Коцка је бачена
Сербская пословица
Три часа спустя экипаж въехал в ворота города. Окружённый белокаменной стеной Вишнёв, наподобие Погоста раскинулся на возвышенности. Если бы человек умел летать и мог взмыть вверх, под самые облака, то с высоты увидел бы, что город из-за обилия бело-красных построек похож на полотно чистого снега, окроплённое кровью. В бело-красных лабиринтах то и дело пестрела зелень. На улочках города росли яблони, клёны и яркая, ароматная облепиха. Богатые горожане, по большей части чародеи, любили высаживать деревья, кустарники и цветы. Они заставляли крестьян следовать их примеру, хотя последним было выгоднее развести в своём дворе огород, нежели полоть клумбу с резко пахнущими нарциссами или лилиями. «Положь розу себе в кашу заместо картопли — вкус придашь блюду особый, да господам-волшебникам на потеху» — любили поговаривать подневольные люди, скрывая за смехом горечь. Посреди усадеб издревле бояре, а теперь и помещики всё продолжали выращивать собственные вишнёвые сады, отдавая дань названию города. Красно-белый, величественный, один из самых древних городов Славении, и второй по значимости после Чаросвижа город колдовской знати даровал начало известным дворянским родам. Из него происходили такие семьи, как Верховецкие, Орловские, Гривичи и сами Вишнецкие, получившие престижную фамилию в честь названия старого поселения. Вишнёв. Говорили, что он находился под защитой древних богов, как город-побратим Чаросвиж: страшных происшествий или нападений на представителей необыкновенного ремесла почти не случалось. Крестьянские бунты паны-волшебники умели быстро подавлять. Зачинщиков карали довольно просто, зато на обозрение всем: вешали прямо посреди цветочных садов. На лице Властоша, въехавшего в своё «родовое гнездо», отразилось напряжение, когда он проезжал главную площадь: шибеницы уже не терялись в яблонях и клёнах, их стало гораздо больше… Вишнецкий, сжимая ловец снов, смотрел в окно кареты на проносившиеся позолоченные кроны деревьев, белокаменные фонтаны и мелькавшие между ними деревянные виселицы, служившие предупреждением любому дерзкому кмету. — Удивительно, как вписываются они в архитектуру родного города, — прошептал сам себе Властош с лёгкой усмешкой. — Знаешь, словно так и было задумано… Он поглядел на Якова. Тот мрачно глазел на небольшие эшафоты, на раскачивающиеся в петлях тела. В нос помимо сладчайших цветочных ароматов, запахов корицы и кофе, доносившихся из лавок соседней улицы, вдруг резко ударил смрад мертвечины. Злотенко скривился, когда увидел стаю ворон, клюющих глаза трупу на шибенице. — Интересно, — подал голос приказчик, не смея оторвать взора от мелькавших между садами жутких картин. — А чем шляхтичи-чародеи отличаются от короля, его советника и им подобных? Ваши собратья по ремеслу тоже лихи на расправу с простым людом. Властош исподлобья посмотрел на слугу. — Видимо, друг любезный, мне твою Злату не стоило из королевской темницы вызволять, раз так заговорил… — А я не про вас сейчас толкую, пан, и вы прекрасно знаете, — покачал головой Яков Миколыч, наконец-то отвернувшись от окна. — Я говорю про них. — Если казнили — значит за преступление, а не ради забавы. — Ну да, конечно… Верно, вон тот несчастный холоп ягоды спелые своровал с помещичьего сада… — Умолкни, Злотенко, — сквозь зубы процедил Властош, грозно впившись в Якова взглядом. — Не подводи ни себя, ни меня. Хотя бы здесь… Возможно, Яков, и был прав, но заговаривать об оном, находясь в улье жалящих ос уж точно не следовало — Вишнецкий говорил дело. Яков замолчал, устало прикрыл глаза, откинув голову на стенку кареты. С улицы доносилось множество голосов, мешались говоры. Вишнецкий услышал привычный заходский шипящий язык, берущий начало из древне-славенского. На общем восточном и южных наречиях господа не говорили: по мнению многих, на «мужицких наречиях» тараторили только крестьяне. С широкой улицы разлился весёлый девичий смех. — О, смотрите, волховский пан едет! Волховский пан едет! — колокольчиком звенел голосок прелестной панночки в белом, сопровождаемой каким-то вельможей. Властош велел остановить экипаж, поправил одежду, волосы, надел меховую шапку с пером и вышел из кареты навстречу знати. Яков неохотно последовал за ним. Снедаемая в пути жарой и нехваткой воздуха, Анфиса почти падала на брусчатку. Из жалости приказчик дал ей воды и разрешил сесть к Осипу на козлы. — Добры джень, пан Вишнецкий, — заговорила на старо-славенском девушка в душегрее, отороченной мехом, и позволила Властошу поцеловать свою изящную ручку. Скрывать настоящее имя здесь не имело смысла: главу Волховской Шляхты мог узнать любой. — Рад видеть вас, панове Вран, — чародей и сам перешёл на заходский, с уважением обращаясь к паре в почтительном поклоне. — Давно вас тут не было видно, всё в своём имении время проводите. И так далеко от нас, — сказал супруг пани Вран — пан Грислав. Властош, огорчённо улыбнувшись, выдохнул, вспоминая их имена. В юности помимо заклинаний приходилось заучивать сотни чародейских известных фамилий вместе с треклятыми родословными. Жену Грислава, кажется, звали Барбарой. — Много дел, увы. — Верно говорят, будто вы нелюдим, — изрекла дивная сударыня. — Но мы вас всегда готовы встретить, как родного. — Я чаю, пани, на праздник Новолетья приехать в Чаросвиж и пригласить всех волшебников на бал. Нам будет, что отметить, помимо Коляды и Нового Года. Мы с вами живём в очень интересное время, господа. — Ох, как любопытно вы говорите! Что же мы будем праздновать? — Пока — секрет, пани Барбара, — Властош ей подмигнул, но тут улыбка его померкла. Звенящий смех и ароматы сладостей вмиг разорвал скрипучий, как февральский мокрый снег, голос какого-то простака. — Будьте вы все прокляты, чародеи! Твари! — орал он на всю улицу, привлекая внимание жителей. — Ничем вы государя-лиходея не лучше! Одна власть грызёт глотку другой власти! — Ох, это мой горланит, — посмеиваясь, молвил Грислав, и Властош заинтересованно обернулся. — Ну, ничего, недолго осталось, скоро заткнётся навеки. К ещё одной виселице, «украшавшей» уличный перекрёсток, люди пана Врана вели связанного мужика в оборванной вышиванке. По лицу его стекала кровь, глаз опух, — видно, связать ему руки стоило больших сил, так, что пришлось бить до полусмерти. — Что он сделал? — серьёзно спросил Вишнецкий, следя за тем, как холопа заставляют подняться на помост, встать на хлипкую подставку и затягивают на шее петлю… — Ах, эта гнида? — улыбку словно пришили к лицу пана Врана, не смевшего оторвать блестящего взора от эшафота. — Он дом мой тайком решил поджечь да других подстрекал. Видите ли, спину устал гнуть на хозяев. Он — северянин, навжиец, Властош Ладович, нрав у них такой, буйный. — Да, с северянами я знаком, — обронил Властош, припомнив Настасью и кижичан. Держа под локоть супругу, Грислав направился вперёд. За ними последовали Властош и Яков. Карета пана неспешно поехала за господами. Мужик не прекращал созывать народ. К шибенице подтягивалась толпа. Дворяне бросали шутки, лица их слуг же были мрачнее гробовой завеси. Вишнецкий и сам, бледный, как полотно, шёл за панами, совсем позабыв о том, что его в корчме ожидает Мара. — Что же, кроме смерти, у этого человека нет иного выхода? — Отчего же? Вы, как глава Волховской Шляхты можете его помиловать, коль сочтёте нужным. Но, подумайте, надо ли оно вам? Его не исправит даже плеть. Сегодня он желал сжечь поместье, завтра — спалит весь город. — Таких только вешать, — развела руками пани Барбара, а супруг её тихо добавил: — Ох, ягодка моя, будь моя воля: я бы взял этих северян-вольнолюбцев да запер бы в их храмах деревянных, да сжечь бы приказал вместе с иконами, чтобы и пепла не осталось… Он говорил так, словно рассуждал о самой сладкой своей мечте. И Барбара, облокотив головушку ему на плечо, поддерживала слова мужа. Властош хмуро взирал на ронявшего проклятья крестьянина, затем на толпу, жаждущую расправы. Все ждали решения пана Врана, а тот — заключения Вишнецкого. Самосуд. Это был просто самосуд. Нечто странное, вроде сомнений закралось в душу Властоша. Он бы мог остановить приговор без суда, высказать то, что хотел, но идти против толпы дворян, поддержка и помощь которых была ему необходима, не смел. Не сегодня. — Что же вы молчите, господин Вишнецкий? Люди ждут. — На вашем месте я бы пока не спешил карать, до выяснения дела. За подстрекательство отправляют на каторгу, но… Конечно, вы — шляхтич, оттого и в праве распоряжаться своим имуществом, как вам будет угодно! Голос Вишнецкого от бессилия сделался раздражённым. Грислав рассмеялся: — Даже, если я его прикажу четвертовать взамен петли? — Ваше право. — Ох, какие ужасы ты говоришь, милый, — оживилась вдруг пани Барбара. — Мы же не в древности! Как жестоко и кроваво! Властош поджал губы, подавив смешок. Чародеи издревле терпеть не могли грязи и предпочитали практичность и простоту. Так они говорили сами. Потому, в выборе казни всегда выигрывало повешение. — Нелюди! — кричал, не сдаваясь холоп. — Когда ж народ-то подымется с колен?! На вас всю седмицу без продыха! Уж лучше сдохнуть сразу, чем так жить, когда твои дети мрут как мухи один за другим! Ванюшка мой! Петруша! Машенька! На вас, твари, служители бесов, их смерти голодные! Будьте вы прокляты! Будьте вы все прокляты! Властош на словах про быструю смерть, усмехнулся: шляхтичи-чародеи не заморачивались расчётами, не строили высоких эшафотов и вешать правильно никогда не умели. Пан глянул на приговорённого, по длине верёвки и положению петли понял: перелома позвонков не будет. Преступника ждало медленное удушение, а господ — долгожданное зрелище. Грислав, несмотря на вопли слуги, как ни в чём не бывало, продолжал беседовать с супругой: — Ягодка моя, в заморской Ражафье до сих пор практикуют четвертование, но помнится мне, когда я путешествовал по той дивной стране, встретился я там с одним интересным палачом и учёным! Тот ражафец разрабатывал схему необычного устройства для отсечения головы! Конструкция с огромным лезвием, хотя в кг’агтавых, — передразнил он ражафский акцент, — я даже не сомневался! Эта машина действует в одно мгновение, согласитесь, лучше, чем постоянно махать тупым топором? — обратился Грислав к пану Вишнецкому с горящим энтузиазмом в глазах. — Представьте, сколько бунтарей можно казнить за один день разом! — Панове, мне очень интересно, но, вы меня простите — я спешу. Увы, времени у меня слишком мало… Извольте откланяться. — Ах да, конечно-конечно, не смеем задерживать. А мне, как видите, нужно завершить одно дело. Господа-соседи требуют того же… Зарец, отойди от шибеницы! Я сам… Вишнецкий проводил мрачным взором пана, отлепившегося от жены. — Чтоб вас государевы псы пожгли на кострах, и сами сгорели, — не унимался крестьянин, разрывая угасающим голосом застывший сладко-цветочный воздух Вишнёва. — Ворогов Славении, язычников проклятущих, чтоб Единый вас покарал, чтоб… Договорить он не успел — волшебник-шляхтич с широкой улыбкой взмахнул рукой, и подставка вылетела у осуждённого из-под ног. Властош вздрогнул. По толпе пронёсся одобрительный гомон. Грислав и Барбара заворожённо смотрели, как их невольник задёргался на верёвке, тщетно ища ступнями опору. Вишнецкий отвернулся, не выдержав внезапного заливистого смеха панночки. Он напоролся на Якова, мрачного, вопрошающего взгляда которого хватило Властошу, чтобы всё понять. Анфиса, зажав рот ладонями, рыдала. Чародей шумно выдохнул, вспоминая как убивал дедушка. Подняв ладонь перед собой, смотря на Якова, Властош резким движением повернул кисть руки. Послышался хруст. Затихли хрипы. Последние судороги пробежались по телу казнённого. Холоп со сломанной шеей, избавленный от долгих мучений, повис в петле. Со стороны господ послышались огорчённые вздохи. Содеянного Вишнецким никто не заметил. — Поехали отсюда, времени в обрез, — чародей тяжело дышал, исподлобья смотря на Якова туманным взором. В молчании Якова кричало противоречие, он не знал, что сказать. — Рады были увидеться с вами, пан Вишнецкий! — крикнул вслед Грислав Вран, но Властош, чувствуя тошноту, щекотавшую горло, ничего не ответил и молча последовал к экипажу. Анфиса, неотрывно смотревшая на мёртвого, едва успела опомниться, когда Осип приказал ей спрыгнуть с облучка и вновь следовать за каретой. Девчонка в ужасе понимала — она попала из огня да в полымя. За куполом имения Властоша, смерть жала жизнь, как крестьянка — колосья пшеницы — быстро, чётко и беспощадно.***
Ворожьим Кварталом называли дворы-колодца и запутанные лабиринты тёмных переулков на северной окраине Вишнёва. Место, к которому ехала карета, не отличалось дружелюбием, но именно там, в тайных двориках находилась известная корчма «Чёрный Кот» — любимое место отдыха у помещиков-чародеев, где можно было плюнуть на весь этикет и стать самим собой. Экипаж остановился посреди солнечной улицы, прямо перед аркой, ведущей в отдельное мрачное государство бело-алого города. — Вы один пойдёте? — уточнил взволнованно Яков. Властош, всё ещё не сладивший с мыслями и думавший, верно ли он поступил, не сразу расслышал вопрос Якова. — Да, Злотенко, один. А ты за девчонкой следи. Мара меня ждёт там, она обещала. Я скоро вернусь, и мы поедем все вместе в гости к Мирону Орловскому. Он должен знать. — Да тут весь Вишнёв должен знать, по вашему мнению, да только в спасении они не нуждаются, раз столько виселиц понатыкали как фонарей уличных. — Не остри, время такое. Яков горько вздохнул. Несмотря на тёплое солнце, управляющий поёжился, крепче укутался в шинель и нехотя отпустил пана. … Властош хорошо помнил путь к тайному заведению. Последний раз он посещал его несколько лет назад. Он шёл и встречался на пути с колдунами-дворянами, живущими в этих дворах-колодцах и выходящих как раз из корчмы. Многие узнавали главу Шляхты: мужчины салютовали остроконечными шляпами, женщины приседали в реверансе. Властош всем отвечал сдержанными кивками. Про себя надеялся, что память его не подведёт в поисках нужного поворота. Всего их числилось тринадцать, а свернуть нужно было на восьмом. Вишнецкий, крепко вцепившись в суму от нарастающего волнения, завернул за нужный угол. И оказался уже в тёмном, безлюдном переулке. Лучи солнца в эти междомовые щели-проходы никогда и не думали заглядывать. Сырость и сквозняк заставили пана содрогнуться. Перед глазами потемнело настолько, что маг непроизвольно подумал о поспешности своего решения не брать с собой Якова. Но, кто тогда остался бы следить за экипажем и крестьянами? Судорожно переведя дух, так, что ему показалось, будто он услышал эхо от своих же вздохов, Вишнецкий неспешно направился вперёд. Место и впрямь мрачноватое, раньше он этого совсем не замечал и… не тревожился так. … В полной тишине Властошу почудилось, словно за ним кто-то идёт. Волшебник осторожно обернулся, но никого не увидел. Он продолжил путь и споткнулся на ровном месте. Преследователю этого оказалось достаточно. Всё произошло в считанные секунды. Позади метнулась фигура в плаще. Чародей не успел опомниться, незнакомец крепко зажал ему рот. Лязгнула сталь, и Властош почувствовал у горла лезвие собственного кинжала. — Ну-с, кто тут у нас? — раздался насмешливый голос. Где-то пан его уже слышал, только, немного в иных обстоятельствах. — По одёжке, видать — помещик, хороша добыча, — продолжал грабитель. — Да, и не простак наверняка. Жаль только, колдовать в таком положении неудобно. Денежки имеются, господин волшебник? Я сейчас уберу руку, а вы просто скажите «да». Ругаясь про себя на свою беспомощность, Властош подтвердил, что деньги у него есть. Якова всё же надо было прихватить с собой… Эх ты, дуралей! Ты ведь не всесилен или забыл? Слуга бы мог защитить, а так… — Прекра-асно. Тогда, будьте любезны, всё до последней гривны в кошеле киньте на землю. Только, без глупостей, пан Вишнецкий, — разбойник в плаще бархатно рассмеялся в ухо Властошу. Помимо знакомого тембра, маг в недоумении подметил, что бандит ещё и его фамилию знает! Властош обрёл дар речи. — Я глава Волховской Шляхты, — молвил он, стараясь говорить спокойно, но убедительно. — Если со мной что-то случится, тебя вздёрнут на самой высо… Рот опять крепко зажали, прервав фразу. Теперь Властош не мог даже прошептать заклинание. — Ну всё, полно! Кошель, или режу глотку!.. Странно дрогнул голос лиходея. Сердце Вишнецкого пропустило удар, но даже через зажатый рот он позволил себе иронично усмехнуться. Неужто, разбойники всегда поступали по-другому, «по благородному»? Забирали и щадили? В редких случаях. Этот тоже не станет церемониться, мелькнуло в думах Властоша, быстро перебирающего нужные заклинания. Подходящих было мало, так ещё и паника чёрным комком в груди стесняла дыхание. Успокойся, ты же — чародей! — Считаю до трёх, пан! Сосредоточься, волшебник! У тебя есть три секунды! Сумбурные мысли проносились у Вишнецкого в голове, но среди них он всё же чудом поймал нужное заклинание. Сделал вид, что достаёт кошель. Мысленно — быстро, но чётко выкрикнул слова, представляя рукоять своего кинжала, докрасна раскалённую в пламени: «СПАЛЫЖ ЯМУ ДАЛОНЬ!» Разлился вопль. Разбойник выронил оружие, рукоятка которого вмиг покраснела и с шипением обожгла ему ладонь. Властош ловко перехватил кинжал, не чувствуя от него боли, и выбросил вперёд руку. Из ладони ударил поток белого пламени, врезавшись прямо в грудь незнакомцу. Поток энергии отшвырнул его к стене. Обратив кинжал в меч, Вишнецкий рванулся к грабителю-неудачнику, распластанному на земле. — Кто ж тебя послал-то, тварь?! — разъярённый Властош наступил сапогом ему на грудь, приставил острие меча к шее. — Говори! Убью! — Власт, стой! Стой-стой! Знакомый голос прозвучал диким испугом. Капюшон спал с головы разбойника, и по его плечам рассыпались элегантно завитые огненные кудри. Властош удивлённо ахнул. Даже сквозь полутьму, маг сумел узнать черты добродушного лица. — Мирон Мстиславич, ты?! — Я-я, успокойся! Я просто пошутил! Неплохо так поменял тембр, ты даже не догадался! Это была простая проверка на смекалку для самого внука Криоша! — Голос его из «разбойничьего» скрежещущего плавно перетёк в мягкий и тёплый. Руку Мирон, правда, всё никак не мог исцелить от ожога. Властош стоял над ним, замерев статуей и слушал с раскрытым ртом. — Я бы тебя отпустил… Но ты и так справился со мной! Молодец! Я стал таким неуклюжим, опять проиграл. Ну а что ты хотел от волшебника-недоучки? Власт, я тебя так редко о чём-то прошу, но сейчас, пожалуйста… Можешь убрать меч от моего горла?.. Клинок от представителя Шляхты пришлось отвести в сторону. — Ты… с ума сошёл?.. Мирон с горькой усмешкой поднял взгляд чёрных глаз на Властоша. — Да брось, ты позабыл, видно, мы и не так раньше веселились. Орловский рассмеялся, шутливо грозя пальцем. — Я был совсем юнцом тогда. Старая ты скотина, я же мог тебя убить! — Властош, обратив меч в кинжал, вложил его в ножны. — Мирон, мать твою! Рисковал же страшно, чёртов шутник! Я тебя обжёг… Давай руку, — Вишнецкий, бранясь, протянул Орловскому свою. Немолодой пан вцепился в неё и встал на ноги. На исцеление пострадавшей ладони Властошу потребовалось время. — Спасибо, Власт. Но, знаешь, попался бы в лапы к настоящему убийце — медлить бы тот не стал. Ты, к сожалению, не успел отреагировать, когда я уже шёл за тобой. Отличник Института, подумать только! — Не смей язвить. — Я просто хочу сказать, чтобы на магию надеялся да сам не плошал! И вообще был осторожен. Всегда. Время нынче такое. Прости меня ещё раз, коль напугал, — Орловский распростёр руки. Властош, до сих пор пребывая в смятении, позволил себя обнять. — Верно, не кошельком обыкновенному разбойнику следовало бы интересоваться? — хохотнул Мирон, приглаживая рыжие, посеребрённые лёгкой сединой локоны. Кивком указал он на сумку Властоша: — Чего там у тебя? Толстая сума какая! Опять всего набрал ненужного! Как красна девица, ей-богу, побрякушки всякие с собой тащишь. — Не побрякушки, Мирон. Это — книга, — раздражённо ответил Властош, наполовину вытащив чёрный фолиант из сумы. Глаза пана Орловского блеснули любопытством. — Интересный гримуар нашёл. — Где ж такое сокровище отыскал? Видно сразу, ценная вещица. Ох, а как вообще ты доехал? Останавливался в Кижичах? — Как раз, в деревне Кижичи книгу мне и отдали. Долгая история. Останавливался. Кстати, спасибо тебе за совет остановиться на ночёвку именно там! — Властош подчеркнул последнее слово. — Я давно таких эмоций не испытывал! Такие гостеприимные люди оказались, просто прелесть!.. — Что-то случилось? — О, нет-нет, ничего особенного, если не считать того, что меня всей деревней пытались вилами заколоть из-за фамилии моего дедушки. Настанет время, и я когда-нибудь её сменю! Жаль, родство поменять нельзя… — Ох, да неужто Криош… Его рук дело? Властош кивнул. Орловский помрачнел. — Рассказывай. — Давай не здесь, Мирон. Мне нужно к… — К нашей красавице, понятно. Брови Властоша заинтересованно взлетели на лоб, придав бледному лицу оттенок насмешливого удивления: — Нашей?.. А с каких пор… — Ох, ну не придирайся ты к словам! Идём скорее в корчму. Там спокойно пообедаем, а когда в усадьбу ко мне приедем, подробно всё расскажешь, ты прав, проще дома побеседовать. Идём-идём. Мара тебя уже давно ждёт!***
Мара его совсем не ждала. Вернее, ждала, но не слишком скоро. Травница волновалась лишь об одном: что не успеет как следует наесться одна, и в нетерпении предвкушала свой заказ. В «Чёрном Коте» готовили вкусно, но, увы, очень долго. Самое страшное — Мара к подаче блюд не на шутку изголодалась. Она сидела за самым дальним столиком в тени сводчатого зала, жадно поглядывая на блюда, которые подавали другим господам. Три дня она провела с Ивией, захворавшей женой пана Орловского, и врачевала, намеренно ничего не беря в рот. Она потеряла слишком много сил. Потому, когда Мирон привел её в корчму и велел не отказывать себе ни в чём, знахарка отказываться не стала. Она даже почти забыла о приезде Властоша, которому от неё что-то было нужно, вроде какая-то лекарственная трава. Мара не помнила. Даже любовь отходит на второй план, когда ты сильно хочешь есть. Мара отвела взгляд от жаркого, дружелюбно манящего за соседний столик, и посмотрела вверх, на окно. Из-за витражных красно-жёлтых окон под самым потолком сводчатый белокаменный зал корчмы казался золотисто-оранжевым, но был по большей степени затемнён, ведь находился он в подвале жилого дома хозяев этой самой тайной таверны. Магия и различные странности были здесь не в новинку, потому гости Ворожьего Квартала никогда не удивлялись забегающим полакомиться в корчму чёрным котам, свечам в тыквах-фонарях, украшающих собой каждый столик, и даже метле, которая, танцуя, подметала пол сама по себе! Уже за то, что помело слыло волшебным, его, по мнению канцлера Лихслава, следовало сжечь на костре вместе со всеми посетителями корчмы. Благо, в Вишнёв люди узурпатора не заявлялись. Мара видела, какие строгие меры принимали волшебники, дабы сберечь себя, но сейчас не желала думать ни о властях, ни о происходящем безумии, которое пока ещё не достигло своего пика, ни о том, что будет с людьми в ближайшем будущем. Она слишком утомилась и ныне просто ждала возможность наконец потрапезничать. В один момент травница не выдержала и окликнула мальчонку-подавальщика, пробегавшего мимо: — Эй! Долго мне ещё ждать свой заказ?! — Сию минуту, пани! — голос мальчишки испуганно задрожал. — Клиентов сегодня тьма-тьмущая! Сейчас! Сейчас принесу, пани! — Да я не па… Но мальчик, стрелой полетевший на кухню, услышать не успел. Вскоре перед знахаркой накрыли настоящий обед. Смачный аромат борща притягивал к себе взоры и носы всех постояльцев, но ведьма его отодвинула в сторону, решив начать с картошки, приправленной розмарином, и куропатки в клюквенном соусе. Жареная золотистая куропатка засочилась жиром, когда Мара проткнула её серебряной вилкой. Хозяева с поддержки богатых господ-завсегдатаев могли позволить кушать гостям приборами из серебра. Они знали — украсть драгоценность из чародейской корчмы не решится никто. Воров ждали виселицы, которыми, точно сорняками, был усеян и отдалённый Ворожий Квартал. Мара Васильевна старалась о плохом не думать. — Ну привет, моя пряненькая! С тебя начнём или же… — Мара любовно посмотрела на картошку и со словами: — Давно не виделись, моя хорошая, так что ты — первая, — и отправила её в рот. — Ведьма прикрыла глаза от наслаждения. Она настолько увлеклась блюдами, что не увидела подошедших к столику двоих мужчин. Властош застыл, попытавшись усмирить различные мысли по поводу приветствия той, по которой он успел соскучиться. Понимая, что сидящая за столом Мара всё ещё его не заметила, он наклонился над её головой и сладким голосом проговорил: — Извините, что прерываю беседу с куропаткой, но извольте заявить о своём прибытии! А ведь вы клялись, Мара Васильевна, клялись, что будете худеть, а сами вон как, втихаря на жирненькое налегаете. «Идиот, ты должен был сказать другое!» — закричал в голове Властоша его собственный голос. И голос разума был абсолютно прав. Визит был ожидаем, просто, когда трое суток не спишь и спасаешь жизнь человеку, память отказывается нормально работать. Мара вздрогнула от испуга и неожиданности, поперхнулась и вдруг с ужасом ощутила, что не может вдохнуть. Кусок горячей картошки застрял в горле. Чернокудрая закашлялась, схватившись руками за шею. Постояльцы один за другим поворачивались на звуки. Мирон поинтересовался, всё ли у Мары хорошо, но она только вцепилась в его плащ, задыхаясь. — Кажется, подавилась, — констатировал Орловский. Властош устало поглядел на него. — Да, не кажется, Мирон, а так и есть. Ты же говорил, она меня ждала и рада будет видеть! Мара сумела, несмотря на нехватку кислорода, бросить на Властоша яростный взгляд. Мальчик-подавальщик уже мчался со стаканом воды, кто-то предлагал заесть хлебом, но Вишнецкий спокойно, можно даже сказать, лениво обошёл столик. — Ну почему, у нас с ней всегда всё идёт через… Галдёж посетителей и судорожный кашель Мары оборвали его фразу. Властош крепко обхватил травницу обеими руками под грудью и так резко рванул на себя, что большой кусок вылетел у несчастной из горла, даруя желанный воздух. Посетители все, как один с любопытством смотрели на эту сцену. — Воистину, самая романтичная встреча за всю историю Славении, — тихонько посмеиваясь, протянул Орловский. Властош огрызнулся: — Сейчас договоришься! Мара долго не могла откашляться, с тревогой понимая, что из-за внезапного прибытия долгожданного гостя едва не погибла. — Властош… Я же… Кхе-кхе! Я ж тебе этого не прощу, ну нельзя же так подкрадываться незаметно! Козерожья твоя душа! Чуть не подавилась из-за тебя! Негодяй! Мара, опустив взгляд, увидела, что руки, которые были сцеплены под грудью, Властош убирать не спешил. Забылся. — Лапать меня прекрати, люди смотрят, — прошипела знахарка. Властош лишь усмехнулся, но всё-таки соизволил расцепить изящные пальцы и с небывалой любезностью поднёс к губам травницы чарку прохладного кваса. Она залпом её осушила, и кашель наконец прекратился. Властош и Мирон, со смешками переглянувшись, уселись напротив целительницы за накрытый вышитой скатертью стол. Толпа, тупо глазевшая на «представление», вернулась за свои столики. Мара, вновь продолжив нагло прерванную трапезу, попросила перейти ближе к делу. Что там от неё Вишнецкому требовалось? Лекарственная трава горечавка?.. — Верно. — Прости, но все травы и суму я оставила у Мирона Мстиславича в усадьбе. Если он разрешит, то могу ли просить для нас ночёвку до завтрашнего дня? Орловский чуть ли не вскочил со стула, настолько он поразился: — Да как же вы можете такое говорить, Мара Васильевна? Как могли только подумать о том, что спасительницу моей супруги выгоню? Я вас с Властошем на улице не оставлю, вы как не друзья мне, ну ей-богу! Ничего, ко мне отправимся, гостями желанными будете, там как следует обсудим последние новости, а пока лучше пообедайте. — Да уж, новостей много, — мрачно произнёс Властош, невольно поглядев на суму, в которой мирно ютились книга и ловец снов. В этот момент румяная пухлая девушка подала Мирону горшочек картошки, жареную куропатку и кружку кваса. Властош есть отказался, попросив вместо обеда только зелёный чай с лимоном. — Вишнецкий, мне твоё лицо не нравится… — травница покачала головой, — Ты какой-то бледный, страшнее смерти. Чародей исподлобья бросил взгляд на обеспокоенную Мару. — За комплимент спасибо. — Да не за что… — А это он, видать, ещё не отошёл от шока, когда несколько минут назад я на него напал, — Мирон, сидящий рядышком, ухмыльнулся и похлопал по плечу друга, но тот, видимо, был против — убрал его руку с плеча. Мара попросила разъяснений. А когда услышала эту историю, рассмеялась так громко, что на неё в третий раз начали обращать внимание постояльцы. Вишнецкий сидел, сложив на груди руки, и недовольно глядел на ведьму, которая смахивала выступившие на глазах слёзы. — Это и есть величайший волшебник Славении Властош Ладович Вишнецкий?! Выпускника Института в тёмном переулке прижал разбойник, а маг и сделать ничего не мог? Так бы и зарезали, если бы пану не пришло в голову нужное заклинание! Поделом тебе за все твои лиходейства! Представляю, как ты испугался! Мара рассмеялась ещё громче. Мирон тревожно переводил взгляд с Мары на Властоша, но от еды не отрывался, и со стороны казалось, уже сто раз пожалел о том, что рассказал. Властош смотрел на знахарку убийственным взглядом. Будь на её месте кто-то другой, его ярость закипела бы и сожгла того смельчака, кто вздумал так открыто смеяться над ним. — Это, по-твоему, смешно, дорогуша? — Ну, забавно! А ты что, обиделся? — голос Мары потеплел, стал чуть потрескивающим, будто огонёк свечи в тыкве на столике. Подойдя к волшебнику, она положила руку ему на плечо, но тот отпрянул, как и от Мирона. — Да не обижайся ты! — ведьма шутливо толкнула его локтём, как в юности, заглянула в изумрудные глаза. — Тебе тридцать шестой год, а ведёшь себя, как дитя. — Про себя прямо говоришь! — Метлой бы тебя отхлестать за такое поведение и… Та-ак… А метла, метла-то моя?!.. — Да в порядке она, в порядке, — устало отозвался маг. — В карете твоё помело, не злись. Я к тебе со всей душой ехал, а ты вон как… Даже подарок купил. — Подарок? — переспросила черновласая, явно не поверив. Казалось, суровость вновь уступила место мягкости, да не тут-то было! — Это ж какая Полудница тебя огрела, что ты мне подарок купил?.. — У тебя второго числа день Дара Жизни был, вот в честь праздника. — Надо же, ты помнишь мой день рождения, неожиданно… Хотя прошло уже достаточно времени, ну да ладно. Я начинаю верить в то, что ещё не всё потеряно! Ну давай, показывай. — В усадьбу приедем, покажу. Мара недовольно сомкнула губы. — Понятно, значит, как на четырнадцатилетие, лягушонка подаришь. — Ну не крысу же, хотя я думал над тем вариантом. — О, милые бранятся, — усмехнулся Орловский, сидящий за столиком. Властош посоветовал ему не встревать в беседу и вернуться к жареной куропатке. — Я издеваюсь над тобой так же, как ты, Мара. Хочешь, я скажу тебе, что подарю на сей раз? — Ну, попробуй. Властош приблизил губы к уху знахарки и зловеще прошептал: — Это — огромный и очень страшный паук. Вот прямо такой, какой сейчас у тебя в волосах. Крик ведьмы услышал весь «Чёрный Кот». Она принялась ерошить на себе волосы, вертеться волчком, но споткнулась и, схватившись за край скатерти, дёрнула её с пустующего соседнего столика. Из тыковки-светильника на ткань выпала свеча. Пламя занялось сразу же. Постояльцы зашевелились, обратили на пламя внимание. — Господа, мы горим, кажется, — раздался спокойный голос Орловского, который, несмотря на крики посетителей корчмы, вскочил из-за стола и мирно держал в руках свою тарелку с куропаткой. Властош, взглянув на пламя, съедавшего скатерть на полу, шагнул через него, заслонил Мару собой и выставил вперёд руку: — Да мянэ, Вотша! Да мянэ! Заклинание призыва водной стихии сработало: над центром ладони мага закружил воздух, сформировался сияющий водяной пузырь. Повинуясь жесту, он обрушился вниз и затушил начавшийся было пожар. Мара, сама того не ожидая, испугавшись за пана, поддалась чувствам, крепко сжала Вишнецкого в объятиях. — Извини, пошутил я неудачно, — произнёс чародей, отряхивая руки, — Не паук это. Подарок в поместье покажу. Посетители корчмы, облегчённо выдохнув, вернулись к трапезе. Только один из них — человек в богато расшитом фиолетовом камзоле, со шпагой на поясе и с треуголкой, воздетой на пышные локоны, на илантийский манер, подошёл к Орловскому и попросил объяснений. Он появился так внезапно, что Орловский сам чуть не подавился, едва не проглотив кость. — О-о, пан Рошевский, какими судьбами? — Мирон, побледнев, как поганка на болоте, нервно заулыбался соседу-помещику. По этикету пришлось положить тарелку с едой обратно на стол, склонить голову в знак почтения. — Не ожидал вас увидеть в этой корчме. — Я — тоже! — Вижу, мнение общества вас не волнует, господин Орловский. Весёлых же вы себе избрали сотрапезников. Ах, что за компания… — Рошевский, поглаживая клинообразную бородку, презрительно смотрел, как Мара с Властошем смеются да нашёптывают друг дружке колкие словечки. — …Один — дворянин с фамилией нашего города, а ведёт себя так неподобающе. Выбрал себе такую подружку. Сумасшедшая ведьма… Мирон не сдержался, но заговорил мягко, с улыбочкой, как и подобало всем дворянам: — Эта «сумасшедшая» излечила мою супругу, прекрасную Ивию, которой вы месяц назад целовали на балу руку. Сейчас бы она отправилась в мир иной, и если бы не Мара Васильевна, некого было бы приглашать вальсировать. А Властош Вишнецкий — мой друг, и вам ли не знать, какое влияние оказывает он сам на чародейские семьи, а уж его дедушка, пусть и изгнанный из Шляхты… Рошевский помрачнел, в горле у него запершило. Не сводя злого взора с рыжего пана, он небрежно обронил: — Всё же будьте аккуратны с выбором друзей. Не позорьтесь. Ответ Мирона не заставил себя ждать: — А вы будьте аккуратны со словами, господин Рошевский. Они материальны. И не трогайте моих друзей, я же знаю, вам лишние неприятности не нужны. — Как и вам, пан. Но не думайте, что я зашёл в это заведение, дабы выпить чарку горилки. Пускай крепаки здесь напиваются, корчма эта — не самое лучшее место для нас. — Для вас. Многие волшебники, увы, не согласятся с вашим драгоценным мнением. «Чёрный Кот» — место отдыха от мирской суеты и страха. Дворянин пропустил фразу мимо ушей. Поглаживая тоненькие усики, он продолжал: — Я прознал, что вы здесь будете проводить свой досуг. Потому вот, — Рошевский положил на стол перед Мироном исписанный листок, в уголке которого сплошь пестрели пятизначные цифры. — Что это?.. — Вы мне должны. — Но я… — Я понимаю и знаю про ваши проблемы в поместье, потому поступаю благородно и из уважения к вашей семье продлеваю срок. Извольте уплатить до начала зимы. Вы помните… До скорого свидания, Мирон Мстиславич! Выздоровления — супруге. Произнеся последнее слово, пан Рошевский вышел из корчмы. Мирон спрятал листок за пазуху и еле слышно бросил в пустоту грубое слово. В этот момент к нему присоединились Мара с Властошем. Они смеялись и даже не подозревали о коротком визите дворянина к Мирону, пока они спасали друг друга из очередной беды, попутно выясняя отношения. — Я рада, что ты доехал без приключений, — шёпот ведьмы на ухо казался Властошу сладким и соблазнительным. — Ну-у, как без приключений… — пожимал тот плечами. — Относительно. В усадьбе расскажу. Ни к чему здесь всему народу слушать. — Какой же ты подозрительный стал… Верно, Мирон? Ой, погляди-ка, на Мироне лица нет. Что-то случилось? Орловский вздрогнул, постарался принять весёлый вид. — Нет-нет, друзья, ничего, ничего… Мара с Властошем уселись напротив и продолжили беседу. — Ты, душа моя, реагировала бы точно так же, если бы за каждым углом тебе виделась фигура твоего деда! — О нет, у моих родственников крыша никогда не протекала! А может, и протекала, хм, думаешь, я помню своего деда или бабку?.. Только отца помню. Так, погоди, — серебристые глаза Мары округлились. — Твой дед? Ты — о Криоше? Хотя, да, он же у тебя единственный… Ты хочешь сказать, он… О, боги! Он опять взялся за старое? Вот же, чёрт! Что он опять натворил? Властош схватил травницу за плечо: — Ты можешь говорить потише? Приедем к Мирону, расскажу. Мара кивнула, и они, наконец, молчаливо вернулись к трапезе. Мирон про личные проблемы с соседом-помещиком решил не сообщать, потому нервно обгладывал кости куропатки. Властош пил только зелёный чай, однако в какой-то момент у него пробудился зверский аппетит. Подвинув к себе тарелку борща, на который у Мары уже не хватало сил, принялся есть. И только он обрадовался, что нашёл со знахаркой общий язык, как вдруг она поинтересовалась, вкусен ли в «Чёрном Коте» борщ? — Невероятный! — с наслаждением ответил Вишнецкий, заедая свекольник ржаным хлебом. Хотелось сказать ей что-то приятное, но мысли предательски понесли в другую сторону, и он выпалил: — Мм, сразу видно, не ты готовила! Ты уж прости, но твоей едой только заключённых на допросе пытать! — Аха-ха, — смешок Мирона, затихший при строгом взгляде Мары, стал последней каплей. Ведьма раздражённо стукнула ладонью по столу, а после заявила, что будет ждать панов на улице, дескать, наелась и хочет подышать свежим воздухом. С гордо поднятой головой она пошла к выходу, нарочно задев чародея локтём. На полпути её остановила служанка: — Постойте, госпожа, вы не заплатили. — А-а, точно, запамятовала. Слушай, видишь вон того сударя с белыми волосами? — Мара указала через плечо большим пальцем. — Вижу, — кивнула служанка. — Так вот, счёт — на нём, он приглашал, — Мара нагло улыбнулась и прежде, чем выйти из «Чёрного Кота», язвительно заметила: — Передай повару наилучшие пожелания в готовке. Во-первых, недосолил, во-вторых, так крупно картошку нарезал, что я едва не подавилась. Удачи! И насвистывая какую-то мелодию, черноволосая скрылась за дверью. Властоша с Мироном подавальщица остановила точно так же и назвала сумму за обед. — За попорченную скатерть, господа, тоже следует заплатить. — Ну, это уж — давай сам, как-нибудь, ты виноват, к тому же все мои деньги остались дома, — Мирон хохотнул, похлопал поражённого Властоша по плечу и исчез вслед за Марой.***
Мирон с благодарностью принял живой «подарок» в виде Анфисы. Хотя и поразился резкому высказыванию друга, Властош чётко обозначил: или Мирон забирает девку к себе, или Властош с ней не церемонится и отправляет её следом за Ивашкой. Выхода не было. — Жестокое решение. Что же девочка такого плохого тебе сделала, что аж на казнь обрекаешь? — поинтересовался Орловский уже в дороге. — Расстраивает меня больно. Надоела. — Узнаю этого лиса-хитреца, — хохотнул Мирон. — Весь ненужный хлам мне сбагрить. Дружище, я тебя обожаю! Смех Мирона Властош поддержал натянутой улыбкой. Мара с Яковом, сидящие в карете напротив, хранили молчание до самого конца поездки. Доехали они быстро, без приключений. Поместье пана Орловского располагалось по краю города, в уютном солнечном местечке. Почва на этой земле как раз была пригодна для целого парка, который Мирон по примеру соседей высадил вокруг своего дома. Крестьяне, заметив подъезжавший экипаж, увидели в нём господина и кинулись открывать железные скрипучие ворота. Ворота, по мнению Мирона Мстиславича, уже давно следовало покрасить, но он всё откладывал, ссылаясь на другие более важные дела. А с болезнью Ивии так и напрочь позабыл и о крестьянах, и о своём вишнёвом саде, да и вообще о целом мире. Только сидел в комнате вместе с Марой, наблюдая за её врачеванием. Благо, Ивии стало легче, жар оставил её в этот солнечный осенний день, и она смогла спокойно уснуть. — Здесь мы в полной безопасности, господа, — облегчённо выдохнул пан Орловский, щурясь, как сытый кот от слепящих лучей. Властош глянул в окошко. Они подъезжали к жёлтому двухэтажному зданию с выступающим треугольным фронтоном. Фасад дома с массивными белыми колоннами и высоким крыльцом с балюстрадами сразу выдавал статус живущего в усадьбе человека. Богатый. Но крестьян сновало меж маленькими жилыми избёнками немного. Обычно о статусе дворянина судили по численности душ, а не по усадьбе. — Сколько у тебя их? — Властош не сдержался от привычного для себя колкого взгляда. Лицо Мирона залилось краской. — Вишнецкий! — с укоризной прозвучало со стороны Мары. Знает ведь колдун, что Орловский не любит о том рассказывать. Крестьян у Мирона немного, но говорят, с ними он обращается чересчур мягко, как заботливый отец — с детьми, несмотря на то, что есть свои чада. — Я просто спросил, душа моя. — О, я отвечу, мне не трудно. С последнего твоего визита ко мне, Власт, особо ничего не изменилось. Так, человек пять прибавилось. Увы, долги душат! Коль интересно, так я скажу: сто тринадцать невольных у меня, если судить по последней переписи в ревизии. — Негусто, — ухмыльнулся шляхтич и добавил: — С Анфиской будет все сто четырнадцать, мои поздравления! — Девчонку накормить надобно и приодеть, совсем ты её замучил, — заметил рыжий пан, стараясь как можно скорее уйти от обсуждения численности работников. — Да ты её не балуй, Мстиславич. Поверь, она того не заслуживает. — Всякий человек заслуживает уважения и внимания, даже человек в цепях, — отозвался Мирон, и больше на эту тему они не говорили. По лицу Орловского было видно, какую боль доставляют ему разговоры о рабском труде и невозможности для невольных крестьян зажить свободной жизнью без дозволения господина. Однако, Мирон вольных грамот никому не выписывал. Не принято это было, особенно — при его долгах. Соседи бы засмеяли и его репутации, как пить дать, настал бы конец. Карета остановилась напротив господского дома. Тут же по двору разнёсся звонкий ребячий смех. Властош увидел, как с крыльца бегут встречать отца два кудрявых близнеца, лет шести. Их руки и лица были измазаны чернилами, они смеялись, бежали вниз, спотыкаясь на ступеньках. — Панычи, осторожно! Да остановитесь же, негодники! ОСТОРОЖНО! — кричала им вслед худющая престарелая гувернантка в чёрном платье. Видимо, мальчишки умудрились испачкать чернилами и её белый передник, иначе другого объяснения, почему он был так замаран, не нашлось бы. — Энн, я дома! — возвестил Мирон, выйдя из экипажа, и едва успел произнести последнее слово, как на двух его ногах с визгами «Папенька приехал! Папенька приехал, ура-а!» повисли сыновья, ища защиты от строгой няни. Следом за Мироном Мстиславичем вышли Властош, Мара и Яков. Анфиса, уже не чувствующая ног, предпочла стоять позади кареты в тени. С недоверием она оглядывала свой новый дом. — Ох, Мирон Мстиславич! Приехали, ну хвала Единому, ваша жена так разволновалась, что с постели встала, — голос гувернантки скрежетал, словно нож об осоку и звучал ярким западным акцентом. Немудрено: Энн приехала из Илантии, да к тому же значилась единственной вольной, работающей у Орловского за приличное жалованье. Весь её вид оставлял желать лучшего — редкие седые волосы она забирала в высокий пучок, кожа обтягивала кости, а острый длинный нос так напоминал клюв, что сыновья Мирона за глаза прозвали её Цаплей. Старой Энн по прозвищу Цапля давно пора было забыть о делах и уйти на заслуженный отдых, прикупив себе небольшой домик на заработанные деньги где-нибудь в западном Молморске на берегу моря. Но она, видно, предпочитала доживать свой век здесь и мучить детей до самого конца. Такова была её миссия. Она отлично её исполняла, и похоже, сильно ею гордилась. — Моя жена встала с постели? — недоумённо переспросил Мирон. Мара покачала головой. — Ох, не лучшее время, чтобы так резко вставать да гулять по дому. Я же просила пани Ивию соблюдать режим, милая Энн. А вы за ней не уследили… Заметив Мару, близнецы отцепились от отца и кинулись обнимать целительницу. За время её пребывания в поместье, они успели к ней привязаться. Мара Васильевна была с ними добра и даже, несмотря на усталость умела успокаивать по поводу захворавшей матери. — Да вы вообще молчите, от вас пользы-то, как от козла молока! У неё только жар спал, но голова начала кружиться, когда встала! Дети, отойдите от неё! Вам надо продолжить занятия! Близнецы нахмурились, затопали ногами, с досадой одновременно завертели головами. Подошедший к Маре Властош приобнял знахарку за плечо для защиты и кашлянул в кулак, обратив внимание на своё существование. — Ну не горячись, Энн, не горячись… — Мирон всегда старался сглаживать и пресекать ещё не начавшиеся конфликты, он их не любил. Только эмоции попусту тратить. — У нас гости, господин? — опять грубо проскрежетала Цапля. Властош поморщился. Как ему в такие моменты не хватало тёплого голоса родной Палашки! Этот илантийский акцент навевает неприятные воспоминания. — Да, Энн, гости. Позаботься об их комнатах на ночь и будь добра, изволь подать нам лёгкий, как пёрышко, ужин. — Но мы сыты, — встряла Мара, однако Мирон заявил, что их ждёт тяжёлая беседа, а для обсуждения нерадостных новостей под рукой должно быть хоть что-нибудь, чем можно закусить горе ну, или просто успокоить расшатанные нервы. Орловский вдруг вспомнил об Анфисе и подозвал девушку к себе, стараясь обращаться с ней как можно мягче. Близнецы переглядывались и с любопытством глазели на прибывших гостей. — А вот эта девочка, — Мирон приобнял невольницу за плечи, — подарок мне от пана Вишнецкого-младшего… Ну, то есть, просто от пана Вишнецкого. Накорми её, Энн, отведи в баньку, приодень и определи местечко в людской. Дворовой будет, горничной. Анфиса удивлённо поглядела на нового хозяина, и тот ласково поцеловал её в макушку. Властош скривился. Не выдержал и отвернулся. Захотелось прибить не только Анфиску, но заодно и Мирона. На секунду в голове чародея мелькнула мысль о том, как бы добросердечный Мирон отнёсся к Насте, ведь та могла довести кого угодно! Старая Энн поглядела на Анфису, также почуяв в ней нечто мерзкое, почти родное. — Слушаюсь, господин, но как же Кирион и Милош? Чистописание ещё не кончилось, а вы поглядите, что они опять сделали с моим передником! И сами измазюкались! Они — два бесёнка, но никак не дети! Мара хихикнула, ероша мальчишкам золотистые кудряшки. Киря и Миля, как ласково называли их домочадцы, прильнули с обеих сторон к ведьме, надеясь спрятаться в её объятиях от противного взора Цапли. Мирон подошёл, что-то шепнул Энн на ухо, и она вместе с Анфисой нехотя удалилась. — Киря, Миля, я могу быть строгим! — Орловский погрозил пальцем, но сыновья лишь рассмеялись. Видимо, нечасто они видели отца в таком настроении. — Эх, ладно, — сдался пан, — что с чадами неразумными делать! Верно говорят: «Дитятко, что тесто: как замесишь, такие пирожки и получатся». — Они у вас получатся о-очень сладкими, — Мара, улыбаясь, опустилась перед мальчиками на корточки и ущипнула их за носы. Близнецы рассмеялись, когда травница принялась их щекотать. К тому времени Мирон вместе с Яковом направился к дому, любезно приглашая управляющего войти. Властошу пришлось терпеливо ждать Мару, развлекавшуюся с детьми. Те смеялись, катались по траве, пытаясь увернуться от пальцев знахарки. — Мара Васильевна, не надо! Не надо, пощадите, ха-ха! Щекотно-о! — Пощады просите? — ведьма приподняла на руки одного и выдвинула своё условие: — Давайте так, договоримся. Вы нам, взрослым, не будете мешать, пока мы будем обсуждать очень-преочень важные дела, и я вас не защекочу до смерти. Идет? — А конфеты будут? — спросил Киря. Конфеты?.. Мара призадумалась, перевела взгляд на Властоша. Затем указала на него, заявив, что пан чародей в состоянии наколдовать шоколадные конфеты за примерное поведение. — Мара, я на такую ерунду магию не трачу! — воспротивился тот, когда на него ринулись двое маленьких непосед выклянчивать шоколад. — Вишнецкий, не будь сухарём. Это же — дети! Наколдуй им конфеты! Давай! Или, слабо? Не умеешь, не можешь? Услышав такое, волшебник скрипнул зубами. Знает чертовка его больное место. Трудно терпеть, когда не верят в твои силы. Властош устало закатил глаза, мысленно проговорил заклинание, и в его ладонях материализовались несколько розочек из белого и молочного шоколада. Дети радостно завизжали, схватили сладости и за секунды слопали их, измазав лица. Вскоре обнаглев, начали рыться в суме Властоша, ища там ещё что-нибудь съестное. — Так, а ну кыш! Не трогайте мои склянки! Нет! Нет, только не камень Алатырь! Не смейте! — Властош еле успел выхватить волшебный камушек из рук одного пронырливого близнеца и спрятать в суму. Гаркнув на детей, всё же добился, чтобы они покорно отступили, и в этот момент к ним подошла вторая нянечка, молодая невольная, красивая девушка. — Идёмте, панычи, у вас должен быть тихий час. На удивление, они послушались и, взяв её за руки, пошли к усадьбе. Властош с Марой остались наедине. — Прелестные, правда? — Очень… — Ласточка, ну глянь, какое небо чистое, ни облачка, солнышко светит, а ты — как серая пасмурная туча! Неужто, детей не любишь? Они ведь — сыновья твоего друга! — Люблю. Когда они не портят чужие вещи, — сухо отозвался маг. Приблизившись, ведьма заигрывающе спросила: — Хм, а что бы ты сделал, узнав, что и у тебя где-то есть ребёнок? Властош уставился на травницу утомлённым взглядом. — Повесился бы, — последовал ответ. Мара хлопнула себя по лбу. И чего она ожидала от него в таком кислом настроении? Видать, и правда, нынешние новости Славении были хуже некуда. Ведь пан Вишнецкий, леший его подери, только о них и думал!***
— Криош начал действовать, — заговорил Властош холодным отстранённым тоном. Волшебники сидели за накрытым столом в парадном зале вместе с Марой и Яковом. — Я останавливался в деревне Кижичи, и надо мной едва не совершили самосуд, услышав мою фамилию. Оказывается, дедушка успел оставить там следы… В виде тамошних крестьян, посаженных на кол. Мара охнула, прикрыв ладонью рот. Мирон потерялся тряпицей мокрый лоб. — Если бы пан не взял в заложницы одну из селянок, нас бы с вами тут не было, — вставил Яков. Мара насторожилась, потребовала рассказать. Пришлось поведать всё, сохранив смысл, но опуская подробности. Ведьма вскинула брови. — Не переживай, девочка жива, я не такой, как мой дед, — произнёс Властош, невольно вспомнив чистую, добрую Вареньку. Чародей выдохнул. Вытащив из сумы чёрную магическую книгу, положил её перед собой на стол. — Он искал это. — Книга? — Орловский даже привстал, заинтересованно глазея на драгоценный фолиант. — Не знаю, я не могу прочитать в ней ни слова. И думаю, никто из магов не сможет. Но Криошу она нужна. И я смогу перевести, что в ней написано. Мирон горестно рассмеялся и развёл руками: — Как же, Властош? Как ты прочтёшь? Ты сам говоришь, что никто не сможет. — Я нашёл нашу птицу счастья. Нашёл Искусницу… Вишнецкий едва слышно прошептал последнее слово. Мирон вздрогнул. — Твоя пленница Настасья, — уточнила Мара и усмехнулась: — Будешь угрожать, если не переведёт, или найдёшь другой метод, Властош? — Не остри. Ко мне скоро приедут ученики, по милости твоей подружки Навны. Настя будет обучаться искусству магии вместе с ними. Я наложил на неё Заклятие, надеюсь, её гадкий характер мне удалось усмирить. Кстати, не забудь про горечавку, девчонка сильно болеет, как и жена Мирона… — Не забуду, конечно, — молвила ведьма. И дабы сразу освободиться от долга, вытащила лекарственное растение из сумки и передала Якову. Властош был доволен. — Она — слишком ценная пленница, — продолжал чародей. Голос его звучал ровно, спокойно, но пальцы не прекращали нервно теребить корешок колдовской книги. — Если мы найдём с ней общий язык, то я объявлю войну сперва деду, а потом и королю. А может, обоим сразу. И я надеюсь, Волховская Шляхта меня в этом поддержит. Надеюсь, они помнят, сколько я для них делаю. — Власт, — раздался тихий, чуть надтреснутый, словно разбитое зеркало, голос Мирона. — А сколько продлится обучение девочки? — Не знаю, месяца четыре, может — пять, за осень и зиму она должна освоить азы. Я постараюсь поделиться тем, что знаю. Но я прошу вас только об одном: не выносить сказанное мной за пределы этих стен. Если Криош узнает… — …то с лёгкостью воспользуется Анастасией в своих целях, — задумавшись, договорил Орловский. Властош кивнул: — Именно. Моему деду неспроста нужна эта книга, но он пока не знает об Искуснице. Если девчонка достигнет мастерства в магии, то сможет с лёгкостью прочесть древне-славенский наоборот. Что именно — в книге, не знаю, но догадываюсь. Мой дед ненавидит простолюдинов, тем более тех, кто умеет ворожить. Он, вообще, ненавидит ммагов, тех, кто может стать сильнее его. Как и дражайший король Леош со своим поганым советником. Но они-то ещё терпят, потому что я плачу за всех вас пшеничным златом. — Вот, да, — подал голос доселе молчаливый Яков. — Знали бы вы, что канцлер Лихслав хотел сделать с моей дочкой за ворожбу! Спасибо пану, вытащил её из темницы! Леош и Лихслав безумны так же, как Криош! — Леош — обыкновенная марионетка, — Вишнецкий горько ухмыльнулся. — Он следует советам канцлера и в ус не дует, ему всё равно, во что превращается государство. Эти два заморских идиота, Лихслав и Леош, словно рыбья кость в горле нашей Матушки-Славении. Но с ними разбираться надо по отдельности. — Погоди-ка, не спеши с корольком, меня волнует Криош. Он же… Он ведь сам волшебник! — воскликнула Мара, от непонимания вцепившись себе в волосы. — Где, тогда, его логика в убийствах себе подобных?! — Он хочет либо уничтожить магический мир совсем и стать одним единственным чародеем, либо запугать и обратить всех нас в рабство. Крестьян-колдунов — сразу на кол, а нас, богатых дворян, в кандалы. Весело, верно? — Ну, уж нет! — Мирон стукнул кулаком по столу, его былая мягкость исчезла. — Мы этого не допустим! Обучай дивчину и своих учеников, Властош. Волховская Шляхта тебе поможет справиться с лиходеем. Мы тебя поддержим, все пойдём против него, ведь он сам развязал войну! И я уверен, именно он убил твою матушку! Вишнецкий понурил голову. Да, он с каждым часом и сам верил в это всё больше. Все ему об этом говорили, и Мирон уверен. Криош взаправду способен на такое. Его есть, в чём обвинить. Но сам Властош — не святой, он тоже повинен в смерти своей жены и… — Вчера я встретился в Погосте с одним священником, — начал рассказывать маг. Он не понял, что на него нашло, но знал: если не расскажет, будет мучиться всю жизнь. — Батюшка Феован поведал мне о моих грехах, но покаяния не получил. Он знает, что я отравил Лунью и убил того духовника. Он-то не расскажет, но ещё многие люди об этом знают. Зацепка, чтобы меня арестовать и отправить на эшафот, просто отличная. — Мы — не предатели, Властош, — серьёзно сказала Мара. — Да к тому же, когда это было? Аж пятнадцать лет назад, — хохотнул Яков. — Дело уж закрыли. Не думайте об этом. — У тебя впереди тяжёлая борьба, Вишнецкий, и мы поможем, — заключил Мирон. Властош и сам это понимал. Усталый и бледный, он встал из-за стола и подошёл к окну, сцепив за спиной руки. За стеклом виднелся осенний парк, неподалёку раскинулись избы крестьян; в малиновом небе догорало вечернее солнце. Создавалось такое впечатление, что весь остальной мир отгородился от этих совещающихся людей и жил сейчас своей обычной жизнью. — А не боитесь?.. — болезненная усмешка скривила губы колдуна, когда он обернулся к друзьям. — У меня такое ощущение, что мой дед не вылезал из норы все эти годы, накапливая силу. Он — могущественный чернокнижник и сильнее всех нас вместе взятых. Не боитесь идти против него? И короля Леоша? Я не удивлюсь, если они в сговоре. Ведь Его Величество не трогает Криоша и разрешает ему творить безумие. Но несчастный узурпатор не знает, что окажется первым, кого Криош скинет с доски, когда обретёт силу. Наследника престола нет. А если вспомнить Славенский Статут, любой из представителей Шляхты имеет право на трон. Так вот, это забавно, но кажется, я близок к догадке… — Властош истерически рассмеялся. — Кажется, мой дедушка на старости лет захотел единолично и всевластно править нашей многострадальной землёй! В зале на какое-то мгновение воцарилась напряжённая тишина. — А мы не боимся! Мы — славенские люди, это наша страна, не его! — Мара, выскочив из-за стола, подбежала к Властошу и схватила его за плечи, заставила посмотреть на себя. — Мы — с тобой. Я — с тобой. До самого конца. «Я поддержу тебя во всём, обещаю… — едва было не сказала вслух травница. — Даже рискну жизнью…» — Мара Васильевна права, Власт, — добавил Мирон, понимавший, что молчать нельзя. — Разрушения страны мы не допустим. С чародеями объединятся и простые люди. Всех происхождений, всех ремёсел и сословий. Властош насмешливо покачал головой. Он помнил, как помещики-чародеи без какой-либо жалости казнили крестьян. Разве за хозяевами они последуют на войну? Хотя, под угрозами — вполне. На тот свет ведёт любая дорога, как не отнекивайся. — Ты, главное, Настеньку не потеряй, — прервал размышления Властоша Мирон. — Береги её как зеницу ока. И никуда из твоего поместья не выезжайте. После празднования Коляды начнётся самое интересное… Этой зимой разгорятся костры. — У тебя всё получится, — молвила Мара, одарив Властоша тёплым взором. — Может быть, ты нам хочешь ещё что-нибудь рассказать? Тихий серьёзный тон Мирона заставил Вишнецкого не раскрывать всех карт. По крайней мере даже у стен есть уши. Хватит на сегодня. Он вспомнил Дубравный Погост, Истина и его изобретения, Ловцы Снов и необычные способности парнишки, возможно, являвшимся вторым Искусником, но подумал и ответил: — Нет. Больше новостей у меня нет.***
Через час после совещания и по совместительству «легкого, как пёрышко» ужина, Властош зашёл в комнату, выделенную ему на втором этаже Мироном. И обнаружил, что из сумы пропал Ловец Снов, приобретённый у Истина для Настасьи. Благо, по звонкому смеху играющих в коридоре Кириона и Милоша, он понял, кто же стащил волшебную вещицу, и немедля отправился забрать Ловец. — Киря, Миля, будьте благоразумны, отдайте мне это, пожалуйста, — начал он мягким тоном, но потом заметил, что дети почти разорвали Ловец на части. У Властоша дёрнулся глаз. — Разве отец вас не учил, что брать чужое нехорошо? — Учил, но это не про нас! — хихикнул Киря. — Если порцию конфет не наколдуешь, не отдадим, бе! — Миля в свою очередь показал пану язык. Властошу надоело. Он вскинул руку, готовый применить неопасное, обездвиживающее заклятие, но мальчишки оказались проворнее. Со скоростью выпущенных стрел умчались в глубь коридора. Вишнецкому ничего не оставалось, как пойти за ними. Непоседы забежали на первый этаж — туда, где находилась кладовка, но увы, спрятаться не смогли — дальняя дверь в кладовке, непонятно куда ведущая была заперта. Вскоре чародей застал сыновей Мирона врасплох. — Пан Вишнецкий! Вы — тут? Властош вздрогнул и обернулся на прозвучавший тонкий женский голос. В проёме двери показалась Ивия Орловская, жена пана Мирона. Миниатюрная, привлекательная пани с забранными в пучок светлыми локонами и сверкающими серебряными глазами. Правда, на ней сейчас была лишь одна сорочка. Видно, только встала с постели. Властош для приличия отвёл взгляд. — Сударыня, вам следует послушаться Мару и соблюдать режим. — Пан, выйдете лучше отсюда. Это… неприятное место. Тут так пыльно, — Ивия прикрыла рот рукой, начав задыхаться. — Зато, мои мальчики любят тут прятаться. Господа Орловские, немедленно выходите из кладовой! Дети, склонив кудрявые головы, покорно вышли из тени каморки. — И пусть вернут то, что отняли у меня, — потребовал Властош. Близнецы вздохнули, но под суровым взором матери покорно протянули Ловец Снов Вишнецкому. Пан глянул на дверь, в которую не смогли забежать дети, дёрнул ради интереса ручку, но та не поддалась, оказалась наглухо закрыта. — Что за ней, сударыня? — Всякий хлам, — не сразу ответила пани Орловская, закашлялась сильнее, и чародей, отбросив ненужные мысли, поспешил довести госпожу до её покоев.***
Мирон просидел весь вечер с женой, детей старая Энн уложила спать. Яков и Мара тоже отправились в свои комнаты, а Властош прошёл в бальную залу на первом этаже. Помещение было просторным, почти полностью белоснежным, и клавесин, стоящий в центре, также отливал золотисто-снежным. Пан присел на обитый бархатом стул и оглядел музыкальный инструмент. Руки сами потянулись. Чародей прикрыл глаза и принялся играть. Он нервничал, пальцы дрожали, но музыка, прозрачно звеня, протекала по залу ровно и красиво, напоминая вальс осенних листьев. Он вспомнил единственную мелодию, которая пришла ему в голову. Романс под названием «Осенняя любовь» иностранного композитора Марка Минора, довольно почитаемого в Славении. Пьеса звучала грустно, медленно, иногда прерывалась тревожными нотами так резко, что казалось, в этот момент в сердце вонзались сотни иголок. Властош, задумчиво глядя в пустоту, не переставал играть. Он даже не заметил пришедшую в зал Мару. Травница, облокотившись на одну из массивных колонн в бальном зале, слушала с закрытыми глазами, упиваясь каждым звуком. Едва волшебник закончил играть, Мара захлопала в ладоши. Вздрогнув, он обернулся. — Я надеялся, ты десятый сон уже видишь, душа моя. — Да, как тут уснёшь, когда до слуха доносится музицирование одного талантливого чародея? Щёки пана запылали жаром. Подойдя вплотную, травница положила руку на клавесин. — «Осенняя любовь», если не ошибаюсь? Маг кивнул. Это была их с Марой мелодия. Мелодия давно забытой любви. Их первого поцелуя и единения. — Сыграй ещё раз для меня, я хочу вернуться в то время. Вишнецкий поудобнее уселся и вновь принялся играть. Мара наклонилась над ним, обвила его шею руками… — Как прекрасно звучит, — сладкий шёпот теплом коснулся уха пана. Властош прикрыл веки. Что же она творит? — У тебя руки дрожат, Ласточка, — заметила целительница. Чародей, не отрываясь от игры, сказал: — Помню, в детстве, когда мама обучала меня музицировать, деду это не нравилось. Ему, вообще, не нравилось всё, что давала мне Лада. Он хотел сделать так, чтобы я возненавидел музыку на всю жизнь, и придумал способ. Вечно ругал меня за неправильно округлённые руки и всегда подкладывал дощечку со вбитыми остриями вверх гвоздями рядом с клавиатурой. Опусти я руку хоть на миллиметр, в ладони врезались гвозди. Помнится, мои руки были исцарапаны не просто до крови, но до такой степени, что гвозди сдирали кожу. В какой-то момент я отказался заниматься дальше. Мама, увы, не могла повлиять на своего жестокосердного отца. Только когда я переехал в новое имение, я стал заново учиться играть. — Он — изверг… Не человек, но сущий Дьявол, — в ужасе прошептала Мара, отстранившись и накрыв руки Вишнецкого своими. — Ты должен с ним бороться. Слышишь?! Бороться! — Мара, я в зависимости от него. По правде говоря, чем я лучше любого своего крепака? Такой же раб, — Властош иронично усмехнулся. — Только, живущий в золотой клетке. Я ещё скован с ним цепью, но это пока. Да… это только — пока. Чародей положил ладони на колени и опустил взгляд. Прервалось звучание осенней пьесы в белоснежном зале. — Ах да, думаю, время подходящее, чуть не забыл, — Властош негромко засмеялся, стараясь успокоиться. Так смеётся отчаявшийся во всём человек. — Ты, кажется, хотела увидеть свой подарок. Что ж, гляди. Порывшись в суме, которую он не стал снимать с груди, Вишнецкий достал оттуда купленные в Дубравном Погосте коралловые бусы. Увидев такую прелесть, серебристые глаза Мары засияли. Пан встал, зашёл ей за спину, отвёл волосы в сторону, надел ожерелье на шею. Затем достал из сумы зеркальце, дал Маре в него поглядеться. Корали очень шли к синему льняному платью и чёрным локонам. В выборе чародей не ошибся. — Тебе очень идёт, душа моя, — сказано было едва слышно. — Поздравляю с прошедшим днём Дара Жизни… Волшебник осторожно коснулся губами горячей щеки. Он поздравил знахарку… Самолично! И хоть дата, которая стукнула Маре, обросла различными нехорошими суевериями, вроде таких как: отмечать её было нельзя, бед не оберёшься, а то и хуже — смерть свою встретишь, ни Мара, ни Властош не обратили на это особого внимания. Каждый день происходило много бед, что ж теперь День рождения из-за какого-то поверья не отмечать? Глупости. Оглядывая себя и бусы, травница прильнула к пану и со всей лаской обняла его. На миг тому показалось, что она вот-вот его поцелует. Этого допустить было нельзя, по крайней мере здесь и сейчас. Но Мара так не думала. И думать вообще не хотела. — Мы должны поговорить с тобой в более уединённой обстановке, — сказала она, схватив его за руку. Глаза ведьмы горели огнём. Властош заметил, но сделал вид, что не понимает. — А чем плох этот зал? Кроме нас здесь никого нет. — Ошибаешься. Покойный композитор Марк Минор присутствует. Дух его чувствую! Со слезами на глазах Мара рассмеялась и потянула пана Вишнецкого за собой. Волшебника пробрала лёгкая дрожь. Но он сдался и последовал, ведомый за руку целительницей, на второй этаж.