Нет, ум великая вещь. В свете нужна тонкость. Я смотрю на жизнь совершенно с другой точки. Этак прожить, как дурак проживёт, это не штука, но прожить с тонкостью, с искусством, обмануть всех и не быть обманутым самому — вот настоящая задача и цель. Н. В. Гоголь «Игроки»
Целый день они ехали по большой тропе вдоль многовекового непроглядного леса. Солнце писало картину по-сырому, разливало медовую акварель по зубчатым верхушкам иссиня-тёмных елей. Сегодня небо выдалось голубое, ясно-чистое, не такое, как обычно в сказках бывает во время злоключений. Чародей и его пленники успели преодолеть больше восьми вёрст, миновав несколько деревушек и сёл с помещичьими усадьбами. Они проехали около двух вольных хуторов, работающих на славу мельниц и обогнули широкую реку Вятунь, по которой Настасья ещё на заре чаяла отплыть на судне к новой жизни… Наконец, показались распаханные поля. Последнее крохотное поселение в стороне мигнуло двумя-тремя огоньками из окон, послышались затихающие нотки детского смеха, вслед за ними сердитые голоса родичей, зовущие непосед ужинать, и вскоре все оттенки бурлящей жизни славенского народа скрылись за цветущими лугами. В само Полесье чародей въезжать не решился. Пришлось держать путь поодаль от него по бесконечным равнинам, заросшим полевыми цветами. Да, волшебник знал короткую дорогу к собственной вотчине. Знал чародей, как можно сократить время, но понимал он и опасность такого пути. В хвойном вечнозелёном лесу водились волки и медведи — местные князья и цари своих владений. За северными землями жили свободные народы, не обременённые невольничьим правом, оттого и поместий отродясь там не строили. За Навжьим лесом господствовали другие законы, кипела простая крестьянская жизнь, обходившаяся без свиста плетей и надрывания глоток управляющих. Там когда-то жила и дышала волей семья Насти. Отныне Настя осталась одна, разве только Данилушка до сих пор был рядом. Большая тропа через луга огибала окраину Навжьего леса и пусть долго, но без риска стать изысканным блюдом для хищников, могла вывести колдуна в родное Чернолесье, на северо-восток, где под чародейским охраняющим куполом находилось его имение. Стоило Даниле понять, где живёт пан Властош, он даже прекратил играть на дудочке. Он помнил рассказы покойной матушки о мрачных обитателях Навжьего леса. По поверьям, в нём водились привидения, а живые деревья с горящими красными глазами могли преспокойно передвигаться туда, куда им вздумается. Ветви их служили руками, корни — ногами, а огромные дупла — ртами, такими пастями они могли заглотить неосторожного путника! Навжий лес на востоке плавно превращался в Чернолесье. Немудрено, что тёмный колдун выбрал себе такое местечко для жизни. Увидев побледневшее лицо мальчика, Властош искренне рассмеялся: — Что, боишься, хлопец? Да ты не пугайся, не так страшен чёрт, как его малюют! Вам не лесочка надо остерегаться, а его владельца. Данилка ответил, дескать, не страшится ничего на свете, просто всегда надо быть настороже. — Я это уже понял, да, — продолжал посмеиваться шляхтич. — Судя по тому, как легко рылся ты в моей суме, кидался тогда склянками с зельями и кусался, ты — отважный малый. Или, попросту сказать, глупый. Ведь, дурость — это у нас то же, что и «храбрость», верно?.. Данилка потупил взгляд, и пан вновь велел ему играть, да что-нибудь повеселее, иначе, как он выразился, со скуки можно помереть. Ехавший на коне, он изредка бросал короткие взгляды на Настасью, проверяя, не пропала ли куда-нибудь снова эта несносная девчонка. Но — нет, она, молчаливая и задумчивая, оставалась сидеть в телеге, облокотившись на мешки. Около шести, а может, и семи часов в трясущейся повозке, под палящим солнцем, без еды и воды, и почти без движения, сподвигло Настасью попросту взвыть. Руки за спиной сильно затекли, верёвка болезненно натирала кожу, но на любую просьбу развязать её хоть ненадолго, маг отвечал отказом. Властош понимал, о чём она мечтает, и мысленно молил богов, чтобы они даровали ей сон. И в каком-то смысле, он был прав. Всю дорогу Настасья размышляла о побеге, глядела на свой кармашек, в котором прятался волшебный гребень феи, и попыталась даже что-то шепнуть Данилке, но не вышло. Властош мгновенно, словно чувствуя, велел им отсесть друг от друга по разным концам телеги. По приказу пана Данилка, теперь сидевший спиной к Насте на козлах, играл на дудке почти не прекращая, стараясь менять грустные мелодии на заливистые весёлые. В один момент Настасья, понимающая, что гениальный план летит в пропасть и совсем теряет смысл, не сдержалась. — Хорошо хоть плясать нас не заставляете! — со злой насмешкой бросила она, обратившись к доселе помалкивающему пану. — Захочу — спляшете, — усмехнулся господин Вишнецкий. Солнце клонилось к закату, покрывая багряными красками безбрежные поля подсолнухов. Они росли прямо напротив опушки чёрно-зелёного леса, в сочных оранжевых лучах казавшегося пылающим в пожаре. Путники, как раз, проезжали мимо подсолнухов, когда Настасья всё же сумела беззвучно шепнуть Даниле, и тот умудрился прочитать по губам: «Гребень в кармане. Надо попробовать!» — Мне кажется, пора дать передохнуть нашим удальцам, — сказал маг совершенно внезапно. Леший его подери! Будто услышал! И Даман, и Ишка с удовольствием остановились на привал. Чародей спешился. Конь жадно принялся щипать траву, а осёл взялся за сено, которое, по велению пана, Данилка достал из мешка. За долгое время своего молчания (а как тут поговоришь, когда в основном только и делаешь, что играешь на дудочке?) Данила спросил, не найдётся ли чего съестного. Голод действительно мучил, и не только его, но и Настю. Властош порылся в суме, достал оттуда пригоршню семечек, дарованных на копейку Лесным Сударем, да два яблока, положенные ему в дорогу заботливой Марой. — Лови, малец, — спелое яблоко прилетело прямо в руки мальчика. Данилка поблагодарил и, хоть чувствовал, что готов съесть живьём сейчас любого, сдержался и поднёс яблоко ко рту связанной Настасьи: — На… Только не всё, пожалуйста… Та откусила лишь кусочек, кивнула другу, дав понять, что остальное принадлежит ему. Данилушка поцеловал Настю в щёку и следом жадно набросился на еду. Властош же ел яблоко с кинжала, отрезая по дольке. Он не сводил насмешливого взора с деревенских друзей. — Как мило смотритесь, ребята, сколько добра напоказ, — в голосе послышался неприкрытый сарказм. — Можно вопрос? — откликнулась Настасья. Изнутри кипел гнев. — Задавай, — волшебник съел ещё одну дольку яблока. — Только аккуратно. — Скажите, а если я всё-таки окажусь не той, кого вы искали, не этой, как её… — Искусницей? — Да, Искусницей. Если вы ошиблись, и я обычный человек, просто наделённый этой проклятой магией, то я… Вы… Вы отпустите меня? В ответ послышался негромкий прохладный смех. Настасья понимала: доброго обещания в нём нет. — Ну куда ж я тебя отпущу, душа моя? С тем, что ты уже знаешь… А в поместье везти как прислугу равносильно моей смерти. Мне проблем, и так, хватает. Так что, молись, чтобы ты оказалась Искусницей, иначе… — Вы меня убьёте? — спросила Настя, зацепившись взором за смертоносно сверкающий кинжал в его руке, и тут же мрачно повторила: — Убьёте. Как Захария… Для вас, панов, человеческая жизнь ничего не стоит. Страх от осознания ситуации перехватил ей горло. Как бы она не пыталась принять сдержанный, даже храбрый вид, ничего не выходило. Чародей неотрывно следил за её реакцией. Он «слышал» её эмоции. Глупенькая, однобоко мыслящая девчонка. «Конечно, — думалось пану, — её можно и припугнуть хорошенько, но сейчас не время». Про кузнеца, однако, он решил не расслышать. — Ну зачем такое резкое словцо, дорогуша? Казнь — крайняя мера, — маг доел яблоко, выбросил огрызок в сторону и вложил кинжал в ножны. — Убивать каждого, кто слишком много знает — удел моего дедушки, а у меня методы немного иные. Настасья нервно рассмеялась: — В дерево обратите? Или в камень? А может… — В птицу, — опередил её чародей. — И сказать ничего не скажешь, и в облаках будешь парить на свободе, о которой ты так мечтаешь. Я, конечно, тебя ещё раз проверю, но с полной уверенностью могу сказать, что ты та самая. Высшие силы не могли так зло подшутить надо мной. Не думаю, что они ради забавы одарили тебя знаком солнца на запястье. Хотя… Нет, ну всякое бывает, я не отрицаю! Но, я столько сил потратил! И что мне досталось? Чародей, минуя Данилушку, взобрался на повозку. Пленница забилась в уголок телеги. Данилка, так и не успевший вынуть из кармана Насти гребень, насторожился. «Что опять задумал этот лиходей? — подумалось девушке. — Поиздеваться захотел?..» — Ну тише, тише, не дёргайся так, — посоветовал Вишнецкий, садясь к ней вплотную. Пан приподнял лицо Насти за подбородок, так чтобы девчонка смотрела ему в глаза. — Не убиваю я тебя, что ж так дрожать-то? Как ловко всё вышло, не правда ли, милая? И мельницы не осталось, и папочка в мышиной шкурке теперь бегает. Верно говорят, когда повзрослеешь, становится страшно. Ты начинаешь понимать все ужасы реальной жизни, и то, что раньше казалось лёгким и радужным, сейчас окрашивается в мрачные, чёрные тона, не так ли?.. Волшебник внимательно смотрел на дочь мельника. Смотрел на румянец, покрывший щёки и припухшие от слёз губы, глядел на лицо, пусть худое, но такое миловидное, на вьющиеся мягкие локоны цвета расплавленного золота. Настя, даже если бы и хотела, отвернуться не смогла — хватка была крепкой. Её дивные волосы теперь его. Васильковые упрямые и в то же время перепуганные глаза. Дрожащие губы, в уголке которых запеклась кровь от сильного удара гвардейца. Её красивая белоснежная шея и по-княжески прямая осанка… И солнечная магия — чудо, живущее в душе его пленницы, теперь тоже его. Анастасия — его магическое оружие, которое пронзит гнилые сердца всех недругов. Надо только правильно её «выковать». — А ведь сбылось моё гадание по твоей судьбе, не заметила? — продолжал чародей с улыбкой. — Верно карты сказали. Сперва произошёл пожар, потом твой папаша-идиот решился на бой, а теперь, вот — клетка. Ты стала моей пленницей! — речи Вишнецкого сделались сладкими, потекли, как золотой пряный мёд. — Да, Анастасия. Надо было прислушаться ко мне, но ты решила рискнуть. Риск — дело благородное, но не тогда, когда решаешься пойти против колдуна. Мне так тебя жаль… — Какой же вы мерзавец, — прошипела Настасья с ненавистью. Она тщетно пыталась освободить руки, но вскоре сдалась. Тихий смех сорвался с уст пана. — Может, и мерзавец, но раз уж на то пошло, давай будем называть вещи своими именами, — пальцы волшебника слабо засияли и, он провёл ими по рассеченной губе, исцеляя рану. — Ты — собственность. Моя! И если захочу, сделаю с тобой всё, что угодно. Да, Настя, когда повзрослеешь, становится страшно, — повторил Властош и теперь, чуть отстранившись, пристально смотрел на неё странным затуманенным взглядом. Огонёк, на мгновение блеснувший в его ярких глазах, показался девушке безумным. — Я бы не мог назвать тебя красавицей, но право, ты очень милая девица. Ещё годик, и замуж насильно папаша отдал бы, ежели бы смелости хватило. Но сейчас всё повернулось по-иному. Может, я и впрямь был слегка грубоват с тобой? Может, мне следует пойти другим путём? — Вишнецкий со всей лаской, на какую только был способен, с такой непривычной для Насти нежностью коснулся ладонью её щеки. Настю пробила мелкая дрожь. От волос и одежды Властоша исходил лесной колдовской аромат, он дурманил голову, переплетал вьюном мысли, обвился невидимой силой вокруг горла, перехватил дыхание. Под пронзительным взглядом она замерла. — Вы не посмеете… Не надо… — Что не посмею, душа моя? — волшебник легко, с ноткой издёвки посмеивался. — Ты сама не захотела миром. Но теперь ты моя. Обыкновенная крепачка. Кметка, как говорят в западной Славении. И я волен делать всё, что пожелаю, разве не поняла? Пора уже повзрослеть. — Не хочу… — слёзы закапали градом. Настя не могла их остановить. Сердце от страха билось где-то в пятках. Она не могла повелеть ему прекратить стучать так громко, выдавать все чувства. Против воли она сама подставила щёку под тонкие птичьи пальцы пана. И он стал ещё ближе. Настя задыхалась от ужаса. Так резко взрослеть она и вправду не хотела. Властош уже не держал за подбородок, а гладил волосы, наслаждено, словно ощупывал драгоценнейший шёлк. И Анастасия как бы не желала, не могла оторвать взора от этого чудовища. Жестокий хитрый лис-чародей был до мерзости красивым. До рези в глазах. До боли. — Не трогайте её! Не прикасайтесь к ней! Вишнецкий вздрогнул. Его грубо дёрнули за рукав и отрезвили. Он обернулся. Твёрдый, но тонкий ребяческий голосок разом остановил помещика и вырвал из состояния онемения подругу. — Я её жених! Уберите от неё руки, пан! Мы с ней помолвлены! Властош с досадой покачал головой. Надо же, так увлёкся, что совсем позабыл о ребёнке, сидящем позади. Как лихо врёт мальчонка, как боится за свою пустоголовую подружку! С неохотой шляхтич отодвинулся и, отпустив девушку, обратился к Данилке. Суженым Настасьи, судя по кузнецу, обычно не везло. — Ишь ты, женишок отыскался, — язвительно протянул пан. Данилушка ему нравился. Он был находчивым малым, умел защитить, схитрить, когда надо, и помочь. Невеста на грядущие времена ему нужна достойная. — А оно тебе надо, малец? Подумай сто раз. Настенька лишь личиком мила вышла, но никак не умом. Глянь, кожа, кости да упряма, как этот ишак! Влечение чародея, едва он это произнёс, точно признался сам себе, вмиг спало, будто плохо действующее заклятие или наскоро приготовленный любовный напиток. Что с ним случилось? Неужели, юная пташка зацепила его пустым очарованием? Вот, чёрт… Он же просто с ней играл! Она — полезная игрушка, не более того, а он — дворянин. Знатного древнего рода, чародей, получивший диплом с отличием, и эта крестьянская дурная девка, случайно избранная Высшими Силами, похоже, на спор?!.. Вишнецкий выдохнул, рассмеялся и на реакцию Данилушки, и от себя самого. Снял шапку с пером и запустил руку в серебристые волосы, прилипшие от жары ко лбу. — Настенька очень красивая и добрая девушка! Как вам не стыдно ей грубить! За такие слова, сударь, я вас вызову на дуэль! — в сердцах воскликнул вспыливший Данилка, но, заметив ошеломлённый вид пана, тотчас смягчился: — Я… Я имею в виду, когда вырасту. Когда вырасту, обязательно вызову! Властош, помахивая шапкой, как веером, ожесточённо улыбнулся. — Ну, а я ждать не стану, хлопец. За такие слова мигом к столбу прикажу привязать да пороть, пока не поймёшь своё место. Твою невестушку тоже бы за дерзость приструнить было бы неплохо! Да будет тебе известно, но холопы не имеют права вызывать на дуэль шляхтича. Это — во-первых. А во-вторых, я не нагрубил, а просто озвучил факты. Данилка побледнев, поджал губы. Властош отвернулся, и Настасья кивнула. Пора! Мальчишка молниеносно вытащил из её кармашка волшебный гребень. Как его применять, ребята не знали, но отчего-то догадывались. Это вполне возможно! Да!.. Это их последний шанс, он сработает. Он должен, просто обязан сработать! — Мне нехорошо, развяжите, руки сильно затекли, не чувствую их, — слабым голосом попросила Настя, прекрасно понимая, что маг такого не сделает. Ей надо было просто войти в роль. — Ничего-ничего, потерпишь, — холодно бросил пан и добавил: — Я их грамотно связал, страшного ничего не случится. К тому же, твоя искусная магия сама залечит вывихи, если таковые будут. Не стоит беспокоиться, дорогуша. «Зато, тебе стоит!» — свирепо в мыслях вскрикнула Настасья, про себя осенилась звёздными знамением Единого и, громко ахнув, упала на мешки «в обморок». — Пане! Пане! Настя! Настя! Ей плохо! — заверещал Данилка, у которого играть получалось, будем честны, немного получше. Вишнецкий обернулся, скрипнул от раздражения зубами: — Что это с тобой? Совсем голову от меня потеряла, замарашка?! Властош наклонился над сомлевшей девочкой. В последний момент он почувствовал подвох, но было поздно. Подкравшийся со спины Данилка, подгоняемый удушающим страхом, воткнул деревянные зубцы гребня в длинные волосы колдуна. Властош не успел ничего понять, не успел ничего сделать. Секунда — и он упал навзничь на мешки, сваленный магическим сном. В догадках Настасья не ошиблась. Распахнув глаза и рассмеявшись, она вскочила с телеги. — Он мёртв? — спросил Данилушка, продолжая ошарашенно глядеть на чародея. Властош ровно дышал, гребень в его волосах окутывала туманная дымка. — Если бы, — горестно хмыкнула девочка. — Заснул. Гребень феи заколдованный, наводит сон. Спасибо ей и Любору. Я не ошиблась. Надо с ней увидеться! Перережь верёвки, Дань. Осколок зеркала — в кармане. Данилка попробовал освободить подругу с помощью кусочка зеркала, но не получилось. Верёвки, стягивающие руки Насти, были слишком тугими. — Нет, здесь придётся по-другому, простите, господин колдун, — с этими словами Данила вытащил из ножен пана его же кинжал. — Насть, если он проснётся и догонит, нам конец… Нам конец, — бурчал перепуганный Данилка себе под нос, старательно разрезая путы. — Не бойся, я же с тобой! — Это и страшно… Благо, девочка не услышала. Освободившись, она застонала от боли, растёрла запястья и выхватила кинжал из рук названого брата. Властош слабо дышал. Он спал, запрокинув голову так, что Настя со злом засмотрелась на его открытую шею. Пальцы, сжимавшие рукоять клинка, вспотели… Даман встревоженно заржал, точно чуял опасность. — Насть, не надо, — Данилка с тревогой переводил взгляд то на неё, то на пана. — Тебя казнят, если ты это сделаешь. Он — дворянин… Настя! Я не хочу потерять ещё и тебя, слышишь?! — Данилушка затряс её изо всех сил. — Брось нож! Немедленно! Ты не такая, как он! И Настасья, заплакав от бессилия, бросила оружие. Однако, напоследок стянула с пальца Властоша магический перстень и спрятала к себе в карман, чтобы чародей больше не смог никого заколдовать с его помощью. Друзья вспомнили об Ишке, решили даровать ему волю. Они сняли с осла упряжь и хомут, но тот не спешил мчаться прочь. Настасья потянула его, но ослик впервые за целый день крепко остался стоять на земле, лишь крича: «Иа! Иа! И-и-иа!» — Вот ведь, упрямый! — топнула ногой Настасья и поглядела на лес, огромный, тёмно-зеленый, возвышающийся почти до небес. Лес манил и устрашал. Но именно через него можно найти короткую дорогу и выйти к северным вольным городам, в места, где она родилась, там найти какой-нибудь порт и уплыть на поиски феи в другую страну. Правда, чем платить, и что они будут есть, Настя пока не знала. Вороной конь Властоша ещё сильнее заржал, отчаянно пытаясь разбудить хозяина, но на радость освободившихся, это сделать было невозможно. Взявшись за руки, они рванули прямиком в Навжий лес через поле подсолнухов, залитое закатными лучами солнца. Сейчас — куда угодно, лишь бы подальше от чародея!***
Они не знали, сколько прошло времени с их побега от колдуна, но солнце уже отправилось спать. Розоватое небо окутало тёмно-синее покрывало прохладного августовского вечера. В вышине над лесом показалась полная луна. На землю проливался её серебряный свет. Теперь Навжий лес казался не таким чёрным и страшным, хотя звуки, раздававшиеся отовсюду, пугали юных путников. Неумолкаемый стрекот кузнечиков и сверчков радовал и был им знаком: в какой деревне не услышишь родные нотки?.. Уханье филина, сидевшего на верхушке какого-то дерева и выжидающего свою добычу, настораживало. Настасье отчётливо слышался пронзительный вой, и как бы она ни отрицала, то, что это — волки, сомнений не было. Деревья под напором лёгкого ветра трещали и скрипели как ржавая плохо наточенная пила. — Мне, вот, интересно, — протянул Данилушка, ведомый сестрицей в самую глубь чащи, — а через сколько времени нас съедят? Как думаешь, Насть? — Ох, не говори глупостей, Даня! Мы выберемся отсюда! — откликнулась та с раздражением. Страх медленно, но верно начинал покалывать душу. Данилушка ворчал что-то себе под нос, видно, от усталости, но следующие слова он сказал довольно громко, чтобы сестрица услышала: — Кольцо-то с собой забрала, а денег или чего съестного — нет! И это я ещё молчу, что ты забыла стащить у пана купчую! Из всего нашего побега в лес одна радость — я наконец-то успел найти кустики и я… Настю больно пронзило осознание собственной оплошности. — А твоя голова где была?! — На месте, Настён. Ты забыла просто, да?.. Забыла про купчую? И про еду… Через слёзы Настасья выдавила желанное Данилкой слово «да». И только тогда он успокоился, точно признал правоту. Возвращаться на дорогу опасно: кто знает, сколько продлится действие чар феи. Потому, дети продолжили путь, куда глаза глядели. А глядели они только во тьму. Настасья не выпускала руку мальчика, но боль от верёвок, которые совсем недавно связывали хрупкие запястья, до сих пор отзывалась в суставах. Они посинели, болезненно ныли и всё еще казались онемевшими, но вывиха каким-то чудом не случилось. Искусница ощущала, как по костям разливается приятное тепло, словно бы некая сила сражается изнутри с болью, по возможности исцеляет и подпитывает. На пальце правой руки, тоже саднящей от боли, у Насти сиял изумрудный перстень пана, единственный свет, не считая, лунного, в этом непроглядном глухом лесу. — Мы выберемся отсюда, — повторяла она с величайшей уверенностью. — Надо просто не сворачивать с тропинки, идти только на север по мху! Данилка огляделся и с досадой поджал губы. Мхом, казалось ему, здесь заросло всё. Кочки, ветки, пни — всё, что угодно, попадалось им под ноги, но тропинку, проложенную людьми, с которой Настя так боялась свернуть, Данила не разглядел. А может, вокруг стоял такой полумрак, что он не увидел этой самой тропинки? — Так безопаснее, — уверяла Настя названого братца и уже, похоже, саму себя. — Властош не догонит нас, даже если проснётся, ему на ум не взбрёдет сюда идти! Он подумает, что мы побежали обратно к ближайшим деревням, на запад. — Да, тут никому не взбредёт на ум сюда идти, — задумчиво прошептал мальчик, радуясь тому, что дядюшка Любор подарил ему башмачки. Если бы не старый мастер, все ноги бы в кровь изранил. — Теперь понимаю, почему там, за этим лесом живут свободные люди, помещикам просто боязно вырубать здесь леса и строить усадьбы: злые духи покарают. Вряд ли тут живёт такой же добрый лесной господин, с которым мы встретились в Южном Полесье… Может, мы зря сбежали, Настён? — Данилка быстро смахнул с глаз непрошеные слёзы. Ещё не хватало, чтобы Настя их увидела! — Тут опасности на каждом шагу, тут водятся куницы, лисы, кролики… — Ой, так ты у нас боишься кроликов? — кольнула сестрица с лёгкой улыбкой. — Я думала, ты храбрее! Данилушка опешил: — Да-э… Нет, но… Но… здесь ещё волки, медведи, пауки… Вдруг где-то вдали донёсся оглушительный рев. — И лоси, — уже мрачно признала Настасья. Очевидно, что кроме зверей и призраков (а судя по пугающим звукам, стонали именно призраки), человек сюда никогда не заходил. Возможно, только банда разбойников притаилась где-то на верхушках елей, в засаде. Но — вряд ли! Даже таким отпетым негодяям не захотелось бы здесь укрываться. Вероятно, тут могли выжить только звери и нелюди. Вот, бы сейчас встретить человека, не Властоша, а человека, живого, с чистым сердцем, знанием, как отсюда выбраться и желательно с мешком съестных припасов! Но дочь мельника понимала: мечтам не суждено сбыться. И по-хорошему, надо было остановиться на ночлег, но она боялась. Боялась тёмного чародея, больше чем дикого леса. Рано или поздно, пан проснётся да догонит их. И у магии волшебного гребня, наверное, тоже есть время действия. Данилушка же не мог думать ни о чём, кроме еды. Он продолжал нехотя следовать за подругой, но внезапно пришлось остановиться: рукав его рубахи зацепился за витиеватый колючий кустарник. На кустарнике росли чёрные, аппетитно поблескивающие в лунном свете, ягодки. — О-о, смородинка! — Даня, не трожь, это волчья ягода! Рука, потянувшаяся было к ягодам, тут же замерла. Данилка смог отцепить рубашку от проклятого, так и пышущего отравой, кустарника, и присел на пень, появившийся словно из ниоткуда. Ребёнок не выдержал. Заплакал… — Ох, прекрати! Потерпи! Мы обязательно выйдем из леса, выйдем в какую-нибудь деревушку, — сказала Настасья, глядя на него и всячески пытаясь придать дрожащему голосу уверенность. — Просто, надо бежать быстрее! Идём! — Почему я постоянно от тебя никуда не ухожу? Хвостиком бегаю! Завела меня в глухую чащу и сказки рассказываешь, дескать, мы выберемся! Я дурак! Дурак! Дурак! Данилка дал волю рыданиям и, сдавшись собственному бессилию, принялся стучать кулачком по пню. Данилке уже было всё равно, что его слёзы увидела подруга. Пусть видит! Он такой же слабый, как и она. Настасья оцепенела. Раздражение угасло, оставив место сочувствию. Встав перед мальчиком на колени, она крепко его обняла. — Солнышко моё русое, не горюй, мы выберемся, обязательно! Мы найдём ту волшебницу, с которой встречался дядюшка Любор. Фея поможет нам. Поможет, слышишь! Её чары настолько сильны, что расколдовать Любора и моего отца будет ей по силам. У неё есть волшебная палочка, разве она сравнится с какой-то искусной магией? Фея поможет, я уверена в этом! Если бы не её гребень, мы бы не сбежали от пана. А Вишнецкого лишить магии за все его злодеяния надо, думаю, она нам не откажет! Данилушка всхлипнул. Он понимал: у Насти хранится в ларце души хотя бы мечта возвратиться к счастливой жизни, расколдовать близких людей, а у него… — Мамку мою никакая фея не вернёт с облаков, — хмуро сказал мальчик и уткнулся в плечо девушки, продолжая тихонько плакать. — Она — не Творец Единый! Настя замерла, совершенно не понимая, что сказать в ответ ребёнку. Как отгородить его от горькой правды? Как успокоить? «Мою тоже, соколик… Мою тоже…» Так она бы и просидела, поглаживая Данилку по вьющимся кудрям и вглядываясь пустыми глазами в черноту леса, если бы братец бесцветным голоском не прошептал: — Насть, смотри, там огонёк…***
Настя вздрогнула, обернулась вместе с мальчиком. Вдали, меж толстых стволов елей взаправду брезжил слабый свет. На какой-то момент друзья подумали, что это чародей их настиг, наколдовав себе светильник, но, к счастью, ошиблись. Из-за деревьев вскоре вышел иной человек. Ребята застыли. В руке незнакомец держал посох с навершием из человеческого черепа! Из пустых глазниц его лился ровными лучами золотой яркий свет, служа путнику своеобразным фонарём. Путник, облачённый в дорогие сапожки, чёрную подпоясанную длинную свитку и плащ, замер, в недоумении уставившись на детей. Черты чуть смугловатого лица показались друзьям чересчур резкими, но отрицать того, что когда-то в юности этот мужчина слыл довольно привлекательным парнем на селе, было бы невежливо. — Прривет, рребятушки! А я-то думал, мне почудилось, когда услышал людские голоса! Ан, нет, и впррямь, набррёл на людишек, хе-хе! Ух и холодно нынче стало! Последние вечерра лета дают о себе знать, хе-хе! Незнакомец поёжился, запахнул плащ на груди, скрывая свитку. Только сейчас Настасья с Данилушкой заметили — плащ сшит вовсе не из ткани. Он был сшит сплошь из вороньих перьев! — Вы — разбойник? — решил уточнить Данилка. — Или нелюдь? — Ох, малыш, меня вперррвые так называют! Если бы я был рразбойником или нечистой силой, то сейчас бы с вами не рразговаривал, а давно бы рраспрравился, хе-хе! — чернявый мужчинка странно выделял и растягивал букву «р», будто каркал. — А вы, я так понимаю, сбежали от того коваррного колдуна и Стеллу ищете? Ту фею, что может помочь победить, хе-хе, злого волшебника? Как-то бишь его… Вишнецкий? — Стеллу?.. — переспросила Настасья и задумчиво добавила: — Вот так её зовут, значит… Да, Вишнецкий… Властош Вишнецкий. Но… Погодите, а откуда вы всё знаете?.. Он кривовато улыбнулся. В свете фонаря-черепа показались кривые жёлтые зубы. Путник смахнул со лба длинную прядь взлохмаченных волос. Его чёрные патлы для удобства стягивала тонкая тесемка, также украшенная вороньими перьями. Незнакомец подошёл к ним, постукивая загадочным посохом. В ярком свете, исходящем из глазниц черепа, остро блестели прищуренные глазки путника. В подобном освещении выглядел он жутковато. — Девочка, — прошептал он ей так, округлив свои маленькие глазёнки, словно выдавал самую страшную в мире тайну, — в этом лесу не только у дерревьев есть уши! Тут на каждом шагу опасности, не каждому стоит доверрять! Насчёт ушей, у меня тоже они есть, во, поглядите! — Действительно, они у вас есть, — согласился Данилка, когда путник указал на свои растопыренные уши, выглядывающие сквозь сальные патлы. — Так значит, подслушивали? — Настасья с недовольством скрестила руки на груди, и Данила заметил, как черноволосый любопытно засмотрелся на сияющее изумрудное кольцо. — А вы знаете, что подслушивать нехорошо?.. — Ой, каюсь-каюсь, подслушивал-подслушивал, но я не хотел, это вышло случайно, вы прросто слишком грромко говоррили! А я, да будет тебе известно, маленькая путешественница, сам ищу выход из этого стррашного леса. Вот, только посох и помогает мне. Подаррок, — он горделиво вздёрнул голову. — От той, прро кого вы говоррили, кстати! — От синьоры Стеллы? — Именно, хе-хе, а ты сообрражаешь, малец! — Как нам её найти? Вы поможете вывести нас из леса? Она сможет расколдовать людей, обращённых чарами в зверьё и дерево?! Человек в перьевом плаще быстро замотал головой, когда на него хлынул такой град из вопросов. — Стоп-стоп-стоп, прридерржи коней, девочка! Ты так быстрро говорришь, я не запоминаю! Помочь-то помогу, но чем могу, как говоррится! К фее с вами не отпрравлюсь, зато вот, не дам заплутать таким милым детушкам. Дерржите мой посох. Куда светить будут его глазёнки, туда и ступайте. В ближайшую дерревню, авось и выведет! Даррю! И он спокойно протянул волшебный посох ребятам. Анастасия поразилась такой любезности. Всё-таки встречаются на свете добрые люди! — Но как же вы?.. — Да ничего, выйду сам. Вы же как-то вошли. Значит, выход туда, веррно? В поле, где подсолнухи ррастут? По пррямой же? — Кажется, да, — кивнула Настасья, сама уже не уверенная в том, что говорит правду. — А хотите со мной? — вдруг предложил незнакомец. — Нет, нам, наоборот, надо в другую сторону. Чем дальше от недруга, тем безопаснее. Остроглазый пожал худыми плечами. — Ну как хотите, я пошёл!.. — Только там усыплённый чародей спит на повозке! Смотрите, не разбудите! — предупредил Данилка, настороженно всматриваясь в острые вороньи черты незнакомого и такого добродушного человека. Мальчик, правда, никак не мог понять, зачем он просто так отдал свой единственный фонарик… Вороноподобный же возмущённо прижал ладонь ко рту: — Да за кого ты меня прринимаешь?! — воскликнул он с негодованием. А затем вскипел бешеным гневом: — Властош — негодяй, каких свет не видывал! А мне, зачем, собственно, вам помогать? Посох Стеллы отдавать! Ни спасибо, ничего! Ничего не сказали, ничем не угостили! Вот, и делай добрро людям! Все вы одинаковы! Настасья увидела, как вспыльчивость странного существа резко сменилась горькими рыданиями. Девчушка растерялась. Вот как всегда! Данилка вечно так, умеет ставить в неловкое положение! Подойдя к незнакомцу, Настя мягко коснулась его плеча: — Прошу, простите Даню, он не со зла, просто предупредил. Властош действительно сделал нам много зла, теперь мы и за вас опасаемся… Даня хотел сказать, чтобы вы были аккуратны с этим человеком. — А-а, — протянул тот, — ну рраз так, то ладно… Эх, а я уже и не обижаюсь! Видите, видите, не плачу! Как говоррится, прредупрреждён, значит, воорружён! Счастливой дорроги, деточки, хе-хе! Настасья ещё раз горячо поблагодарила его за помощь, и путник пошёл дальше, насвистывая себе под острый, похожий на клюв нос, какую-то мелодию. Радостная, воскресшая, благодаря помощи незнакомца, Настя взяла под руку Данилку, и они отправились дальше, в глубь леса, чувствуя, как свет магического посоха ведёт в правильном направлении. По крайней мере, Настасье так казалось.***
Ворон, вылетевший с пронзительным карканьем из дремучей чащи, мгновенно отыскал широкое поле подсолнухов и тропу вдоль него, на которой одиноко дремала повозка. Бледное сияние луны освещало чёрного коня, гарцующего на месте от беспокойства рядышком со спящим на телеге хозяином. С высоты птичьего полета седые, почти белоснежные волосы мага, в лунном свете казались маленькой серебристой звёздочкой. Ворон стрелой ринулся к телеге, сложив крылья. Любая уважающая себя птица сто раз подумала бы, прежде чем вот так вот просто камнем падать вниз, но то была бы обыкновенная птица, а эта значилась оборотнем. Со всей мощью ворон ударился о землю… И не разбился. Птичье тело лишь вспыхнуло сотнями золотистых искр и через миг, предстало в человеческом обличии. Ухмыляясь, черновласый путник в плаще из перьев смотрел на своего товарища из Института и друга, давшего ему работу, ныне абсолютно беззащитного. Слово «друг», однако, резало уши обоим. Вернее было бы обмолвиться, что их отношения не переходили черту хозяина и верного слуги. — Эка, тебя девчонка сломила, — хихикнул оборотень, заметив воткнутый в локоны волшебника деревянный, сияющий гребешок. — Фейские чарры прроклятой Стеллы, глаза бы ей, илантийской куррве, выклевать… Оборотень выдернул из волос Властоша гребень, ворожба спала. Чародей проснулся. Вскочил, тяжело дыша. Присев на край телеги осмотрелся: пленники сбежали, (осёл, к слову, тоже), рядом лежал кинжал, которым, вероятно, перерезали веревки, а напротив стоял, ухмыляясь, с гребнем в руках тот, кто спас волшебника от вечного сна. — Каркрас?!. — Хе-хе, я, пан! Да не смотрри так, я в том лесочке оказался соверршенно случайно и сейчас соверршенно случайно тебя спас. Надоело в поместье твоём сидеть, ррешил пррогуляться по Навжьему лесу, а потом заплутал. — Случайностей не бывает, это боги мне помогают, — перебил Властош, потирая заспанные глаза. Внутри него кипел гнев. Несносная девчонка со своим хитрым братцем его всё-таки сумела обвести вокруг пальца! Опять! — Видать, судьба не зрря велела, чтобы я повстрречал там тех, кто так искрренне желает твоей смеррти, хе-хе! — Ты видел Настасью? Где она?! В северном лесу? Ну что, клюв проглотил, шельмец?! Отвечай! — На меня сегодня все оррут. И столько вопрросов… Да, пан, видел. Настасья там, в лесу, и с ней такой хоррошенький мальчик, ррусенький. Данилкой она его кликала. Твоя прропажа? Пан кивнул. — Да, мои пленники. А где… моё кольцо?! — Спёррли. Властош зло улыбнулся. Он нервно защёлкал пальцами: от стресса по обеим рукам бежало пламя огня. — Надеюсь, она не выбросила его по дороге куда-нибудь в заросли! Иначе, у нее будет много проблем… Хотя, у нее они уже и так есть. Мерзкая девчонка, почему она считает, что я постоянно должен за ней бегать?! — Ну-у, — оборотень почесал затылок, — знаешь, в инострранных учебниках по магии есть такое слово, как же его… А! Вот! Может, это прросто твоя кар-кар-каррма? — Чёрт! За что?! А ты!.. — Маг разъярённо скрипнул зубами, схватил оборотня за грудки. Пламя, лизавшее ему руки, вспыхнуло сильнее. Каркрас испуганно начал дуть на руки, боясь, как бы огонь не подпалил ему свитку. — Как ты предлагаешь их искать по всему лесу, умник по иностранным словечкам?! — Не крричи так, Вишнецкий. И погаси огонь, а то ещё подожжёшь чего ненарроком! Помнишь, в юные годы ты… — Подожгу, Каркрас. Подожгу. Тебя, если мы их не найдём! — Не горрячись! Контрролирруй себя! Отпусти! У тебя огонь по запястьям бежит! Чародей разжал пальцы, с презрением отшвырнул от себя оборотня. Вновь присел на край телеги и посмотрел на Каркраса исподлобья таким взглядом, что тот невольно поразился, почему он ещё не обращён в пепел. — Ты, двоечник, собрался учить магии меня? Меня?.. — с ласковой улыбкой предположил Властош, и слуга, сглотнув ком в горле, попятился. — Нет-нет-нет, упасите боги! Хе-хе, прросто, говоррю, не волнуйся так! Волшебник выдохнул и, совладав с эмоциями, усмирил огонь, плюющийся искрами со своих ладоней. — Я срразу понял, что беглецы твои, — продолжал рассказывать ворон, — когда услыхал твоё имячко. Я отдал им посох, тот с черрепушкой, надетой на дрревко. Властош приподнял бровь. — Хм, а тебя, мой пернатый друг, не учили, что брать чужое без спроса нехорошо? Перья бы тебе за такое пообррывать, — маг передразнил оборотня, растянув букву «р». — Ну да ладно, за то, что помог, прощаю. Но, когда поймаю девчонку, верну то, что мне полагается. Посох мой! — Конечно-конечно, пан, твой, он ведь точно не от феи, как я им наплёл! Дюже наивные повстречались деточки. Да, ладно — малец, он совсем малыш, а вот девчонке уже лет трринадцать поди! — Пятнадцать. — Ого… Ну ничего, это нам на рруку! Твой посох будет водить их крругами по лесочку, пока до них не дойдёт, что это обман, а до них ведь не дойдёт! Они далеко не уйдут. Ой, уморра, хе-хе-хе! — Каркрас, хватаясь за живот, рассмеялся. Смех его напоминал нечто среднее между скрипом старой двери и карканьем. Властош обошёлся холодной усмешкой. Ему до сих пор не нравилось, что никчёмный однокурсник и по совместительству исполняющий обязанности бурмистра — крестьянского надзирателя, без спросу взял его посох и отчего-то решил прогуляться с ним за пределами его вотчины. — Всё-таки в твоей вороньей башке ещё остались мозги, — лёд зазвенел в голосе пана, но слуга предпочёл пропустить слова мимо ушей. — Подумать только, с детства всех детей обучают не брать у незнакомцев конфетки, не то, что магические посохи, но Настенька, похоже, об этом не знала! Представляю её милое личико, когда догоню. Шутки кончились. Видно, я с ней слишком мягко обращался… — Она тебе так важна? — прищурившись, осведомился Каркрас. — Новая кррестьянка? Ещё один ррот, которрый прридётся коррмить! Никогда не понимал, почему холопы тоже любят жррать? — Нет, Каркрас, она нечто большее, чем простая девка. Глупенькая. Наверняка, думала, что когда я очнусь, то первым делом отправлюсь обратно, откуда мы ехали! Она думает, я уверен, что мне не придёт в голову искать их в лесу! Ведь какой дурак пойдет прямо в глушь северного Полесья?! В Навжий Лес? Понимаешь? — Э-э… нет. Властош издал тяжёлый вздох. И скороговоркой вновь объяснил: — Я говорю, что она думает, будто я такой дурак, что не побегу за ней в этот чёртов лес, в который кроме неё, и может, разбойничьих шаек никто и никогда не заглядывал! Понял теперь? — Э-э-э… — Ах ты!.. — Понял. Вишнецкий, рассмеявшись, слез с телеги и пригладил назад волосы. — Мда, а ведь дедушка мой от неё живого места бы не оставил. — Властош мысленно представил себе такую страшную картину и невольно содрогнулся. — Если Настя попадёт к государю, и уж, не допусти Сварг, к моему деду, — размышлял он, — Славения уйдёт под землю. Колдовство девки может, как спасти, так и уничтожить. Пятнадцать лет поисков коту под хвост! — Так я чё-то не понял, Властош, — прервал рассуждения ворон, — ты нашёл ту самую? — Ещё проверить надо, та ли она, за кого себя выдаёт. Не хотел я этого делать, но, видимо, придётся! Я привезу её в поместье, и я буду строг, — сжав зубы, глядя в даль, он прошипел: — Дабы неповадно было сбегать больше! Каркрас зловеще улыбнулся. Хотелось побыстрее догнать беглецов и устроить им сюрприз. Ворон-оборотень начал поторапливать чародея, предложив лучший вариант, как можно скорее найти их в лесу. Пан, услышав предложение Каркраса, скривился, будто съел десяток лимонных долек. — Всё же прридётся это сделать, — настаивал ворон. — Даман пусть здесь остаётся, с повозкой, хе-хе, а мы налегке, в птичьих кррыльях. Свет от черрепа быстрро найдём, сверрху, в небесах виднее! — Нет, — молвил Вишнецкий, — терпеть не могу. Оборотничество у меня много сил отнимает, ты ведь знаешь, уж тем паче, в птицу. Нет, Каркрас, лучше — в лиса. Ты по воздуху, я по земле. Что ты не увидишь, то я учую. Живо! Каркрас понимающе кивнул и вмиг обернулся чёрным вороном. Властош вложил кинжал в ножны, взобрался на повозку. Зажмурился и спрыгнул, ударившись о землю, но боли не ощутил. Едва его ноги коснулись земли, из неё ударил сноп золотых искр. Секунда — и заместо чародея на дороге возник чёрно-бурый лис. Нетерпеливо зверь взмахнул кончиком серебристого пушистого хвоста и повернул острую морду к птице. С хриплым и злым карканьем ворон взлетел в небо, слившись с тьмой, а лис шустро побежал вперёд по земле, через поле спящих подсолнухов, в дремучую северную чащу.