ЮНЫЕ МЕЧТАТЕЛИ

– Да кто такие эти ваши Романовы нахуй? - на переменах в шуме толпы тонули все острые слова, чем профессионально пользовался Паша Пестель, личность яркая и вспыльчивая, - Петь, вот ты мне скажи, нахуя они нам тут монархию устраивают? – Хороший вопрос, Паш. Каховский был озадачен не меньше Пестеля. Братья Романовы "рулили" университетом как хотели, что никогда не нравилось компании, но Александр в роли директора был ещё куда ни шло – новость же о том, что эту должность в скором времени займёт Николай, породила волну негативных высказываний не только о нем самом, но и о деятельности братьев в целом. – Я бы им откровенно заявил, что мы против их дурацких нововведений и Николая-директора, а то они совсем уже страх потеряли, думают, мы просто молчать будем, - Петр всегда был рад негативно высказаться и проявить несогласие, но частенько забывал, что обучение на бюджете как пришло, так и уйти может, а попытка свергнуть университетское самовластье если и была, то только одна. – Да любому ежу ясно, что из Коляна директор никакой, - не унимался Пестель. Ему вообще только дай повод поговорить о Николае – всем уши прожужжит, - Так нет же, надо всем назло устроить ебаный цирк, да, так мы можем. Вот ты, Кондратий, мне скажи: ты читал документик, который на сайт универа выложили, про те самые нововведения? Рылеев посмотрел на Пестеля так, будто тот сказал, что он за конституционную монархию. Кондратий был тем человеком, от глаз которого не скрывалась ни одна новость, он первым узнавал всю важную информацию, так как ко всему прочему имел связи. – Шутишь? Конечно, читал, интересные они там, на троне да около, - поэт, как и вся компания, был против семейки Романовых. Пестель выглядел как самый настоящий политик, обсуждающий важные нововведения или пытающийся разобраться в какой-нибудь проблеме всероссийского масштаба. Ничего особо важного, по крайней мере, по мнению большинства студентов, не происходило, тем не менее у компании и Павла в частности были также некоторые субъективные причины неприязни к Романовым. Совершенно разные политические взгляды, а также многочисленные споры по поводу и без отлично подливали масла в огонь вражды, а наивные сердца юных революционеров не теряли надежды на справедливость и всё к ней прилагающееся. – И что же прикажете делать, господин литератор? Рылеев пару секунд помолчал, окинул взглядом толпу студентов в коридоре, потом заговорчески улыбнулся Пестелю и Каховскому. – Ты, Паша, хочешь, чтобы я бунт предложил? - Кондратий положил руку другу на плечо, - А ведь для начала и просто поговорить с ними можно, да ты и сам не дурак, понимаешь все не хуже меня, тебе бы только фильмов про революции всякие смотреть поменьше. И правда: вечно не находяший себе места Павел отличался наиболее радикальными идеями, он хоть и не часто ошибался, но всегда сначала делал, а думал после. – И что мы им скажем? Вы, мол, черти, вконец ахуели? Они и без нас прекрасно знают, что с таким подходом к своим рабочим обязанностям и правам, а также их превышению, наживают себе врагов. – Но их это почему-то не останавливает, - подал голос скромный Петя Каховский. – Тебя бы это тоже не останавливало, будь ты на их месте. Вполне возможно, Рылеев был прав. Но вряд ли такой человек, как Пётр, стал бы директором престижного питерского университета, а если и стал бы, то соблюдал бы все нормы и даже более чем, он бы стеснялся своих полномочий и надписи на двери кабинета. *** В рылеевской однокомнатной квартире было ужасно душно, хотя кто-то уже давно открыл окна и балконную дверь. Теплый весенний вечер ничем не мог помочь компании. В стенах дёшево обставленной квартирки, которую Кондратию купили его родители, происходила самая настоящая тусовка, изначально, как и все в таком духе, задумывавшаяся как "культурное распитие винных напитков за обсуждением политики". Пара разбитых Пашей Пестелем тарелок уже валялась на полу, откуда-то громко играли песни в духе "Гражданской обороны", а те самые винные напитки уже давно были заменены на водку, коньяк или чай – в зависимости от состояния конкретного "культурного революционера-любителя". Видит бог, от проблем с печенью и полицией этих парней спасло только то, что по-настоящему собираться они стали далеко не сразу, не с первого курса, а когда именно никто, тем не менее, не помнил. Но сейчас друзья были настоящей семьёй, пьяные и смешные, они клялись, что готовы драться друг за друга. – Я хоть и не поддерживаю твоей радикальности, Пашенька, никогда не поддерживал, - Кондратий даже пьянел элегантно, - но знай: за тебя – стреляться пойду, скриньте, ребята, за твою эту «Русскую правду» готов на дуэль вызывать. "Русская правда" – так назывался пашин аккаунт в Твиттере, где он писал свои мысли о политике России и возможных преобразованиях. – На дуэли тут я вызываю, - подхватывал Петя Каховский, - да я за вас всех стреляться пойду, за ваши, Кондратий и Миша, стихи, за "Русскую правду", за Лешку, юриста несчастного, которому задают дохуя... Пестель был одним из самых пьяных в компании, а уж про власть разглагольствовал громче всех, даже соседи, вроде как, в батарею стучали, Лёшка Юшневский, его лучший друг, упрашивал его перестать, но Павел был непреклонен, ведь "про власть я либо громко, либо никак". Спорить было трудно. Семеро друзей как тринадцатилетние пацаны смеялись с пупов по Гарри Поттеру и неприличных стихотворений Рылеева, которые он рассказывал (наизусть!) исключительно будучи в нетрезвом виде, да и то только если его упрашивали всей толпой. – Стихи-то зачетные, - Антон Арбузов на пару мгновений отвлёкся от бутылки лимонного "Гаража", - А никому не посвящены... Че, может исправим? Кондратий недоуменно смотрел на своего приятеля, в то время как остальные пятеро зашевелились и были заинтересованы тем, что же скажет Арбузов дальше. Все знали, что впечатлить Рылеева было нелегко – на памяти компании не было ни одной хотя бы мимолетной влюблённости поэта. – Что встал как не родной? Качай "Тиндер". Компания оживленно загудела. Кондратий сначала отнекивался, но под давлением горе-революционеров пришлось сдаться. Телефон был найден под кучей чьих-то прокуренных вещей, с третьего раза разблокирован. Рылеев даже не знал куда нажимать и что делать, когда красный значок появился на экране – он вообще не был фанатом подобных приложений, а также соцсетей и если бы можно было, общался бы со всеми по одной только голубиной почте. – Подержи моё пиво, - Пестель всучил Юшневскому бутылку коньяка, предварительно сделав глоток прямо из горла, и, взяв телефон Рылеева в руки, стал сам разбираться. – Да ты знаток, я посмотрю, - подметил Каховский, когда Паша стал умело настраивать приложение и вводить нужную информацию, будучи, вообще-то, совсем не трезвым, - Сам, поди, тоже пользуешься? – Иди ты, - Пестель надеялся, что его щеки не покрылись румянцем. Он не знакомился в "Тиндере", не верил в такие знакомства, но это приложение действительно было установлено на его телефон – Паша хотел найти там своего молодого преподавателя Николая Романова. Кондратий Рылеев был тем ребёнком, о котором с самых юных лет родители говорили, что он "человек тонкой душевной организации". Он всегда любил писать стихи и рассказы, хотя поэзия его привлекала несколько сильнее. Всю младшую школу над ним посмеивались, ведь он ходил на бальные танцы, в средней школе он опять был одиночкой – слишком мягкий и добрый, слишком феминный, слишком умный для того, чтобы с ним считались. В старшей школе оказалось, что радужный значок на рюкзаке это довольно рискованно, а руслит лучше тупых одноклассников. В универе Рылеев стал играть по своим правилам. Он нашёл способ делиться творчеством в Интернете, познакомился с хорошими людьми, заинтересовался политикой, подтянул историю, перестал стесняться своих русых волос, завязанных в короткий хвост, да и вообще "расправил крылья". – Оп, смотрите, какая встреча, - Муравьёв-Апостол, все это время тихонько наблюдавший за происходящим, выхватил у Пестеля из рук телефон и вгляделся в экран, - Он к нам перевёлся в этом году, говорят, блатной. "Сергей Трубецкой" значилось на экране под фотографией неприлично красивого юноши в чёрном пальто. Рылеев изучил профиль студента, смотря через плечо Апостола. – А, я видел его пару раз, - Кондратий с начала года периодически встречал Сергея в универе, каждый раз стараясь как можно дольше не терять из виду всегда с иголочки одетого юношу, чья внешность казалась поэту безупречной, - Он всегда такой угрюмый. "Интересно, он когда-нибудь улыбается?" – Тут написано, что он любит литературу, историю и кофе, - Каховский закатил глаза, - Ничего поинтереснее придумать не мог? Эти мажоры всегда такие скучные... – Я надеюсь, вы его лайкнули? - откуда-то из под стола послышался голос Миши Бестужева, - Или как это там называется? Послышался грохот и звон стекла. – Миша, да ебаныйврот, - Пестель бросился спасать бутылки, но содержимое одной, открытой, было почти полностью разлито по линолеуму, - Вылезай оттуда, дебил. *** " Мутный вайб Оставил за собой, уже в который раз подряд " Рылеев долго не мог уснуть, вглядывался в лицо на фотографии, перечитывал пару предложений, в которых, ко всему прочему, было сказано, что студент-четверокурсник любил играть на гитаре, но не решался свайпнуть вправо. Оставшиеся с ночевкой Каховский и Арбузов мирно посапывали на полу, расположившись на одеялах, остальные – Пестель, Бестужев, Юшневский и Муравьев-Апостол – с горем пополам разошлись по домам, так что никто не мог нарушить гордого одиночества Кондратия, которое уже давно перевалило за три часа ночи. Кружка с горячим кофе, оставшиеся десять процентов на телефоне и не дающая покоя головная боль были спонсорами ночных посиделок поэта. Он уже собирался выбросить из головы Трубецкого, демонстративно оставил телефон где-то в другой части квартиры, вышел на балкон и, неспеша попивая горький напиток, обреченно вглядывался в ночное небо – на первую пару он завтра, конечно, не шел. " Я зарекаюсь не вестись на интернет расклад " Навязчивые мысли лезли в голову, а все еще не выветрившийся алкоголь придавал им уверенности и безбашенности. Рылеев сосчитал до десяти, оставил кружку с недопитым кофе на подоконнике и, прошептав себе под нос "была не была", снова взял в руки смартфон, ввел пин-код, уставился в экран. "Люблю литературу, историю и кофе. Играю на гитаре..." Стоило ли так переживать из-за какой-то анкеты в "Тиндере"? Да. " То извращенец, то больной, то снова музыкант " Кондратий провел по экрану вправо, выключил телефон. – Только попробуй не поставить мне лайк. *** "Блатной", "мажор", "золотая молодежь" – как только не говорили о Сергее Трубецком с самого детства, причем не только сверстники, но и их родители, а также учителя. К тому времени как родители Сергея снова задумали переезд, а значит, и перевод их сына в другой университет, он уже был готов выслушивать новую порцию обидных слов, только теперь умел абстрагироваться и игнорировать их, у него были и другие заботы – например, отец готовил его к довольно престижной должности после того, как тот закончит универ, так что все нервы Сергея уходили на размышления о будущем, о том, что вот-вот должна начаться по-настоящему взрослая жизнь, о том, что он, по большому счету, всегда представлял ее себе несколько иначе, но знал, что мечты должны были остаться мечтами. Сергей чувствовал себя некомфортно в окружении всевозможных коллег и знакомых его родителей – все они были людьми влиятельными и богатыми, но вместе с тем далеко не всегда честными и добрыми. Вот так, даже по-детски, Трубецкой судил о тех, с кем (надеялся, что) не имел ничего общего. В семье Трубецких нельзя было иметь "другие" взгляды на правительство и тому подобное. Сергей это знал, но не мог не возражать, читая новости и изучая историю и право. В девятом классе он самостоятельно накопил на акустическую гитару и купил ее, ни слова не сказав родителям, которые всегда были против того, чтобы их сын ходил в музыкальную или художественную школу. Сергей всегда любил рисовать и всегда прятал рисунки в ящиках стола и между книг на своей книжной полке, он мечтал писать песни, вдохновлялся "мумий троллем", "земфирой", даже "браво", но не знал, о чем написать самому. Не знал, пока не понял, что душа его неравнодушна к проблемам и мечтам тех, на кого отец советовал не равняться, к несправедливости происходящих вокруг него вещей, вещей, которые, однако, не касались конкретно его пока он находился под крылом своей влиятельной семьи. Он писал замечательные, смелые тексты в стол, никому их не показывая, родителям же исполнял песни из советских фильмов, если они, находясь в хорошем расположении духа, просили его что-нибудь сыграть. Трубецкой не сразу заметил Кондратия, первые несколько месяцев он пытался освоиться на новом месте, а с новыми знакомствами не особо получалось, хотя одного друга Сергей все таки себе нашел. Им стал Женя Оболенский, рыжий, веселый, ему было наплевать на статус Трубецкого, ведь человеком тот, в конце концов, был хорошим. С Женей они не общались вне университета, потому что тот вечно был занят, помогая своему отцу в гараже и подрабатывая "где бог даст". Однако даже такому общению Сергей был несказанно рад, тем не менее он не делился с Оболенским личным и сокровенным. Впервые Трубецкой увидел поэта, обернувшись на чей-то пристальный взгляд. Тонкий, светлый юноша поспешил скрыться в толпе. С тех пор Сергей время от времени замечал Кондратия в коридорах, тот почти всегда был не один, толпа из нескольких шумных студентов окружала поэта, "они его, должно быть, любят," - думал Трубецкой, - "он кажется замечательным человеком, его друзьям повезло хотя бы потому, что они имеют возможность вот так непринужденно с ним разговаривать и смотреть на то, как он им улыбается". По сравнению с Сергеем, Кондратий был настоящим неформалом, они могли сойти за старшего школьника и молодого учителя, если бы встали рядом. Трубецкой не старался подслушать разговоры "Союза", в его планы не входило как можно чаще случайно оказываться рядом с Рылеевым, тем не менее он иногда мог слышать беседы Кондратия с Павлом или Антоном, поэт казался ему невероятно умным, вежливым и рассудительным, он умел расположить к себе скромного Каховского и утихомирить бушующего Пестеля. Сергей уже давно перерос тот возраст, когда влюбляются на полгода в человека, который, к примеру, однажды сказал тебе "привет", но он не мог отрицать, что каждый день, если у него не было каких-то особых забот, надежда на то, что Рылеев опять будто бы невзначай бросит на него взгляд, сопровождала его по дороге в университет и в стенах здания. Однажды Трубецкой услышал ставший знакомым голос, эмоционально читавший какие-то стихи, попытался вспомнить, где мог их прочитать или услышать, но понял, что его знаний либо недостаточно, либо... "Хоть Пушкин суд мне строгий произнес И слабый дар, как недруг тайный, взвесил, Но от того, Бестужев, еще нос Я недругам в угоду не повесил..." * Сергей поспешил завернуть за угол и своими глазами взглянуть на Рылеева, с чувством читавшего стихотворение. Трубецкой встал недалеко от компании, он надеялся остаться незамеченным, но сам предпочитал все видеть. Кондратий воодушевленно прочитал по памяти еще три четверостишия. "Хорошо написалось!" - довольно воскликнул поэт, когда дружеские апплодисменты стихли. Сергей, в это время попавший в поле зрения Кондратия, хотел было присоединиться к овациям, но потом понял, что опоздал, и лишь скромно кивнул и улыбнулся, поспешив тут же потеряться в потоке студентов. "И я вдруг делаюсь поэтом..." - голос Кондратия еще долго звучал в голове влюбленного студента, он сидел на паре, глупо улыбаясь куда-то в тетрадь с конспектом и, дурачок, размышлял о том, что если и существует бинго "разочаруй родителей", то он его, конечно, выиграл. *** Трубецкому часто ставили лайки в "Тиндере", но, судя по всему, все те люди были не в его вкусе, поэтому симпатии оставались анонимными, так как сам Сергей практически не глядя пролистывал анкеты одну за другой. ** Той ночью Сергей допоздна засиделся за сочинением песни – он хотел посвятить ее Кондратию, хотя бы как-то обозначить свои чувства даже для себя самого, но в голову как назло не приходило ничего интересного, а рифмы были скучными и смешными. Трубецкой даже вспомнил фразу Бараша о том, что "в голове мысли красивые, эффектные, бьющие без промаха, а когда начинаешь их говорить вслух, то получается какая-то белиберда несусветная", но ни смешарики, ни кофе не могли помочь студенту. В начале четвертого ему пришло уведомление. "Интересно" - подумал Сергей. Хотелось спать, но узнать, кто же этот загадочный человек, хотелось не меньше. Следуя зову сердца, Трубецкой стал листать анкеты, но ничего интересного, как и обычно, не увидел. Вдруг ему на глаза попалась фотография такого знакомого юноши с русым хвостиком, он пару мгновений не мог понять, кого же именно увидел, а когда до него дошло, он по инерции чуть не пролистал анкету влево, но вовремя остановился. Трубецкой был удивлен, что такой общительный человек, как Кондратий, зарегестрирован в приложении для знакомств, самого Сергея можно было понять – в новом городе он никого не знал, а чтобы заговорить с кем-нибудь в универе, так это еще решиться надо было. Минута раздумий тянулась бесконечно долго, Сергей не двигался в нерешительности, даже положил телефон на кровать, чтобы случайно не нажать чего на экране. "Будь что будет" - подумал студент и пролистал анкету в правую сторону. Тут же был создан чат. Сергей этого не знал, но где-то в Петербурге, в однушке, где давно уже был погашен свет, экран смартфона освещал растерянное, но счастливое лицо юного поэта. * стихотворение Кондратия Федоровича Рылеева, "Бестужеву", прочитайте, оно красивое: Хоть Пушкин суд мне строгий произнес И слабый дар, как недруг тайный, взвесил, Но от того, Бестужев, еще нос Я недругам в угоду не повесил. Моя душа до гроба сохранит Высоких дум кипящую отвагу; Мой друг! Недаром в юноше горит Любовь к общественному благу! В чью грудь порой теснится целый свет, Кого с земли восторг души уносит, Назло врагам тот завсегда поэт, Тот славы требует, не просит. Так и ко мне, храня со мной союз, С улыбкою и с ласковым приветом Слетит порой толпа вертлявых муз, И я вдруг делаюсь поэтом. ** для тех, кто в танке, как я поняла, фишка "Тиндера" в том, что если кто-то тебя лайкнул, тебе приходит уведомление, но там не написано, кто именно это был, и потом, если ты тоже лайкнешь этого человека, то вам создается чат, в котором вы уже видите who is who.