— Иди домой, а раньше, чем дойдёшь, пан помещик наш указ получит. Даст он тебе вместо одной коровы — десять. Да землицы прирежет от своих угодий десять десятин. Что ты на это скажешь?
— Скажу, что здесь два умных человека — я да ты. А остальные все дурни — простую жалобу толком прочесть не сумели. И зачем только ты их держишь?
— Сам не знаю зачем, — ответил король. — Так уж у нас, королей, положено.
Польская сказка «Доска с загадкой»
Навна ожидала колдуна в его кабинете. С любопытством она оглядывала приятного цвета зелёные обои, декоративный волшебный фонтан, шкаф с книгами да склянками. Она вспоминала, как прилетала сюда раньше отдать письмо Мары и получить на него ответ. Произошло это несколько лет назад, но почтальонке казалось, будто бы вчера. Навна сидела за столешницей, сложив руки на коленях, оглаживала складки салатового сарафана и тихо радовалась, что путь, по которому вел её в вотчину Вишнецкого горящий уголёк, оказался и впрямь коротким. Леший ей очень подсобил! Духи, оказывается, бывают не так противны, как про них пишут в книгах. Сова-оборотень старалась думать только о славенской нечисти, чтобы не вспоминать о предстоящем разговоре с чародеем. Навна волновалась, вопреки обещанию лешачку. Всё-таки отбросила ненужные темы и про себя принялась повторять то, что собиралась говорить магу. Так мол и так, а не виновна она! Ну, поведала ученикам, что их с радостью возьмётся обучать чародей, в тайне от короля и советника, против закона и, не взимая со школяров никакой платы… Ну, и что с того?! Всякое бывает. Правда, сипуха не вполне была уверена, что за это «всякое» Властош не спустит с неё перья. Но, не убьёт же, ей-богу! Из-за тягостных дум Навна поднесла ногти ко рту и принялась их грызть, себя уже не контролируя. «Надеюсь, пан хотя бы напоит меня вкусным чаем, угостит сладостями, перед тем как убить. Зря я что ли столько летела и бежала сюда», — размышляла Навна. Последний ноготь на мизинце был изрядно погрызен, когда распахнулась дверь в кабинет. Её открыли настолько внезапно, что со страху Навна дёрнулась, и, не удержавшись, свалилась со стула. Ей тотчас помогли встать, чьи-то тёплые руки коснулись плеч. Подняв взгляд, почтальонка увидела перед собой не пана, а веснушчатую сенную девчушку. Рыжеволосая девочка по имени Аксенья подняла гостью на ноги. Следом с покорной осторожностью, словно боясь ненароком получить в ответ грубое слово или удар по щеке, взяла чашку и вазочку печенья с серебряного подноса, оставленного на тумбе у стены. Угощения она поставила перед Навной. Сладости всё же пан не забыл приказать поднести, точно, как тогда, во время её первого визита. — Спасибо огромнейшее, немного устала в пути, ноги не держат, — улыбнулась Навна и тут же спросила служанку: — А сахарочек в чае?.. — Ох, простите меня, прошу вас, пани! Я… Я забыла, дура этакая, сейчас принесу! — Аксенья чуть было не убежала, но голос гостьи вовремя остановил её: — Эй-эй, погодь, придержи коня, синьорита! Я ж просто спросила, я тебя не заставляю. И — да, я тебе не пани! — А кто вы, почтенная сударыня? — Аксенья не говорила, нет, она мямлила, лепетала, точно боялась произнести неверное слово. Навна мягко рассмеялась: — Да брось, аха-ха, «сударыня»! Пф, какой этикет! Я же обычная, совершенно. Из плоти и крови. Навна, просто Навна, почтовая сова, — девчушка, лучезарно улыбаясь, протянула служанке руку, и та неуверенно её пожала. Утреннее солнышко игралось в белых кудрях Навны, лило золото на её сорочку и сарафан. — Вы и вправду оборотень?.. — с недоумением вопросила Аксенья. Навна вытаращила на горничную большие сверкающие глаза: — Ах, ты, видно, не знаешь! Сейчас покажу, отойди-ка в сторонку. Аксенья взволнованно отпрянула. Звякнули в ушах серёжки-перья, едва Навна тронула их. Прикрыла на мгновение веки, взобралась на стул и, спрыгнув с него, даже не коснувшись пола, обернулась сипухой. Хлопая крыльями, закружила по кабинету, изящно описывая круги вокруг люстры. Аксенья, смотрящая на это диво, затаила дыхание. — Невероятно… Издавая резкие звуки, клацая клювиком, вероятно смеясь, сова спикировала на пол и вновь обратилась в милую светленькую девушку. Что сказать, Аксенья не знала. Она пребывала в изумлении от того, что увидела настоящего оборотня. Нет, с Каркрасом она, конечно, тоже успела познакомиться, но ничего радостного сие знакомство не принесло. А Навна отличалась от мрачного ворона как ясный день — от непогожей ночи. — Вы — славенка? — задала Аксенья мучавший её вопрос. Навна с интересом сцепила за спиной руки. Не в первый раз ей приписывали другую национальность. — А почему ты так думаешь? — У вас внешность нашенская. Вы — красавица. В Илантии, говорят, люди смуглее, горячее. Они много пьют вина и много болтают. — Тю! — поразилась Навна. — Нормальные там люди, не все, конечно, но нормальные. Как и в любой другой стране. Я с островов Илантийских родом, ну а внешность передалась от матушки, вот она да, славенка. Поэтому я такая светлая, но болтаю, да многовато, наверное. Она продолжала улыбаться Аксенье, пока от двери не послышался звон. Видимо, как услышала и распознала сипуха, разбили фарфор, а затем раздалось гневное и громогласное: — Глупая безмозглая курица! Бестолочь! Неужто нельзя хотя бы один раз под ноги себе посмотреть?! Ни кофе принести не могут, ни запомнить, что я его без сахара пью! — Властош так надрывал горло, что прижавшаяся к Навне Аксенья, стала цветом лица напоминать молоко. Попасться под горячую руку пана ей сейчас хотелось меньше всего. Второй раз сурового наказания она не выдержит, и так мало дали отлежаться. — Ещё раз так сделаешь, шкуру спущу! — продолжал изливать ярость налетевший на поднос в коридоре Вишнецкий. — Прибери здесь, дура! Ничего же не умеют, ничего… С посохом в руке маг влетел в кабинет, распахнув дверь так, что она едва не сорвалась с петель: — Аксенья, пшла вон, с глаз моих долой! Помещик словно не заметил приникшей к боку дворовой девчонки Навны, которую вновь начало трясти от волнения. Пальцы опять потянулись ко рту, но ногти были уже изгрызены до предела. Навна осеклась и ударила себя по руке. А ведь с её давнего визита ничего не поменялось: Вишнецкий всё так же любит орать на слуг. Рыжеволосая поклонилась и бросилась к выходу, напоследок получив задание принести господину кофе без сахара, и лучше — не самой, а вызвать Ярмаша. — Идиотки криворукие, — прошипел вслед ей, обернувшись, Властош. Когда он повернулся и узрел, наконец, Навну, гнев его сменился выражением горько-сладкой ласковости на лице. Натянутая улыбка сове отнюдь не понравилась: она была фальшивой. И, судя по взлохмаченным побелевшим волосам, синякам под глазами и устало-раздражённому виду, чародей не особо радовался раннему прибытию гостьи. Навна молча поклонилась. Вишнецкий недолго разглядывал девушку. Узнав её, он заговорил с язвительностью: — Какие люди ко мне пожаловали, надо же! Навна, кажется? Служанка Мары… — Подруга, пан, подруга, — деликатно поправила сипуха. — Вот видишь, милая, я же говорил, что вернёшься ко мне однажды, — Властош криво усмехнулся. — Карты не солгали. Сколько прошло годочков с того времени? Четыре-пять? Ты мило выглядишь, подросла. Уже не та десятилетняя девочка, хотя платье то же. — Я его просто перешила, — зачем-то сказала Навна. — Расцвела, милая, в невесту превращаешься. Хотя, издали до сих пор кажешься ребёнком. Но, я тешу себя слабой надеждой, что мозги с возрастом всё-таки появились. Почтальонка, точно и не услышав оскорбления в свой адрес, смущённо заулыбалась, смакуя комплимент о своём милом виде. — И вы тоже хорошо выглядите! Только у вас, там, э-э-э, — она показала на своей голове, и Властош, спохватившись, быстро выдернул из волос травинки. В густых волосах на затылке пана ещё остались два колоска пшеницы, но сова смолчала: колосья служили точно диковинным украшением и неопровержимом доказательством его труда. Сразу видно, дворянин, а работал. Не лгали о нём слухи, дескать сам пшеницу отбирает ради поиска золота. — Не обращай внимания, — отмахнулся волшебник. — Присаживайся, в ногах правды нет, — добавил он известную славенскую поговорку. — А почему вы так орали на служанку? Дура, зачем ты задала этот бессмысленный вопрос! Вишнецкий, однако, за словом в карман не полез. — Сервиз разбила и кофе разлила, — ответил пан с вымученной улыбкой. — Сервиз — один из самых дорогих. И кофе недёшево стоит. Его купцы привозят из далёкой Шаньи. Девкино счастье, что я накануне сильно вымотался, иначе бы… Одна надежда — на твои хорошие новости, ты ведь не так просто прилетела? Помню, божилась, дескать сюда больше ни ногой. Карты правы оказались: вернулась. Я не совсем выспался, но мне очень интересно узнать, что за известия? Думаю, наверное, имеющие государственную важность, раз заставили тебя навестить меня в такую рань? Я с удовольствием послушаю, почитаю… Властош обошёл стол, уселся напротив гостьи. Навна взяла чашку и отпила разом целый глоток. Кипяток тут же обжег нёбо, горло и, казалось, все внутренности разом, но Навна стерпела. Подавила крик, натянуто улыбнулась. Глаза её выпучились, из них брызнули слёзы. — Всё хорошо, дорогая? — изогнув бровь, уточнил Вишнецкий. — Ты так напряжена, трясёшься вон. Ты меня боишься? Навна потёрла горло, сглотнула и, оправившись от шока, вызванного быстрым глотком горячего чая, прохрипела: — Кхе-кхе, нет, пан… А дрожу просто… Х-холодно т-тут… — Ну да, месяц август, самый мороз, согласен. — Я просто немного волнуюсь! — Право, не стоит. Не надо волноваться, душа моя. Даже если там такие страшные новости, за которые мне придётся тебя прикончить, я убью тебя быстро и почти безболезненно. С этими словами пан ей подмигнул, как бы шутя. Навна же подметила, что ключевое слово в его фразе «почти». Ругаясь про себя нелетописными выражениями, она вцепилась в конверт мёртвой хваткой. Властошу пришлось разжать каждый пальчик застывшей почтальонки, и наконец, он вытянул таинственный конверт. Навна боялась, что он заметит её дрожь, её страх, но сдерживаться уже не могла. Хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, повернуть время вспять, исправить собственные ошибки. Но было поздно. Вишнецкий, сев за стол, вынул письмо из конверта, принялся читать. Если сначала Властош недоуменно посмеивался, то по мере прочтения, улыбка его начала потихоньку спадать с лица, а смех перешёл в хриплый кашель. — В смысле?.. — словно обращаясь к самому себе, спросил колдун, перечитав каждую строчку по третьему разу. Он не верил в прочитанное. — Там на славенском, на восточном-общем, должно быть всё понятно. Навна сказала это на одном дыхании, и в очередной раз окрестила себя дурой. Властош стремительно менялся в лице, костяшки его пальцев напряглись, волосы белели. Девчушка тихо встала. Чаяла, что пан, уйдя в себя и разбираясь в том ужасе, про которое рассказывало письмо, не заметит, попятилась к выходу, но Властош оказался проворнее. Не отрывая глаз от бумажки, взмахнул рукой, и дверь, ведущая к спасению, захлопнулась прямо перед носом Навны. — Ты знаешь, что делали славенские князья и цари с гонцами, которые приносили плохие вести? Навна не обернулась, моргнула. — Увы, я очень плохо знаю историю. Смела приврать. Историю она знала отлично. — Что ж, я могу поведать. Ты куда-то торопишься, моя хорошая?! Волшебник встал, приблизился. Задышал над её ухом. Навна прикрыла веки, готовая к его крику, но от помещика послышался лишь хриплый шёпот: — Не изволишь ли объяснить мне, что это такое? Он говорил тихо, и тем было страшнее. Сова замерла, лихорадочно подбирая правильный ответ. Все слова испарились из головы. Язык онемел, и с губ слетело только заикание: — Ну как же, п-пане, там ведь напи…пи…пи-пи…пись… с-с-са… — Я ПОНЯЛ, ЧТО ТАМ НАПИСАНО! — на сей раз он закричал. — Меня волнует только один вопрос: как? Как тебе это удалось?! Навне казалось, что сейчас её разорвет на части, если не Властош, то — собственный страх. Она смело обернулась, встретилась с ярым взглядом колдуна. Последний вцепился ей в запястье, рывком потянул за собой, усадил за стол, а сам устроился напротив. Маг горел злобой, и, если бы мог — сжёг бы всё, что подвернулось бы ему под руку, включая Навну. — Это оно!.. Оно само, не я!.. — завопила, о нет, буквально зарыдала несчастная девочка. — Я в общем-то не виновата, так получилось, знаете… Но это даже и неплохо!.. Властош Ладович, я всё вам объясню… Договорить не получилось. Волшебник перевёл горящий зелёным пламенем взор на пустую чашку, стоявшую рядом с вестницей. Чашка, не выдержав давления смертоносного взгляда, взорвалась. Десятки осколков разлетелись в разные стороны под визг сипухи. Недопитый чай разлился по столу. Навна едва успела прикрыть лицо руками, чтобы в неё ненароком не попали осколки. — Единый, спаси и сохрани!.. Не пан Властош, но скорее его тень угрожающе поднялась из-за стола… Судьба любезно предоставила сове два выхода: оставалось либо молить о пощаде, хоть она и знала, что это бесполезно, либо попробовать как-нибудь спастись, договориться. Надежда умирает последней, не зря же так говорят! Да, и в конце концов, Навна — подруга Мары. Властош вряд ли станет думать об ответственности перед Единым Богом, с коим у него довольно сложные отношения, но убивать подругу своей возлюбленной, пусть — бывшей… Нет, не посмеет. — Ну, иди сюда, дорогуша. Я всего лишь откручу тебе голову. Властош произнёс угрозу с нехорошей улыбкой. Инстинкт выживания сработал быстро: девочка бросилась к выходу, подпрыгнула. Обратившись в птицу, вспорхнула на высокий шкаф, в котором маг хранил всякие жизненно-необходимые зелья, книги с рецептами и множество пустых склянок. Внутри шкафа раздался переливчатый звон хрустальных сосудов. — Слезай оттуда. Немедленно! — в голосе Властоша однако прозвучал страх, как бы шкаф не грохнулся об пол: на самом деле, этот предмет мебели был гораздо легче, чем казался. Сипуха издала звуки, похожие на скрежетание косы о точильный камень, предупреждающе расправила белые крылья и обернулась человеком. От веса девочки шкаф накренился, вызвав у Вишнецкого новый приступ паники. Навна встревоженно глядела на пана с высоты. — Нет-нет-нет, — качала головой Навна. — Нет! Даже не просите, не слезу ни за что! Будет лучше, если я пока посижу туточки… Давайте так поговорим, пан. Мне здесь удобно! — кричала с высоты Навна да вдобавок совершила непростительное: свесила ноги вниз и замотала ими! Вишнецкий услышал, как вновь зазвенели наполненные зельями пузырьки на полках. — Немедленно спускайся вниз, девчонка! Не то подпалю тебе платье! — А вы меня не тронете?! — Это смотря, как ты мне объяснишь суть содеянного тобой! Какого лешего в качестве преподавателя ты назвала меня, а не какого-нибудь графа Гривича или пана Верховецкого?! Они тоже неплохие колдуны, знаешь! Почему обязательно — я?! — Ну, мне Мара говорила, что вы самый лучший! К тому же — глава Волховской Шляхты! — Это не повод сваливать на меня обучение тринадцати малолеток, да ещё — не спросив моего согласия! — Чего вы так переживаете, господин Вишнецкий? Их же тринадцать, а не сто! Тринадцать — хорошее число… Наверное. Ну, по крайней мере, для тёмных волшебников! — Милая, если бы ты приволокла за собой сотню, я бы… — Властош прикусил губу, выровнял дыхание. Меж его пальцев затанцевал огонёк. Держи себя в руках, Вишнецкий! Разберись для начала, не руби с плеча! — Живо спускайся оттуда, Навна! — А не убьёте? — Не убью. — А почему я должна вам верить? — Так, разве у тебя есть иной выход?! Навна призадумалась. В его словах звенела логика. Девочка кивнула и собралась было обернуться в сипуху, но внезапно, не удержав равновесия, ощутила, что начинает падать. — Ой, — только и успела произнести она, прежде чем шкаф начал заваливаться. Властош молниеносно выкинул вперёд руки: — Замражач! Свет, вырвавшийся из ладоней чародея в виде сотни золотых нитей, окутал едва не приземлившийся на пол шкаф, Навну, книги и все жалобно звенящие склянки. Предметы и девчушка застыли в воздухе, опутанные волшебными нитями в нескольких дюймах от пола. Вишнецкий снова взмахнул рукой, дав сове свободу. Спрыгнув с замершего в воздухе шкафа, Навна виновато улыбнулась, осторожно обошла разозлённого хозяина поместья. Пан метнул на неё сердитый взгляд, сделал новый пасс рукой, и шкаф вернулся на прежнее место, словно кто-то позади потянул его на себя. Флаконы, пустые и заполненные, стопка книг и шкатулка с засушенными травами — все, как один аккуратно последовали за шкафом назад и заняли свои места на полках. Вишнецкий проверил сохранность пузырьков. Всё было цело. Навне следовало что-то сказать, возможно — извинение или благодарность, но она почему-то недовольно воскликнула: — Нет, вы видели, да?! Видели? На соплях же всё держится! Кто так строит? Перевелись нынче плотники в Славении! Ой, перевелись! У Властоша в голове крутился похожий вопрос, но не про шкаф, а про то, кто так неумело построил мозг этого крылатого создания. Хотя, девчушка показалась ему лучше Настасьи. Да, чёрт возьми, пану в последнее время любой человек казался лучше строптивой дочурки мельника! Её следует в скором времени обучать магии, а если он параллельно возьмётся за обучение незнакомых юнцов… Однако, если вместе с ними будет заниматься и Настасья, из этого может выйти толк. «Опять браться за старое? Опять тратить силы напрасно?» — подумал колдун, но решил наконец разобраться в происходящем. — Я вам всё объясню, пан, — тихо пролепетала сова-оборотень, опасливо косясь на чародея. — Изволь, — с раздражением бросил Властош и указал ей на кресло возле стола. Сам он вернулся на своё рабочее место только после того, как вновь подошёл к шкафу и достал оттуда пузырёк с лекарством от головной боли, подаренный ему давеча Марой. — Начинай по порядку, — помещик налил из серебряного графина в бокал чистую воду, а затем добавил туда несколько капель голубоватого зелья. — Особо меня интересует закрытие школы, как так получилось? Почему я не должен оборвать тебе перья за то, что теперь по твоей милости обязан обучать учеников, наверняка таких же тупых, как ты и Настасья! После сказанного, волшебник залпом осушил бокал с горьким лекарством. Навна вздохнула и начала свой рассказ. Она старалась пояснить всё в подробностях, даже рассказала о погоде, какая была в тот день (весьма скверная), поведала, какой внешностью обладали некоторые учителя. По словам совы, выглядели они, так же, как и она сейчас, в тревоге за собственное будущее. Особенно — когда с ними строго разговаривал советник короля или, как его ещё официально называли, канцлер. Граф Вольцейховски. — Так это — дело рук Лихслава? — Властош чуть приподнялся из-за стола. Навна кивнула. Маг запустил пальцы в спутанные от недавнего сна волосы, нервно пригладил их назад, и только сейчас обнаружил пару застрявших колосков пшеницы. — Чему я удивляюсь? Хах! Этот шельма ещё и не на такое способен. Но чтобы ослушаться приказа короля и начать действовать по-своему… Забавно: преждевременно короновал себя, глупец. Мне вот интересно, и где же юные чаротворцы должны теперь обучаться, раз единственное учреждение в Славении канцлер закрыл? Навна пожала плечами, неуверенно указала на самого Вишнецкого. — Нет, ну то, что какая-то почтовая сова думает, что эта орава юнцов должна примкнуть ко мне, то это вовсе не означает, что так думает и советник! К слову, надеюсь, его поблизости не было, когда ты ошеломила учеников радостным известием?.. Не было, ведь, дорогая моя? — Не было, — твёрдо сказала Навна. На сей раз, она не слукавила. Тогда ей хватило ума дождаться, пока советник покинет окрестности школы, чтобы сообщить ученикам о пане Вишнецком. — И преподавателей рядом не было? — Их — тоже, они быстро смылись, едва канцлер сообщил о закрытии школы в Волшграде. Попрыгали в брички, в экипажи и поехали по домам чай пить да пирожки лопать. Должно быть, их уж и в стране-то нет. Я не про пирожки сейчас, а про преподавателей. — Верно мыслишь… Что — учителя, что — ученики, всё одно: в последнее время бегут как крысы с тонущего корабля. Эти тринадцать смельчаков, не пройдёт и года, тоже свалят, помяни моё слово, как мои прошлые! — Ваши прошлые? Кто? — Навна насторожилась. Любопытство взяло верх, и она попросила объяснить. Властош не стал рассказывать в подробностях, но — вот удивительно! — упомянул, что в прошлом году, сдав экзамены, от него сбежал целый класс, стоило учащимся выбраться за купол. — Я их подготавливал. К битве, — говорил колдун, смотря в пустоту. — Думал, заменят мне Искусника, пойдут сражаться за Славению, за нашу родину, как клялись. А они взяли и уплыли на кораблях со своими родичами да друзьями. Сколько теперь осталось в стране людей, способных ворожить? На самом деле много, да только не каждый способен учиться, чтобы таланты раскрыть, а уж в наше время гонений… Так что, считай, почти ни одного, кроме нескольких семейств помещиков: Мирона Орловского, хоть из него маг не высшего класса, Белозёровых, Гривичей, Верховецких, Светлицких и… ещё некоторых личностей, — Властош припомнил про себя пресловутого дедушку-чернокнижника. — Те, которых я перечислил, хорошо владеют ремеслом волшебства, представители дворянства, у них есть свои земли и невольные. Волховские Шляхтичи, как ещё нас называют, слышала ведь? — Конечно, пан. — Так вот, нас восемь семейств, все мы — кудесники, представляем Волховскую Шляхту, но уже сколько лет не собирались на Совете, не обсуждали, что нам делать, как остановить Его Величество. Я предлагал им, но они боятся. Я их прекрасно понимаю и в целом не смею осуждать! Защищаю всех их я. Пока золото плачу, он не тронет моих друзей, не тронет их детей. — Платите не только вы, — резонно заметила Навна. — Но и остальные семейства. Вишнецкому неохотно пришлось согласиться. Скривив губы, он протянул: — Да-а, они платят четверть какой-то доли, а я по доброй воле не стал бы заниматься благотворительностью. Но, всё же, меня так волнует роль чародейства в истории нашей страны, что я отдаю большую часть. Да, не простого золота, а магического — того, что сам собираю по колоску из пшеницы каждый год. Да, я их защищаю. Пока что… Но долго это не продлится. — Но, почему бы вам не сплотиться против короля? — предложила девчушка. — Ведь вместе вы представляете огромную силу! Нет, даже не так… преогромную! Властош устало на неё поглядел, холодно ответил: — Ты им это скажи, девочка. У каждого своя семья, каждый волнуется за своих детей, и рисковать не станет, живут себе и живут, пока я за них хлопочу, а мне… Мне волноваться, собственно, не… — Есть за кого, — перебила Навна, сверля пана острым совиным взором. — За Мару. Волшебник поджал губы, скрыл горячий взор, когда прозвучало это имя. — Так во-от почему вы боитесь обучать новых ребят, — понимающе протянула Навна, — Боитесь, что убегут от вас под конец, как те. — Не боюсь, дорогуша! Не боюсь! — гневно восклицал Вишнецкий. — Просто не хочу! Понимаешь, не хочу! Сил нет, да и смысла тоже. Эти дураки хлеб свой даром получают, строят из себя великих чародеев, а на деле даже детский фокус показать не в силах. О какой уж тут магии речь? Только шляхтичи ещё на что-то способны, но они не возьмутся за обучение юнцов, им страх не позволит. Страх — вот корень истинного Зла. А я, что, тоже должен рисковать? Может, и правильно, что школу закрыли. В Славении, видно, скоро совсем не останется ни капли волшебства. — Но, я в вас верю, пан, — тихонько прервала Навна. — И вы в себя должны верить. Уж не ругайте, вы как человек, может, и не очень хороший, зато, как преподаватель наверняка умелый и образованный! — Ну, диплом у меня имеется, — Властош горделиво приложил руку к сердцу, тронул висящий на шее амулет серебряного козерога — его награду за отличную учёбу. Навна, видевшая, с каким достоинством он говорит о своём аттестате, слегка закатила глаза. Отчего-то страх её постепенно испарялся. — Диплом об окончании Главного Института Магии в стране. В Чаросвиже. Леош вместе со своим прихвостнем и его закрыли. Я получил не только бумажку, но и знания, хотя во многом обязан своему деду, он преподал азы. Теперь возникает один единственный вопрос: ЗАЧЕМ? Знает же, что могу против него пойти. — О, Мара рассказывала мне о Криоше! — возбуждённо закивала сова-оборотень. — Да, точно говорила! Неприятный такой человек. — Она, смотрю, тебе многое рассказывала. А о нашей первой с ней ночи тоже?.. Краска залила лицо Навны до самых кончиков ушей. Почему Властош такой вредный? Неужели нельзя нормально общаться? Как все добропорядочные люди! — Что ж, вернёмся к главной теме, — после недолгой паузы проговорил Вишнецкий, и Навна, словно бы позабыв все обиды, унижения и робость, затараторила: — Вы сможете обучить их, я уверена! Сможете, вы ведь — само олицетворение магического таланта! А они помогут вам дать хороший отпор Леошу и Лихславу, — большие глаза сипухи засверкали решимостью точно золотые монеты. — Ведь у вас не только диплом, но и голова имеется. Покажите всем, на что способны! Властош, глядящий на девочку исподлобья, негромко посмеивался. Ох, милое дитя, забудь о том, даже не думай, что будет, если он покажет ВСЁ, на что способен!.. — К слову, ежели кто-то из них, да любой, кто слишком болтлив, узнает о затее с обучением, наши с тобой головы первыми полетят с плеч, — невесело подмигнул почтальонке чародей. Та сглотнула комок, неприятно сдавивший горло, и вымученно улыбнулась. — Да бросьте, пане, не узнают, я же не болтушка! — Я заметил. — Про упоминание вас это… Эм, случайно как-то получилось. — Ну вот, учти: следующая твоя «случайность» обернётся нам всем приговором. Лихслав приедет ко мне за данью через несколько дней, к этому времени ты должна уже улететь из моей вотчины. Не хочу, чтобы он видел тебя, мало ли, узнает. Я вообще не хочу, чтобы он проезжал за купол, но мне приходится его пропускать. — Пан немного помолчал, удостоверился, что Навна внимательно слушает, и продолжил: — Так вот, если кто-то узнает, тут уже даже мой дед не спасёт, хоть он и принадлежит к нашей Шляхте, пусть и изгнан Советом. Ничего это не меняет! Он спит и видит, как отобрать у меня имение и избавиться от меня самого. Я не достоин, по его мнению, иметь такие богатства и столько душ. «Дедушка сам ничего не может сделать против творящегося хаоса, живёт в своей вотчине припеваючи и считает себя великим чернокнижником! А может, он выжидает какого-то определённого момента, кто знает? В любом случае, — размышлял Вишнецкий, — будь жива моя мама, она бы справилась, она была настоящей Искусницей. А теперь — что? Её должно заменить недоразумение Природы по имени Настасья, дочь мельника!» Навна молчала-молчала и вдруг вполголоса выдала: — Ну, знаете, пан, вы тоже не совсем честно получили это поместье. Навна глядела в окно, сквозь которое преломлялись солнечные утренние лучи. Сипухе не понадобилось даже говорить об убийстве сестры феи, пани Луньи Грацианской — Властош сам всё прекрасно понял. Ему хватило одного лишь намёка в фразе Навны. Чародей посмотрел на свидетельницу очень странно: это было искреннее удивление, перемешанное с лютой злобой. И Навна встретилась с его взором. Холод вгрызся ей в позвоночник, когда она услышала смех Вишнецкого. Колдун вышел из-за стола и, приблизившись, встал позади. Оборотень напряглась. Рука пана сперва ласково погладила светленькую макушку девушки, а затем длинные изящные пальцы нащупали на её шее цепочку с аметистовым кулоном. Навна замерла. — Пане, что вы… — она не успела пролепетать слово «делаете»: Вишнецкий неспешно потянул кулон, цепочкой сдавив ей горло. — Пан, нет! Поща… дите! Я ведь… — она закашлялась. — Я храню ва… шу тайну уже много лет! Мне как Мара рассказала, кхех, так я — никому… до сих пор… Властош молча продолжал стоять за спиной почтальонки, равнодушно на неё смотреть и держать кулон натянутым, пережимая горло. Убивать девчонку маг не собирался — понял, что и впрямь не выдаст, раз не сделала этого раньше. Вероятно, она хранила страшный секрет ради любящей его Мары, однако, это не помешало помещику хорошенько напугать бедняжку. Спустя секунды, Властош, наконец, ослабил хватку и отошёл. Навна хватала ртом воздух, по щекам не переставали течь слёзы, кашель неприятно щекотал шею. Над ухом, едва она встала из-за стола, раздался холодный шёпот: — Ну, смотри мне, дорогуша. А то, и про первую мою жёнушку знаешь, и купол умеешь открывать. Узнаю, что клювик свой открыла да проговорилась — из-под земли достану и в эту же землю закопаю. Навна всхлипнула. — Я же… просто вас предупредила. Волшебник повернул её к себе, большим пальцем вытер слёзы, струящиеся по лицу, внимательно взглянул на серьги-перья, висящие в ушах. — И я просто предупредил в ответ, — кривая насмешливая улыбка вновь появилась на его губах. Взгляд Властоша переместился на кулон Навны. Маг тронул сверкающий ромбовидный кристалл, с интересом рассматривая. — Красивый камешек. — Аметист, — пояснила его обладательница надтреснутым голосом, — мой оберег. — Что-то не больно он тебя оберегает. Спорить девчушка не решилась. Обоим понадобилось немного времени, чтобы успокоиться. После пятиминутного молчания сипуха заговорила первая. — По правде сказать, мне бы очень не хотелось лететь с ответом обратно без отдыха. Но, наверное, придётся… — Да ладно, чего уж там, — Вишнецкий мягко улыбнулся, так словно и не душил гостью и предложил: — Оставайся в усадьбе на ночь. Если не слишком боишься меня. Останешься, а завтра с ответом полетишь. Навна вдруг вскочила с кресла и радостно захлопала в ладоши: — Хорошо! Ура, вы согласны, я знала, что вы не будете сильно сердиться! Уверена, это очень обрадует и учеников, и Мару! Властош с недоумением уставился на гостью. Боже правый, как резко и пугающе менялось её настроение. — Я… только сказал, что дам ответ, почему ты так уверена, что я согласен? — Простите, простите, сморозила глупость. Но, э-э, вы, кстати, гляньте на их фамилии в письме, некоторые, кажись, дети ваших соратников из Шляхты! А я им ведь уже расписала вас как самого великого и всемогущего волшебника Славении! — Ну, На-авна, — ошеломлённо протянул колдун. — Спорим, не сможете обучить их? Вишнецкий до хруста сжал кулаки. На «слабо» его много кто пытался взять, но Навна перешла все границы. Властоша не покидало ощущение, что девчушка живёт одной минутой, с каждым разом, если, пугаясь и умолкая, вновь возрождается из пучины боязни, замкнутости и начинает радоваться, смеяться, играть с опасностями, жонглировать ими, как фокусник жонглирует разноцветными шариками на уличном представлении перед поражёнными зрителями. — Не думай, что я слаб. Я в любом случае их обучу достойно, да только сбегут тотчас. — Не сбегут! Я уверена, и вы должны верить! Так что, спорим?.. — оборотень вызывающе протянула ладонь магу. Властош замер. Что он, грамотный и уважающий себя тёмный волшебник, должен вернуться в детство? Так с ним «спорила» только Мара. Какие глупости! Но пан всё же сдался, вернее, решил подыграть, сжав ладонь Навны в ответ. — Ну, и какое твоё желание, коль выиграешь? Сорт изысканного зелёного чая от меня, или, может, вазочку конфет? Навна, хитро улыбнувшись, сказала: — Не-а, пане, не угадали! Конфетами меня не возьмёте, я придумала лучше. Если школяры не уедут, став умелыми чародеями и вы все вместе наведёте порядок в стране, то, — она чуток помолчала для создания интриги, но заметив помрачневшее лицо пана, сразу договорила: — Вы вернётесь к Маре и сделаете ей предложение! Властош дёрнулся, точно в сердце всадили нож. Попытался вырвать из цепкой хватки руку, но не получилось: Навна очень крепко и настойчиво её держала. Вот эта маленькая девочка, ниже Властоша на две головы сейчас игралась с ним, как с куклой, лавируя заветным именем! — С огнём играешь, душа моя! Я ж тебе все перья повыдёргиваю. В ответ на угрозу Навна засмеялась: — Нам всем повыдёргивают, и не только перья, коль мы проиграем. Потому, скорее всего, я закончу свою жизнь не от вашей руки, пан. Деваться вам некуда, не подготовитесь — умрём все! Делайте со мной, что хотите, но только после победы над Его Величеством и вашей с Марой свадьбы! — Если мы поженимся, вряд ли она дозволит мне делать, всё что я захочу. — Так, в этом-то и вся суть! Навна видела, как забавно меняется лицо доселе сурового Вишнецкого, показывая самые разные оттенки эмоций. И всё же, поняла Навна, он не был ледяным коварным чародеем из страшной сказки, нет! Он в первую очередь был — живым человеком. Несчастного колдуна загнала в тупик какая-то почтовая сова, подумать только! Властош мысленно выругался, но решил не нарушать правила игры и «разрубил» их сцепленные с Навной руки. Отступать было поздно. И, попросту, некуда.***
Прошло совсем немного времени после беседы помещика с почтовой совой. Едва они закончили, Властош позвонил в колокольчик, намереваясь поскорее избавить себя от её присутствия, а вместе с тем и от головной боли. Пришедшая в кабинет Аксенья любезно согласились препроводить Навну в панскую столовую, дабы гостья позавтракала после трудного путешествия. Камердинер Ярмаш, человек, отвечающий за убранство господских комнат, позднее должен был выделить почтальонке лучшую спальню поместья, как вынужденно-добровольно велел сам пан. Ярмаш получил такой приказ, когда зашёл в кабинет чародея. В одной руке он грациозно, будто самый виртуозный трактирный слуга, нёс серебряный поднос с чашечкой крепкого чёрного кофе, другую заложил себе за спину. Он жаждал поскорее донести господину о воровке и получить награду. Правда, не ведал Ярмаш, что Властош Вишнецкий уже обыскал ящик стола и убедился в своих догадках: на дне шуфлядки лежали и документы, и Оракул, и договор с магическим пером, словом, всё, кроме самого заветного — материнского кулона. «Она меня всё-таки обманула. Что же, не ошибся. Так просто сие не сойдёт ей с рук!» На лице дворецкого заиграла льстивая улыбочка, когда он подавал чашку пану. Властош едва сдержался, чтобы не ударить слугу по губам. — Что, работы мало, коль во весь рот так сладко щеришься, халдей? — с неприкрытым раздражением бросил Вишнецкий. Голова продолжала гудеть, в ушах стоял звонкий смех Навны, а перед глазами туманно виделась свора тринадцати неумелых школяров, ожидающих незавидной участи учеников. И Настасья, девка, окончательно лишившаяся доверия Властоша. Ярмаш не испугался угрожающего тона пана, напротив, отреагировал абсолютно спокойно. — Властош Ладович, помилуйте, просто мне… Ох, мне есть, что вам рассказать. Маг желчно усмехнулся, отпил глоток кофе. Навна, подружка Мары, размышлял он, пока Ярмаш что-то говорил фоном, да к тому же больно языкастая… Следовало держать себя в руках при гостье, даровать Настьке надежду, не показывать, что знает про кражу кулона, а вот когда вестница улетит прочь из имения… Когда настанет момент, без лишних свидетелей… — Настасья. Ваша служанка! — красочно говорил Ярмаш, восхищаясь самим собой. — Хвалёная Искусница! Кабинет вчера ваш без помощи ключа открыла, нагло пробралась и рылась в вашем столе, пане. Думала, я не замечу, а я проследил, но будить вас не решился, вы вчера сильно утомились с этим пшеничным отбором. Советую, чтобы не происходило больше подобных ситуаций, запирать ящик столешницы на ключ. Властош чуть не убил Ярмаша взглядом. — Я прекрасно знаю про Настеньку и без тебя, остолоп! По запястьям колдуна зазмеилось пламя. Ярмаш испуганно отпрянул. — Вон пошёл, негодяй! На глаза мне не смей попадаться — толку от тебя никакого! Будешь следить за всеми заместо работы — клянусь, сам шкуру спущу! Вон из кабинета! Шляхтич, казалось, выплёскивал всю накопившуюся за несколько дней ярость. Камердинер в ужасе рванул к выходу. Вишнецкий потянулся было кинуть в Ярмаша чем-то тяжёлым, но на столе лежала лишь книга, и волшебник её пожалел.***
Навне выделили самую просторную из тринадцати свободных комнат на втором этаже. И ведь эти комнаты даже не для слуг! Все пустуют, а крестьяне ютятся в обветшалых домишках. Или что, пан каждый день меняет комнату для сна? Весело, ничего не скажешь! Хотя, если учесть, что в поместье до него, по словам Мары, жила Лунья Грацианская, обожающая всё помпезное, то понятно, для чего ей необходимо было столько пространства. Ну, хоть теперь они пустовать не будут, ученики их разом заселят. Вряд ли Властош заставит будущих магов ночевать в хатах или в конюшне. Именно такие мысли посещали светлую голову Навны, когда она, сопровождаемая дворецким и камердинером Ярмашем, шла после завтрака мимо смежных комнат по длинному коридору. Слуга говорил мало и показался ей на редкость скучным человеком. Впрочем, сова-оборотень и сама особо разговаривать не желала. После того, что она пережила, хотелось подумать о вечном — о жизни, разумеется! Ведь почтальонка чуть не свалилась со шкафа, успела получить нервный тик, не выпила чаю, да и колдун едва её не задушил. И — за что? Она же никак не угрожала ему, а просто высказала своё мнение. Вообще, думалось ей, мало он изменился за прошедшие года: остался таким же недоверчивым, злым, властным, противным, правда, что уж тут скрывать, красивым и забавным в некоторых ситуациях… Навна постаралась больше не думать о пане Вишнецком и полностью настроила мысли на тихий час, о котором мечтала всё своё путешествие. Настала минута, когда они с камердинером остановились напротив белоснежной двери, и Ярмаш с натянуто-любезной улыбкой открыл её перед Навной. Так лакей открывает дверцу кареты перед дворянкой, спешащей на бал. — Благодарю вас, почтенный, — Навна с милой улыбкой сделала неуклюжий реверанс и ласково сказала, что слуга больше ей не понадобится. Ярмаш почему-то не спешил уходить. Он будто чего-то ждал. Для более ясного намёка протянул Навне открытую ладонь, но сова-оборотень ничего не поняла и с недоумением пожала его руку. Ярмаш скрежетнул зубами. Навна насторожилась. И всё-таки, когда до неё дошло, что невольник требует вознаграждение, она, спохватившись, принялась рыться в своей суме. Денег её кошель никогда не видел и хранил по большей части только «слёзы кота». — Вот, любезный, держите, от чистого сердца — всё, что у меня есть, — Навна с улыбкой подала Ярмашу найденную в лесу ветку с желудями. Тот обомлел. — На нос упала, когда по лесу за горящим угольком бежала, этот волшебный уголёк мне даровал Леш… — начала было объяснять девчушка, но камердинер даже не захотел дослушать. С ворчанием, кинув на гостью Вишнецкого презрительный взгляд, Ярмаш быстрой походкой удалился из коридора. Навна поглядела ему вслед и пожала плечами, не поняв такого поведения. Странный какой-то… Но забивать голову ненужными мыслями сипуха не пожелала, потому спокойно вошла в помещение. Комната, обставленная роскошной мебелью, встретила гостью довольно приветливо. В ней находился камин, пока не растопленный (кто же солнечным утром растапливает камин?), множество позолоченных стульев, непонятно для чего здесь стоящих. У кровати под балдахином виднелась столешница, на которой красовалась вазочка со спелыми фруктами, и много-много всего другого. Подобное можно увидеть, наверное, в любой богатой усадьбе. Такой жизнью наслаждаются все помещики Славении, будь то чародеи из Шляхты или обыкновенные дворяне. Однако, сову всё это сейчас мало интересовало. Она равнодушно поглядела на ширму с висящей на ней выглаженной сорочкой и лишь рукой махнула, решив не переодеваться. Хватило сил только кое-как снять стоптанные башмачки и добраться до желанной постели. Уставшая, измученная, но вместе с тем счастливая, что всё удалось, Навна свалилась на кровать лицом прямо подушку. — Перинка, пери-инушка моя, как мягко, какое блаженство, боже… Укрыться одеялом она не успела: сразу уснула. Ей приснился сон. Будто сидят они вместе с Властошем в гостиной, чай пьют и пирожные кушают, но тут врывается мужчина в плаще из вороньих перьев, тот самый по имени Каркрас, и достает заточенную шпагу. Лицо его искривлено от шрамов и ненависти. Недолго думая, он подбегает и насквозь пронзает колдуна шпагой, а затем оборачивается к сове. Рядом с Каркрасом возникает ещё одна тень, вернее сгусток Тьмы, в котором можно разглядеть только пару горящих красных глаз. Навна ничего не может сделать, не может даже применить волшебный голос, как защиту против недруга. Смотрит на истекающего кровью Вишнецкого, и сама закрывает глаза, неумолимо приказывая себе поскорее проснуться. И… просыпается. — Не убивайте! Нет! А-а-а! — Навна вскочила в холодном поту. Но быстро пришла в себя, осознавая, что всё хорошо, что рядом нет никакого проклятого Каркраса и странного сгустка тьмы, появившегося у него за спиной. — Уф, какой странный кошмар, — прошептала девушка, нервно приглаживая белокурые волосы. — А хорошо, всё-таки, что я не рассказала ворону об учениках. Ой, наворотила бы делов, хах. Не, я такая молодец! Ну молодец же, да?.. Убедив себя в том, Навна вновь закрыла глаза, откинулась на подушку и больше кошмары её не тревожили.***
Властош, опиравшийся от усталости на посох, шёл по направлению к овину и думал в те минуты о многом — о новостях, принесённых Навной, о будущем его учительском ремесле, о скором приезде советника и о Настасье, взявшей кулон без спроса. Если бы не хозяйственные дела и крестьяне, если бы не каждодневные учёты по прибыли в поместье, за которыми всегда следил Яков, то можно было бы вплотную заняться дочкой мельника! Но управляющий Яков Миколыч задерживался, не приезжал уже три седмицы. Что же у него за дела такие? Когда он соизволит явиться? Без него подчинять крестьян и одновременно следить за хозяйством было крайне тяжело. Да ещё — успеть с золотом разобраться до приезда «долгожданного» канцлера… Осталось не так много времени. Время сыпется как песок в часах. В овине ждал дух. Умудрившись выспаться за час, гуменник продолжил усердно работать, в отличие от сладко дремлющей за столом Настасьи. Вишнецкий, стоило ему поглядеть на пленницу, раздражённо скрежетнул зубами. Подумать только, немыслимо! Он, уставший и сонный, столько всего смог сделать: и накричать на служанку, и подумать, как быть со свалившимися на него учениками, и припугнуть почтальонку, принёсшую такие вести, а эта!.. До сих пор спит! Непорядок! Безобразие и непорядок! Бросив на Овинника вопросительный взгляд, в ответ он получил лишь недоумённое пожимание мохнатыми плечами. Пришлось тронуть Настю и повысить голос: — Анастасия! Вставай, работа не ждёт! В ответ послышалось невнятное сонное бормотание. — Бездельница, — тяжко изрёк Овинник. — Что ж мы делать будем, пан? — Она, считай, уже доигралась, — Властош, подойдя к нему, тихо сообщил о воровстве кулона. Гуменник после таких известий строго ожёг девочку сверкающим взором. — Её необходимо наказать! — Поверь, друже, осталось недолго. Пока про кулон ни слова. Я сам её застану врасплох, после того как она соберёт мне золото до последней крупицы. А вот, разбудить сейчас замухрышку придётся. Чародей поудобнее перехватил посох двумя руками и равнодушно взмахнул древком. Магические силы резко выбили стул из-под Настасьи, и та с криком упала в солому, ударившись локтём. — Работай давай! Некогда спать! Осталось наполнить полторы бочки. И волосы свои растрёпанные в косу заплети, смотреть на такую замарашку противно! Хвала Небесам, Настя перечить помещику не решилась, хотя слёзы негодования защипали глаза. Овинник жестоко ухмыльнулся. — Властош Ладович! Пан, к вам приехали! Такую новость принёс Данилушка, забежавший в овин около четырёх часов дня, когда ни Настя, ни Властош себя уже и живыми-то не чувствовали от усталости. — Да я погляжу, прямо проходной двор какой-то сегодня! — воскликнул Вишнецкий, не скрывая досады, правда, следом чуть смягчился и уточнил: — Ты уверен, хлопец? Вроде, говорил сегодня утром то же самое, только это была чёртова Навна. — Нет, новый человек приехал, в бричке, с лошадью, купол сумел открыть, — защебетал мальчик, искоса поглядывая на Настю. Та уверенно делала вид, что не смотрит на брата, а полностью поглощена работой. — С лысиной и в сюртуке табачного цвета? — С лысиной и в сюртуке табачного цвета. Точно такой! — подтвердил Данила. Также добавил, что этот человек на него очень грозно посмотрел, начал расспрашивать, кто он такой, и где находится сам владелец усадьбы. — Ну, это наш Яков, — Властош облегчённо выдохнул. Наконец-то, дождался! — Приказчик весьма недоверчивый и строгий человек, будь осторожен с ним, Данилушка. Тебя, душа моя, это тоже касается, — сообщил он Насте. — Яков не Каркрас, ради забавы не издевается над моими людьми, но провинишься — наказания не избежать. Теперь хоть порядок здесь наведёт. Что ж, я пойду его встречу. Ненадолго. Овинник, Анастасия, продолжайте искать золото, чтобы к вечеру всё было собрано. А ты, малец, беги к Палашке да скажи, чтобы ужин нам подала. Яков Миколыч, наверняка, голодный с дороги приехал. — Хорошо, пан, — Данилка смиренно поклонился, а Настя, продолжая отбирать золотые колоски, скривилась, будто съела незрелую ягоду. Едва чародей вышел из овина, Данилка попытался поговорить с названой сестрицей, даже сделал ей комплимент, когда она заплела золотистые кудри в толстую косу, но та с презрением отстранилась от бывшего друга. — Давай-давай, беги, выполняй приказы своего хозяина как блохастая собачонка, — взбешённо бросила девочка и отвернулась. — Настя, за что?.. — ясный взгляд Данилки заволокло слезами. Он стал всхлипывать, и даже Овинник сжалился: подойдя к ребёнку, ласково погладил его мохнатой рукой по светленькой голове. — Вы же лучшие друзья, — поражённо молвил чудик, на что Настасья лишь хмыкнула. — Глупая девчонка! Зря ты так. Я понимаю, что у вас разное отношение к пану, но это не повод ссориться. Так ведь нельзя, мы, духи, этого не любим. Помиритесь! Настасья недолго слушала Овинника. — И не подумаю! Пусть идёт к лешему! — огрызнулась она, показав Данилушке кулак. — А ты — к чёрту! — парировал мальчишка и убежал. Овинник гулко хлопнул себя шерстяной лапой по лбу. Всё шло хуже некуда.***
Яков Злотенко человек был уже немолодой, однако и не старик. В этом году солнце отмерило ему сорок лет. Мужичок не высокого росту, но и не карлик, он также искал в жизни золотую середину, во всём знал меру, соблюдал баланс. За верную работу мог вручить медную гривну, или алтын, а вот за провинность — хорошенько высечь, да так, что после надолго отпадало всякое желание перечить. Управляющий имением отлично владел экономическими знаниями, грамотно умел вести хозяйство. Семья его жила в Славенске, а сам он вот уже четверть века работал по найму у господина Вишнецкого. Работа на пана приносила хорошее жалование: благодаря шляхтичу, Яков Миколыч с лёгкостью мог прокормить семью, привезти им гостинцев или попросту деньги. Да, при такой занятости виделись они нечасто, раз в два, а то и в три месяца. Дни до очередной встречи с родными тянулись долго, но эти свидания были у Якова самыми счастливыми. Вначале, когда он только поступил на службу к известному чародею из Волховской Шляхты, супруга жутко переживала и даже боялась, но потом, как деньги посыпались ей в кармашек, привыкла. Дочь сильно скучала по долго отсутствующему отцу, но вскоре по примеру мамы, смирилась. Жалование по приезду домой батюшка приносил немаленькое. Панских выплат хватало с лихвой на то, чтобы нормально жить во времена нищеты и всеобщего голода. В поместье Якову выделили самую большую комнату, личный кабинет и дозволили обедать за столом вместе с паном. Дворовые слуги Якова уважали, некоторые тайком завидовали его заработку, такие скупердяи, как, к примеру, камердинер Ярмаш, а вот невольные крестьяне побаивались — всё-таки шрамы на спинах оставляла именно его плеть. Но, стоит признать, господин Яков Злотенко был гораздо справедливее ворона-оборотня. Бил за дело, поощрял за работу. И хладнокровный стержень в нём тоже существовал. Чем-то напоминал Яков и самого пана Властоша, не был лишён строгости, той же хитрости и поиска выгоды, а впрочем… кто из людей не стремится улучшить свою жизнь?.. Его нельзя было назвать ни хорошим человеком, ни плохим. Достаточно того, что Яков был просто человеком. И вот этот лысенький, не низкий, не высокий человек в сюртуке табачного цвета, наконец, вернулся из отпуска и ожидал господина Вишнецкого в гостиной. Ему следовало принести извинения за задержку и объяснить, почему, собственно эта задержка произошла. Раскинувшись в бархатном кресле перед уже разожжённым камином, приказчик неспешно курил трубку. — Славный табачок, хорош, ух! — приговаривал он. Палашка любила осуждать приказчика за его пристрастие и вторила, что когда-нибудь курение полностью разрушит его лёгкие, но Яков каждый раз отмахивался от слов старой кухарки, сравнивая её нравоучения с писком надоедливых комаров. — С приездом, Злотенко, — прозвучал прохладный голос вошедшего в гостиную пана. Властош сразу закашлялся, почуяв запах табака. — Ох, ты опять надымил тут, — колдун развеял дым рукой, — хотя, честно говоря, я даже успел соскучиться по этому аромату. — Властош Ладович, покорнейше прошу меня простить, — Яков отложил трубку в сторону, встал и низко поклонился чародею. — Я вам объясню, почему задержался. — Мне будет очень интересно узнать, — Вишнецкий устроился в кресле напротив верного помощника. — Без тебя тут такой беспорядок творился, я кое-как справляюсь. — Беспорядок? Всё исправим, господин. Только скажите, кто бунтует, кого наказать. — Есть одна новенькая, она очень важна для меня. Я нашёл птицу своего счастья, да только птичке этой пора давно уже подрезать крылья, впрочем… сейчас не о ней речь. Рассказывай, что у тебя произошло. Я внимательно слушаю. Яков уставился на горящие поленья в камине и вполголоса произнёс: — Проблемы у меня, пан. — Удивительно, но у меня — тоже! — усмехнулся Вишнецкий, опять вспоминая предстоящее обучение неумелых юнцов. Властош махнул рукой, даруя слово управляющему. Приказчик заговорил. Выяснилось, почему он так долго отсутствовал. Как оказалось, Яков решал проблему, четырнадцатилетней дочери Златы. Несчастную поймали люди короля и по приказу канцлера заточили в башне. — Так, юную девицу арестовали по приказу Лихслава? — задумчиво произнёс Властош. Он чувствовал закипающую ярость. Советник добрался уже и до семьи его верных слуг. Интересно, что дальше? Начнёт истреблять самих невольников пана?.. — У меня только один вопрос, Яков. За что же бедную девочку настигла такая кара? Что этому ублюдку показалось не так? — Колдовала моя дочь, пан. Исцелила незрячего нищего человека. Властош медленно повернулся к приказчику. Долго смотрел на него, пытаясь уловить хоть какую-то тень улыбки, надеялся услышать, что это просто розыгрыш, но Яков глядел серьёзно, уставившись в одну точку. Было заметно, он едва держался, чтобы не заплакать. — Они заточили её в башне за помощь?! — Властош тихо посмеивался. Он понимал, что со стороны смех звучит для Якова больно, но отсутствие логики в действиях советника не могло вызывать ничего кроме истерики. Яков не держал обиды, кивнул. — Сказали, мол, колдунья, чёрная магия — всё это… — О, конечно! — громко воскликнул Вишнецкий, закрыл лицо руками и затрясся от нервного смеха. — Прости меня, Яков! Я просто не могу… Слишком забавно. Чёрная магия у нас великолепно исцеляет людей! Какая прелесть! Коль дражайший Лихслав так рассуждает, так мне надо будет просто показать ему настоящие чёрные чары! — Властош чуть успокоился, отдышался, налил вина, отпил глоток и уже холоднее произнес: — Он никогда не забудет моих фокусов, клянусь перед всеми Силами — светлыми и тёмными! Перед богами клянусь… Ну а затем я… — Не стоит, пан, — тут же оборвал его Яков, раскусив с полуслова. — Если сделаете это, нас всех уничтожат. — Тут ты прав, — Вишнецкий нахмурился. — Я сделаю это только после того, как завершу обучение Насти. Впрочем, с канцлером можно и чужими руками… Славении станет легче дышать, не правда ли? — Согласен. Славении хорошенько горло сдавили, пора стянуть эту петлю… Вы ведь и выше пойдёте? Уверены, что справитесь? — Я нашёл Искусницу, Яков, да, ту самую надежду, — тихо, без улыбки сказал Властош. И пока Яков осознавал услышанное, Вишнецкий резко перевёл тему, напомнив приказчику о самом дорогом в его жизни — о дочери: — Неужто, мы ничего не в силах сделать, чтобы помочь юной Злате? Без кровопролития, пока. — Можем, господин, — тотчас отозвался Злотенко, забыв про Искусницу. Мысли вновь заняла его стрекоза, его дочь. — Лихслав обещал освободить мою девочку, если… Ох, безумие… — Если — что? — Если я заплачу ему нужную сумму. Но то, сколько он просит… Уму непостижимо! У меня попросту нет таких денег. — И сколько же? Приезда советника теперь он ждал всё больше. Главное, правда, сдержаться, чтобы не разорвать его в клочья. Приказчик встал с кресла. Подошёл к пану, шёпотом назвал сумму денег, какую запросил канцлер. Властош дёрнулся, обратив на управляющего изумлённый взгляд. — А не жирно ли ему будет? Яков смолчал. Минуты тянулись долго, приказчику они показались вечностью. Казалось, в них таяла последняя надежда на спасение. Волшебник водил пальцем по губам, вдумчиво глядел на пламя камина и в какой-то момент твёрдо молвил: — Пускай твоя семья перебирается в поместье. Ляля на кухне будет служить, Злата ворожбе обучаться, по крайней мере, я не только её одну буду учить. Сам того не ожидал. Спасибо почтовой сове, перья бы ей все к чертям повырывать. А Злату твою мы освободим, не переживай. Я заплачу за неё. Яков обомлел. Услыхав такое, рухнул перед чародеем на колени, схватил его руку, увенчанную изумрудным перстнем, и принялся целовать. То была единственная благодарность, какую мог сейчас оказать Яков, ибо слова попросту застревали у него в горле. Властош же про себя подметил: если канцлер узнает об Искуснице, это обернётся для него самого не лучшим образом. Настасью следовало не только проучить, но и спрятать от чужих алчных глаз… Спрятать. Немедленно.***
Навна проснулась под вечер. Потянулась, громко зевнула, понежилась в перинах и, слопав пару шоколадных конфет, лежащих в вазочке, решила отправиться на прогулку. Улетать завтра утром, и, видимо, ночью сова не уснёт. Есть только один вариант — как следует устать, чтобы нагнать ночной сон. По пути её остановила Палашка и, не терпя возражений, повела за собой в столовую, дабы, как она выразилась, накормить «гремящую косточками» худосочную девочку. Навна вышла от Палашки, еле передвигая ноги, чувствуя себя колобком. Воистину, так сытно её ещё никогда не кормили! После ужина Навна познакомилась с некоторыми крестьянами, разузнала ради любопытства, как же они тут живут и всё ли так плохо на самом деле, как поговаривают свободные люди. Девчушку по-настоящему расстроили рассказы о побоях и трудной работе, хотя она частенько летала от помещика к помещику, разнося письма, и знала, как господа обращаются со своими невольными. И всё же до сих пор такое обращение приводило её в ужас. Узнала она и о Каркрасе: именно он, по словам крестьянок, любил издеваться над несчастными. Что ж, у Властоша нашёлся один хороший поступок, за который Навна его поддержала: он наказал ворона по всей строгости, и — совершенно заслуженно. Во время жатвы, длящейся до самого захода солнца, Навне было не с кем разговаривать. Она заскучала, но мечты поболтать услышали Высшие Силы: к ней подбежала Настя, закончившая работу в овине. Наконец, она могла отдохнуть. Настасья прознала многое о сове-оборотне. И понимала: почтальонка — её спасение и, может быть, путь на свободу. Она единственная прилетела из внешнего мира, смогла пробраться сквозь волшебный купол. Оставалось только верить в её храбрость и желание помочь. Словоохотливая Навна умела расположить к себе и внушала доверие. Всего на год она была младше Анастасии, и взгляды их совпали. Разговорились девушки быстро. Работающие в поле крестьяне их не замечали, не следили за ними, говорила Настасья тихо, затравленно оглядываясь по сторонам. Чёрной тени шляхтича не появлялось. С особым вниманием, затаив дыхание, слушала Навна пересказ трагичной истории дочери мельника. Не так бел оказался Властош, каким его пыталась представить сова. Выяснилось, что пан издевался над Настасьей и её друзьями. Впечатлительная девчушка с ужасом внимала каждому слову, а под конец рассказа из глаз её так и вовсе брызнули слёзы. — Ох, мне очень жаль, что всё так вышло, — печально обронила она. Под конец истории Настя попросила Навну совершить невозможно: разыскать мельника, отца, заколдованного в мышонка. — Да как же я его найду-то? Только имя знаю! — поразилась Навна, но Настасья крепко сжала ей руки. — Умоляю тебя! Ты — единственное моё спасение! Я не могу больше жить в плену, я хочу свободы! Вот бы как ты, улететь далеко на крыльях от него. Лишь бы — навсегда… Навна сникла, помрачнела. С тяжёлым сердцем даровала обещание. Она боялась своего вранья, боялась обещать впустую. Ей было страшно. — Советник скоро к вам из внешнего мира приедет, — напомнила сипуха непонятно зачем. И тут Настя взорвалась: — О, я и ему расскажу, как тут всё устроено! Он с королём связь имеет, а мой отец поставлял муку для королевской кухни. Они не оставят меня! Они меня спасут! В колосьях послышался ехидный смешок — кто-то из крестьян услышал речи девчушки, не сдержал реакции. — На твоём месте я бы не была так уверена, — осторожно заметила Навна, силясь ненароком не обидеть Настасью. — Лихслав Вольцейховски — не слишком добрый человек. Он замышляет пакости против вашего пана и его товарищей из Волховской Шляхты… — То, что мне надо! — Но он может навредить и тебе. — Не навредит. Как говорит наш дражайший господин Вишнецкий, я —Искусница и обладаю Силой, а значит смогу противостоять любому злу. И управу на чародея я тоже отыщу!.. — Не отыщешь, дорогуша! —полоснул над практически выжатым полем ледяной голос. Девушки вздрогнули. — Ой-ёй, — Навна сжалась в комок. Настасья обернулась. Властош пожаловал к ним не один, а вместе с управляющим — тем самым Яковом, вернувшимся из отъезда. — Милая Навна, я, кажется, тебя просил не заговаривать с моими невольными?.. Я выделил комнату и обеспечил ночёвкой, но, видимо, вылететь отсюда тебе придётся гораздо раньше. Колдун подошёл к почтальонке и протянул ей письмо, запечатанное фамильным гербом Вишнецких: — Здесь положительный ответ. Учеников жду тридцатого числа Вересня. Первого дня Кастрычника начнутся занятия. Сделай всё аккуратно и постарайся, чтобы никто об этом не узнал. Белокурая тревожно кивнула и дрожащими пальцами взяла свиток. Спрятав письмо в суму, девочка собралась обратиться в сипуху, чтобы улетать восвояси, но пан схватил её за руку. Приблизив к себе, на ухо прошептал: — Забудь о Настасье, забудь всё, что слышала от неё, и только попробуй что-то предпринять. Не суй свой клювик в чужие дела, поняла? — Безусловно, пан Вишнецкий, — Навна, стараясь не дрожать и скрыть страх, покорно кивнула. — Скажите, я… Я м-могу уже улететь отсюда? Шляхтич, усмехнувшись, отпустил почтальонку. — Не смею задерживать. Навна в последний раз бросила грустный взгляд на пленницу чародея и, обернувшись в птицу, улетела прочь, желая как можно скорее пением открыть купол и покинуть владения колдуна. Жнецы проводили свободную птицу тоскливыми взглядами. Сами продолжили уборку пшеницу, но искоса следили за развернувшейся сценой. — А с этой что делать, пан? — Яков кивнул на застывшую Настю. Властош выдохнул. Что ж, пора! Настасья не успела отпрянуть, как Вишнецкий схватил складки её голубого сарафана и быстро вытащил из кармашка солнечный кулон. Анастасия, явно не ожидавшая разоблачения, опешила, оцепенела. — Думала, меня проведёшь?! Вот, теперь пора и наказать за все твои выкрутасы! Где твоя честность, где твой свет в душе, избранница Сварга?! Не Искусница, но лгунья и воровка! Золото уже собрано, от тебя больше нет толку. А советника ты не увидишь и, как говоришь сама, управу на меня не найдёшь. — Всё равно, буду бороться! — выкрикнула Настя, отрезвев. Она хотела замахнуться, но подбежавший сзади Яков заломил руки за спину. — Я выберусь из вашего плена, слышите? Я доберусь до короля раньше, чем вы! Он поймёт! Вы не остановите меня, я найду и спасу батюшку! Властош только посмеивался на слова тщетно пытавшейся вырваться Насти. Глупенькая, о боги, какая же глупенькая, сколько раз он давал ей шанс, и сколько раз она повторяла одни и те же ошибки! На сей раз, урок будет жёстким, последним. — За воровство и предательство, а главное, за отсутствие ума у меня принято карать, Анастасия. Говоришь, душа моя, про плен, но твоя работа в поле и в овине рядом со мной покажется тебе Садом Единого, по сравнению с тем, что скоро испытаешь. Хватит. Мне надоело с тобой церемониться! Живо веди её в поместье, Яков!***
Настасья не знала, куда именно они направлялись, но предчувствие подсказывало что-то нехорошее. Её силой волокли между крестьянских дворов. Затащили на крыльцо усадьбы. В доме Яков с Властошем вели брыкавшуюся девочку по длинному коридору, по столовой. Наконец, они пришли в кладовую. — Куда вы меня ведёте?! — в испуге спросила Анастасия, обернувшись к чародею. Тот, словно только и ждавший этого вопроса, кратко ответил: — Узнаешь. От спокойного тона мага у Насти защемило сердце. Оказавшись в мрачной кладовой, Властош приблизился к стене и принялся водить по ней пальцами, будто разыскивая тайный проход. Удивление овладело Настасьей, когда пан нашёл его. Стена отодвинулась, и пленница не успела вымолвить слова прежде, чем её грубо подтолкнули в открывшийся тёмный проход. Искусница чуть не упала: босая, она ощущала под ногами сырые холодные ступени. Каменная лестница спускалась куда-то вниз, в самый подвал. Через мгновение тьму прорезало пламя свечей на подсвечнике, взятом Властошем в кладовой. Освещая путь, пан зашагал вниз первым. За ним последовал приказчик, волоча за собой Настасью. — Давно я тут не был. Темница моей покойной жёнушки впечатляет, — проговорил Вишнецкий, едва они оказались в узком, почти лишённом света, коридоре. В сыром, дурно пахнущем помещении с множеством камер, в основном решётчатых, а не закрытых. За решёткой одной из них Настасья разглядела прикованный к деревянному столбу скелет. И закричала. — Что ты вопишь так, милая? Страшно? — голос Вишнецкого звучал наигранным состраданием. — Да, моя красавица-жёнушка, была такая же чокнутая, как её сестрица фея. Пользу, однако, Лунья Грацианская мне принесла, когда расписалась в брачном контракте. Мне достались её земли, крестьяне, поместье и, разумеется, вот это подземелье. Ах, душа моя, у нас такая любовь была, такая любовь… До гроба, в прямом смысле. Только она покинула этот мир первая, а мне ещё жить и жить. Помню, мы с ней прожили в браке пять… Нет! Целых пять с половиной! — долгих, счастливых… минут! Вишнецкий рассмеявшись, кивнул — Настасью грубо схватили за локоть и повели в самую дальнюю камеру без решёток. — Нет! Нет-нет-нет! — заверещала она. — Вы не посмеете, нет! — Стой, Яков. — Вишнецкий, приблизившись к пленнице, резко ухватил её за подбородок и крепко, до боли сжал. Властошу казалось, что он может убить, держаться было непросто. Настя не могла шевельнуться, по щекам струились слёзы. — Ты слишком мне надоела, девчонка. Может, мне тебя не в темницу посадить, а для начала познакомить с пыточной? Глаза Анастасии широко распахнулись при упоминании страшного слова. Властош выпрямился. Внимательно глядя на невольницу, с едва заметной улыбкой продолжил: — Да, фантазия у моей супруги была богатая. Столько навыдумывала. Такая юная, а сколько невинных душ загубила. Не просто порола, но мучила так, как ни один самый умелый палач не придумал терзать. Давай-ка пойдём, Насть, прогуляемся, покажу тебе. После посещения этой комнатки мозги сразу на место встанут. — Властош прочитав на бледном лице Насти нарастающую панику, решил добить, внимательно глядя в глаза и перечисляя: — Дыба… Колесо… Раскалённые щипцы… «Илантийские башмачки», вряд ли долго в них потанцуешь, но попробовать можно. Давно не был тут, всего не перечесть, это надо видеть. Ты начитанная, историю ведь знаешь? Настя, тяжело дышавшая, прикрыла глаза в ответе. — Хорошо. Тогда скажи мне, дрянная девчонка, что делали с воровками во времена царской Славении? Буквально недавно, несколько веков назад. Анастасия боялась обронить слово. Слёзы застилали очи. Вишнецкий скривился, сильнее сжал ей подбородок. — Говори! — Им… л-ломали пальцы… Властош широко улыбнулся. — Ну вот видишь, знаешь же историю, хоть чем-то меня порадовала. Тиски кости ломают неспешно, причиняя такую боль, что горло от крика разрывается. Ты не помрёшь, зато больше не возникнет желания брать чужое! Громко забилось девичье сердце. Властош рассказывал о комнате страданий с такой уверенностью и знанием дела, что любой человек с лёгкостью поверил бы в существование этой самой пыточной. Анастасия поверила. Яков выжидающе смотрел на господина. — Веди её туда, — Властош указал на самую дальнюю дверь без решёток. — Недолго пробудем там, но этого времени хватит. Несчастная, схваченная приказчиком за локти, завопила: — Нет! Нет-нет, пожалуйста! Прошу, не надо! — Давай-давай, шагай! — Властош знал о мыслях Настасьи. Девчонка думала, что сейчас окажется в той самой пыточной, но крики прекратились, когда лязгнули ключи, и её втолкнули в небольшую тёмную каморку безо всяких хитроумных устройств. Властош остался доволен собственной игрой. — Радуйся, вновь я проявляю мягкость! — сказал пан, также зайдя в темницу, повыше подняв подсвечник. — Но сейчас я тебе покажу, что такое настоящий плен. Настасья быстро огляделась. Свет в каморку проникал тусклым лучом из высокого решётчатого оконца. На стене под ним висела цепь. По соломе, расстеленной на сыром полу, сновали три крупные крысы. Темница услышала повторный вопль. — Отчего крыс боишься? Между ними и мышами разницы почти никакой, — Властош усмехнулся. — Как же ты собралась жить с папочкой, если бы вернулась? Он ведь точно в такой же шкурке бегает. Что ж, вот ты и доигралась. Редко, когда я приказываю запирать своих невольных сюда, но ты, душа моя, сумела довести меня. Поздравляю! Тёмный чародей указал на цепь, висящую на стене, и спокойно, без насмешки, приказал: — Яков, в кандалы её. Крики и мольбы о помиловании пропускали мимо ушей. Управляющий без тени жалости подвёл Настю к стене и принялся закреплять ржавое железо на тонких лодыжках. Властош смотрел на пленницу с таким холодом, на какой только был способен. Уже ничто не могло заставить его отменить строгое наказание. — Ничего, посидишь здесь денёк, авось поумнеешь, — фыркнул Яков, забивая втулку на кольце. Схватил дрожащие руки девушки и точно также окольцевал их железом. — Ну почему — денёк, — протянул пан, как бы размышляя. Дочь мельника морщилась от боли, цепи не давали сделать ей шага. — Денька четыре, а может, и целую седмицу посидит, подумает над своим поведением, — чародей, подойдя, наклонился над помертвевшей от ужаса Настей и с фальшивой лаской погладил по золотым кудрям. Яков закончил с кандалами, отошёл в сторону. — Где же твоя дерзость? Где твоя управа на меня? Нашла? Сама виновата, глупая. Я думал, после встречи с Полудницей и после твоих волшебных слёз-воспоминаний мы нашли общий язык, но — нет, как оказалось… Жалко. — Простите меня, прошу… — Не хочу, — покачал головой пан, поправляя упавшие на лицо длинные пряди, в свете лучика казавшиеся ледовито-синими. — Устал постоянно тебя прощать. Пора и уважению научить. Знаешь, дорогуша, так хочется иногда сыграть роль того, кем ты являешься в глазах других. Ты меня увидела, как жестокого палача, ну что ж, я постараюсь не выходить из этого образа. Я ведь — злой волшебник, помнишь? Как из твоей сказки… Настасья с мольбой глядела в глаза колдуна, молила всем сердцем о прощении, но хозяин поместья остался непреклонен. Он не кричал, говорил тихим, вкрадчивым голосом, от которого холод разрывал позвонки. — Радуйся, работать в ближайшее время тебе не нужно. Заслужила ты отдых… Яков! Девчонку не кормить, не поить, пока я не разрешу. Я тебя не убью, дорогая, нет, ты мне живая нужна. Но, поверь, такой урок ты запомнишь надолго. Прежде, чем уйти, господин Вишнецкий передал Якову подсвечник и, обернувшись к Насте, вытащил из-за пояса кинжал. — Последний штрих, дорогуша. Схватив за запястье, волшебник заставил её встать. Настасья зажмурилась, когда он зашел ей за спину. На какую-то, на самую страшную долю секунды Настасье показалось, что сейчас чародей перережет ей горло, но он всего лишь взял в руку её волосы, заплетённые в длинную косу. Острым лезвием без затруднений помещик одним движением отрезал их до плеч. Золотистая коса упала на солому. Самый тяжкий позор для незамужней девицы — лишиться своих кудрей. — Как отрезал твои локоны, так же легко отрежу твою прошлую жизнь. Поверь, найду способ. Скованная смятением, Настасья тронула волосы, секунду назад — её гордость, и медленно, по стенке опустилась на холодный пол. — Приятных тебе снов… пленница чародея! Властош, вышедший вместе с Яковом, крепко захлопнул за собой деревянную дверь и закрыл её на замок. Настя старалась не разрыдаться, но тряслась. Глаза щипало не только от слёз, но и от кромешной мглы. Света почти не осталось. Только слабый лучик, пробивающийся из высокого оконца, напоминал о том, что там наверху такая желанная воля, та самая свобода, которую девочка раньше просто не замечала.