Потом за книги принялася.
Сперва ей было не до них,
Но показался выбор их
Ей странен. Чтенью предалася
Татьяна жадною душой;
И ей открылся мир иной.
А.С. Пушкин «Евгений Онегин»
— В темнице?! Палашка буквально вопила от ужаса. Ближе к ночи, когда она не нашла Настасью на кухне, где уже несколько раз умудрялась её втихаря кормить, кухарка направилась к невольным. Обойдя все дворы, переспросив всех, кого только можно, но так и не разыскав девочку, она пошла к хозяину усадьбы. Он-то наверняка знает, куда пропала дочь мельника! Он, хочет, не хочет, а скажет — Палаша знает нужные способы. Отдадим пану Вишнецкому должное: держался он стойко, долго отмахивался от поварихи, норовя увильнуть от вопроса и, ссылаясь на всякие важные дела. Но вот, спустя более часа бесконечной головной боли из-за настойчивой нянюшки, чародей всё-таки сдался и выдал чистую правду. И… тотчас пожалел. — Да ты изверг! Сущий изверг! — запричитала кухарка, широкими шагами меря гостиную. — Сажать бедняжку в ужасное подземелье, да ещё и в цепи заковывать! О, Единый, ты ведь почти никогда так не поступал ни с одним слугой! А ты! — Она, шипя разъярённой старой кошкой, обернулась к преспокойно ужинающему Якову. — Идиот! Лысый идиот, вечно на поводу идёшь! Неужто не промелькнуло ни капли жалости у вас двоих, дубины вы стоеросовые! Сидящий в кресле рядом с паном и трапезничающий куриной ножкой, Яков Миколыч зажал уши, дабы не слышать слова кухарки, задевшие и его самого. Властош, между тем, невозмутимо смотрел на огонь, потрескивающий в камине. Казалось, он даже не слышал упрёков кухарки или попросту к ним привык. Маг медленно потягивал вишнёвое лёгкое вино. В отличие от слуги, он не ужинал мясом, а просто неспешно пил. Кушать совершенно не хотелось. Муравьиным роем копошились мысли в голове, и касались они в основном Искусницы. Порицания нянюшки потихоньку выводили его из себя. Пелагея всё тянула и тянула одну и ту же песню. Она начала разглагольствовать о иных методах воспитания непокорных девиц, несколько раз пригрозила своим уходом и упомянула о том, что пан становится похожим на своего деда. В конце концов, помещик не вытерпел. Грозно стукнув кулаком по столу, вскочил с кресла. — Хватит на меня орать, Пелагея! Я на тебя никогда не ору! — проорал он, даже назвал её полным именем. Затем подошёл вплотную. Яков с лёгким удивлением бросил усталый взгляд на обоих. — Да разве я на тебя ору?! Я просто излагаю факты! — зычно возразила старушка, прожигая строгим взглядом свысока глядящего на неё воспитанника. Но, понимая, что надо чуть сбавить тон, она сказала немного тише: — Есть другие методы, Властош. Просто, прислушайся! — Есть, моя хорошая. Да, только их на девчонке испытывать бесполезно! — Вот-вот, — вставил Яков, — для этой строптивицы существует только один метод: розгами по одному месту и причём ре-гу-ляр-но! Палашка открыла было рот, но маг поднял руку, остановил жестом. — Решение моё о наказании Анастасии нерушимо, — твёрдо сказал он. — Я в своём доме с собственными крестьянами имею право делать всё, что пожелаю. И не потерплю никаких пререканий, даже от тебя, дорогая кормилица. На сем и закончим. Палашка тяжко вздохнула. — Не отпустишь девочку — уеду навсегда. Не ухмыляйся! Не думай, что шучу! У меня накопления есть. Возьму вещи, деньги и поеду за тридевять земель, слышишь? Меня в любой трактир или гостиницу на кухню примут, а ты продолжай жить своей господской жизнью, мучать девочку, которая по твоему грёбаному мнению может раскрыть имя убийцы пани Лады, хотя и так всем известно, кто совершил преступление. — Не ругайся, нянюшка. И к тому же, не хочу верить в это, — задумчиво возразил колдун. Гнев его затихал. — Криош не убивал Ладу. Да, он жестокий человек, но он не пошёл бы на такое. Она — его родная дочь. И пусть ко мне он тоже относится не лучше, чем к ней, но всё же… Я думаю, это лишь глупые домыслы. Пелагея покачала головой. Слишком хорошо, хотя минуло много лет, помнила она тот день, когда Криош Вишнецкий погубил её батюшку. Но то был крестьянин, а Лада — дворянских кровей, и при том, — родной человек. Нет, собственную дочку — не мог… Да, и доказательств вины Криоша, как таковых, не имелось. Он присутствовал ночью в тереме, когда убили Ладу, но там был и Властош, и дворовые слуги, так на кого угодно можно свалить преступление! — Прости меня, вспылила чутка, — Палашка сжала сухой рукой пальцы чародея. Наклонившись, Властош с нежностью поцеловал няню в макушку. — И ты меня прости, милая. Но я не успокоюсь, пока не найду убийцу. Помнишь, как к тебе относилась моя матушка? Ласково, словно мы с тобой были её детьми, хоть ты тогда ещё невольной числилась. — Вишнецкий выдержал паузу, смотря на старушку, по щеке которой скатилась слеза. — У меня много врагов: король, советник, дедушка, теперь вот — Каркрас, будь он неладен… — Зря вы его отпустили, пан, — прозвучал позади голос Якова, потягивающего вино. — Он никому ничего не скажет: знает, что я его уничтожу. Он слишком труслив для этого. — Я бы не надеялся. На подлость он способен. Пернатый ещё делов таких натворит, чует моё сердце, не успеем разгрести! — Типун те на язык, дубина! — плюнула Палашка. Яков усмехнулся. Властош помолчал немного, а потом произнёс с толикой разочарования: — Враг мой — сама Настасья. По крайней мере, пока знает о моих намерениях. Я пытался быть с ней великодушным, но она отказалась учиться. Вот, и доигралась. Завтра приезжает канцлер, она хотела донести ему о том, какой я злодей. И, наверняка, рассказать о своей Искусной силе, ума-то у неё нет, увы… К тому же, она украла кулон моей матери, уверяя, что он принадлежит только ей. Как ты понимаешь, иначе поступить я не мог. Канцлер не должен видеть девчонку, благо мало кто знает о существовании тайного подземелья… Хм, а тебе Яков успел рассказать, что Лихслав сделал с его дочкой? Кухарка закивала: — Успел-успел… Вот, ведь бедное дитя. Надеюсь, со Златой всё обойдётся, и её отпустят! — Конечно, отпустят, за такие-то деньги, пусть только попробуют не отпустить. Впрочем, всё это мелочи. Самое главное вот в чём. Если кто-нибудь из людей короля узнает, что я нашёл Искусницу, они воспользуются ею в своих целях, и тогда всем нам несдобровать. Шляхтичам, в первую очередь. Осталось немного времени до решающих действий. Важно лишь, чтобы девчонка была со мной заодно. — С твоим бессердечным отношением, — вздохнула Пелагея. — Да после темницы-то… — Слушай, старая!.. — Тише, Яков! — одёрнул приказчика пан. — Не отвлекайся от своего ужина. А ты, Палаш, поверь мне, ей посидеть и подумать над своим поведением только на пользу пойдёт. Посидит несколько дней, поразмышляет. Ещё и спасибо скажет, что Яков её не высек. — Я ведь мог, вы мне не дали! Властош недовольно махнул рукой, и Яков замолчал, вернувшись к вину и сочному куриному окорочку, мирно ожидавшему своей кончины в тарелке. Палашка, уткнувшись в грудь волшебнику, сдалась, замолчала. Его не переубедить, слишком уверен в собственных действиях. Властош хотел смолчать, но его буквально разрывало изнутри, надо было высказаться. — Если заточение не исправит её ослиный характер, мне придётся пойти на рискованный шаг. Я над ней немного поколдую… — Шо?! — Палашка отстранилась из объятий. — Не пугайся, нянюшка, вреда ей не будет от этого. Наоборот, боль забудется. И мне легче станет. — Заклятие? — предположил жующий мясо управляющий, на что Властош огрызнулся и вежливо попросил умолкнуть. Приказчик лишь усмехнулся, вновь вцепился в жаркое, а вот Палаша с ехидцей поинтересовалась, уж не собрался ли маг приворожить непокорную девицу. Поперхнулся даже Яков. — БОЖЕ, УПАСИ! Вишнецкий, до сего момента крайне редко упоминавший Единого Бога, здесь не сдержался и, вот ужас! — осенил себя звёздным знамением. Глядя на Палашку, как на умалишённую, покачал головой: — Как тебе такое в голову могло прийти? Чего там можно полюбить?! Кожа, кости да девственные мозги в придачу! — Ладно-ладно, извини, сказала, не подумав. Всё-таки, нашу Мару и впрямь не хотелось бы расстраивать… Чародей встрепенулся, будто в него вонзились сотни невидимых игл. Опять заладили про Мару! В последнее время её имя стало нарицательным. Все словно сговорились разом! — Девчушка-сова рассказала мне о вашем пари, — хитро улыбнувшись, молвила Палашка. — Так что, дорогой Властош, я свидетель. Коль победишь, станешь героем, от свадьбы тебе не отвертеться! Эка ты пройдоха! — шутливо она погрозила ему пальцем. Пан поджал губы, как в детстве, когда обижался на няню. Про травницу и возможный брак говорить ему не хотелось, по крайней мере — сейчас. — А не пойти ли тебе спать, душа моя, уже так поздно, — Властош настойчиво развернул посмеивающуюся кухарку лицом к двери. — Вот, вечно ты так, стоит о Маре заговорить, так сразу посылаешь куда подальше! Чё ж, ты её боишься, как огня?.. Он не боялся, просто, не хотел думать о ней, вспоминать, лишний раз бередить старые раны. Он не показывал своих чувств к знахарке, надеясь, что она когда-нибудь его возненавидит. Но Мара просто молчала. «Любит! Она всё ещё тебя любит, дурак! Только, ты запутался, ты боишься!» «И правильно делаю, что боюсь, — отвечал мысленно внутреннему голосу Вишнецкий. — Не за себя боюсь. За неё. Свяжется со мной и погибнет. Дед жив, чародеев уничтожают по одному. Душат, как цыплят. Творится хаос. Не здесь. Не сейчас. Не сегодня!» «А — когда?» — спрашивал кто-то издалека, и вот на этот вопрос Властош ответить не мог. Кашель, вызванный табачным дымом, вырвал Властоша из пелены раздумий. Обернувшись, он увидел, как Злотенко только что закончил с поздней трапезой и теперь наслаждался самым лучшим и вредным, что могло быть в этом мире. Палашка прижала ладонь ко рту и носу. — Кхе-кхе, опять свою трубку закурил, пустая твоя башка! — Молчи уж, трещётка, — шикнул на кухарку Яков, блаженно затягивая дым из трубки, набитой махоркой. — Вот погубит тебя твоё курение, балда ты неотёсанная! — Сколько раз мне будешь про то напоминать, карга старая?! — Голова твоя оттого и плешивая, потому шо все волосики выпали от постоянной этой отравы! Я говорила!.. — Слушай, я ж тебя не корю за то, что ты вечно бубнишь! — воскликнул Яков и принялся сердито изображать кухарку: — Придёт и жужжит, как пчела мне на ухо! Почему с такими, как девчонка пана, ты общаешься ласково, а с нормальными людьми вот так?! Даже моя жена не такая!.. Управляющий и кухарка тараторили, не прекращая, бросали друг в друга колкие словечки, но Властош их переругивание уже не слышал. В голове пана отчётливо засела одна идея и совсем не хотела исчезать. Теперь он понимал, какое решение примет насчёт Настасьи. Ему срочно надо было пойти в библиотеку и найти книгу заклинаний. Заклинаний нежелательных, конечно, зато действенных. Подойдя к столику и глядя в пустоту, пан залпом осушил бокал вина и быстрым шагом вышел из гостиной. Палашка с Яковом прервали ругань, проводили шляхтича странным взглядом. Когда дверь захлопнулась за паном, кухарка всплеснула руками. — Не, ну что ж с вами делать-то! — красочно воскликнула она. — Один курит, другой — спивается! Всё-таки, ему нужна жена, лучше всего — Мара. Хозяйкой хоть будет. А то, он всё один да один как перст… — Не думал, что я когда-нибудь это скажу, — молвил Яков, кисло посмотрев на стоящую перед ним кухарку. — Но я с тобой согласен. Палашка оцепенела. Что это с Яковом? Неужто, подменили?.. — Только, на кухню её не пускай: лучше тебя, всё равно, никто не сготовит, а уж Мара, не во гнев Божий будет сказано, и подавно. Палашка опомнилась, гордо подбоченилась, и тёплая улыбка расплылась по её морщинистому лицу. Пустяковая ссора закончилась так же быстро, как и началась.***
Библиотека пана располагалась в соседней комнате, однако, прежде чем попасть в сокровищницу знаний, следовало миновать узкий сводчатый коридор, почти лишённый света. Раздвинув алые шторки, висящие перед проходом и заменяющие дверцу, Властош шагнул в любимое место усадьбы. Тотчас его окутал ни с чем не сравнимый аромат старинных фолиантов, кофейных зёрен и горьких трав, пучками разложенных между полок для защиты от грызунов. Именно так пахнут книги и волшебство. Блаженно улыбнувшись, владелец этих несметных богатств окинул взглядом помещение, считавшееся его личным храмом. Здесь он часто уединялся, читал, размышлял, отдыхал. Сама библиотека представляла собой огромный зал, в нём находилось множество шкафов и полок с книгами, разделённых секциями и возвышающихся до самого потолка. В хранилище отсутствовали высокие окна, как, например, в той же гостиной, но и свечей никто здесь не держал. По приказу хозяина строго запрещалось зажигать канделябры на стенах и позолоченные подсвечники на столиках около бархатных кресел, потому подсвечники служили просто декоративным украшением. Властош дорожил каждой книгой, боясь, что, если по чьей-то неосторожности возникнет пожар, он спалит всё дотла. И всё же, господин чародей сумел найти замену свечам! Ещё до роковой ночи и Института, обучаясь самостоятельно, юный Властош на основе заклинаний из разных учебников создал золотистые светильники, вложив в них много светлых мыслей: в этом деле ему помогала матушка. Шарики напоминали светляков. Они, как живые, нашли себе места на полках, охраняли и подсвечивали книги. Они могли летать и часто парили в воздухе под потолком. По задумке волшебника, существа должны были гореть вечно и служить верными помощниками в нахождении нужной книги; проливать достаточно тепла и света, чтобы не запутаться и найти дорогу в бесконечном лабиринте книжных шкафов-великанов. Парящие светляки прекрасно справлялись со своей задачей, и пан уже давно не переживал насчёт возможного возгорания. А случись оно, переживать было, за что! Ведь, тут его стараниями собралась настоящая коллекция: самые различные книги со всего мира. Начиная с детских сказок, легенд и художественной литературы, произведений известных писателей прошлого и современников и — заканчивая учебниками по точным наукам в нескольких экземплярах, книгами по иностранным языкам и, конечно же, по колдовству, самому разнообразному, какое только существовало на свете, из разных стран: Славении, Илантии, Шаньи, далёкого Востока… Удивительно, но именно здесь рядом уживались и белые добрые заклинания, помогающие человеку, и страшные чёрные заклятия, которые при ошибке ворожившего могли медленно разъесть его душу. Жили здесь также и учебники по нейтральному чародейству. Вреда оно не приносило, напротив, помогало в бытовых ситуациях или в сражениях — такие книги обычно описывали, как волшебнику защищаться и отражать атаки противника. Обычная боевая магия. Но чародейское отделение размещалось в конце зала, в самой глубине, словно его нарочно пытались скрыть от посторонних глаз. Подметим: библиотека обрела такое богатство, именно благодаря нынешнему владельцу усадьбы. Когда Властош переехал в имение, захватив из терема деда несколько важных учебников, то с ужасом обнаружил полупустой зал, обросший паутиной и грязью. Видимо, не часто комнату знаний, которую даже и библиотекой в те времена язык назвать не поворачивался, посещали слуги или покойная жёнушка. Лунья обладала весьма скудным умом. В отличие от старшей сестры-феи, читать и учиться она не любила. Единственное, к чему испытывала любопытство Лунья — так это к тёмной магии, да и то… не во грех будет сказано, изучила чернокнижие поверхностно! Древними рукописями она совсем не интересовалась, отдавая предпочтение лишь современным писателям-магам. А, ведь — зря!.. Вишнецкий воспользовался её незнанием и сумел околдовать разум Луньи, дабы она не почуяла запаха отравленного вина и выпила его. И вот, после удачного избавления от навязанной дедом жены, новый владелец поместья незамедлительно начал обустраивать библиотеку. За пятнадцать лет Властош Вишнецкий умудрился побывать в разных городах Славении, в заморских странах, на островах. Встречаясь с обеспеченными людьми и, будучи сам состоятельным дворянином, он приобрёл слишком много книг. Библиотека пополнялась, не выдерживала. Вишнецкий заставлял плотников строить новые шкафы, вешать новые полки. Между тем, не прекращая, привозил книги. Он читал их с удивительной быстротой. Наслаждался. Впитывал каждую строчку. Разгадывал каждую фразу и выписывал в отдельную тетрадку. Несмотря на любовь к своим друзьям-книгам, с ними он был сущим извергом — оставлял пометки на страницах карандашом, порой даже загибал уголки. Плохо написанные книги, лишённые смысла, и романы-фельетоны, пользовавшиеся популярностью в Илантии, по мнению Властоша Ладовича, принадлежали незамедлительному уничтожению, но маг щадил их. Сыпя бранью, ругаясь на нынешних писак, как он их называл, он не смел рвать или жечь книги, но откладывал их в самые дальние места, в тёмный лабиринт шкафов, где им и предназначено было исчезнуть из памяти. Но, лучшие и любимые книги жили в самом сердце библиотеки. Здесь, в его укромном месте, где были собраны драгоценности познания, вместе с головокружительным ароматом старых страниц веяло историями. Даже самый отчаянный букинист позавидовал бы коллекции пана Властоша: тут можно было найти любую книгу на любой вкус. Здесь имелись и совсем тонкие, как грифельная доска, и толстые, которые поднять человеку без посторонней помощи оказалось бы непросто. Разноцветные, и с золотыми страницами, строгие, в чёрном либо — бордовом переплёте; древние тексты, написанные от руки… даже попадались свитки, и свежие напечатанные, прямиком из типографии. Книги с иллюстрациями стоили дороже, не говоря уже об изданиях на других языках и редких книгах по магии. Властош проходил мимо каждой полки, с наслаждением оглядывая корешки. Он пьянел от их запаха, глаза загорались благоговейным трепетом. Властош упивался знаниями, упивался учёбой, так уж повелось с юношеских институтских лет. При дедушке обучение шло тяжелее. В Институте, надо признать, пороли гораздо реже, чем это делал Криош. Проходя мимо секции с трактатами псевдонаучного направления, чародей наткнулся на большой синий том. На обложке тёмно-синего фолианта сверкали изображения созвездий. С пламенной любовью и лаской глядел колдун на книгу, обучившую его когда-то давно азам астрологии. Коснувшись, маг погладил обложку, корешок… Невольно вспомнилась история десятилетней давности про встречу с иностранным графом из Ражафьи, заморской северо-западной страны. Встреча произошла на балу у какого-то семейства, и пан тогда разузнал, что графа имеется прелюбопытнейшая книга по астрологии. Он попросил рассказать о ней и интересовался возможностью её купить. «О, это такая чуш', месье Вишнецки'! Мне она совсем не нужна! Бесполезная г’укопис', — сказал тот, выдавая в словах акцент, свойственный картавому языку Ражафьи, граничащей с Илантией. — Об’газованние люд’и не считают, что ка’гактег можно пон’ят' и вычислит' п’ги помощи кучки звёзд». «Коль она вам не нужна, ваша светлость, так подарите её мне» — вежливо попросил Властош, и брови тонкоусого графа едва не покинули лоб, так резко они тогда взлетели. Человеком в своих кругах он слыл весьма расчётливым, даже в какой-то степени скупым, потому услышав такое, он ахнул. «Пода’гит'! Да ви с ума сошли! Это очен' ценная вещица! — тотчас «переобулся» граф и добавил: — Тол’ко если пг’одат'!» «Сами заявили, ваша светлость, что бесполезная вещь, а разве за ненужное барахло требуют деньги?» — лучезарно улыбнулся пан, про себя представляя, как сжимает пальцы на тонкой шее этого скряги. Однако, граф оказался настойчивым, и нехотя пришлось ему уступить. Он запросил немалую цену и ещё напросился в гости к Властошу. Приехав к себе, пан успел спрятать особо важных для него невольных, чтобы их случайно не увидели. И, как в воду глядел!.. Вместо денег граф захотел обменять книгу по астрологии на трёх крестьян. Вишнецкий, поражённый такой наглостью, стараясь держать себя в руках, любезно предоставил выбор «товара». Худощавый дворянин подобрал двух мужиков для работы на полях и одну овдовевшую женщину, на которую сам положил глаз. Её ждет немного иная работёнка. У вдовы рос сын. Когда граф указал на холопку, да ещё и решил не брать с собой её двухлетнего ребёнка, крестьянка бросилась в ноги чародею, умоляя не продавать или, хотя бы, не разлучать их с сыном. «Смилуйтесь, пане! Молю вас богами! — завопила она, вцепившись ему в одежду из черной парчи. — Мой Савва, это же мой сынок! Не разлучайте нас! Пропадёт без меня! Всё сделаю, господин, только смилуйтесь!» Властош глядел в пустоту неподвижным взглядом, когда его трясли за ноги, за тунику и за дорожный плащ, с жаром целовали руки и сквозь слёзы молили о пощаде. «Астрология для меня важнее, чем ваши родственные связи, — холодно отозвался молодой пан. — Твоего сына выращу, не помрёт. Забудет тебя, даже не вспомнит». Так пан и поступил. Продав троих людей, равнодушно распорядился, чтобы дядя Макар позаботился о Савве, а сам после отъезда алчного графа добавил в коллекцию дорогой фолиант. С того дня и началось для него учение о знаках зодиака, о звёздах, влияющих на жизнь, и о планетах. С получения заветной рукописи прошло полгода. Тогда до пана и долетели новости, что тот самый ражафский граф, у которого лекари уже давно выявили пагубные пристрастия, до смерти измучил бывшую невольницу Вишнецкого. Нагую и побитую, её нашли в покоях графа с перерезанным горлом. Кошмары пана, продавшего за книгу в лапы зверя женщину, не мучили, но волосы с того дня припорошила седина. А вот имение графа, купленное в Славении, вместе с ним же самим вскоре сгорело. То ли это был поджёг, то ли сам граф, заигравшийся со своими невольницами, не заметил, как в порыве страсти нечаянно опрокинул свечу на постель. В любом случае, воздаяние Судьбы свершилось. Рано или поздно Она всегда платила человеку той же монетой. И тогда отплатила обоим. … Наконец, хозяин поместья дошёл до магического отделения в конце зала, миновав лабиринт из полок и передвижных металлических лестниц с перилами в виде завитков. Он спешил, рвался через хитроумные ходы, вероятно, думая, что скорость поможет ему избавиться от мрачных воспоминаний юности. Но мрак тягостных дум тянулся за ним шлейфом, и сдавил голову сильнее, когда Властош зашёл в самый запретный отдел библиотеки. Нужная книга отыскалась легко — так, словно нарочно ждала Властоша. Вытаскивать толстый фолиант, скреплённый золотым замком, пришлось двумя руками. Чёрную книгу «Нежелательные Заклинания» волшебник положил на столешницу рядом с со шкафом, придвинул стул и поудобнее устроился за столом. Накрыв ладонью замочек, прикрыл веки, прошептал на древне-славенском: — Отвожич! Щёлкнул золотой замок, будто его отворили невидимым ключиком. Книга ожила, сама собой открылась, показывая колдуну оглавление. Написанные от руки заклинания, пояснения к ним и пугающие гравюры с первых страниц могли взбудоражить воображение даже опытного волшебника. От старинного фолианта, созданного безумными чёрными колдунами, отдавало холодной затхлостью. Заклятия были не то, чтобы «нежелательными», а истинно запретными. Вишнецкий до последнего избегал крайних средств, но девчонка перешла грань. Другого выхода чародей не видел. Облегчить страдания Настасьи (а, заодно, и свои) можно было просто — уколоть палец Искусницы о веретено смертельной прялки. Но, тогда Властош потерял бы саму Искусницу, все старания пошли бы насмарку, и да, чёртова гуманность была здесь не причём! Властош попросту не хотел терять то, чего так долго добивался и решил пойти простым, но страшным путём. — Курва! — ругался он вполголоса на пленницу, ища Заклятие Забвения, запись которого хранилась на шестьсот шестьдесят какой-то странице. Пергамент шуршал в дрожащих пальцах, казалось, ещё немного — и рассыплется песком. — Ну, курва, если я из-за тебя ошибусь, пострадаю сам, убью, проклятую!.. Найдя нужную страницу, пан подвинул к себе чернильницу с пером и листок бумаги, дабы переписать заклинание. — Довела-таки, — покачал он пепельной головой, вглядываясь в мелкие буковки глаголицы и переписывая всё на листок. Понимая, что ему не хватает света, поднял руку и вежливо попросил приземлиться на стол ближайший к нему парящий в воздухе шарик. Светлячки понимали только старо-славенский язык. — Да мянэ, свитло, проше, да мянэ! — изрёк, не отрываясь от чтения, волшебник, и летающий светильник тут же повиновался: подлетел к хозяину, начал парить над страницами фолианта. Поблагодарив светляка, Вишнецкий занялся переписыванием Заклятия и стал добавлять собственные стихи, создавая нечто абсолютно новое. Нужно было всё грамотно рассчитать и сделать так, чтобы Настя забыла лишь родных и прошлую жизнь, а не сошла с ума. Заклятие должно было стереть ей память и, по возможности, чуть поменять характер на более покладистый. Скользило перо в тонких вспотевших пальцах волшебника. Подрагивали ресницы, скрывая уставшие от напряжения глаза. Рука дрожала. Одно неправильно поставленное слово, и всё пойдет по-другому! Однако, это — единственный его шанс… Выдыхая, чародей продолжал работу. Спать он не хотел, мысли о Насте тревожили душу. Пан поздно вспомнил, о завтрашнем визите «долгожданного гостя», которого надо будет встретить утром и пропустить за купол. «Да чтоб он провалился, этот советник!» — огрызнулся про себя Властош, спешно макая кончик пера в чернильницу.***
Разбудил Властоша верный Яков, которому хранитель леса заяц Степан передал важные новости. Пан уснул прямо в библиотеке, положив голову на руки, за столом перед раскрытой книгой и исписанным листом. Выругавшись, пришлось встать, забрать пергамент с готовым Заклятием и отправиться в свои покои умыться и переодеться. Встретить королевского советника следовало как подобает! Камердинер предлагал варианты, но шляхтич отвергал их один за другим. — Пошёл вон, сам подберу костюм! Ярмаш с удовольствием удалился, оставив невыспавшегося господина в размышлениях. Волшебник выбрал чёрную рубаху, окаймлённую серебристыми узорами, подпоясался кожаным ремнём, повесил на него кинжал на всякий случай — советник тоже не без оружия встретит, никто в оном не сомневался. Поверх рубахи Властош Ладович накинул просторную мантию. Смотря в зеркало, задумался, как быть с причёской. Не хотелось забирать волосы в хвост наподобие моды обыкновенных дворян. О, нет, сегодня он предстанет перед вражиной с распущенными волосами! С очельем на лбу! С посохом в руке! В мантии колдуна! Он у себя дома, имеет полное право! Сегодня он представитель Волховской Шляхты, пусть канцлер видит, что он — волшебник и ни капли не стесняется своего ремесла! … Спустя какое-то время Властош уже восседал на вороном коне, выехав за границу собственных владений. По традиции он встречал советника в жутком Чернолесье. Подле пана на гнедом скакуне ждал его и Яков, уже краснеющий от ненависти. Сегодня должна решиться судьба его дочки. Его невиновной Златы. По ту сторону купола смирно вытянулся в струнку заяц-оборотень. Яков держался Властоша, настороженно оглядываясь по сторонам. Вишнецкий высоко поднял посох и тот фонарём указывал путь незваным гостям, да заодно отпугивал нечисть. Хранитель не обманул, советник был близко: через минуты послышалось ржание и цокот копыт. — Едет, — тихо констатировал Злотенко. Властош выпрямился, прищурено посмотрел вперёд. Из туннеля кривых оголённых деревьев показалась тень кареты, запряжённая четвёркой лошадей. Властош покачал головой. Он всегда поражался легкомысленному отношению советника к самому себе. Канцлер будто ничего не боялся в этой жизни! Чёрная лакированная карета, движимая благородными серыми в яблоках лошадьми, въехала на главную тропу. Вишнецкий успел заметить лакеев, стоящих на запятках, спереди холеного кучера, весом превосходившего всех лошадей и лакеев вместе взятых… Над каретой же развивался государственный флаг с изображением огромной чёрной собаки, лапами давящей солнечный шар. Раньше, десять лет назад, у княжества был иной герб, на котором солнце освещало стоящего на задних лапах медведя — господаря славенских зверей и лесов. Но сменилась власть — сменилось и изображение. Леош очень любил охотничьих псов. Хозяин поместья вместе с управляющим спешились с коней. И пока Яков встречал гостей, Властош начал открывать купол. Подойдя к невидимому барьеру, положил на него ладонь, закрыл глаза, зашептал заклинание. Треснула невесомая поверхность, точно стекло. Брешь в искрящейся стене медленно расходилась в стороны, будто лоскут одежды распарывали напополам ножом. Экипаж Лихслава остановился у открывшегося купола. Из кареты на встречу пану вышел человек. Мужчина средних лет, уже достаточно перезрелый, красотой особо не отличался. Рост имел низенький, лоб высокий, волосы реденькие, светло-рыжие, а вот язык, надо признать, острый. Одевался всегда довольно гармонично, во всём предпочитая практичность. Сегодня он предстал перед чародеем в тёмно-бордовом мундире с высокими плечами и серебряными пуговицами. На поясе канцлера висела шпага. Властош ухмыльнулся, радуясь едва ощутимому весу кинжала в собственных ножнах. — Не страшно вам, господин Лихслав, так спокойно ездить по лесам, не скрывая того, кому вы принадлежите? — спросил с насмешкой маг, всегда называющий того по имени и иногда графскому титулу. Не любил он произносить долгую фамилию — Вольцейховски. Её трудно выговорить даже по слогам, хотя так-то сложной она в принципе и не считалась, походила на западнославенские фамилии. Видали сложнее! Лихслав, сопровождаемый двумя гвардейцами, недоверчиво кольнул Властоша взглядом маленьких чёрных глазёнок, подозрительно выглядывающих из-за стёкол пенсне. Презрительно посмотрел он на одежду шляхтича, на орнамент, вышитый по краям мантии, на небрежно распущенные, слегка вьющиеся волосы, обрамляющие благородно-строгое лицо волшебника. Все придворные короля знали, насколько сильно Лихслава гложет чувство зависти к пану Вишнецкому, к его сохранившейся красоте несмотря на третий десяток лет. — А вам, полупан, за меня не надо волноваться, — канцлер изрёк это оскорбительное для дворянина слово со змеиной ухмылкой, хотя улыбаться он почти не умел, а если такое и происходило, то улыбка его выходила кривой, перекошенной, не привлекательной. Лихслав, видимо, нарочно произнёс сие яркое словцо нарочито громко: он считал всех Волховских чародеев недостойными носить дворянский титул. Стражники и лакеи переглянулись, не сдержали улыбок. Яков зло поглядел на советника, на человека, который заточил в темницу его дочку. Пан отреагировал спокойно. Он давно научился не пропускать мимо ушей резкие слова второго человека в государстве. Тот неспроста его провоцировал. В верхах знали: стоит найти малейший повод избавиться от Вишнецкого, и тогда у ненавистников магов развяжутся руки, а Славения заполыхает тысячами костров. — Я вовсе не за вас волнуюсь, — с морозом резанул чародей. — А за золото для Его Величества. Разбойники разграбить могут по дороге, всякое бывает. Развелось их в последнее время… Как чертей на шабаше. — Уничтожаем, как можем, Вишнецкий, — хмыкнул советник, хотя при слове «чертей» заметно позеленел. — Мы хватаем бандитов без разбору прямо в лесах, тюрьмы и так переполнены. — Ну, конечно, там ведь сидят в основном бродячие артисты и четырнадцатилетние девчонки, умеющие ворожить! Куда уж туда разбойникам? Им место сразу в Огненном Царстве, а вот актёров и лекарей следует помучить. Яков тотчас коснулся руки колдуна, давая понять, чтобы не перегибал. Властош до боли сжал древко посоха. Он знал — натворить беду, выясняя отношения при посторонних, особого ума не надо. Следует держать эмоции в узде, любому кудеснику при обучении всегда перво-наперво объясняют именно это правило и заставляют выучить наизусть, как таблицу умножения. Властошу подобная «таблица» действовала на нервы. Лихслав без промедления нашёлся в ответе. — Злата Злотенко «исцеляла» при помощи чёрной магии. Потому и арестовали. Вашей дочери, Яков, лучше будет там, в башне, подальше от общества. Яков прожёг канцлера яростным взором, изо всех сил желая, чтобы в того сейчас попала молния. Властош с улыбкой вплотную приблизился к советнику. — Давайте о дочери моего управляющего побеседуем в кабинете. Я хочу вам кое-что предложить. Думаю, вам это понравится, граф Вольцейховски, — пан, пересилив себя, совершил невозможное — произнёс фамилию без ошибок. Лихслав высоким ростом не отличался, потому поглядел на колдуна снизу вверх скептическим взглядом, но… кивнул. — Хорошо. Но сперва мы погрузим в карету положенное для короля золото. Мы и так вам пошли на уступки! Эта отсрочка… Говорите спасибо вашему другу Орловскому, он слишком за вас беспокоится, полупан. — Поверьте, я всё успел и благодарен. Поедемте, граф, к моему поместью. Золото в овине. — Чародей вскочил на коня. Примеру его последовал Яков. — Степан, беги в лес, — обратился Вишнецкий к оборотню на той стороне, — более ты мне не потребуешься. Степан без единого слова кивнул, ударился оземь и, обернувшись в зайца, ускакал прочь в глубь чащи. — Ох и престранные у вас слуги, — недовольно пробубнил Лихслав, провожая лису, оленя и зайца презрительным взглядом, — эти ваши магические штучки! Какая гадость. Как так можно с живыми людьми? Властош только улыбнулся, сделав вид, что не расслышал вопроса, тронул пятками Дамана. Обернись маг лисом или кречетом, верный Даман услышал бы его мысленную брань и проклятия на голову Лихслава. Вслух же Властош учтиво спросил графа, как прошло время в дороге. Про то «как вы доехали или как прошла ваша дорога, достопочтенный сударь?» в приличном обществе всегда было принято спрашивать. Чёртов этикет! — Нормально, — холодно отозвался канцлер, садясь в карету. — Едемте быстрее, здесь холодно, как на кладбище! Извозчик хлестнул вожжами лошадей. Экипаж тронулся с места по тропе через сам купол. И стоило только карете и людям въехать во владения пана, магическая брешь в стене, позади, по велению чародея, закрылась.***
Дорогу через лес они проехали молча. Властош сохранял спокойствие, ехал горделиво выпрямившись, хотя странное предчувствие не покидало его душу. Всё нормально. Настасья в темнице, тебе, пан, не о чем переживать. Лихслав даже не знает о ней, не ведает о существовании подземелья. Всё будет хорошо. Постарайся заплатить за дочку Якова и отдать золото как можно скорее, и гони взашей королевского пса. Всё будет хорошо, Властош Ладович. Не тревожьтесь понапрасну… — Сколько у вас душ, полупан? — раздался вдруг безжизненный голос из кареты, вернув шляхтича в реальность. Властош понимал, почему граф интересуется: они спокойно и уже не галопом, а мирным шагом проезжали пшеничное поле, и советник увидел крестьян, довершающих уборку пшеницы. Те исподлобья на него поглядывали. Слов не говорили, не кланялись. Канцлеру не понравилось такое обращение. По его мнению, пред ним обязаны были трепетать, целовать длани и, как говорили, ещё в царской Славении, челом бить, но здесь его законы не действовали. Лихслав побагровел от ярости, когда увидел — кланяются эти оборванцы только пану чародею. — Вы, кажется, меня спрашивали, господин Лихслав, в прошлом году, — резонно заметил Вишнецкий. — Забывчивость, верно? Ну, для вашего возраста это нормально. Чёрные глазки советника люто сверкнули за стёклами пенсне. — То было в прошлом году, — скривил он большой рот. — Мне любопытно, сколько сейчас! — «Сгинул кот от любопытства». — Это — угроза? — Ну что вы! Если бы вы побольше читали, то знали бы: это — славенская поговорка. Лихслав скрипнул зубами, когда услышал чей-то смешок: то ли одного из лакеев, то ли кучера, он не разобрал. О численности крестьян Властош мастерски умолчал. Лихслав, как граф, также числился крепостником и на его землях трудились тысячи несвободных людей. Он нашёл, чем зацепить Вишнецкого во время пути. Экипаж остановился посреди поля. Канцлер вышел из кареты и шляхтичу пришлось спешиться с коня. — Несчастные, измождённые крестьяне… Вы их вообще кормите, полупан? Так выглядят, что страшно смотреть. Я-то со своими трудягами не обращаюсь, как со скотом… Если бы Вольцейховски был без охраны, Вишнецкий одним словом бы сжёг лицемерного ублюдка на месте. Но вместо оного, пришлось вопросительно улыбнуться. Яков настороженно поглядывал на невольников, подходивших к гостям с косами и серпами наперевес. Интерес подвиг самых смелых приблизиться, были среди них и дети. — Я правильно понял, вы хотите сказать, дескать я плохо обращаюсь с моими работниками? — нарочито громко уточнил Вишнецкий, удобнее перехватывая посох. Глазницы черепа грозно засияли, как два фонаря. Лихслав на всякий случай отошёл. Он боялся магии, как огня, и тем не менее — Ах, какой парадокс! — обожал золото, полученное из магической пшеницы. Властош решил обратиться к крестьянам и спросил, впрямь ли он так жесток с ними? Разумеется, люди ответили в пользу пана, догадываясь о последствиях. Мнения на тот счёт были у каждого разные. Люди в белых сорочках и пёстрых вышиванках попросту не знали такого причудливого слова, как жалоба на господина. Выпала тебе тяжёлая доля — так терпи, работай да молчи в тряпочку. Но здесь и сейчас, почти каждый понимал, ради чего канцлер разыграл такой спектакль! Не ради улучшения жизни невольных, нет, (он сам слыл известным извергом), но для выгоды и зацепки против Вишнецкого. В поле воцарилась душная тишина. Но длиться долго ей было не суждено: к пану Вишнецкому, крича тоненьким голоском, бежала маленькая девочка. Разноцветные ленты, украшавшие венок на её головке, летели за ней следом. Заринка. Хрупкими ручками она обняла чародея за талию, заслонила господина собой, а на канцлера обратила суровый, поистине не детский взор. — Не смейте обижать нашего пана! Он любит нас, а мы любим его! Вы не можете его оскорблять! Это неправильно! На лице застывшего Лихслава отобразилась странная, какая-то звериная ухмылка: — О, я пока ещё не начинал, маленькая дрянь… Заринка, испугавшись перекошенной улыбки государева пса зажмурилась, уткнулась в мантию пана. Властош прижал девочку к себе, ласково погладил по макушке. Её родители Карпо да Ганна, опять не уследившие за ней, оцепенело следили издали то за Вишнецким, то за советником. Властош снова смолчал. И всё было бы нормально, оба успокоились и продолжили путь к овину, если бы… не появившийся в поле совершенно неожиданно и резко крестьянский парень. Судя по кудряшкам, неровной слепой походке, это был Ивашка. За ним едва поспевала Анфиса. Она останавливала смельчака, умоляла не делать глупостей; кричала, что любит и не хочет его смерти, но тот отмахивался от неё, будто от надоедливой мухи. — Мне терять нечего, Анфиска! Пусть знает! Ивашка подбежал к господам, наощупь почувствовал канцлера и прилюдно упал пред ним на колени. Из глотки вырывались хрипы, рыдания и причитания о том, как Иваше плохо здесь живётся, как его ослепили и как часто бьют. Лихслав равнодушно выслушивая кмета, медленно поднял глаза на Властоша. — Обычное дело. Холоп плохо справлялся со своей работой, — спокойно отвечал Властош, изнутри браня все силы, которые только существовали в мире. — Уверен, вы бы также поступили, граф Вольцейховски. Кивком чародей приказал Якову убрать Ивашку вон, чувствуя — сейчас может произойти нечто неладное. Заринка, до сих пор не отпустившая волшебника, тихонько всхлипнула. — Нет! — завопил Ивашка не своим голосом, вцепившись в бордовый мундир советника. Хлопец напоминал утопающего, схватившегося за соломинку. — Я вам расскажу великую тайну, почтенный граф! Властош Вишнецкий замышляет против вас и короля заговор!.. — Что ты несёшь, болван?! — вскричал маг, сердце его забилось о рёбра с неистовой силой. Никто не услышал отчаянных дрожащих слов Анфисы: — Что ты делаешь… Яков рванул отцепить юношу от канцлера, но последний одним лишь жестом остановил его: — Пускай договорит! — О, почтенный граф! Самое страшное — пан нашёл Искусницу! Девочку, которая обладает такой силой, что убьёт Его Величество и вас вместе с ним! Они замышляют переворот! Советник раскрыл рот, воззрился на Властоша, требуя объяснений. Смертельный ужас застыл на лицах крестьян… Волосы мага побелели до кончиков под стать его бледному лицу. Испуганная Заринка зарыдала сильнее. Самое плохое, что могло произойти, произошло…