ЮНЫЕ МЕЧТАТЕЛИ

Кондратий Рылеев был в сети в 4:47 Как был, так и сплыл – а на сообщения Трубецкого ни ответа, ни привета. Сергей надеялся с утра прочитать что-нибудь в духе "приятно удивлен тем, как некоторая золотая молодежь (в лице отдельного князя) остро ощущает и порицает насущные проблемы простого люда вроде меня...", но ничего нового в чате не обнаружил, расстроился и тут же мысленно отвесил себе подзатыльник за то, что "как дурак ждал" сообщения от поэта. Первым делом ведь телефон в руки взял, как проснулся, будто и не засыпал вообще, так, полежал, посмотрел в потолок минут десять, да и утро наступило. Трубецкой быстро позавтракал, оделся, вышел из дома на полчаса раньше обычного и направился к остановке. В университет поехал на маршрутке, вот так, совершенно непривычно для него, зато романтично – сидишь себе, смотришь в окно на просыпающийся город, в наушниках любимые песни, а впереди длинный день, начавшийся на удивление хорошо, несмотря даже на пустующий с вечера чат с поэтом. Но оказалось, что насчет Кондратия рано было расстраиваться. Выловив на перемене Сергея из потока студентов, Рылеев сначала крепко, по-дружески обнял его, затем, видимо, вспомнив их вчерашнее расставание, чуть смутился, но не растерялся. Поэт, казалось, искрился от каких-то неведомых Трубецкому светлых чувств, нахлынувших вдруг на него. – Сереженька, я, если честно, даже не ожидал, что ты вот так можешь, - Се-ре-жень-ка, а что, Трубецкому понравилась эта форма имени, он даже непроизвольно представил, как будет ее голосом Кондратия про себя повторять, - Я вчера думал-думал, что ответить, даже сообщение длинное настрочил, но потом решил, что ты по этой переписке дурацкой все равно не поймешь, что и как я тебе хочу сказать. Я очарован! Есть, конечно, пара недочетов, я, если позволишь, помогу разобраться, но как живо, как точно ты пишешь! Ребята соврать не дадут! Рядом с ними вдруг оказалось несколько уже знакомых Трубецкому лиц, которые составляли обычную компанию Кондратия. – Ты меня уж прости, я им прочитал некоторые строчки, не удержался, они ребята в этом смысле, в литературном, у меня знающие, наслушались в свое время моих поэм, да еще послушают, бог даст. – Кондратий, конечно, дохуя мастер и гений, никто не спорит, - подал голос Паша Пестель, - Но его мы вдоль и поперек выучили, я по крайней мере, он у нас в ДНК уже со своими стихами, стопудово, а ты, вроде как, новое что-то, да что ты сжался-то весь, никто тебя не съест тут. Сергей и правда засмущался, стал по сторонам глазами рыскать, не зная, что ответить, но Рылеев это заметил и поспешил взять дело в свои руки. – Ты, Серёж, вот что: приходи ко мне в субботу после пар, посидим всей компанией, культурно выпьем, - Кондратий окинул взглядом Пестеля и Каховского, те закивали, выражая свое согласие на приглашение Трубецкого в их "клуб", - Про "Союз" ты знаешь, вот, с ребятами пообщаешься, ну что, нет у тебя планов на субботу? – Думаю, нет. Конечно, приду, раз зовете... – Вот и чудненько, - Рылеев засиял пуще прежнего, - И гитару свою бери, тексты, мы под градусом слушатели непревередливые. Сергей от волнения все никак не мог понять, как бы ему смотреть на компанию так, чтобы не подумали, будто свысока смотрит – он был самым высоким среди пяти студентов, даже Апостолу до него нескольких сантиметров недоставало, поэтому Кондратия он слушал вполслова, хотя кивал и, вроде бы, мимо ушей ничего не пропускал. –... а там, глядишь, и на митинг в воскресенье вместе сходим, - Кондратий все рассуждал о прелястях появления в их компании Трубецкого, а Пестель в это время мерил Сергея тяжелым взглядом, полным, от чего-то, недоверия. Трубецкой на мгновение замялся, успел что-то пробурчать, но все слова потонули в шуме толпы, а компания из сияющего Рылеева, подозрительного Пестеля, сонного Каховского и Апостола, который просто спешил на пару, уже почти скрылась из виду. Сергей только вспомнил какие-то строчки из Булгакова, криво улыбнулся и пошёл в аудиторию разгружать полученную информацию. Суббота, гитара, митинг Но хотелось думать только о Рылееве, который так солнечно улыбался Сергею, что тот готов был пойти с ним куда угодно, спеть ему все свои песни и всего себя вручить. Сосредоточиться на голосе преподавателя было сложно, да и не особо хотелось, так что Сергей просто расфокусированно пялился в одну точку, а легкая улыбка изредка появлялась не его лице, когда студент мысленно возвращался в самые приятные, пускай и не многочисленные, воспоминания о поэте. *** Николай Романов Пестель, вы мне по поводу учебы пишете или вам опять просто скучно? Павел усмехнулся в яркий экран смартфона. Стрелка настенных часов уже давно перевалила за полночь, а двое неспящих – несчастный влюбленный студент и сдержанный молодой преподаватель – обменивались глупыми сообщениями в ВК. Глупыми эти сообщения были оттого, что даже школьник был бы догадливее, чем эти двое. Либо Николай был слишком скромным и нерешительным, либо он правда не понимал, к чему Пестель чуть ли не ежедневно заваливал его историческими мемами и странными размышлениями о жизни в два часа ночи. Ясно было лишь то, что Романов давно уже мог перестать отвечать на сообщения студента, мог даже заблокировать его, но вместо этого он отвечал, отвечал всегда, а пару дней назад (это приятно удивило Пестеля) стал добавлять к своим сообщениям смайлики. Николаю следовало недолюбливать Павла за то, как тот относился к Романовым, конкретно к Николаю, как он нагло прогуливал и спорил, но одного коротенького извинения от четверокурсника почему-то хватило. Это удивило Пестеля, но вместе с тем и ужасно обрадовало. Тут дело было в том, что Романов прекрасно понимал неприязнь Пестеля к себе, со временем просто научился не обращать на нее большого внимания. Ведь, по-сути, сам Николай ненавидел себя ровно за то же самое, он не поддерживал того, что пытался внушить студентам, не хотел становиться директором, но боялся возразить, его жизнь тянулась сплошной серой полосой, скучной, нудной, но для того, чтобы что-то в ней поменять, не хватало какого-нибудь пинка. Как на зло Романова никто не пинал, человека, ради которого стоило измениться, также не существовало, а Романовы лишь успокаивали, говоря, что все у Николая прекрасно, и никакие перемены ему не нужны. Павел Пестель Уже не скучно, вы ведь мне отвечаете. Как на работе дела? Павел никак не мог поверить в то, что может быть интересен Николаю, а Романов старался отогнать от себя навязчивые мысли о том, что все недосказанное и неозвученное можно было бы легко прояснить с помощью того же самого "Тиндера". Один лайк – и Пестель узнает, что небезразличен Романову, причем только если тот сам разделяет эти чувства. Николай Романов Так и думал. Правда интересно про работу? Николай Романов печатает... Один лайк – и жизнь Романова станет немного легче. В конце концов, это тяжело – все свободное время посвящать только подготовке к лекциям и мыслям об одном четверокурснике. Сейчас уже и не вспомнить, когда именно из толпы студентов стал выделяться силуэт прогульщика с несуразной татуировкой на шее. Романов всегда диву давался – откуда Пестель взялся такой громкий, такой живой. Студент, казалось, вообще не знал о том, что когда-нибудь повзрослеет, а уж тем более состарится, но говорить ему об этом совершенно не хотелось – гораздо интереснее наблюдать, спрашивать по теме и слушать громкие, осмысленные, иногда, правда, черезчур радикальные ответы. Позиция наблюдателя устраивала Николая, раньше. Он (не) был влюблен, спал по ночам, не забивал голову, и уж тем более не краснел и не заикался. Романов оправдывал свое отношение к Павлу тем, что тот был полной противоположностью спокойного, замкнутого преподавателя, в его характере Николай видел черты, которых ему иногда очень недоставало. Но время шло, раз за разом Пестель возвращался с летних каникул все более взрослым и рассудительным, приводил все более достойные аргументы, так что Романов иногда совершенно не мог возразить, чем очень огорчил бы не только Александра, но и некоторых других коллег. Павел теперь не только словами разбрасывался, но и на митинги ходил, короче, вся жизнь его стала так называемым микро-бунтом, а добросердечный пацифист Николай, не признаваясь самому себе, стал ревновать Пестеля к его друзьям, к политике, к революции. Павел был не из тех, кто собирался посвятить учебе всю жизнь, а значит четвертый курс был последним эпизодом их с Николаем истории, после – лето, каникулы, а потом и новый учебный год без знакомого лица, так редко появлявшегося на парах. А в голове Романова только забыть, забыть, з а б ы т ь, придется просто смириться и забыть. Так было до того вечера, когда сонного Николая отвлекло от работы внезапно разрезавшее тишину уведомление. Пестель решился написать ему, но что могло из этого получиться – никто из них не знал. "Будь что будет" – и Романов ответил. А потом снова и снова, и сердце каждый раз замирало от звука уведомления, и из головы не уходила мысль о том, что отношения со своим учеником – не вариант, но через какие-то пару месяцев Павел переставал быть студентом. Николай написал Павлу о том, как у него дела на работе. Сходил на кухню, заварил крепкий чай ("еще чуть-чуть и придется пить ромашковый"). Открыл окно, вдохнул свежего воздуха. Тянул время. Простая анкета Пестеля и черно-белая фотография на экране. Сковывающая нерешительность, колотящееся сердце и понимание, что пора бы уже, в самом деле, поставить свои интересы на первое место, а не упускать того, кого ты хочешь увидеть во сне, поэтому почти не работаешь по ночам. Павел Пестель Видел вашу анкету в тиндере как успехи? Свайп вправо. Николай Романов Если честно, не очень Павел Пестель понимаю Пара минут в тишине, чай все еще слишком горячий, чтоб его пить, а из-за открытого окна уже становится прохладно. Плейлист, составленный младшим братом для Николая, который "нигде не тусуется, ничем не интересуется", выдаёт песни, не подходящие ему ни по возрасту, ни по стилю жизни, ни даже по настроению. Однако, Романов от нечего делать прислушивается к словам. " Я очень рад, что ты раздеваешься потому что " Он представляет Павла, его нежную улыбку, адресованную Николаю, его руки и плечи, закрывает глаза и пытается понять, каково это – стоять неподвижно, уткнувшись носом в мягкую ткань его футболки, чувствовать бабочек в своём животе, слушать монотонное дыхание. " Потому, что ты одеваешься в хуй пойми что " Каково это – снимать с Пестеля футболку? Чертить губами линии скул, дышать в самые губы? Целовать, сначала осторожно, трепетно, потом страстно, зарываясь руками в тёмные вихры на чужом затылке. Из раздумий Николая вырывают, как и всегда, уведомления, он нехотя открывает глаза, пару секунд пытается сфокусировать взгляд на экране. Пара кликов, ровные буквы, обычные слова, а в груди опасно вспыхивает пожар. Павел Пестель а теперь? Серьёзно? Взаимная симпатия в "Тиндере"? Романов несколько раз перечитывает сообщение, убеждается, что отправитель – Пестель. Волнуется. Смотрит в экран. Не верит. Не понимает. Боится, что понимает. Николай Романов Я, признаться, в растерянности Павел Пестель вы, Николай Павлович, крайне недогадливы печатает... сложно говорить это прямо но вы мне нравитесь Николай все ещё не верит своим глазам. Павлу кажется, что его сердце ещё никогда не билось так громко. Николай Романов Боюсь, такие вещи стоит обсуждать вживую Вы со мной согласны? Павел Пестель сам хотел предложить Николай Романов Отлично, тогда останьтесь завтра после пары ненадолго Павел Пестель договорились Пестель ухмыляется, как ребёнок, смотря на экран смартфона, хотя чуть ли не дрожит от волнения. Павел Пестель подождите то есть у меня есть шанс? Николай Романов С чего вы это взяли? Павел Пестель да бросьте печатает... Николай отложил телефон. Отпил остывший чай, потёр уставшие глаза. Нервно прошёлся по комнате туда-сюда. Сел обратно за письменный стол, стал гипнотизировать цифры на мониторе, обозначающие время. 01:06 01:07 Павел Пестель так есть? Романов тяжело вздохнул, допил свой чай, выключил компьютер. А потом сдался. Николай Романов печатает... Есть.