать. Куда глаза глядят! Помахав колдуну, он рванулся следом за Настей в лес. К новой жизни, к новой надежде. — Как же мой отец?! — кричала Настасья, мчась вперёд так, как не мчался ни один северный ветер. — Ему уже не поможешь, — отвечал Данилка на ходу, нагнав её. — Он — мышка! Быстрее, Настя, быстрее, не будь копушей, я не знаю, сколько продлится заклятие! Если волшебник освободится, нам конец! Доводы он привёл убедительные, но в какой-то миг, уже будучи в предлесье, Анастасия остановилась перевести дух. В последний раз попыталась отыскать глазами отца уже в новом его обличии, но никакой мышонок за ними не бежал. Быть может, он так испугался, что не успел. Через частокол чёрных стволов елей проглядывали лоскутки оранжевого пламени, виднелась вдали догорающая мельница, от которой почти ничего не осталось. Пахло гарью, пожаром, бедой. — Я найду тебя, Настасья! Слышишь?! — донёсся вслед крик пана.       Наверняка, он созвал на окраину всех жителей деревни. Наверняка, мелькнуло в мыслях ребят, люди обрадуются исчезновению семьи мельника, но, как пить дать, огорчатся гибели самой мельницы, что верно и вдоволь насыщала их мукой. — Как только освобожусь, я тебя отыщу! — продолжал литься жаркий, яростный голос. — По контракту ты — моя! Ты не спрячешься, не убежишь! «Убегу, убегу» — твердила про себя Настасья. Обережная куколка матери придавала ей сил. — Бежим, Данилушка, — сказала она, сквозь слёзы.       И они, взявшись за руки, помчались вперёд. Вперёд, только вперёд, во тьму деревьев, где зло их не найдёт! Оборачиваться Настасья боялась. Оборачиваться нельзя.       Позади осталось минувшее, её прошлая жизнь, которая ясно горела вместе с кормилицей, родной матушкой-мельницей.