Пленница Чародея

— Мы можем что-нибудь изменить? — Нет! — Тогда не вижу смысла паниковать. Терри Пратчетт «Цвет Волшебства»

Любор, разом овладевший собой, загородил детей и положил ладонь на дверной косяк. — Сударь, мы ещё закры… Чародей, видимо, слушать ничего не желал — вскинул руку, и невидимая сила сжала горло старика, пресекая его речь. Властош решительно переступил порог. Входная дверь позади него сама собой захлопнулась. — Для меня можно сделать исключение, резчик. — Нет! — Данилка выбежал из-за спины оцепеневшей от ужаса Настасьи и кинулся к пану, чтобы схватить его руку. Наивно он полагал, что только так можно предотвратить злое колдовство: — Не трогайте дядюшку! Не смейте! Это же нечестно! Но сам попался в ловушку. Властош поймал Данилку свободной пятерней за шиворот, и как бы дальше мальчик ни пытался вырваться из цепкой хватки, всё было безуспешно. — Вы не посмеете! Отпустите его! Отпустите их!.. — Посмею, Настюш. Как и вы посмели меня обмануть. Но, я так просто от своего не отступаю, заруби себе на носу, девчонка. Ты уже это видела. Не губи своих друзей. Сдавайся. Кошки-мышки закончились! Лавку наполнял судорожный хрип. Любор пытался сделать хоть шаг. Бесполезно. Ноги будто приросли к полу. В панике он хватался за шею, царапал её, но заклинание сдавливало горло только сильнее. — Ладно, ладно, я сдаюсь! — воскликнула Настя, не в силах глядеть на мучения старого мастера. — Только, не трогайте его! Молю вас! Маг опустил руку. Колдовство отступило. Любор, держась за горло, сейчас напоминал выброшенную на берег рыбу — хватал ртом воздух, стараясь отдышаться, беспрерывно кашлял. Настасья не знала, что делать, как спастить. Настасья медленно осмотрелась вокруг. Дверь позади заперта. Любору в любой момент грозит опасность, а Данилушку удерживает сам Властош. Нужно найти какой-нибудь выход! Но — как?! Она ведь ещё надеялась, ещё надеялась… Растерянный взгляд Настасьи встретился со взглядом хозяина лавки. С мученической улыбкой резчик незаметно указал на единственное распахнутое окно. Довольно большое, чтобы в него выпрыгнуть, к тому же — первый этаж. Беги, девочка, беги, там тебя ждёт корабль. Беги, как ты хотела, к новым землям, к новой жизни, к спасению. Анастасия ещё раз покосилась на Любора. По отрицательному покачиванию головой мастера поняла — сам он с ними никуда не побежит, а это значит… Оставалось молиться Единому о сохранении его жизни. Настасья вздохнула, покорившись судьбе, и попросила жалобным голоском: — Данилку отпустите, пожалуйста… — Э-э, нет, дорогуша, когда он свободен, от него много хлопот. Как, впрочем, и от тебя, — с этими словами Властош лишь сильнее прижал к себе маленького пленника. Худая, но сильная кисть руки, удерживающая мальчонку, оказалась прямо перед его зубами. Данилка улыбнулся, и Настя вмиг узнала его странную улыбку. Озорной, но не глупый мальчишка уже давно выработал тайный язык общения с подругой жестами и мимикой. «Ох, Даня, ладно, попробуем, — подумала Настя. — Будь что будет. Попытаться по крайней мере следует». — Скажу вам одну вещь, — Настасья, не приближаясь к пану, горделиво вздёрнула голову. — Я никогда не была невольной, и вашей вещью не стану! — Какая уверенность, — привычная ухмылка, наконец, тронула губы чародея. Он двинулся вперёд. Девушка медленно пятилась к распахнутому окну. Ещё один шаг… — Никакая магия вам не поможет меня догнать… ДАВАЙ! Данила со всей силой вцепился зубами в руку шляхтича. Раздался придушенный вопль и звон перстня, отлетевшего в кувшин: он попал туда, когда освободившийся ребенок ловко стянул его с пальца пана и выбросил подальше. — Бегите, дети! — восклицал где-то, словно из другой реальности старческий голос. — На воле от вас пользы больше! Бегите! Последние слова резчика друзья услышали уже когда выпрыгнули в окно. Кажется, ещё он бросил им вслед слово «Прощайте». Только вот, на их беду, как обычно бывает по закону подлости, около лавки проходил патруль королевских стражников. Утренний час — проверка в столице, по мнению советника Его Величества, необходима. Властош успел воспользоваться случаем, хотя сам особо и не желал связываться с гвардейцами Леоша. — Стража! Стража! Поймать оборванцев! —закричал он, высунувшись в окно, двоим патрульным, проходящим мимо лавки. — Они украли мой кошель! И, ведь с этим трудно было поспорить!.. Те самые сто рублей, проделавшие весьма сложный путь передачи из рук резчика мельнику, от мельника — к так называемому разбойнику, от разбойника-кузнеца — к пану, а от пана — к Лесному Сударю, теперь вновь должны были вернуться обратно к пану. Скорее всего, уже и самим монетам порядком поднадоела эта бесконечная беготня и постоянная смена владельца. Солдаты же, узрев облачение разгневанного мужчины, увидев соболью шапку с пером и драгоценным камнем, тотчас помчались за беглецами. Властош выдохнул. Псы Леоша, пусть и без мозгов, но догонят. Шляхтич обернулся к владельцу лавки. — Ты такой же, как её папаша. Обыкновенный дурень! — со злостью рявкнул Вишнецкий, шипя от боли. Ноющую после укуса руку он придерживал, почти её не чувствуя. Очень хотелось поймать маленького наглеца и меньшее, что с ним сделать — высечь розгами. Бесстрастно следил Любор за Властошем. Мастер стоял за стойкой и абсолютно спокойно выдерживал на себе гневный взгляд мага, когда тот, найдя в кувшине кольцо, надел его на палец и повернулся к резчику. Любор даже не думал о побеге. Может, знал, что обречён. В любом случае, противостоять волшебнику сейчас было бессмысленно. Да, и в конце концов, это — его лавка, его товары, его дом! Куда ему бежать?.. «Погибнуть в родном доме — счастье», — думалось ремесленнику. На тонких губах старика играла улыбка: он-то свою задачу выполнил, помог тем, кто нуждался в помощи. Помог, пусть мало, но помог! Может, и фея, встреченная им однажды, узнает когда-нибудь о его подвиге… Только вот, Настю еще можно попытаться спасти. Любор с нехорошим предчувствием уставился на изумрудный перстень колдуна. — Ты всё Искусницу ищешь? Вопрос поразил пана. Волшебник выгнул изящно очерченную бровь: — Любопытно. Хм, ну, и откуда простому резчику знать об Искусниках, м?.. — Фея, что поведала мне о них, оказалась мудра. Увы, ты лишён такого света, какой теплится в её сердце. Даже если Настенька — Искусница, она никогда не потерпит такого обращения. Своими действиями ты лишь пугаешь её, отвращаешь от магии! Отпусти девочку, найди другого Искусника, того, кто выдержит… «Если бы, старик. Если бы…» — Так ты только напрасно загубишь её душу! С такой слабой магией, как у неё, она не выдержит, — настырно повторял старик. — Пощади девчушку! Отца её не пожалел, так её пожалей. Она слаба! Девчушка и так всё ваше чародейско-шляхетское сословие ненавидит, матушку её… — Заткнись! Любор умолк. Бесполезно доказывать. А пан поджал губы в раздумье. Изо всей околесицы, что в спешке нёс резчик, стараясь уберечь ненаглядную дочку друга, Властош в итоге узнал о встрече Любора с феей. Стелла впрямь много знает об Искусниках, и не дайте боги, узнает о Настасье! У чародейки, одиноко живущей в особняке, в заморской Илантии, вдали от всех, с паном личные счёты. И при всём, она ещё очень… добрая. Поймав себя на этой мысли, Вишнецкий невольно хмыкнул — у слишком добрых, по его мнению, порой, ум заходил за разум. Ведь, только такая фея могла бескорыстно помочь своей вечно ноющей крестнице отправиться на бал в тыкве, превращённой в карету, в стеклянной (вот ужас!) обуви и за один вечер очаровать принца их королевства. Женился через несколько дней на простолюдинке, доверил оборванке государством управлять! Недурно. А Стелла говорила, дескать не помогает в любовной магии! Врёт! Врёт проклятущая как дышит!.. Однако, знает об Искусниках гораздо больше, чем сам Властош, раз даже резчику рассказала когда-то давно, но, видимо, опустила подробности. Вот, в чём соль. Что ж, с илантийской синьорой тоже надо будет разобраться. Только явно не сейчас. Придет её время. Сейчас важно другое: что делать со стариком? — Сколько я живу на белом свете, постоянно задаюсь вопросом, почему мать сыра земля носит так много идиотов… — Я не боюсь тебя. Волшебник исподлобья бросил на мастера ироничный взгляд, словно спрашивая: «Ну, и кого ты обманываешь, резчик? Зачем так рьяно самому себе лгать?» — Поиски мои окончены, — чуть понизив голос, произнёс Вишнецкий. — За пятнадцать лет я умудрился найти двоих Искусников и не смог сберечь это чудо. Привёл их к смерти, сам того не желая! И вот я вновь нахожу ещё одну божью душу! На сей раз я не упущу свой шанс! Она будет моей. Таков контракт. Она такая же, как моя мать, Иску… Пан вдруг прервался, глядя в открытое окно. Улыбнулся. К дому подходили стражники, таща за собой брыкающихся беглецов. — Поймали-таки, — печально пробормотал Любор, тоже увидев безнадёжную картину. Голову он опустил так низко, что мягкие седые локоны упали на плечи. — Вот видишь, как договор, закреплённый магией, возвращает мне утерянное, — не переставая улыбаться, протянул Властош. Прищуренный взгляд его был устремлен на Настю, отчаянно пытавшуюся вырваться из цепких рук солдат. — Ей от меня не скрыться, а сбежит, так вернётся всё равно. Колесо Судьбы крутится, крутится, а волшебство лишь задаёт ему правильное направление — то, которое нужно мне! К слову, о волшебстве… — Чародей резко направил перстень на Любора. Старик вздрогнул. Умоляюще поглядел на Властоша, даже попытался сделать шаг в сторону, но не смог — ноги будто приросли к полу. — Поколдуем немного… — медленно и с наслаждением протянул чародей. — Простите, мастер, но слишком много знать о магии, тем более о таких ценных вещах чревато последствиями. Жаль, господин Любор, вы очень простой, добрый человек, доброта-то вас и погубила. Мне свидетели ни к чему. Ну, а насчёт деревяшек не расстраивайтесь, они уже никому не будут нужны. Люди попросту забудут сюда дорогу. Потому что сам хозяин обратится… Деревом! С последним громким словом из перстня вырвался сверкающий зеленоватый поток пламени. Любор и дёрнуться не успел, как почувствовал, что застывает. Ноги медленно обращаются в корни, разрывая кости. Колдовство проникает в жилы, охлаждая кровь. Сердце бьётся медленнее с каждой секундой. Нечем дышать. С ужасом резчик видит, как его кожа обращается в кору, однако, сквозь колющую боль по всему телу, он ещё различает лицо пана — суровое, холодное, не знающее милосердия. Зелёная магическая энергия охватывает волосы, голову Любора. Вскоре глаза застилает пелена, сердце в последний раз вспыхивает от острой боли, а после… наступает тьма. Кромешная, непроглядная тьма… Властош убрал кольцо в карман. Напоминая виртуозного художника, отошёл и оценивающим взглядом окинул собственную работу. За столешницей возвышалось странное на вид дерево. Его пышная крона украшала потолок и скрывала тенью витрины с сувенирами. Подобное дерево невозможно найти ни в одном обыкновенном лесу, и в учебниках по ботанике такой вид, к сожалению, тоже не указан. Чародей остался доволен. За спиной проскрипела дверь. Пролился звон колокольчиков. Властош обернулся. Порог перешагнули люди в пёстрых одеждах, на поясах у них висели шпаги. Одёжка и оружие на западный манер. Это несказанно бесило если не всех, то большинство чародеев. Да и обычных людей тоже. Символика илантийских воинов — тех самых, что проливали славенскую кровь в недавней войне, теперь висела повсюду. Чёрный пёс, держащий лапами солнце — поганый символ стал гербом Славении при Леоше. И королевские солдаты, разумеется, носили символ государя на груди. Толстый гвардеец, держащий за шиворот брыкавшегося Данилу, напоминал пивную бочку. Он надменно закидывал голову в металлическом шлеме, украшенном плюмажем. Шлем, казалось, придавал особенную важность такому же красному, как и перья на нём, щекастому лицу, по которому то и дело проскальзывало что-то столь дикое и противное, что сразу хотелось поскорее перевести взгляд на его товарища по оружию. Товарищ, долговязый, прыщавый и худосочный, со шлемом, съехавшим на глаза (видимо, он был ему великоват) походил на крысу, но крысу напоминал он, видимо, из-за двух выступающих передних зубов, которые солдат редко прятал за губами. Несмотря на его худосочное телосложение, держал он тщетно пытавшуюся вырваться Настасью мёртвой хваткой, и даже, кажется, не замечал, что девочка уже отбила ему все бока. Беглянка вмиг перестала противиться, когда увидела дерево, непонятно откуда проросшее прямо внутри дома. Она оцепенела, перевела взгляд на мага, увидела, что тот прячет руку в карман, и поняла: снова не обошлось без чар изумрудного перстня. Слёзы бессильной ярости щипали глаза. Дядюшка Любор… Властош и его заколдовал! Скольким ещё людям предначертано стать жертвами этого негодяя?! — Мы догнали разбойников, что они у вас украли, господин? «Мои нервы». — Златокудрая, — Властош кивком указал на Настасью, — сто рублей. — Немаленькая сумма, — пискнул похожий на крысу гвардеец. Когда кошель вытащили из сумки Насти и вернули пану, девушка терпеть не стала. Она заявила, что деньги принадлежат им с Данилой, а чародей коварным способом заколдовал её близких людей. Стражники, равно как и пан, слушали с откровенным равнодушием. При встречах с магами, а уж тем паче — из Волховской Шляхты, гвардейцы старались вести себя учтиво, за глаза же разносили сплетни, а в душе люто ненавидели чародеев. Да, и кто станет их любить?.. Такие, как этот пан, в любой момент могут подложить свинью, повернуть жизнь в очень неприятное русло и, в конце концов, попросту уничтожить, если что-то пойдёт не по их правилам. Так говорил правитель Славении, и в то же время, давать команду «фас» верным псам он пока не спешил. Возможно, он опасался. Надо упомянуть, заколдованное дерево солдаты заметили сразу, едва вошли в лавку, и даже поняли, что без чар здесь не обошлось, и девчонка совсем не врёт, но решили поступить так, как поступили бы на их месте все здравомыслящие люди — не лезть в чужие дела. Стоило Анастасии закончить в спешке рассказывать, каким ужасным человеком является господин Вишнецкий, солдаты для виду перебросились недоумёнными взглядами, и тогда сам Властош поставил точку, сказав: — Моя невольница знатно умеет пудрить мозги. Не только воровать и бегать от хозяина, но и фантазировать. Ей бы книги писать, да вот грамоте не обучена. — Лжец! Какой же вы лжец! «Какая же ты бестолковая…» Звонкий возглас Настасьи пролетел мимо солдатских ушей. Властош глядел на дочь мельника с лёгкой улыбкой, старательно удерживая гнев под уздцы. Он слышал внутренний голос, который настойчиво советовал ему отказаться от затеи везти её в поместье, выпроводить гвардейцев, а затем, прямо на месте придушить непокорную девчонку. «Нет уж, извини, я не поддамся. Не поддамся. Я выдержу» «Да, не-е, Властош, ты не выдержишь» — хихикнул внутренний голос почему-то с интонацией Мары. — Так она что, ваша крестьянка? — прогрохотал толстый стражник, державший Данилушку. Удивительно, но он словно и забыл всё то, что слышал до сего момента. — Совершенно, верно, солдат, — выдохнул пан. Поскорее бы эти королевские псы свалили прочь. Рассмеявшись, толстый свободной лапищей грубо схватил Настасью за волосы. Властош тотчас насторожился и сделал замечание: — Эй-эй, любезный, поосторожнее, не порть мою собственность! — Ну, ваша собственность она или нет, ещё проверить надо! Тощий солдат с упрёком глянул из-под тени шлема на соратника, дождался, пока тот отпустит волосы девочки и, повернувшись к пану, аккуратно подчеркнул: — Достопочтенный сударь, мой товарищ имеет в виду, что должен… э-э-э… быть хоть какой-нибудь документ, подтверждающий сие заявление. Не сочтите за грубость, конечно, но вы должны знать, что, э-э… любой помещик должен при себе иметь одну бумагу, дабы не возникло вопросов. Просто, понимаете, таков закон, да-с… «Помещик-чародей! — так и хотелось выкрикнуть шляхтичу в лицо зубастому гвардейцу, выбить ему его крысиные зубы, но следовало сдерживать себя. — Только для нас Ваше ненаглядное Величество написало такой бредовый закон! Он не знает пока, как лучше подобраться к чародеям, потому и создаёт неудобства! Ну, ничего, ничего, недолго вам пировать осталось». — Документ?.. — переспросил Властош с невозмутимым спокойствием на лице. — Ах, ну, разумеется, он у меня есть, господа. — И кивая, достал из дорожной сумы договор, ненароком подписанный мельником о продаже его дочери. Вот, для чего маг тщательно продумывал каждую мелочь! Чтобы получить подпись отца и, если возникнут вопросы, показать — поняла Настя. Бумажка в этом мире решает всё! Бумажка и монеты. Но где тогда справедливость? Неужели, её выдумали?! Настасья хотела было высказаться, открыть правду, но в горле поселился колючий ёжик, не давая ей вымолвить ни слова. Очевидно, в оном был виноват Властош, так сердито зыркнувший в её сторону, что от взгляда его перехватило дыхание. Данилка, между тем, коснулся руки подруги и робко, еддва слышно пролепетал: — Это бесполезно, Насть… «А ведь Даня, возможно, и прав, — размышляла Настасья, старавшись не смотреть ни на гвардейцев, ни на пана. — Это бесполезно. Ты проиграла, ты теперь принадлежишь ему! Говори им, доказывай с пеной у рта, всё равно пропустят мимо ушей. Они слуги короля, илантийцы, открыто ненавидящие нас, они выгнали моего отца, лишили его работы и пропитания, поверив в колдовство этого беса! Они и теперь, зная, что я стала невольной, мне не помогут. Против шляхтича не решатся пойти. Эти сердца и души проданы их кукловоду взамен на сытую жизнь!» Предположения подтвердились. Стражники, читающие договор купчей, вскоре разразились хохотом. То и дело они переглядывались и перебрасывались колкими словечками в адрес семьи Насти. — Это ж надо, собственную дочурку за долги продать, бедолага мельник, как его прижало-то, — крякнул с неприкрытым сарказмом толстощёкий. — Во, умора, ха-ха! Да ещё и колдуну продал! Эх, повезло тебе, красавица! — А не тот ли это мельник, которого граф Лихслав послал к чёртовой бабушке? — усмехаясь, вспомнил долговязый и хитро, с прищуром посмотрел на пана, точно уточняя. Властош кивнул. — Эка, видать, совсем жрать нечего стало, раз пошёл на сделку со своей совестью! — Каждый выживает, как может, — Властош со вздохом пожал плечами. Он взглянул на Настасью — та опустила голову. Противно девочке было слышать грубый хохот, обвинения ни в чём неповинного отца. Сила в ней, и даже, как могло показаться, магия, ожила, когда толстый солдат гаркнул: — Что папаша недоумок, что погибшая её мать-потаскуха, помнишь, говорят некого пана соблазнила, за что и поплатилась! —Немедленно замолчи… Настасья не успела договорить — гвардеец оказался проворнее, и в следующий миг губы ожгло сильным ударом. В хватке долговязого она не удержалась и рухнула прямо под ноги шляхтича. Властош Вишнецкий с холодом посмотрел вниз, на девочку. Заступаться он не станет, удар за каждую ошибку должен вправить мозги. — Девка действительно принадлежит вам, — услышала дочь мельника мерзкий голос. Где-то плакал Данилушка. Настя не вставала, прижимая пальцы к рассеченной губе. Взгляд вдруг напоролся на кусочек, отлетевший от недавно разбитого зеркальца. — Только больно дерзкая. Урезоньте её, благородный пан, сбегать да воровать горазда. — И то верно! — пророкотал второй стражник. — Пороть! Да по всей строгости! Драть как козу Сидора, так у вас говорят же? — Почти, — натянуто улыбнулся Властош. Силы высшие, когда же эти недоноски свалят? — А то повадились сбегать от хозяев, им только волю дай, так и поместье сожгут. Бывали случаи! Настасья успела спрятать кусочек разбитого зеркальца в карман и заметить побледневшее лицо чародея. Мысленно он словно умолял стражников заткнуться и не лезть не в своё дело. Их слова Настя могла перенять, впитать в разум, и попробовать в деле! Она-то безбашенная, она может! — У нас более нет вопросов. Возьмите бумагу, сударь. Пока Вишнецкий копошился с документом и переговаривался с гвардейцами, Настя незаметно вынула из сумки волшебный гребень, подаренный Любором. Заранее зная, что пан вряд ли разрешит ей взять с собой подозрительную вещицу, она положила гребень в кармашек сарафана, где хранилась мамина куколка и кусочек зеркала. Для чего она всё это решила взять с собой, Настасья пока не знала, но чувствовала, что обязана. Пригодится. Властош, хвала Единому, не заметил. Чародей наклонился, схватил её за локоть и приподнял, злорадно шепча на ухо: — Не стоит спорить с сильными мира сего, дочь мельника. Самое главное правило от меня усвой. Или, ты так любишь получать тумаки? Настя не ответила, лишь облизнула кровоточащую губу. Вишнецкого вдруг озадачили вопросом про мальчика. Солдатам требовалось решение, что с ним делать. Смысла лгать не было, и маг ответил, дескать, тот, оставшись сиротой, ему не продан и, соответственно, не числится в купчей. Незавидная участь ждала теперь Данилку — быть сданным в рекруты и служить в армии двадцать два года по принятому в стране несколько столетий тому назад закону. Девушка ахнула. При одной только мысли, что её могут разлучить с единственным близким человеком, ужас ледяной рукой сжал сердце. Нахлынула удушающая волна паники, и Настя, разом позабыв обо всех распрях с паном, вцепилась в его локоть, умоляя помочь. Волшебник отвернулся, дабы скрыть в тени улыбку. Этого следовало ожидать. Данилушка для неё — самое ценное сокровище, за него она что угодно сделает, лишь бы спасти. Он — такая обыкновенная, но при том весьма важная пешка. Оставить его с Настасьей необходимо. Вишнецкий кивнул, подошёл к солдатам. Настя видела, как он шепчет им что-то, затем достает тот самый кошель со ста монетами и передаёт им в руки. — Это вам за хлопоты, в армию приведёте другого разбойника, — Властош самолично с растущим любопытством следил за реакцией каждого. При виде звенящих монет глаза толстого и тонкого жадно, хищно блеснули. Для приличия худощавый, правда, начал было отнекиваться, но едва пан сказал, что «это подарок, только и всего», сразу успокоился, и вместе с товарищем одобрительно кивнул. Данилку отпустили. Ребёнок кинулся в объятия названой сестрицы. Довольные выручкой гвардейцы, смеясь, наконец покинули лавку. И стоило им только захлопнуть за собой дверь, натянутая улыбка исчезла с лица пана Вишнецкого. Он раздражённо выдохнул, выругался и обернулся к своей невольнице. Анастасия, обнимая Данилку, печально сникла, стараясь не расплакаться от собственного бессилия. Властош, грозя пальцем, обратился к пленнице с предупреждением. Последним. — Стой смирно, — прошипел он. — Сделаешь хоть шаг от меня, и я пойду на крайние меры! — Куда уж крайнее, — внёс свою лепту Данилушка. Чародей скрипнул зубами, не ответил. Он принялся ходить по комнате, явно что-то разыскивая. Спустя минуту, Властош нашёл то, что искал, и глаза Настасьи в изумлении распахнулись. В руках он держал моток верёвки. — Ну, а ты как думала? Что я позволю вам и дальше со мной шутить? Прости, но играть с тобой в догонялки я больше не намерен. Времени и так в обрез. Мне домой хочется, в усадьбу. Оттуда ты уже не сбежишь. — Властош до ужаса нежно улыбнулся своей пленнице, и устало приказал: — Давай, руки за спину заводи. Настасья, сдавшаяся и беспомощная, подчинилась. — Я вас ненавижу, — процедила она, пока пан связывал позади запястья. — Взаимно, моя хорошая, — елейным голосом отозвался Властош. Заглядывая ей в лицо, весело подмигнул, и в следующую секунду затянул узел так, что Настя зашипела от боли. Сумку через плечо чародей действительно с неё снял, но карманы проверять не стал. Данилка же, когда очередь дошла до него, свято поклялся, что не станет делать глупостей, потому его собственные руки остались свободны. Изначально чародей противился, но, когда крестьянский мальчик вытащил из кармашка штанов жалейку, подаренную Любором, чуть смягчился. — Смотри, мальчишка, играй на своей дудочке всю дорогу, да так, чтобы я видел твои руки. И только попробуй что-то сделать! Данила серьёзно вгляделся голубыми глазами в омрачённое тенью лицо пана. — Не думайте, что я дурак. Я не сбегу, честно-пречестно. От сестрёнки я ни на шаг. Вишнецкий недоверчиво на него посмотрел. — Не на одном честном слове держатся обещания. Я с твоих лет это начал понимать. Вперёд шагай, — волшебник подтолкнул Данилку к выходу. — И ты — тоже! —велел он Настасье. В последний раз девочка окинула грустным взглядом несчастного Любора, обращённого в дерево. Может, если у сказок бывает счастливый конец, и ей удастся всё исправить когда-нибудь? Обрести волю, покой и счастье для самой себя, родных и друзей? Только, когда это будет? Опустив голову, она смотрела на свой глубокий кармашек, пришитый к голубой ткани сарафана. Именно в него она положила гребень, подаренный Любором. Жаль, только он не поможет, да и как использовать гребешок, если руки сзади крепко связаны? И действительно ли подарок феи такой зачарованный, как его расписывал Любор? Помнится, старый мастер упомянул, что им нельзя расчёсывать волосы… — А тебе, душа моя, надо ещё раз повторить, с одного раза мы не понимаем? — прозвучал над ухом язвительный, резкий голос. Настасья вздрогнула и подняла голову. Властош, устало вздыхая, мягко, но настойчиво толкнул её в спину по направлению к двери. Сопровождаемая паном, она двинулась прочь из лавки. — Видимо, вам придётся пешими следовать за мной, — сделал неутешительный вывод маг, оказавшись на улице. — Сам-то я на коне. — Тут есть повозка и ослик дядюшки Любора, — вовремя заметил Данила, жмурясь от утреннего солнца, слепящего глаза. Славенск вокруг них уже давно проснулся, и людям, проходящим мимо лавки по своим делам, казалось, было абсолютно всё равно, что сейчас происходит с двумя друзьями. — Да-а, всё-таки не зря я тебя выкупил. Умненький мальчик, но не зазнавайся. Предупреждаю: если ещё раз меня укусишь, а кусаться, как я понял, ты умеешь, или тронешь мои зелья, превращу тебя в козлёнка. — Не превратите, — уверенно отрезал Данила. — Интересно, почему?.. — А я вам нужен, чтобы мою сестрицу за ниточки дёргать, как куклу. Вы ведь всегда всё наперёд знаете! Не будь я вам нужен, вы бы за меня ни гроша не дали. Колдун всеми силами постарался скрыть удивление. «Не-ет, — подумалось господину Вишнецкому, — этот мальчишка не умненький, он — умный». Данилушка, конечно, был, порой восхищал чародея, мучившегося с Настасьей, но в то же время сильно напрягал, когда делился своими ненужными соображениями. Во внутреннем дворике лавки, — всё же это был личный домик резчика, огороженный забором с калиткой — нашлась небольшая телега, и запряжённый в неё серый осёл по кличке Ишка. Чародей велел взобраться на воз Даниле, затем подвёл Настасью. — Прошу вас, сударыня, — с издёвкой протянул Властош, следом приподнял девушку за талию и усадил в телегу. Настя презрительно скривилась в ответ на его ухмылку. — Какая честь, — буркнула она себе под нос, постаравшись удобнее устроиться на мешках, набитых сеном. Со связанными руками сделать это было не так-то просто. — А вот, будешь грубить — заставлю босой по земле меня догонять, — холодно предостерёг пан. Настя желала напомнить пленителю о том, что это — вовсе не его повозка и не его осёл, но Данилка сжал её руку, давая понять, чтобы молчала. — Я тебя переиграл, душа моя, — продолжил Вишнецкий. — Сейчас нам важно доехать, без малого двадцать вёрст до Чернолесья. В моей вотчине, когда приедем, ты узнаешь, каково это — жить по другим законам и быть покорной. Тебе многому предстоит научиться, и нам с тобой много предстоит сделать. Анастасия отвернулась. Чародей произнёс себе под нос несколько непонятных слов. Ослик, запряжённый в хомут, дёрнул ушами и привычно направился к открытой калитке. Властош подозвал своего коня, запрыгнул в седло и поехал рядом с телегой. Вскоре Ишка разогнался настолько быстро, насколько мог. Перед глазами Настасьи проносились липнущие друг к другу белокаменные дома и пёстрые шатры, установленные для недавнего празднества Медового Дня. Толпы людей, которым было, вероятно, всё равно, кто едет в повозке, и почему у девочки связаны руки, мелькали перед взором. Некоторые, правда, успели узнать Настю, дочку мельника из недалекой деревни Полесовки, кто-то заметил Данилку — этого чересчур смышлёного мальчугана, но были среди жителей и такие, кто, увидев всадника, узнали в нём пана Вишнецкого, главу Волховской Шляхты. Разноголосые речи тонули в общем гомоне. Многие жители столицы спешили поскорей исчезнуть в своих жилищах. «Ох, молодой Вишнецкий кого-то везёт к себе в усадьбу», — говорила одна женщина другой, стоило проезжающим скрыться из виду. Та кивнула и выразила сочувствие к связанной девушке на телеге. «Да чего ты пригорюнилась, — посмеялась первая. — Радоваться надо, что этот сребровласый отсюда убрался. Все ж знают, что когда внук проклятого шляхтича появляется в Славенске, то либо у нашего неподражаемого короля, будь он неладен, какая беда случилась, либо сам пан что-то здесь вынюхивает, чёртов лиходей! Пёс проклятущий». «Тише, тише ты со словами», — боязливо пробормотала другая, но её подруга лишь рукой махнула. … Через некоторое время чародей и его пленники выехали за пределы города и оказались на большой дороге восточного Полесья.