Медведь ревел, ревел, надумался и сделал себе липовую лапу; идёт к старику на деревяшке и поёт:
Скрипи, нога, Скрипи, липовая! И вода-то спит, И земля-то спит, И по сёлам спят, По деревням спят; Одна баба не спит, На моей коже сидит, Мою шёрстку прядёт, Моё мясо варит, Мою кожу сушит.
Медведь взошёл в избу; старик со страху кряхтит под корытом, а старуха закашляла. Медведь нашёл их, взял да и съел.
Русские народные сказки. А. Н. Афанасьев.
«Медведь-липовая нога».
— А я, вот, не понимаю, почему он так просто отдал нам свой единственный светильник, — продолжал крутить шарманку подозрений Данилка, шедший с Настасьей через густой лес. Подруга посмеивалась. Она продолжала с уверенностью твердить о существовании добрых людей. Конечно же, Данилушка понимал силу её доверия, но его, всё равно, что-то смущало. То ли жутковатый посох с навершием из человеческого черепа, то ли их бесконечные блуждания по чащобе… Да, и на душе у него было, мягко говоря, неспокойно. В лесу царило гулкое молчание — разве что, неясыть пару раз ухнула. Перестали скрипеть и хрустеть ветки деревьев, прекратил свистеть злой ветер, даже луна, и та испуганно скрылась за чёрными тучами. Такая обманчивая тишина никогда не предвещала ничего хорошего. Как пить дать, затишье перед бурей, думал Данилушка. И как ему, ребёнку, лезло в голову столько неприятных, по-своему взрослых мыслей? Поразился бы любой. Но держать думы в голове и дальше мальчик не мог. — Настя, мне кажется, или мы ходим по кругу? — наконец не сдержался он. — Погляди, я этот куст папоротников уже третий раз во время нашей бестолковой ходьбы вижу! Вот, просто погляди! — Данилка указал на зелёное семейство, уютно устроившееся под высокой елью. Настасья шаг не сбавила, лишь махнула рукой. Упругая тьма расползалась в разные стороны, с неохотой уступая свету волшебного фонаря. — Настя! — окликнул тоненький, исполненный негодования голосок. Пришлось остановиться и ответить. — Даниил, тут по всему лесу полным-полно папоротников, они ж везде одинаковые. Иди за мной, не отставай! — А вот и нет, не одинаковые! — возразил Данилка. Послышался шумный вздох. Поведение названого братца начинало сердить Настасью или… она попросту устала? — Данилушка, я понимаю. Ты думаешь, что мы заблудились… — Да я уверен в этом! — Но это не так! Просто, здесь очень темно. К утру мы обязательно выйдем из леса. Посох Стеллы нас выведет! Данилка насмешливо фыркнул. По его мнению, странной наружности господин в плаще из перьев не просто так отдал «подарок Стеллы», да и в то, что колдовской посох действительно принадлежит фее, Данилушка верить отказывался наотрез. — То бишь, ты считаешь, отрубленная голова, надетая на штырь — это такая волшебная палочка самой доброй на свете феи?! — пораженно воскликнул мальчик, да так громко, что в вышину вспорхнула стая доселе мирно спавших птиц. — Настя, подумай сама, феи так не делают! Это же… Это же варварство, дикость! Взять хоть твои сказки. В вышине раздалось карканье ворона, а неподалеку в кромешной тьме, среди зарослей что-то прошуршало, но друзья не обратили внимания: слишком они были заняты выяснением, кому всё-таки принадлежит магический предмет. Живя в Южной Полесовке, они редко ссорились между собой, но тому находилось весьма простое объяснение: когда живёшь в безопасности и почти ни в чём не нуждаешься, легко можно веселиться вместе, ладить друг с другом и соглашаться, ведь проблем вокруг словно бы не существует. За последнее же время проблемы не просто коснулись друзей, они буквально посыпались им на головы крупным горохом из распоротого мешка. Настасья, устало опёрлась на посох: — Даниил, я не желаю с тобой спорить. Только скажу одно: у тебя плохо с доверием… — А у тебя — с головой! — вскинулся на неё мальчонка. Стыдно за своё поведение ему не было. Наверное, они бы и дальше продолжили свой путь, лая друг на дружку, как два маленьких щенка, если бы дорогу им вдруг не перерезал зверь, тенью выскочивший из-за кустов. Настасья вскрикнула от неожиданности, но сразу успокоилась, когда в свете посоха увидела перед собой всего-навсего чёрно-бурую лисицу. Вернее, лиса. Да, им повстречался хищник. Но людьми, к счастью, он не питается. Можно не волноваться, правда, ребёнка стоит придержать рядом с собой. — Прости, дружок, но еды у нас нема, — горестно оправдался перед лисом Данилушка, однако зверю, кажется, трапезничать не хотелось. Он внимательно глядел на Настасью. Данилка потянулся было погладить лиса, но девочка, вцепившись ему в запястье, не позволила: — Не трожь, он и руку может оттяпать! Хитро смотрящие изумрудные глазки-огоньки лиса показались Настасье смутно знакомыми. Златокудрая, обняв свободной от посоха рукой Данилу, попятилась назад. Лис склонил голову набок. Блеснул острый взгляд, и чаща наполнилась тонким, похожим на лай, смехом. Где-то в вышине хрипло закаркал ворон. — Насть, пошли отсюда… Анастасия уже не слышала братца, только и смотрела с нарастающим ужасом на зверя и в какой-то момент дёрнулась, точно узнала его улыбку. — Не может быть… Лис ещё раз издал горловой смех и резко подпрыгнул. Стоило ему коснуться лапами мшистой тропы, как словно из-под земли забил сноп золотистых искр, на мгновение окутал тело зверя, и… взору ребят предстал опирающийся рукой о землю мужчина с длинными серебристыми волосами. — Нет! — Настасья в страхе приросла к месту. До сего момента оборотеней она не встречала, но была бы рада повстречать истинного, пожалуй, самого страшного, чем верить в то, что оборотнем оказался господин Вишнецкий. Сомнения её исчезли разом, когда человек поднял голову и свет черепа-фонаря выхватил из мрака черты красивого, но искривлённого насмешкой лица. С иронично-горькой улыбкой пан отряхнулся от еловых иголок, присел на пень, одиноко стоявший рядом, и развёл руками, словно безмолвно говоря Насте, мол, неожиданно, понимаю, но и такое случается!.. Молчание тянулось секунды, а всем показалось, будто целую вечность. Властош и Настя смотрели друг на друга, не моргая. «Наверное, — думал Данилка, — опять соперничают, кто кого переглядит». Пан, всё же, моргнул первым. — Что, языки проглотили? — саркастически спросил он. — Как жаль, я даже не услышал от вас вздохов восхищения. А ведь хотел удивить… — Это было здорово! — сразу нашёлся Данилка, понимающий, что молчать — и впрямь, не лучший выход. Чародей с благодарностью прикрыл веки. — Рад, что оценил, Данилушка. — Вы — Аспид. — В словах Насти изумление смешалось со страхом. — Ну что-о ты, дорогуша! Какие ужасные вещи говоришь. С Дьяволом сравнила… Не-ет, я совсем не такой! Просто, я не из тех, кто привык терять своё имущество. Только и всего. — Вы умеете превращаться в лиса! — выдохнула Настасья. — Не может быть… Властош едва удержался от смешка, зато похлопал ладонями: — Браво, Настенька! Я просто поражаюсь твоей сообразительности и наблюдательности! И, как только ты могла догадаться? Поразительно… Он опустил голову, стараясь скрыть смеющийся взгляд. В девочке кипела ярость. В голове отчётливо зрел план нового побега. На вопрос, как колдун проснулся и отыскал их, Вишнецкий вместо ответа показал гребень феи, тем самым подчеркивая, что всё понял и долгого объяснения ему не понадобилось. — Да-а, работа изящная, ничего не скажешь, — чародей внимательно осматривал гребешок. — Красивая деревяшка вашего несчастного дядюшки, подаренная феей. Сильные сонные чары Стеллы сделали своё дело. Ни на что серьёзнее эта сеньора, похоже, не способна. Ну, разве только… Ещё умеет превращать овощи в кареты, как я мог забыть. Какой же бред, господи… И да, спешу вас расстроить: посох не Стеллы. Он — мой! — с последними словами Властош выбросил вперёд пятерню, и посох, сам собой вырвавшись из пальцев Насти, перелетел по воздуху прямо в руку волшебника. Ловко его поймав, чародей любовно оглядел древко и череп. Видя искажённое отчаянием лицо девочки, решил не томить и показать, кто же всё-таки ему помог. Запрокинув голову, крикнул ворону, кружащему в серебристо-тёмном небе, и для верности ударил посохом в землю. Из глазниц черепа вырвались два золотистых луча и, соединившись в один, стрельнули ввысь, громыхнув в небе залпом сверкающих разноцветных искр. — Ух ты… — с некой толикой восхищения протянул смотрящий в вышину Данилка. Чёрная птица, едва не ставшая жертвой чародейского фейерверка, тут же ринулась вниз. Ударилась оземь, обернулась человеком. Расширенным от ужаса глазам Насти предстал тот самый путник в плаще из вороньих перьев. Он улыбался, но теперь уже не так ласково, как при первой встрече. — Познакомьтесь, его зовут Каркрас, — представил Властош оборотня, продолжая удобно сидеть на пне: после превращения в лиса из тела колдуна утекло много энергии, и даже встать оказалось тяжело. Оборотничество каждый раз сказывалось на нём по-разному. — Мой слуга и волш… Хотя какой из него волшебник? Просто, ворон-оборотень. Спасибо ему, случайно в лесу оказался. И мне помог, и вас обхитрил. Правда, как я уже говорил, случайностей не бывает. Всё по воле госпожи Судьбы. — Прривет, рребятушки, — чернявый до пугающего дружелюбно помахал детям рукой. — Виделись, — хмуро обронил Данилка и повернулся к Насте. С вызывающим видом он упёр кулачки в бока, дескать, ведь говорил, чувствовал подвох в этом человеке, а она, глупышка, не верила! — Ну я ж тебе говорил!.. — Вы — лицемер… Подлый человек… Негодяй! — от бессилия голос Насти дрожал и прерывался судорожным хрипом. Каркрас ощетинился, глазки его засияли: — Подлый-подлый, хе-хе, лицемерр-лицемеррушка, да такой, каких свет не видывал! Благодаррю за комплименты, добррая девочка! — Не знал, что лицемерием можно гордиться, — мрачно проговорил Данилка. Властош с усмешкой перевёл на него взгляд. — Этот может. Мозги, конечно, не всегда работают так, как мне хотелось бы, зато плетью владеет отменно, на всю жизнь охота сбегать пропадёт, — во взгляде Вишнецкого проявилась злоба, но смотрел он уже не на Данилушку, а на его названую сестру. Чародейский взор жадно опалил её руку: на пальце Насти сиял перстень пана — Колечко верни, замарашка. Настя попятилась. Девочка лихорадочно осматривалась и думала, как спастись. В голове родилась одна идея. Возвращать кольцо она не собиралась. — Вы больше не посмеете никого заколдовать. Я сделаю тоже самое с вами… Шляхтич поднялся на ноги и вопросительно изогнул бровь. — Давай без глупостей, девчонка, верни кольцо. Это всё-таки не игрушка, а инструмент. — Вы заслужили!.. — Я жду! — Властош требовательно вытянул руку, но пленница не подчинилась. Вместо того она резко направила перстень в его сторону и воскликнула первое всплывшее в мыслях слово в творительном падеже, вспомнив, как колдовал давеча сам пан: — Деревом!.. Из перстня хлынула изумрудная сверкающая молния; Властош успел вскинуть посох. Из глазниц черепа, в свою очередь, вырвались лучи света и, врезавшись в энергию кольца, поглотили её полностью, не дав магии даже коснуться чародея. Напоровшись на поражённый взгляд Насти, Вишнецкий самодовольно ей подмигнул, хотя, как могло показаться, некая слабость на мгновение отразилась в его чертах. Настасья же попробовала снова и уже, видно, подчиняясь импульсу: — Крысой!.. Ещё одна молния из кольца. Свет хлынул из черепа. Отразил. — Жабой!.. Опять между врагами соединились заклятия, раскрашивая ночной лес в золотисто-зелёные цвета, и опять пан сумел парировать. — Ну, давай!.. Отдай перстень, прекрати наступать на одни и те же грабли, сумасшедшая! — Свиньёй!.. Энергии с треском и грохотом врезались друг в друга. Властош ощущал, как тяжело просто держать посох, как больно… Он был ещё слаб. И всё-таки смог отразить: отлетевшее заклятие попало в дерево. — Надо же, как сильно ты меня ненавидишь! — Угадали! Козлом!.. Пан не успел даже парировать: в него опять полетели зелёные лучи и молнии, да при том — с удвоенной силой. — Настя, не надо! — кричал Данилушка где-то вдали, в испуге прижавшись к стволу ели. Ворон-оборотень стоял в стороне от хозяина на безопасном расстоянии. Искрящиеся энергии, слившись друг с другом, теперь зависли в трудной борьбе. Отразить заклятие перстня, на сей раз, Властош не мог, как ни пытался. С ним сражалась Искусница. Настоящая и очень настырная. — Да, сделай же что-нибудь, идиот! — в раздражении заорал маг на ворона. Каркрас разинул рот, он отчего-то медлил подойти к Насте. Голубые глаза девушки сияли настойчивым светом, знак солнца сверкал на запястье ярче, чем само солнце, а энергия, ключом бьющая из перстня, потихоньку брала верх и уже почти поглотила защитные лучи посоха Властоша. Пока ворон медлил, остановил дочь мельника Данилка, стремительно рванувшийся к ней. Мальчик вцепился Насте в руку, молниеносно вскинул её вверх, и зелёный столб пламени, разорвав связь с золотыми лучами посоха, выстрелил в ночное небо, взорвавшись в чёрных тучах мириадой блестящих звёзд. — Что ты наделал?! Вишнецкий рухнул на землю более не в силах удерживать посох. Данилка, не слыша причитания Насти, стянул кольцо с её пальца и выкинул в куст крапивы, разросшийся неподалёку. — Бежим! — Данилушка, не помня себя от страха, схватил Настасью, и та без пререканий бросилась вместе с ним, куда глаза глядят. Отчитать его за её неудачу она ещё успеет. — Давайте-давайте, бегите… Бежать от чародея им вздумалось, глупцы, — слабо посмеиваясь, проговорил Властош — сил подняться он в себе пока не находил. Противный голос оборотня, оравшего на всё Северное Полесье, колоколом бил по голове лежащего на земле пана. — Убега-ают! Пленники убега-ают! — голосил Каркас, стоя на месте, как вкопанный. — Убегают, пан! Надо ловить! Надо что-то делать-делать-делать! Кар-кар-каррау-ул! — Да, заткнись ты! — простонал Вишнецкий, коснувшись ноющего виска. — Не надрывай напрасно глотку. Далеко не убегут. Кольцо моё достань, пока силы восстанавливаю. Каркрас, поглядев на заросли, откуда просачивался изумрудный свет перстня, ошарашенно уставился на пана. — Но, Властош, там же… Там же кррапива! У меня все рруки будут в волдыррях! — Не только руки, но и рожа, коль не достанешь! Ослушаться приказа с таким явным подтекстом оборотень не посмел. Крапива с удовольствием искусала ему пальцы и половину руки, но он всё же умудрился найти перстень и вернуть Властошу. Ворон непрерывно ругался и клялся оторвать голову Даниле, придумавшему бросить кольцо не абы куда, а прямо в жгучие заросли. Пан поднялся на ноги. Всё ещё уставший, собрал последние силы. Взял посох, заговорил на древне-славенском, читая по памяти стихотворное заклятие: Коржень — нагою Карона — главою Галижи — руцами Гончижими псами! И с последним словом ударил основанием древка о землю. Золотистая энергия пробежалась разрядом молнии по траве, напитала сиянием почву, вонзилась в два сухих дерева. Их оголённые ветви зашевелились, точно руки. Корни с трудом вылезли из земли. На коре прорезались горящие красные глаза, а под ними — большие дыры, служащие ртами. Деревья посмотрели на чародея, перебросились недоумевающими взглядами. Со стороны любому человеку, не встречавшемуся ни разу в жизни ни с колдовством, ни даже со сказками, могло бы показаться, что он сошёл с ума. Обычный наблюдатель подумал бы, что в деревья вселились духи, и только просвещённый наверняка бы сказал, дескать их сущности оживили при помощи весьма сильного волшебства. — Ну, чего глазеете на меня, деревяшки? — горько усмехнулся Вишнецкий. — За беглецами, живо! Главное, девчонку мне поймайте! Я устал за ней бегать! Деревья, снова переглянувшись, загоготали жутким скрипучим смехом. Из их клацающих пастей посыпались сухие листья, кора и шишки. Создания природы казались такими громадными и страшными, что даже Каркрас, на всякий случай, спрятался за спиной Властоша. Одарив ворона пронзительными деревянными взглядами, они наконец полностью вытащили корни-ноги из земли и неуклюже погнались за беглецами, минуя своих навсегда застывших собратьев. Оставалось только ждать. Где-то далеко раздались шум и крики. Чародей, между тем, склонился над посохом, понимая, что к возвращению Настеньки следует восстановить силы. Шёпот его уст коснулся черепа, и лучи, бьющие из глазниц, буквально впились в кожу, подсвечивая золотой энергией вены на запястьях. Властош прикрыл глаза, с наслаждением позволяя энергии разлиться по всему телу. Магия, хранящаяся в черепе, возвращала ему силу. В глубине дремучего леса снова послышались надрывные крики: видно, Настеньку поймали ожившие обитатели чащи. И — правда! Деревья справились со своей задачей довольно быстро. Брыкающуюся девушку привели очень скоро, держа её за шиворот, царапая ветвями её сарафан и руки, которыми она тщетно пыталась освободиться из цепкой хватки. Наконец, она впала в отчаяние и сдалась. Деревья бросили её прямо под ноги тёмному волшебнику, переглянулись и, поняв, что больше их помощь не требуется, встали на те места, на которых всю жизнь росли. Они вонзили корни обратно в землю, закрыли глаза и застыли, вновь став обыкновенными неодушевлёнными жителями многовекового Навжьего леса. Вишнецкий, восстановивший силы и теперь равнодушно глядящий на всё происходящее, слушал вопли Насти, которая рыдала, пыталась что-то ему сказать, но чародей попросту не мог разобрать слова. — Это твоё поражение. Я победил. Окончательно, — сказал он. Со злостью глядя на измученную пленницу, поинтересовался, где второй беглец. — Данилка свалился в овраг! — обливаясь слезами, наконец внятно провыла Настя. — Он во тьме не увидел край! Меня успели догнать ваши монстры, а Даня он… О боже-е! — Она прижала ладонь ко рту, едва сдерживая рыдания. — Невелика потерря, хе-хе, — злорадно рассмеялся ворон, только и мечтавший о мести мальчику. — Нет! Он ведь жив! Я знаю, он жив! Помогите! — Настасья вцепилась в подол подбитого мехом плаща мага. Властош поджал губы в раздумье. С какой стати после всех потраченных нервов, сил и времени он обязан ей помогать? Не пора ли, наконец, преподать девчонке урок? Издали послышались крики зовущего на помощь Данилки. Действительно, живой. В рубашке мальчонка родился, отметил про себя чародей. — Я не сбегу больше, клянусь, — Настасья стояла на коленях. Каркрас гаденько хихикал, а вот пан смотрел на пленницу ровно, без былой улыбки. Девица ему надоела. Если бы на её запястье не сверкал символ Искусника, то колдун, возможно, обошёлся бы без церемоний. Властош схватил её за локоть и поднял. — Твои обещания мне уже поперёк горла встали. Тебя заколдовать мало! — процедил он ей прямо в лицо. — Задушу, ей-богу! Настасья зарыдала пуще прежнего. Где-то из недр леса раздавались тонкие крики, а затем донесся рёв. Рёв напоминал… — Медвежонок прроснулся, хе-хе, — с наслаждением крякнул Каркрас. Дочь мельника уже не знала, что и как ей говорить, она была готова ко всему. Она глядела только на пана с мольбой во взгляде, губы дрожали, точно шептали молитву. Волшебник отпустил локоть девушки и отвернулся. Помилования не будет. Пусть узнает, каково это — терять близких людей! Пусть ей Высшие Силы сейчас отомстят! Но ведь сам Данилушка не особенно виноват… Снова послышался страшный медвежий рёв. Колдун прикрыл глаза, и во тьме предстала перед ним картина… Вот стоит он, тринадцатилетний мальчишка на пороге светлицы, маминой любимой комнатки. — Поторапливайся, паршивец! — режет слух мальчику громкий возглас с первого этажа. Твёрдо поставленный голос принадлежит его собственному деду. — Представление вот-вот начнётся! Не заставляй себя ждать! Прошло совсем немного времени после похорон матери, а ещё относительно молодой и хорошо сложенный отец покойницы уже устраивает очередной праздник. Праздником у него значится казнь. Видимо, понимает, что без развлечения в день своего рождения поздней промозглой осенью никак не обойтись. Как нелепо, как странно, думает юный Властош, отмечать день Дара Жизни лишением чужой… Паныч спускается на первый этаж, минует людскую комнатку, встречается взглядом с плачущей навзрыд кормилицей Палашкой, видит перепуганные лица дворовых крестьян, слышит, как крики с улицы звучат в тяжёлом ноябрьском воздухе, и наконец оказывается на крыльце огромного расписного терема. Казнь провинившегося холопа сегодня должна пройти одним из излюбленных способов хозяина имения. Дед жестом призывает внука подойти, и они вместе следуют к месту на заднем дворе, где собирается народ: их слуги, немногочисленные гости, которых Криош Вишнецкий терпеть не может, да простой крестьянский люд, пришедший поневоле поглазеть на представление. А зрелище и впрямь весьма весёлое — по мнению Криоша, — сейчас в псарный двор к приговорённому выпустят медведя и будут наблюдать за борьбой между ним и зверем. На сие действо Криошу смотреть гораздо интереснее, чем на обыкновенную порку, ведь последняя редко заканчивается смертельным исходом, хотя, зная его тамошних конюхов, всякое случается… Властош окидывает взглядом людей и останавливается на осуждённом. Глаза холопа выражают неподдельный ужас. Он старается не глядеть на медведя. Взор его устремлен на человека в толпе, его батюшку. Этот селянин значится воспитателем паныча Властоша, дядя Макар. Батюшка ведь предупреждал сына не вмешиваться… О боли рассказывают только слёзы, градом струящиеся по лицу Макара. То и дело слюнявит он, расцеловывая звёздочку Единого, висящую на шее, беспрерывно молится, захлёбывается в слезах. Его сын еле стоит на ногах, видно, несколько дней морили голодом. К нему приближается, поджав уши, огромный бурый медведь. Такой же голодный, как узник. Шерсть на звере вздыблена. — Ну, чего смотришь, смерд? — смеётся Криош, обращаясь к крестьянину. — Сражайся с паном Мыхайло, господарем наших лесов. Победишь — получишь вольную для себя и папаши. Ты ведь сам говорил, что готов побороться за свободу! Так, прошу! Старший Вишнецкий хлопает в ладоши, заставляя своих людей последовать примеру. И хоть пленник слишком слаб, он вступает в схватку с раздразнённым хищником. Борьба длится недолго. Повалив мужика на землю, медведь когтистой лапой резко ломает ему рёбра. И следом раздавливает сердце. Хруст. Рёв. Крики. Смех. Макар падает на колени, вопит во всё горло. Пелагея закрывает лицо руками. Остальные крестьяне выдерживают зрелище гораздо спокойнее, нежели внук Криоша. Белокурый мальчик больше не может видеть кровавую пелену перед собой. Он отворачивается, чувствуя приступы тошноты. Властошу становится страшно. Страшно оказаться однажды на месте осуждённого… — Пан, тебе плохо? — раздался где-то, будто в другом мире, голос. Каркрас успел подхватить едва не упавшего Вишнецкого. Тот облокотился на посох, схватился за голову, гудящую воспоминаниями. Туманная пелена заслонила обзор, всё ещё представлялась та жуткая картина, чувствовался запах человеческой крови, медвежьей шерсти, слышались протяжные крики… Только кричал уже Данилушка. — Где этот овраг? Показывай, — велел Насте Властош, потихоньку приходя в себя. — Ты что, этого недоноска спасать собррался?! — поразился оборотень, поддерживающий мага за локоть. — Он — РЕБЁНОК! Тварь ты бестолковая! Помещик, сам не ожидая от себя такого, оттолкнул Каркраса в сторону, да так сильно, что тот свалился задом в куст злополучной крапивы. Лес огласили новые крики, но Властошу было плевать: он, схватив Искусницу за руку, помчался туда, куда она указывала. Овраг оказался не таким глубоким, как предполагал пан. Мальчишка, кубарем покатившийся вниз по склону, остался жив. Встать, к несчастью, не мог, видно, подвернул ногу. Тяжело было разглядеть во мгле, что творилось на дне оврага, однако свет от посоха позволил понять, что выбраться из него вполне можно, обойдя и взобравшись по более низкому склону. Увы, Данилке этот путь преградил огромный бурый медведь, вылезший из берлоги. Точно такой же, как — из недавних воспоминаний чародея. Властош заколебался. По лицу скользнула мрачная тень. Ну же, побори свой страх, давай, ты можешь. У тебя хватит сил! — Помогите мне! Кто-нибудь помогите! — вопил Данила, пятясь от надвигающегося хищника. Он кричал, надеясь, что его услышат и придут на помощь. Нога его совсем не слушалась, мальчику казалось, будто внутри неё рвались мышцы. —Прошу, помогите ему, — тихо, почти шёпотом взмолилась Настасья, сжала руку задумчивого пана. — У вас же есть сердце… — Лихо ты переменилась ко мне, дрянная девчонка! — Властош круто развернулся на каблуках и схватил Настю за горло. — Только посмей сбежать, убью! Слышишь меня?! Задыхаясь, Настасья закивала и прохрипела, что поняла. Вишнецкий отпустил её шею, пересилил неприятные мысли о том, чем может закончиться для него схватка с медведем, и поклялся, что больше благородных поступков совершать не станет. Мысленно сам себе он ответил: «У меня есть мозги, да только, видимо, сегодня разум меня покинул, коль делаю это». Сжимая посох, волшебник осторожно попытался спуститься в овраг, но нога предательски соскользнула, и пришлось повторить путь Данилки: кувырком покатился вниз прямо на медведя. Не будь в овраге Данилы, Настасья бы позволила себе выразить огорчение, что пан, к сожалению, не убился, но… надо было молчать и просто следить за происходящим. Двинуться с места она не могла, даже если бы и захотела: её крепко держал Каркрас, вышедший из-за деревьев. Говорил мерзкие вещи, насмехался, но девушка не слушала. Всё внимание было обращено к названому брату. Властош выдохнул, когда понял, что переломов нет. Отделался лёгкой ссадиной. Медведь не обратил на него внимания. Чёрные глаза хищника горели, уши были прижаты к голове, шерсть стояла дыбом. Данилка оказался в тупике спиной к высокому склону лощины. — Нет, миша, не сегодня, — покачал головой пан и жестами призвал хищника к себе. Стоит лишь вскинуть посох так, чтобы горящие глазницы его встретились со взглядом зверя. Они смогут его ослепить. Это сделать легко, нужна только быстрота действий. Не идти же на зверюгу с голыми руками! Это безумие! Медведь заревел, отвернулся от мальчонки и внимательно поглядел на нового врага. — Иди-ка сюда, пан Мыхайло, — как зачарованный промолвил Вишнецкий, настроившись на заклинание. Рука крепко сжала древко, направляя свет из черепа в глаза подходящему хищнику. Медведь сделал широкий шаг в сторону Властоша. Пора! — Ослеп… Договорить слово чародей не успел. Всё произошло быстро. Удар лапой выбил посох. Царь Полесья повалил колдуна на траву, не ожидавшего настолько резких действий. Навалившись всем своим весом, прижал человека к земле, впиваясь в грудь длинными когтями. Маг не выдержал. Из горла рвался отчаянный крик, из глаз брызнули слёзы, из разорванной туники — кровь. Из последних сил пан сотворил защитное заклятье, не позволившее зверю переломать его кости, но знал — долго его колдовство не продержится. Данилка кое-как поднялся и обошёл хищника, прихрамывая на одну ногу. Посох с черепом валялся прямо перед мальчиком. — Данила, посох! Кинь мне посох, быстрее! — Властош старался сдержать натиск приближающейся смерти. Удлиненная морда клацала клыками прямо перед лицом шляхтича, на котором от удара когтей уже появилось несколько кровоточащих шрамов. Обеими руками маг отчаянно пытался сдержать натиск зверя. Я не смогу больше, не смогу. Мама, родная, прошу помоги… Матушка… Помоги мне! Я НЕ СМОГУ! Данила быстро поднял с земли чародейский посох. — Нет, Данилка! Не надо! — разлился на краю оврага, сверху, звонкий голосок Настасьи. — Не отдавай ему посох, не смей! Пускай задерёт его этот медведь! Беги оттуда скорее! Скорее! — она бы продолжила кричать и дальше, если бы Каркрас не зажал ей рот. — Кинь мне посох, умоляю! — Властош сорвался на отчаянный крик. Силы покидали волшебника. По телу разливались боль, страх, паника. Он все ещё сдерживал медведя, но вдруг почувствовал, как на шею легла тяжёлая лапа. Из лёгких вырвалось хрипение, и в этот момент Данила, сделавший выбор, кинул пану посох. Тот, крича от боли, всё же дотянулся до него. По горлу струились ручьи крови, массивная лапа давила сильнее. Маг, упёршись одной рукой в медведя, другой вскинул посох с одним единственным словом «Ослепни!», когда шея едва не хрустнула под давлением лапы. Свет из глазниц черепа ударил по глазам зверя. Хищника отшвырнуло от пана. Властош, сразу приподнявшись на локтях, выкинул вперёд руку и хрипло прошептал заклинание, дав колдовству сковать уже ослепленного медведя на месте, точно связав его. Вишнецкий, тяжко дыша, распластался на земле, залечивая чарами опасные раны на теле. Он смутно видел, как, прихрамывая, Данила обошёл застывшего медведя. Мальчонка опустился на корточки перед чародеем. Пан повернул к нему исцарапанное лицо. — Спасибо, малыш, — выдохнул Вишнецкий, сжимая руку Данилушки. — Я не малыш, я уже взрослый, — проворчал мальчик и шмыгнул носом. Горячая слеза капнула с его щеки прямо на костяшки пальцев обессиленного чародея.***
Властош восстановил силы с помощью посоха, залечил страшные раны, правда, позабыл о кровоподтёках на лице, потому что принялся за Данилку. Ногу мальчишка подвернул. Маг исцелил её чарами, радуясь, что не сломалась кость. Если бы оказался перелом, пришлось бы потратить больше сил, и Данилке такой процесс вряд ли бы пришёлся по нраву. Когда кости срастаются при помощи магии, это вызывает точно такую же адскую боль, как когда их ломают. Потому Данилка, по мнению Властоша, просто в рубашке родился. Пан отпустил Данилу, указав, как лучше выйти из оврага, и тот убежал. Выждав некоторое время, Властош осторожно приблизился к косолапому, скованному заклятием. — Ну, миша, будешь меня слушаться? — с кривой улыбкой волшебник погладил хищника по загривку. Медведь дёрнул головой, негромко заревел, точно плача. — Что, глазки не видят? Ну, уж извини, сам виноват. Я тебя расколдую от окаменения, не хочется ведь простоять здесь вечность, верно? Но ты взамен послужишь мне верным другом, а не вражиной, согласен? — Вишнецкий с силой потянул его за ухо, медведь взвыл и кивнул, осознав слова чародея. — Хорошо, — Властош провёл над хищником сияющей рукой. Энергия, связывающая тело, вмиг растаяла, и медведь почувствовал, что может двигаться. Унюхал человека рядом, зарычал, но рука пана вновь потянула его за ухо. — Здесь тебе не двор моего деда, царь леса, слышишь? Полакомиться нечем! Хотя, погоди… Ну-ка сядь! И медведь, ревя, подчинился. Вишнецкий, самодовольно склабясь, ударил посохом о землю. По волшебству из воздуха на траве возникла громадная плитка пчелиных сот, из которых сочился текучий мёд. Медведь облизнулся, чёрные глаза его загорелись. С жадностью набросился он на трапезу. Насытившись, повернул испачканную сладким золотом морду к пану и, склонив голову, дозволил оседлать собственную спину. Ослабленный колдун взобрался на медведя, перевёл дух. С осадком ненависти ударил по боку зверя сапогом и направился верхом в обход, ведущий наверх, где его ждали Каркрас, Данилка и разочарованная Настасья.***
Очень скоро славенский чародей, восседавший на поверженном слепом медведе, въехал на выступ оврага. Зло зыркнул в сторону Каркраса, благодарно кивнул Данилушке и наконец перевёл яростный взор на свою собственность. Спешившись с медведя, покорно присевшего, точно дрессированный пёс, Властош приблизился к девочке вплотную. — Ничего не хочешь сказать, дорогуша? Настасья поджала губы. Разум советовал поблагодарить шляхтича за помощь Даниле, но добрые слова застряли в горле и вдруг сменились абсолютно предательскими. — Это был ваш долг спасти его, — проговорила на одном дыхании. — А мне… Мне жаль, что вы остались живы!.. Властош долго смотрел невидящим взглядом. Потом, ничего не говоря, отвернулся, и сердце Настасьи тревожно забилось от страха, на миг ей показалось, что сейчас помещик её ударит, однако тот сумел сдержать себя. — Каркрас, — лёд треснул в голосе пана, — забирай хлопца и выведи из леса в поле, в повозку. Я скоро приду к вам. Возможно — один. Эти слова отозвались в душе Насти смертным ужасом. Она правильно поняла: маг решил избавиться от неё. Данилушка пронзительно закричал, но ему вцепились в руку когтистые пальцы и потащили за собой, к выходу из леса: — А ну, шагай, соррванец! — И да, — добавил пан, не поворачиваясь к ним, — если хоть волосок упадёт с головы мальчишки, я тебе, Каркрас, все перья пообрываю, затем откручу башку, высушу, сделаю из тебя пугало и поставлю на огород к моим крестьянам, чтоб собратьев пугал. Люди, которых ты плетью по спинам гладишь, думаю, обрадуются. Я, надеюсь, намёк ясен? Каркрас проворчал что-то невнятное себе под нос, но всё же ответил: — Более чем, господин. Проститься с Настасьей Данилушке не дали. В тёмном лесу на краю оврага остались только покорный слепой медведь, чародей, держащий волшебный посох, и пленница. Настя смотрела себе под ноги, из светлых очей на землю капали слёзы. Ей уже было всё равно, пусть Вишнецкий делает, что хочет! Прошлую жизнь не вернуть, родителей — тоже. И Властош Вишнецкий однажды будет гореть в адском пламени, как горела невиновная матушка-мельница. — Делай выбор. Я или Смерть. Властош произнёс страшные слова холодным будничным тоном. С лязгом вытащил кинжал, подбросил клинок в воздух, и тот превратился в инкрустированный рубинами меч. Настасья ответила сразу, так словно ждала этого момента, так, точно для неё отдать собственную жизнь ничего не стоило. Против своих убеждений она не пошла бы. Она всегда была упрямым несносным ребёнком. — Только, над Даней не издевайтесь, — попросила Анастасия напоследок. — Вашей вещью не стану никогда. У меня есть гордость. Может, я и Искусница, но не та, которая станет служить врагу. Убейте, всё равно не удастся сделать из меня ваше орудие. Не знаю, что вы именно задумали, но участвовать в этом не собираюсь. Не хочу. Не желаю! Настасья не слышала себя, не слышала своих слов. Хотелось жить, но пойти против себя она не могла. В голове раздавался оглушительный звон. Так тяжело и траурно звонят колокола, созывая верующих на панихиду. — Верх глупости — не различать свои принципы и логику, — высказался чародей после недолгого молчания. Настя не отреагировала. Пан прикрыл глаза. На скулах заходили желваки. Непреодолимая злоба и желание убить сражались с надеждой на лучшее. В конце концов, злость победила и Властош, похоронив надежду, приказал: — На колени. На удивление, Настя подчинилась. Всеми силами пряча удушающий страх, она опустилась перед чародеем на колени и склонила голову. Быстро, резко, будто знала, что так произойдёт. Сегодня она должна умереть. Характер не позволяет ей сдаться в плен и начать жить по-иным правилам. «Не руби с плеча, Вишнецкий, подумай, — повторял пану его внутренний голос, как обычно надоедливый и изображающий невыносимого всезнайку. — Всё-таки, ты её искал пятнадцать лет. Неужто, казнишь собственный шанс? Снова?.. Столько сил потратил!» «Мне нужна Искусница, а не бестолочь, — отозвался тёмный волшебник. — Высшие Силы просто решили пошутить надо мной. Мне досталась глупая непокорная девка, дочь мельника, и не больше. Я даже проверять не хочу, из-за неё я едва не погиб. Нет в ней ничего особенного! К чёрту всё! Достало! Я проиграл! На этот раз окончательно». Ты проиграл. Убедив себя в оном, Властош прислонил посох к дереву. Анастасия вздрогнула, когда к шее сзади прикоснулся ледяной клинок, намечающий смертельный удар. Дочь мельника крепко зажмурилась, молясь: лишь бы не почувствовать боли… Главное, чтобы не было больно… Но, в голове всё же мелькнула горькая мысль о том, что жизнь свою она закончит так же, как её матушка. Беззаконно казнённая дворянским волчарой! Никто ничего не узнает, не разберётся, как не стали разбираться в убийстве невиновной Светланьи. Крепко сжимая рукоять обеими руками, чародей занёс над головой Настасьи меч, смертоносной сталью сверкнувший в свете фонаря-черепа…