На старой осине в глуши лесной Жил леший, глазастый и волосатый. Для лешего был он ещё молодой — Лет триста, не больше. Совсем незлой, Задумчивый, тихий и неженатый. Эдуард Асадов «Девушка и лесовик»
Властош замахнулся, но помедлил с ударом. Необъяснимая сила словно вцепилась в его руки, придержала и настойчиво советовала опустить меч. Настасью передёрнуло от страха. Верно говорят: ожидание госпожи Смерти хуже неё самой. — Что, смелости не хватает, пан? — произнесла девочка треснувшим голосом. — Чего ждёте?.. Рубите! И, хоть у неё не получилось пропитать слова ядом, они обожгли мага и сподвигли заново занести над беззащитной жертвой меч. Но казнь вновь прервалась. Произошло чудо (так по крайней мере назвали бы случившееся простые люди): из дорожной сумы пана птицей выпорхнула карта, доселе спрятанная в колоде. Зависнув в воздухе, она задрожала и принялась описывать круги вокруг хозяина. Её шуршание напоминало отчаянный хрип. Она точно умоляла своего владельца о чём-то и, наконец, устав порхать, упала прямо под ноги чародею. Поражённый Властош опустил глаза, прочитал название карты. «Шанс» «Оракул явно не желает видеть моё поражение. Высшие Силы вновь даруют мне ещё один шанс! Шанс на то, что я всё-таки заполучу Искусника! Первые два они лихо у меня отнимали!» — подумалось волшебнику. С его губ сорвался истерический смешок. Настя искоса проследила за тем, как медленно опустилось остриё меча, прошипела от боли, когда Вишнецкий схватил её за локоть, заставляя подняться. — Видимо, придётся дать тебе шанс, голубка моя, — усталый вздох Властоша живым теплом тронул ухо девочки. — Ты погляди-ка, карта печётся о тебе! Настасья посмотрела туда, куда ей указали. Карта, лежащая на земле, в свете посоха переливалась тёмно-синими оттенками. Название сияло золотыми буквами, и вокруг этих букв на синем фоне сверкали сотни звёздочек. Властош поджал губы в раздумье. Он не отверг совет Оракула, ведь знал: просто так, сами собой, карты из сумки не вылетают. Всё делается по воле Госпожи Судьбы и старых богов. Однако… пана до сих пор не покидало ощущение некого подвоха. Им попросту играют! Все — карты, Высшие Силы, Вселенная, цветочки, поросшие на тропинке — весь окружающий мир! Словно, сговорились против него! Сперва заставили намучиться с семейкой мельника, затем обежать половину Полесья, разбираться со старым резчиком, отдать деньги гвардейцам за мальчишку, потратить силы на превращение, сразиться с медведем и едва не погибнуть, и всё — ради кого? Ради пустоголовой девицы?! «Почему я должен оставлять несносной кметке жизнь? — размышлял с растущим раздражением чародей. — Разве, у Искусников такой характер? Искусники — колдуны покорные и созерцающие, так написано в трактатах! Но у этой девки нет ни того, ни другого. Я просто ошибся в ней. Очень глупо ошибся, столько сил потратил. Теперь меня уверяют в ином, замечательно! Да выбора нет, вновь потерять Искусника, когда уже его нашёл?!» Властош слышал внутри себя тихий, но настойчивый голос ярости. Он то покрывался корочкой льда, то воспламенялся и огнём разливался по всему телу, так и норовя выпустить обжигающие искры с пальцев. Вишнецкий прикрыл веки. Выдохнул. Развернул Настасью к себе лицом. — Буду с тобой откровенен, замарашка, — панский голос острый, что лезвие его меча, вспорол тишину. — Я с удовольствием бы снёс твою пустую головушку прямо здесь! Прямо сейчас, но… не могу. Оракулу верю, ты сама тогда убедилась, он не врёт. — Властош поднял с земли синюю карту и показал Настасье поближе. — Шанс?.. — спросила девочка неуверенно. — На что — шанс? — Видимо, на моё самоубийство! Настя тотчас перевела взор на пана. Как показалось Властошу, в сияющих глазах пленницы проблеснула слабая вера в искренность его слов. — Не переживай, не дождёшься, — насмешливо ответил он, и Настасья помрачнела. — Возможно, карты издеваются надо мной, знаешь… Подкидывают мне двойное значение, ребус, чёртову загадку! Вот и думай, на что шанс! На то, чтобы тебя прикончить или шанс на твоё исправление?! Или, они просто убеждают меня быть терпеливым?.. Дочь мельника не слушала его. Не хотела слушать. Без слов вернула ему карту и покосилась на край оврага. В один момент подумала, что может избавить себя от страданий, просто спрыгнув вниз с обрыва. Вишнецкий перехватил её задумчивый взгляд. — Не советую, грешно, — усмехнулся он, доставая колоду из сумки. Принявшись тасовать карты, маг на всякий случай придерживал пленницу. Меч превратил снова в кинжал, и теперь оружие висело на поясе в дорогих ножнах, а посох с тех пор, как его поставили к дереву, так и остался покорно ожидать хозяина. — Вам ли о грехах говорить? — голос Анастасии уже не пылал ненавистью, он сделался тихим и слабым. Измученный девичий взор был теперь обращён в пустоту. Так смотрят, когда уже отпели последнюю надежду. — Разумеется, не мне, душа моя. Я читал Священную Летопись, дарованную людям Единым Богом, но придерживаюсь иной веры и иных принципов. Меня, всё равно, туда не пустят, — последние слова колдун протянул с тоской, глядя на искрящееся звёздами небо, потом прыснул смехом и обжёг взором Настасью: — Но, ты-то у нас — праведная душа, должна знать о страданиях в Огненном Царстве, которые тебя ждут, коль своевольно расстанешься с жизнью! Слова колдуна разбудили воображение девушки. Сразу вспомнился храм в Славенске и священник, проповедующий о страшных муках, уготованных тем, кто осмелится отойти от заповедей Божьих. Бывало, когда Настасья с отцом выбирались в столицу, они всегда находили время для посещения храма, по возможности стояли на службах, молились, слушали проповеди. И слова мудрого батюшки-настоятеля, пусть и многим казавшегося фанатичным, с каждым разом врезались в голову Насти. Действительно, расставание с жизнью — не выход. Да и не сможет она… Да и сам Единый, видно, в сговоре с языческими богами Вишнецкого, не даёт ей ни лёгкой жизни, ни лёгкой смерти! Отвернувшись от оврага, Настасья поглядела на пана. На лице того ещё кровоточили царапины, нанесённые медведем, туника на груди была разорвана, но казалось, он не замечал этих мелочей. Ничего, одежду зашьют дворовые служанки, а шрамы подлечит сам. Сейчас, видать, силы экономит. Как следует перетасовав колоду и, не сводя пристального взора с пленницы, Властош задал картам вопрос: — Стоит ли мне прибегнуть к крайним действиям? Почему я обязан дать ей шанс?.. Ну да-да, коне-ечно! Ну, разве, мог я ожидать от вас чего-то иного? Сам решай, говорите, мы обо всём тебя предупредили. Заба-авно, ха-ха, — волшебник хоть и рассмеялся, но продолжал беспокойно вытаскивать карты. Настасья следила за ним, стараясь показать на лице отчуждённость, но вместо этого получалось лишь недоумение. — Значит, попробовать совершить неоконченное дело, — бормотал себе под нос пан, внимательно разглядывая карту за картой. — Хм, я, кажется, знаю, о чём вы. Ну, естественно, мне следует её проверить! Хотел с самого начала. Только, что изменится? Что изменится, объясните мне толком! Вы даёте мне надежду, что она не Искусница, или как мне вас понимать?.. Да, знаю я! — голос Вишнецкого сорвался на крик. Настя глядела на него как на умалишенного. Кто же в здравом уме станет разговаривать с разноцветными картинками, будто с живыми людьми, да ещё и орать на них?.. Разумеется — чародей, да только Настя об оном не знала. — Я помню, что только с помощью Искусника смогу это разузнать, но… Ах, вы всё же умеете давить на больное! Ладно, в конце концов выхода иного нет, может, вы и правы… Тяжело вздохнув, пан убрал колоду карт в суму. Его сильно взбесили следующие слова Настасьи. — Может, вы и заполучили меня хитростью, но душа моя вам не принадлежит! — выпалила она. Надо же, притихшая мышка подала голос! Вишнецкий посмотрел на неё с толикой иронии: — Однобоко мыслишь, Искусница. Что я тебе, чёрт какой? Если по знаку зодиака меня изображают рогатым, это ещё не значит, что я охоч до девичьих душ. Мне нужны только твои умения. И не больше! Приставать не буду. Ты ведь так боишься за свою честь? Слово дворянина, пальцем не трону… Всё равно, кожа да кости, видал девок и покраше! Пленница стиснула зубы. Если бы родилась мужчиной, хорошенько бы ему врезала. А что сделаешь хрупкими кулачками, которыми наградил Бог? Ответить достойно она не могла, чародей зрел в корень. И вслух озвучил то, чего больше всего боялась Настасья. — Но вы ведь знаете, — процедила она, спеша перевести тему, стараясь говорить убедительнее, ровнее, — я не помогу человеку, разбившему мою жизнь. Вы уничтожили мою семью, дом! — Ты немного не поняла меня, милая, — голос Властоша понизился, сделался едва слышным, но твёрдым, похожим на оковы льда, такой лёд сковывал реки Славении в самые лютые морозы. — Я тебя о помощи не прошу. Я приказываю. Я умею заставлять. Поверь, методов у меня много… Что это?.. Опять?! Ох, прекрати рыдать! Прекрати, терпеть этого не могу! Знала бы ты, что я в детстве и отрочестве пережил, тебе собственное житие мёдом бы показалось! Умей принимать жизнь такой, какова она есть. Благо, у тебя она вся впереди. Чародей чуть ослабил хватку. Большим пальцем провёл по горячим мокрым щекам невольницы, вытирая слёзы. — Не всё ли равно, как подпись твоего папаши оказалась на листе договора? Смысл не поменялся: ты продана мне. Моя вещь, не больше, бежать бесполезно. Советую уяснить сие и выучить, как молитву. Иначе, сделаешь себе только хуже. Ладно, ты о себе не думаешь, словно бессмертная, а на остальных плевать? К примеру, твой хлопец… Настя на его словах дёрнулась, будто ей, некогда вольной птице, вдруг прострелили крыло. Властош мысленно улыбнулся: сумел-таки задеть слабое место. Пусть потревожится, решил он, пусть испугается, лишь бы покорилась. И помещик принялся вдохновенно лгать: — Думаешь, я спас мальчишку из сочувствия?.. Не-ет, дорогая, не было никакого сочувствия! Только — выгода. С помощью него тобой можно управлять, да и потраченные сто рублей терять не захотелось. А Данилка ведь тебе до-орог, очень дорог, я же вижу. Я могу делать много предупреждений, но в один момент терпение лопнет. Так что, смотри сама: одно неверное движение — и мы с тобой отправимся в деревню хоронить Данилушку рядом с его матушкой. Настасья с ужасом глядела на колдуна покрасневшими заплаканными глазами. Лицо того оставалось суровым, оно не выражало и намёка на шутку. Ныне он не лгал… Так по крайней мере думалось девушке. Она покорно замолчала. — Ступай за мной, Анастасия, пора завершить одно дело, и — без глупостей. Властош, взяв посох, поманил жестом пленницу. Настасья, уже уставшая плакать, безжизненно поплелась за помещиком, оставив все мысли о побеге: позади замыкал вереницу огромный медведь. Спереди — зверь, сзади зверь, слева — лес глухой, дышащий смертью, справа крутой обрыв. Выход для неё замкнулся. — Оракул советует мне, всё же, проверить тебя. И у богов случаются ошибки, — говорил по пути тёмный волшебник, ведя спутницу в самую глубь леса. — Искусники бывают разными. Каждый чем-то отличается, каким-то особенным умением. Но, всех объединяет одно — говорят, их нельзя обратить ни в зверей, ни в камень, ни в дерево. Разумеется, это лишь один из немногих пунктов, который соответствует званию Искусника, но, если он совпадёт с твоими способностями, сомнений у меня не останется. Карты должны быть правы, я едва не уничтожил собственный шанс… Нет, Настенька, нет, ты мне ещё пригодишься… Пятнадцать лет, о Сварг да Славья, за что… Настасья смутно разбирала слова чародея, но шла за ним молча, не задавая вопросов. Кто знает, как он отреагирует? Придётся терпеть его безумные выходки. Хотя бы, ради жизни Данилы. Вряд ли колдун шутил. «Надо же, молчит, трясогузка, — думал тем временем пан. — Неужто, разум появился? Рано, похоже, я радуюсь, ещё хлебну с ней горя! Посмотрим, насколько хватит моего терпения. Мало же папаша порол её, плохо воспитывал». Спустя какое-то безмолвное время, да почти вечность, они вышли на небольшую свободную от деревьев поляну, окружённую густым ельником. Властош положил посох на землю, отвёл девушку в самое «сердце» поляны и приказал стоять смирно. Настя с потрясением осознала, что подчиняется. Сдалась ты, девочка, сдалась… Волшебник отошёл, развернулся и поправил на пальце перстень. — В мышку обратите, как моего отца? — дочери мельника догадаться о его задумке не составило особого труда. — Тебе, как я погляжу, нравится унижать, — на губах пана возникла вымученная усмешка. — Рассуждаешь так, будто у меня фантазии нет! Ну, что за люди пошли, что за нравы… Вариантов превращения полно, но я выберу тот, о котором мы с тобой ещё во время нашей дороги по окраинам условились… никак запамятовала? Вот, сейчас и посмотрим, какова защита у настоящей Искусницы. Надо было мне изначально это сделать, не мучился бы столько с тобой. Коль обратишься, значит, доля твоя такова, нет — поедешь со мной в поместье. Стой ровно и не шевелись. Это не больно. Наверное… Вишнецкий поднял руку с надетым на палец перстнем, направляя сияние изумруда прямо в сердце пленницы. Настя крепко зажмурилась, сжав в кармашке сарафана обережную куколку матери. Шею ласково целовала тепло собственного солнечного кулона. Через миг раздался громкий вскрик чародея: — Птицей! Камень в кольце заискрился, загорелся ядовитым изумрудным пламенем, вырвались вперёд зелёные молнии. Настасья ничего не ощутила, лишь услышала хруст, треск. Сквозь закрытые веки сочилось золотое сияние. Победив в себе страх, она приоткрыла глаза. Изумление овладело Искусницей, когда она увидела, как магия кольца пытается пробить солнечную стену, возникшую перед ней словно щит. Фонтаном бьющее зелёное пламя отчаянно боролось с этим барьером. Властош сильнее сжал кулак и теперь придерживал руку другой, силясь унять дрожь. Острая боль пронзала его запястья. Долго борьба не продлилась. В какой-то момент волшебник не выдержал, и чары, рвавшиеся из перстня, рикошетом отскочили от «щита». Пламя и молнии врезались в дерево посреди елей, подожгли его, одним махом перерубили толстый сук. Настя в ужасе вскрикнула. Коряга грохнулась вниз, едва не задев девочку. Сухое дерево горело в зелёном костре, и молнии бешено летали между елей, наконец, в один миг встретились в одной точке, соединились лучами и в секунду насквозь пронзили чародея. Властоша опрокинуло на рыхлую землю. Волшебник завопил от жгучей боли, но на его счастье магия перстня не обратила его ни в какую птицу. Изумлённый, он приходил в чувство и пытался понять, что произошло… Настасья ошарашенно разглядывала себя. Впрочем, удивляться было нечему: колдовство не подействовало, девочка осталась прежней. Солнечный, непонятно откуда взявшийся щит оградил её. Выходит, не солгал Вишнецкий. И вправду, обращение не подействовало благодаря защите искусных чар, но откуда взялась эта резкая боль, и почему заклятие отлетело в самого пана? Вишнецкий, схватившись за голову, которая ходила кругом, приподнялся на локтях, стараясь сфокусировать зрение на Настасье. — Какого ле-ешего?.. — простонал он, держась за пострадавший затылок. — Вашу ж ма… — Это как понимать? Как понимать, спрашиваю я! Что значит, КАКОГО ЛЕШЕГО?! Внезапный и крайне недовольный писклявый возглас заставил Властоша умолкнуть, а Настасью вздрогнуть, обернуться и узреть его обладателя. Из-за тени плотно липнущих друг к другу елей на свет волшебного черепа-фонаря вылез худосочный человечек. В мешковатых штопанных тысячу раз одеждах и вдвое ниже обыкновенного человека, он почти любому из взрослых людей приходился бы по пояс. На голове его, в растрёпанных зеленовато-синих волосах птицы давно свили гнездо, одёжку странным образом украшали всевозможные листья да грибы. На плече жила себе, не ведая горестей, семья маленьких бледных поганок, так некстати подчёркивая такую же бледность лица хозяина лохмотьев. — Я ВСЁ МОГ БЫ СТЕРПЕТЬ, НО НЕ ЭТУ БРЕХНЮ! — принялся негодовать человечек и, переваливаясь с ноги на ногу, просеменил в центр поляны. Отряхнулся и начал грозить пальцем, поросшим травой. —ТЫ МНОГО ЛЕШИХ ЗНАЕШЬ, ДА?! — гневный взор нелюдя скользнул по магу. — ТЫ МНОГО ИХ ВИДЕЛ, ДА?! МАЛО ТЕБЕ ДОСТАЛОСЯ! УХ, ХУЛЮХАН, ВЕТКИ МЕНЕ ТУТ ЛОМАЕШЬ, ДЕРЕВЬЯ ПОДЖИГАЕШЬ, КОЛДУН ЧЁРТОВ! РУГАЕШЬСЯ НЕЛЕТОПИСНЫМИ СЛОВАМИ В СВЯЩЕННОМ МЕСТЕ — В ЛЕСУ! — После своих восклицаний человечек сам хорошенько выругался, так, что уши хотелось заткнуть даже Настасье, и голос его после этого стал менее громким. Последовали шипящие проклятия, точно вся листва в лесу шелестела разом: — Тьфу! Да шшоб тя водяной ко дну утащщил, да шшоб твой конь в болоте утоп! Да шшоб у тебе отвалилось… а нет, это перебор, простите. Э-э… Ты зачем ветки удумал ломать? Зачем деревья поджигаешшь? Ох, ёлки, оно и впрямь горит, несчастное! Вжэмаш огин! — Пламя услышало заклятие нечистого и вмиг погасло, с неохотой оставив дерево в покое. — Ну, отвечай! Властош закатил глаза к небу. Духи из чащи, и уж тем паче такие противные, были для него не в диковинку. Кланяться ему в ножки волшебник не собирался. Чай, не Лесной Сударь! Мелкий лешачок стоял в иерархии лесной нечисти самым последним, невысокого полёта птица! Настасья с любопытством смотрела на забавного, как ей казалось, человечка. И если пана сейчас больше волновал вопрос с колдовством, и почему заклятье, отскочив от Искусницы, причинило ему боль, то Настя даже отвлеклась от тревожных дум и улыбнулась незнакомцу, настолько он её привлек. Видимо, из-за поганок, элегантно украшающих одежду. — Я шо, не понятно изъясняюсь, а?! — человечек неуклюже подбежал к колдуну. — Ты шо мне тут деревья ломаешь?! Не мог в своём лесу колдовать? Бессовестный, наглый, дурной, тю! Да ещё и мишу нашего ослепил! Чаво он плохого-то тебе сделал, животное?! Ах ты ж, тюрюхайло не очёсанное (незнакомец нравился Настасье всё больше и больше), помещик ты проклятущий, идиотина ты беспросветная, ай!.. У пана, как оказалось, имелось обострённое чувство собственного достоинства, и он, явно оскорбившись, схватил нелюдя за одежду. — Пшёл вон, нежить! — прошипел чародей тому в лицо. — К лешему, грубиян! Лохматое нечто от таких слов совсем оторопело. Человечек захлопал зелёными длинными ресницами, и с изумлением вперил в шляхтича голубые, как журчащие лесные ручьи, глаза. Подумать только, каков вздор, его, несчастного, первый раз послали к нему же самому!.. — Да будет тебе известно, но вообще-то я сам… — Я знаю, но ты не Лесной Сударь, не Лесной Пан, так что пшёл вон от меня, нечисть! Сгинь! — Властош резко оттолкнул юного лешего в сторону, и тот, перекатившись от него по траве как колобок, вскочил на короткие ножки, забавно отряхнулся и вновь погрозил заросшим травой пальцем: — Ты, чародей, брось это! Езжайте подобру-поздорову отседова, пока я не рассердился! — Да какого лешего ты здесь появился и мешаешь мне?! Человечек в истерике затопал ножками, задёргался, глаза стали походить на блюдца: — А-ах, опять за старое! Что значит, КАКОГО ЛЕШЕГО?! — Лешачок вновь повторился: — А ты так много других леших знаешь, да?! ТЫ МНОГО ИХ ВИДЕЛ, ДА?! Может, они, конечно, и есть, у тебя в лесу, но при мне я попросил бы соблюдать приличия! И НЕ ЛОМАТЬ ВЕТВИ, ДУРНАЯ ТВОЯ БАШКА! Властош угрожающе поднялся на ноги. Волосы его в свете посоха казались совсем белоснежными. Искры огня с треском сорвались с кончиков пальцев шляхтича, когда Настасья позволила себе слабо хихикнуть. — А не много ли ты себе позволяешь, душонка лесная? — Не много, не много, хе-хе-хе! Мой лес, чё хочу, то и ворочу! А ты зазря не грози, усё равно чары твои на мене не действуют, я всего лишь маленькая нечистая сила, а мы могущественнее любого человека, будь он простаком али колдуном, бе-е! — Леший с превеликим удовольствием показал волшебнику язык. — Да, и башка твоя впрямь дурная! Не получилось Искусницу заколдовать, ахаха! Ты, действительно, надеялся её обратить?.. Вот, умора! Хрустнули сжатые кулаки Вишнецкого, но вступать в войну с духом было нельзя. Надо терпеть, иначе заведёт непонятно куда — так, что потом владей ты хоть самой сильной магией, хоть одежду задом наперёд ни надевай, не выберешься. Пусть он и последний дурень, совсем зелёненький, наивный, юный, но уже наверняка многое знает. Духи порой ведают гораздо больше человека. Чародей с силой выдавил из себя виноватую улыбку и прошипел сквозь зубы: — Раз вы такой умный, господин Леший, не соизволите ли объяснить мне, несчастному пану, почему заклятие кольца отскочило в меня, но не обратило в зверя? Я был бы вам, господин Леший, очень благодарен за службу. — Властош пересилил собственную гордыню и поклонился молодому нелюдю в пояс. Тот от таких неожиданно уважительных жестов совсем растерялся. — Э-э-э… Ну, я… — Вы ведь умнейший в сей глухой чащобе, на вас одного возлагаю надежды! У лешачка задёргался глаз. Каким-то образом взяв себя в руки, он выпрямился и объяснил: — Ну, тут любому известно: надо было сперва проверить, в чём дело, а не глазами хлопать… Может, эм… может, на ней защита какая! Настя вздрогнула. Разом симпатия к Лешему пропала. Властош улыбнулся. «А ведь и впрямь! Кроме защиты Искусницы, вероятно существует ещё какая-то. Лесной дух соображает!» Поблагодарив Лешего, чародей приблизился к Насте. Ладонь его окутала фиолетовая дымка, когда он, растопырив пальцы, начал не спеша водить рукой около сердца Насти, пытаясь ощутить ту самую защиту. И в один момент руку будто обожгло. — Та-ак, что тут у нас? — под рубахой пан нащупал кулон. Несмотря на сопротивление Настасьи, он резко вытащил его из-за ворота её сорочки. И почему он его раньше не замечал? Скрывала, дерзкая бестия! Вишнецкий внимательно вгляделся в украшение. На золотой цепочке сияло маленькое солнце: кулон сразу давал понять, что принадлежит истинной кудеснице. Кто угодно носить священный символ благодатного Солнца, именуемого богом Сваргом, не может, горькая расплата не заставит себя ждать. Ювелирная работа, где дочка мельника только его добыла? Впрочем, уже не важно. Всё бы — ничего, Властош, возможно, и успокоился бы, если бы кулон не показался ему смутно знакомым. Рассматривая его, перевернув крохотное солнышко другой стороной, он вдруг нахмурился. По спине чародея пробежал холодок, губы сжались в тонкую линию. С внутренней стороны солнца была выгравирована древне-славенская буква «Веди», украшенная веточкой вишни. «Не может быть». — Откуда у тебя этот кулон?.. Девочка затаила дыхание. Отчего-то ей стало страшно. С интересом следил за ними Леший, удобно устроившийся на сломленных корнях неподалёку упавшего валежника. — От матери досталось, — выдохнула Настасья. — Единственное воспоминание о ней, кроме куколки. Нет, что вы делаете?!.. Он мой! Мольбу Насти чародей никак не воспринял. Одним движением сорвав с шеи девочки кулон, выпалил ей в лицо: — Да ну? Лгунья, даже не краснеешь! Это наш фамильный герб, гляди, буква «Веди», украшенная веточкой вишни! Фамилия наша на «В» начинается! Это герб Вишнецких, кулон принадлежал моей матери! С каждым словом Анастасия бледнела, Леший зеленел, а Вишнецкого всё сильнее трясло от злобы. — Но ведь это… Это невозможно! Мне его моя матушка подарила! — Значит, мать твоя была воровкой! Яблочко от яблоньки недалеко падает! Настасья с ужасом смотрела на безумного пана. Глаза того лихорадочно блестели, точно у беса, собиравшегося совершить какую-то пакость человеку. На миг Настасье показалось, что волшебник сейчас её ударит, а то и хуже, но подошедший к ним Леший сгладил напряжённую обстановку. — Да брось, колдун, мало ли, как у девчонки побрякушка твоя оказалась. Не она ж виновата, погодь убивать! Ты лучше её ещё разочек проверь, может, она и не Искусница вовсе, может её кулон твоей матери спас! Властош призадумался над словами нечистого. Решив, что он прав, убрал материнское украшение в карман и развёл руками, обращаясь к дочери мельника: — Что ж, Настенька, если ещё раз не выйдет тебя обратить, и ты окажешься настоящей Искусницей, судьба тебе — мне подчиняться. Сейчас попробуем сыграть честно, без защиты кулона моей матушки. С кулоном Лады Вишнецкой мы разберёмся потом. Больно мне любопытно узнать, какого леш… кхм, какого рожна крестьянская девка получила такую драгоценную вещицу. Да, ещё без зазрения совести преспокойно носит на своей тонкой красивой шейке! Пан и сам не был уверен, что сменил гнев на милость, но желание кричать дальше, к счастью, его покинуло. Надо действовать, а не понапрасну злиться. Выдохнув, Властош попятился и опять направил кольцо на Анастасию. Леший с превеликим удовольствием наблюдал за происходящим. Он расположился на траве, подперев голову руками. — Только не подожги мне тут ещё одно дерево! — пискляво предупредил он. Маг кивнул. Зелёный взор полыхнул гораздо ярче, чем перстень. Анастасия зажмурилась. Если её и впрямь спас волшебный кулон, то сейчас она беззащитна. А куколка-оберег лишь напоминание о Светланье… Ничего не выйдет. Мгновение, и как пить дать обернётся белой уточкой, которую Властош первым делом подстрелит и велит подать себе на ужин. Перстень направлен на Анастасию… Шёпот. Мгновение. Изумрудная вспышка. Свет. Золотистый купол. Волшебник, вновь пронзённый острой болью, опять лежал на земле, а рядом с ним валялась ветвь ели, сломленная заклятием… Настасья не пострадала. — ДА ТЫ ЧТО, ИЗДЕВАЕШЬСЯ?! НУ, НЕ УМЕЕШЬ КОЛДОВАТЬ, ТАК НЕ БЕРИСЬ! — Заткнись! Дай понять, в чём дело! Но крики бесноватого духа было уже не остановить: — Ой, ходят тут всякие! Думаешь, вышил одёжку свою дворянскую буковками глаголицы, повязал тесёмку на чело, выучил пару заклинаний и всё?! Ты уже колдун?.. У плохого палача и топор тупой, как говорил этот самый палач, его как раз потом самого казнили за… — Заткнись! — из ладоней чародея вырвался яркий поток света, который мигом припечатал болтуна к дереву. Корни тут же подчинились приказу пана и обвили рот человечка. Но несмотря на неудобства, Леший всё же умудрился договорить: — … ЗА НЕУМЕЛОСТЬ! А затем щёлкнул скрюченными пальцами, и колдовство отступило. Все-таки он — Хранитель Навжьего леса, дух, магия человека на него не действует. Как не действует и на девчонку. Встав, пан, непонимающе разглядывая Настасью, обошел её вокруг. Поглядел на перстень. И тут Настя не сдержалась: — Поломалось колечко, да?.. Знаете, такое бывает иногда с ценными вещицами. — Да нет, милая. Кольцо в порядке. Дело в тебе. Я не ошибся, Искусница. Даже, когда я снял защиту, магия не проникла в тебя, и ты сейчас не паришь в облаках птицей. Поздравляю! Но, давай — ещё одно испытание. Для верности. Искусники — чародеи особенные, каждый совершенен и отличается от другого. Они как снежинки. Абсолютно одинаковых не найдёшь, хоть весь свет обыщи. У каждого есть ряд совершенных врождённых способностей, которые открываются со временем взросления. У тебя открылись в пятнадцать лет… — В десять, — подсказала Настя. — … И пока совпадает только то, что тебя невозможно обратить в иное существо. Не понимаю, почему заклятие отскочило, но… Ты меня хоть слушаешь, замарашка? Настасья слушала, но с равнодушием. Казалось, ей было просто скучно. Хотя, по мнению пана, она давно должна была поражаться своему дару, ведь всю жизнь росла на мельнице и не догадывалась о том, что внутри неё живет сила! Или, попросту, не замечала. Читать да писать раньше всех научилась, с животными ладила, и вещи какие дивные творила, и люди её чудеса замечали, да только, не все рады были. Она обязана была если не отправиться к знающему учителю ремесла, так хотя бы самой взяться за развитие магического дара. Но, Настасья и думать, похоже, не желала об оном, жила себе свободной жизнью, да и жила, горя не ведала, сказки читала, отцу на мельнице помогала и вовсе не размышляла о грядущем. Кто ж знал, что всё так повернётся!.. Судьба с усмешкой резко повернула колесо. Она обожала шутить. — Леший, — обратился пан к нелюдю, — будь так любезен, принеси куст крапивы. Леший почесал затылок. Он не хотел никому подчиняться, однако спорить не стал, понимая, что чем быстрее исполнит веление мага, тем быстрее тот покинет его владения. — Тебе какая хоть крапива нужна? — лениво спросил человечек. — У нас, в Навжьем лесу её видимо-невидимо. Есть двудомная, есть крапива жгучая, есть — с цветочками, — Леший на каждом названии загибал пальцы. — Облезлая тоже имеется, но её если в щи добавить, гадость редкостная получится, бе-е. И Властошу наконец стало понятно, из чего готовила супы Мара Васильевна. — Мне, садовник, обыкновенную! Жгучую. Мне не для щей! — А-а-а, девку за дерзость отхлестать по одному месту вздумал? Я понял, колдун, ща сорву хорошенький кустик, секундочку! Леший злорадно захихикал и скрылся за деревьями. Настасья с испугом глядела на пана. Он хотел было промолчать, чтобы дать её страху волю, но в один момент пожалел и сказал: — Не дрожи раньше времени: раздевать и хлестать крапивой не стану, хотя следовало бы. Мне, просто, нужно проверить ещё один пункт. Знаешь, а я даже радуюсь, что ты сбежала от меня в Навжий лес, замухрышка. Столько дел переделаю с тобой, уже столько узнал, — чародей мягко посмеялся. Даже злость, снедавшая его изнутри из-за материнского кулона, куда-то исчезла. К волшебнику внезапно приблизился слепой медведь и склонил голову. Властош ласково погладил его за ушком. — Пан Мыхайло, умный зверь, какая радость, когда такой послушный… Чародей, продолжая гладить медведя, не сводил насмешливого взора с девчонки. Вскоре на поляне вновь появился Леший. Он бежал так быстро, что птенцы, живущие в гнезде на его лохматой голове, с каждым разом подпрыгивали вверх, рискуя в любой момент выпасть. — Вот, колдун, как просил, на!.. Властош потянул невольницу за локоть и жестом приказал ей взять стебли жгучего растения. Оцепеневшая Настасья замотала головой. — Да вы что, опять издеваетесь? Она ведь жжётся! — Я знаю. — А твой пан — изверг настоящий! — расхохотался Леший, и даже захлопал в ладоши. — Крапиву заставлять трогать белоснежными пальчиками, ха-ха! Но, признаться, я ожидал, шоб не она пальчиками, а ты её по заднице кустом! За дерзость! — Успеется, — холодно ответил шляхтич, заново указал Насте на крапиву и повторил приказ: — В руки взяла, кому говорят. Девушка с мольбой смотрела на помещика. Он не сжалился. Бесполезно. Он оставался непреклонен. — Коли Искусница, боли не почувствуешь. Такой ответ внушал надежду, и всё же пленница боялась уверовать. Но делать было нечего. Глубоко вздохнув, она взяла куст дрожащими руками. Девочка приготовилась щеголять в ближайшие дни с волдырями на коже, но, когда взяла голыми руками крапиву… ничего не произошло. Растение, как растение. Оно должно было обжечь, но смиловалось. «Не может этого быть!» — думалось Настасье, однако, воспоминания пришли к ней в нужный момент. Она вспомнила, что в детстве, случайно упала в заросли крапивы, и вышла из них невредимая. Правда, отец убеждал себя и её в том, что тогда дочке попался не жгучий вид растения. Либо он не знал, либо врал. — Замечательно, — голос пана Властоша зазвучал ледяным торжеством. — Ты не чувствуешь боли от крапивы! Это под силу только Искусникам. Поздравляю, замарашка. Теперь-то я отыграюсь. Они все получат по заслугам… Будем испытывать по полной твоё волшебство, когда в усадьбу приедем… Тебе, радость моя, многому предстоит научиться, — Вишнецкий говорил, еле заметно улыбаясь, смотря стеклянными глазами в пустоту. Руку он положил в суму и что-то неспешно искал. Настасью вновь принялся душить чёрный страх. Глубокий, зыбкий, неприятный. Тревога смешалась с гневом. Девчушка со злостью выкинула крапиву в сторону. — Я вам не крольчонок, которого можно мучить! Не поеду я никуда с вами! Сбегу! Лучше вы меня убейте! Я вам всю жизнь отравлю, клянусь!.. — Что, в чай соль подсыплешь? — Властош, тихо рассмеявшись, обошёл пленницу и встал позади. — Ладно, с тобой не пошутить даже, слишком скучно. Ты вновь завела свою песенку. Видать, забыла мои слова о ненаглядном Данилушке. — Маг приблизил губы к её уху: — Или рассчитывала на простое запугивание? Ну, Настенька, я так не играю. Ненавижу, когда сомневаются в моих словах… Настасья сглотнула ком в горле. Она попробовала вырваться, но волшебник стальной хваткой удерживал за плечо. Свободной рукой он продолжал рыться в дорожной суме. — Так и быть, я снова тебя прощаю. Но предупреждаю, больше глупостей не совершать. Впереди нас с тобой ждут великие дела, Искусница. Только, нос больно не задирай. Прежде я тебя научу, как следует подчиняться старшим. — Нет… — Хм, интересно, подействует ли?.. Сеньора Стелла учла ли магию Искусников, когда создавала сей расписной гребень?.. — Что?.. — Настасья услышала в словах чародея имя могущественной феи, но даже не успела повернуться: в волосы ей воткнули деревянные зубцы, и мысли разом заволокло туманом. Веки отяжелели вместе с телом. Перед глазами расплылась чёрная пелена, и Настасья без чувств рухнула под ноги пану. Казалось, замер от ужаса весь лес. Медведь заревел, плача. Леший прижал ладонь ко рту, птички в гнезде на его голове печально чирикнули. Человечек смотрел на волшебника круглыми глазами. Чокнутый совсем! То радовался, что Искусницу отыскал, теперь её убил, и кто этих шляхтичей-язычников разберёт… Желания меняются, как у беременных девиц! То подайте мне арбуз, то — солёные огурцы в меду! — Батюшки святы, убил… Ой, уби-и-ил! — застонал нелюдь на весь потихоньку просыпавшийся лес. Свет, льющийся из глазниц черепа, зловещими лучами падал на неподвижное тело. Вишнецкий же преспокойно наклонился, проверил пульс на шее Настасьи. Жилка слабо билась. Не сегодня ей суждено умереть. А вот Леший продолжал выть и вторить про убийство. В итоге, чародей не выдержал. — Слушай, я, по-твоему, похож на дурака? — воскликнул он с яростью. — Единственный шанс душить своими же руками?! Меня Оракул успел предупредить! Я чокнутый по-твоему? — Ну-у, — Леший замялся, правда, горестных слёз, как ни бывало. — Тут с какой стороны посмотреть… — Ах, так ты ещё и всматриваться собрался! — Не кричи на меня в моём же лесу! — вскинулся лешачок. — Я тебе не один из твоих закрепощённых холопов! Я дух! Лесной дух! И я имею право услышать ответ на мой же вопрос: солнечная девочка жива?! Пан попытался улыбнуться, как можно ласковее, но вышло, будем честными, неправдоподобно. — А ты не видишь?! Это лишь сонные чары, не больше! У свояченицы моей… У госпожи Стеллы Грацианской есть неплохие изобретения! Надо было мне Настеньку обыскать сначала и воткнуть гребень в волосы, не мучился бы так… — чародей, тяжело вздыхая, вытер лицо рукавом и присел на пень, которого, как показалось, здесь минуту назад абсолютно не было. Странный какой-то лес: пни сами собой появляются, или это уже от нервов так кажется?.. — Ну, хоть выспится. А то — не поедет она! Как миленькая поедет! Ну, а из усадьбы уже не сбежать. Боги, как спокойно, когда она спит, звуки тишины, о, как я по ним скучал! Если бы ещё не голова, которая так у меня от неё болит… И как я мог забыть о гребне?.. Леший понимающе закивал, подошёл к пану и присел на траву рядышком. — Склерозом страдаешь? Понимаю. У меня вон дядюшка, Сударь Лесной, как мы его называем, Архихранитель и Глава южно-западного Полесья, тоже мается. Представляешь, всё время забывает о своей должности! Является лесовиком-коренным боровиком, а выдаёт себя за водяного! Правда, тоже потом забывает, кто такие водяные… — Брешут, видал я твоего дядю, — не сдержался пан, — никакой он не забывчивый, но хитрый шельма, что зла не хватает! Семечки вместо девчонки тогда подсунул. А сам я не забывчивый, просто с ней намучился, вот и каша в голове, — Вишнецкий кивнул на спящую красавицу. Леший каким-то образом перевёл тему, решив уточнить, сколько магу стукнуло лет. И получив ответ, дух сделал чародею комплимент, сказав, что в его возрасте он прекрасно выглядит. — А баба есть у тебя? Только не говори, что эта вон та златовласая, которая валяется рядом с мишей! Волшебник взглянул на собеседника как на очень недалёкого нелюдя. Настя по уму совсем ребёнок! «К сожалению», — добавил мысленно пан. — Я — вдовец, — кратко, но нехотя ответил Властош. Леший от удивления присвистнул. — А чаво так? Хворая была? — Главное, что богатая. Хоть поместье от неё досталось. Единственная радость, которую привнёс в мою жизнь дедушка. — А от чего померла твоя жёнушка? — сразу поинтересовался Леший. — А зачем тебе такие подробности? — парировал насторожившийся чародей. — Да мне просто скучно! Мне интересно! — В наше время чрезмерное любопытство заканчивается весьма плачевно. — Я по-онял твой намёк, колдун. Хотя ты мне усё равно ничегошеньки не сделаешь. Я просто лесной дух. Може, была какая другая дивчина, помимо покойной жинки, которую ты любил? Уголок губ Властоша дёрнулся в лёгкой улыбке. — Была, — произнёс он благоговейно. — Одна травница, в юности… Диво такое на всём белом свете не сыщешь. — А чего не женился? А нелюбимую, напротив, взял в жёны? Только из-за богатого имения? Властош помрачнел. Любопытный Леший пристально вглядывался ему в лицо, пытаясь выловить ту истинную правду, которую так тщательно скрывал маг. — На то много причин, я… побоялся за неё. И теперь, мы — просто друзья до сих лет. Магия — вот моя истинная невеста. Лешачок молчал долго, чесал лохматую голову, ковырялся в зубах. Но в какой-то момент повернулся к пану и утверждающе молвил: — Извини, но ты… идыёт. Последнее словцо было обронено с белореченским акцентом. Властош разом отрезвел, точно доселе был пьян. Высказывания Лешего переходили всякие границы! — Слушай, почему я должен тебе рассказывать о себе?! Да, ещё покорно выслушивать оскорбления!.. Какого лешего?.. — ОПЯТЬ?!. — Прости-прости, просто я не привык болтать о своей личной жизни каждому, кто встретится на пути. — Даже, ежели он дюже хороший собеседник и могёт выслушать? — предположил Леший, явно намекая на себя. Вишнецкий усмехнулся. — Даже, если и так, господин Леший. Лесной дух мог бы обидеться, но отчего-то не подал виду и продолжил философствовать. — Знаешь, — заговорил он, — странный вы всё-таки люд — волшебники. Колдуете, зелья варите, коренья собираете, превращаете, а о самом главном порою забываете… О любви. О заботе, друг о друге… Эх, у тебе, пане, вон ум за разум зашёл уже: Искусников ищешь! А зачем?.. Ведь можно просто сидеть в беседке, где-нибудь на краю большого синего озера, — Леший обвёл поляну заросшими травой руками, представляя вместо леса равнину и чистую прохладную воду. — Можно пить чай с малиной и трапезничать вареньем из одуванчиков, мм! Кстати, варенье дюже советую, нервы шалящие успокаивает; можно петь песни и просто наслаждаться жизнью! Це ж проще пареной репы, колдун! Можно радоваться жизни! Ну да ладно, у вас, видно, свои причуды… Властош не ответил ничего. Хотелось бы ему радоваться, да только потерял он свою радость ещё в отрочестве. Самую прекрасную и мудрую чародейку в мире — Ладу Вишнецкую. Маму. Ведь не просто умерла она, убили… А убийцу до сих пор не нашли. Хотя, догадаться, кто это сделал, было несложно, но доказательств так и не предъявили. — Ну что, помочь вам выбраться из леса? — писклявый голосок Лешего вырвал колдуна из мира неприятных воспоминаний. — Глянь в небеса, ужо светает!.. Мишу забираете? — Да, я на нём поеду, — Властош поднялся с удобного пня, который через мгновение странным образом переместился на другой конец поляны. Взял посох в руку, а зачарованную девушку на руки и кое-как взобрался на спину медведя. Тот заревел. Осознание, что придётся подчиняться, не приносило хищнику большой радости. Леший достал из кармана искрящийся горячий уголёк. — У Лесных Сударей в моде клубочки волшебные, а нам доверяют угольки. Куды покатится, туда и езжай. Быстрая короткая дорога в поле. Миша хоть и слепой, но почувствует, куда идти, он у нас умный. Токмо девочку не мучай сильно, колдун. Искусники все ведь разные, и магия проявляется у всех по-разному, запомни. Обяцаешь? — Обещаю… Но это у неё не магия. Это характер её дурацкий! Но, я учту, Хранитель, — чародей кивнул, придерживая рукой спящую Настасью. Сидеть на медведе, да ещё с такой ношей, было не совсем удобно, но вскоре маг привык. — Може, табе травы какие нужны? — предложил напоследок Леший. Отчего-то в его зелёном сердце за много веков пророс росток сострадания и желания помочь. — Иван-чай, ромашки целебные, коренья всякие? Ты кажи, я принесу. Зельеварение-то небось твоя стезя. — Нет, дорогой Леший, не моя. Я обладаю иными знаниями. Хотя, варить зелья в прошлому году обучал моих учеников, они сдали экзамен на «отлично». Да только… — Что «только»? — Без толку всё… Без толку. Одни неумехи, никогда более не возьмусь кого-то учить, разве что — вот эту… Да и то, чую, мозг чайной ложечкой будет выедать. Трудно мне будет с ней. Леший сочувствующе поглядел на колдуна и решил больше не вмешиваться в его дела. Он — человек, а лешачок — дух. Их миры разные, не должны переплетаться. — Ну, тады прощевайте! Скатертью дорожка! — Дух улыбнулся, бросил на землю горячий уголёк, и тот покатился по заросшей тропинке. Чародей благодарно кивнул и шепнул медведю, куда идти. Только вперёд. К выходу из северного зачарованного леса. Вперёд. Домой.***
Небеса прорезали первые лучики солнца, когда путники выбрались из Навжьего леса. Леший и впрямь не подвёл. Горящий уголёк вывел Властоша в поле самой короткой дорогой. Каркрас тут же принялся разглагольствовать, как страшно волновался за пана, не говоря уже о Данилке. Ребёнок, правда, больше боялся за сестру, а не за их пленителя. Увидев Настасью живой, но почти бездыханной, он вопросительно посмотрел на чародея и сразу получил от него утешающий ответ. — Жива твоя девчонка, жива, она просто спит, спасибо гребню. Подумай, Данилушка, разве мог я казнить последний свой шанс? — Я знал, что вы этого не сделаете, — Данилка застенчиво улыбнулся пану. Силясь унять непрошеные слёзы, подошёл к чародею и в благодарность поцеловал его руку, как было заведено отдавать уважение с древних времен. Властош гордо вскинул голову и мысленно принял решение не отдавать Каркрасу приказ сечь мальчишку за всё то, что он выкинул раннее. Что уж говорить, Данилка умел расположить к себе. И весьма хитро. Вишнецкий поехал на медведе верхом. Люборский осёл ещё ночью убежал благодаря стараниям детей, потому пришлось запрягать в повозку Дамана. Каркрас занял место на козлах, позади рядом со спящей Настей устроился Данилка. Ему приказали взять дудочку и играть на ней, дабы, как выразился пан, скрасить время скучной поездки. Оставшаяся часть пути к Чернолесью, где располагались земли Вишнецкого, прошла без приключений.