ЮНЫЕ МЕЧТАТЕЛИ

*** – Ты думаешь только о себе! Ты ни разу за весь год не позвонил, не спросил, нужна ли нам помощь, не пришёл полы помыть! - чуть ли не кричала на весь дом красивая женщина лет сорока пяти, - А почему? Я скажу – ты просто эгоист! Съехал в общагу и рад! А о нас с отцом подумал? Мы тебя, единственного сына зачем растили, чтобы ты, как восемнадцать стукнет, забыл о нас? – Тише, чего ты так кричишь, ничего же не случилось, да, пап? - веснушчатый, растрепанный второкурсник перевёл взгляд на отца, ища поддержки, - Чего вы так на меня набросились-то? – Мать права, тебе стыдно должно быть, - неулыбчивый мужчина, на вид старше своей жены, выглядел расстроенным ситуацией, но сохранял железное спокойствие, - Что делать с тобой будем, а, воробей дворовый? Студент понуро опустил голову, уставился на край стола, за которым сидели его родители. Он торопился, и ссориться, а потом долго разговаривать после примирения, еще и помогать с уборкой было не в его планах, но говорить об этом язык не поворачивался. – И что ты встал как вкопанный? - мать отвлеклась от остывшего чая и снова пристально смотрела на своего горе-сына, - Что скажешь? – Я... я вообще-то за скейтом просто зашел, - парень неловко переступил с ноги на ногу, - Меня ждут... На лице женщины читалось ярое возмущение, а ее муж только еще более помрачнел. У парня горели щеки. Сегодня все шло не по плану. – А-а, вот так, значит, - Екатерина Васильевна неторопливо встала из-за стола, скрестила руки на груди и прожигающим взглядом уставилась на сына, - Погляди на него, отец, и не стыдно ему? – Мам, ну простите меня, я потом приду как-нибудь и помогу вам с уборкой, мне правда бежать надо... – Ой, уйди с глаз моих долой! - женщина махнула рукой в сторону студента, который выглядел совсем несчастным и принялась расставлять по местам какие-то кухонные принадлежности, отвернувшись от мужа и сына. – Мам, пап, я правда приду, только потом, простите еще раз, не подумал, - юноша завозился, не знал куда деть руки и можно ли ему все-таки уйти. – Иди уже, - Павел Николаевич все так же тихонько сидел за столом, поедая печенье. Миша Бестужев-Рюмин пулей вылетел в коридор, схватил свой старый скейтборд, стоявший за дверью, на скорую руку зашнуровал кеды. День выдался пасмурным, хотя дождя, к счастью для студента, не намечалось. Деревья шумели темно-зелеными кронами, тут и там встречались лужи из-за вчерашнего дождя. Теплый весенний воздух, который так любил Миша, гнал прочь из головы навязчивые мысли об очередной ссоре с родителями, а три пропущенных вызова от абонента "сеня" напоминали о том, что впереди у Бестужева, вообще-то, первый урок катания на скейте. Миша никогда не стоял на нем уверенно, а последний раз выходил во двор с доской с колесиками еще в школе. Теперь же ему предстояло научиться у лучшего друга-скейтера всему, что тот знал и умел (или не всему, тут смотря в каком настроении будет этот самый "сеня"). Бестужев-Рюмин еле успел на маршрутку, заверил друга, что скоро будет на месте, и на десять-пятнадцать минут погрузился в мир любимой музыки, заткнув уши наушниками. – Серый! - "глухой ебать" пробубнил Миша себе под нос, направляясь к площадке, - Се-ре-жа! Сеня-я! Коренастый блондин в спортивных штанах и растянутой майке резко затормозил и повернулся на зов. Он явно уже давно нарезал круги по скейт-парку, а на скамейках чуть поодаль собралась небольшая компания школьников-самокатеров, с интересом следивших за каждым движением третьекурсника. – Сам ты Сеня, - Сережа Есенин подъехал к Мише почти вплотную, так что тот даже отстранился, испугавшись, но Сергей снова резко остановился ("показушник ебаный"), когда до Бестужева оставалась пара сантиметров, - И вот на этой хуйне мне тебя учить кататься? Есенин выхватил из рук второкурсника доску и стал с интересом разглядывать, не давая Мише выхватить ее обратно. – Да нормальный скейт, че ты... – Гвозди им забивать нормально, - студент наконец отдал доску хозяину. – В жопу себе гвозди забей лучше, - Миша сделал вид, что обиделся, и направился на площадку. Чтобы как можно дольше не признавать, что он не был уверен даже в том, как ехать на скейтборде, отталкиваясь одной ногой от земли, Бестужев нес доску в руках, попутно разглядывая, не понимая, чем она так плоха. Разумеется, в таких местах следует всегда быть начеку и смотреть в оба, чтобы на тебя ненароком не наехали, но Миша, привыкший быть наблюдателем, уверенно шел, не думая посмотреть по сторонам. – Миша, блять, куда прешь! - Бестужев собрался оглянуться на крики своего друга, но в то же мгновение на него кто-то налетел, сбив с ног. Инстинктивно зажмурившись, Миша рухнул на асфальт, а когда наконец открыл глаза, к нему уже бежал Сергей, материвший попеременно то Мишу, то парня, который на него наехал и сам валялся поблизости. – Смотри куда едешь! - Сергей помогал Мише встать, а сам смотрел на темноволосого парня примерно его возраста, которому подниматься никто не помогал, - А ты, Мишель, что, с закрытыми глазами ходишь? – Ну, я... – Я бы пошутил, но в прошлый раз это плохо закончилось, - Сергей указал на порванную в области колена штанину своего друга. – Блять, ну как обычно. – Извини, с тобой все в порядке? Не ушибся? - к студентам подошел парень в пыльной куртке, особенно не пострадавший, - Я задумался, не успел остановиться. – Девушке своей так будешь говорить, - Есенин, казалось, воспринял это случайное столкновение по невнимательности как повод кому-нибудь нагрубить, что он очень любил, - Он вон штанину порвал из-за тебя. – Нет-нет, все нормально, - вмешался Бестужев-Рюмин, - Я сам не смотрел, куда шел. И нет, я не ушибся, сам-то живой? – Да что мне будет, - смутно знакомый парень криво улыбнулся, кивнул и направился к скамейкам. – Давай договоримся сразу: я не умею кататься, и это не смешно, - Миша обратился к Сергею, взглядом все еще провожая "знакомого незнакомца", - Кстати, не знаешь, кто он? Мне кажется, я где-то его видел... – На порнхабе в разделе "слащавые лингвисты", пошли. – Так не знаешь? – Вообще без понятия. *** В четверг солнышко светило и птички пели, природа радовалась самой себе и делилась со скучавшими на парах студентами частичками хорошего настроения. Только вот Паше Пестелю было совсем не до шуток, да и на парах он не скучал. С Николаем Романовым не соскучишься, причем не важно, (делаешь вид, что) ненавидишь ты его или мечтаешь стать его парнем. Минуты казались часами, а в коридорах Романов как назло не появлялся, так что о его настроении можно было лишь строить догадки. Пути назад не было, и сегодня решалась пускай не судьба Павла, но очень важная ее часть. Когда студентов смыло словно по щелчку пальцев, а в коридорах остались лишь единицы-зубрилы, шаги Пестеля, слишком громкие, эхом разносились по этажу. Он делал вид, что идет куда-то совершенно невзначай, что его колени вот-вот не начнут неприятно трястись, хотя некому было смотреть на студента – одни стены и двери кругом, а их точно не волновали ни Пестель, ни Романов. – Здравствуйте, Николай Палыч, - Павел беззвучно закрыл за собой дверь в аудиторию и застыл, сделав от нее пару шагов. Николай сидел на своем рабочем месте, не спеша перебирая какие-то документы. Увидев Пестеля, он вздрогнул от неожиданности, отложил бумаги, а его лицо приняло сложное, немного уставшее выражение. – Здравствуй, Павел, - Романов попытался улыбнуться, но получилось не очень убедительно, - Присаживайся. Николай указал на место напротив себя. "Хотя бы не я один волнуюсь" - думал Пестель. В абсолютной тишине он прошелестел до указанного места, сел и, в нерешительности, не знал, куда деть свои руки. Вся его уверенность уже давно испарилась. – У меня есть кое-какие мысли, так что я выскажусь, если не возражаешь, - Николай решил не медлить и не уходить от темы, а сразу прояснить положение вещей, он взглянул на Павла, тот поспешно кивнул, - Как ты мог заметить, я дал тебе понять, что у тебя есть шанс. Тем не менее, все гораздо сложнее, чем ты, наверняка, думаешь. Пестель хотел было что-то сказать, но Романов жестом показал, что сейчас комментарии излишни. – Пойми, Павел, то, что через каких-то два месяца ты перестанешь быть моим учеником, не решит проблемы. У меня есть семья – довольно известная и, своего рода, влиятельная. У меня есть должность в одном из лучших вузов Санкт-Петербурга, к тому же мне придется даже стать директором, чего я, если честно, совсем не хотел бы. Павел догадывался, что Романов был лучше, чем о нем думали некоторые, но все равно дал понять, что удивлен. – И я не хочу ставить под угрозу репутацию своей семьи и этого учебного заведения, где меня и так не особо жалуют. Но знаешь, - Николай поднял глаза и встретился с Павлом взглядом, - Мне вдруг совершенно не хочется делать вид, что я ничего к тебе не чувствую или что ты мне неприятен. Мне сложно, думаю, что сложнее, чем тебе, бунтарю, который сам сможет устроить свою жизнь так, чтобы иметь возможность любить кого хочешь, высказывать свои мысли... Мою жизнь устроили за меня. – Но почему вы просто не можете изменить свою жизнь, раз уж об этом зашел разговор? - Пестель почти даже не "включил дурачка", он чувствовал, что с Николаем нужно говорить, что шанс, про который говорил Романов, никуда не делся. – Может быть, я просто трус. Но скорее всего я слишком прирос к такой жизни, понимаешь? Если я уйду из университета, если я позволю себе влюбиться, я всех подставлю. Да и мне некуда будет пойти, кто я без Александра? Я не могу превратить свою жизнь в бунт против системы, я не смогу за него расплатиться. Пестель понимал, он все понимал, но как с таким смириться? Как можно остановиться, наткнувшись на стену, если есть возможность ее обойти или сломать? Выяснение отношений Павел готов был отложить, тут затевался разговор гораздо более серьезный для его собеседника. – Но это же ужасно! Ваша жизнь принадлежит только вам, так распоряжайтесь ей так, как хотите! А ваша семья, я уверен, желает вам счастья! Просто вы не давали им понять, что оно для вас в другом заключается... - студент вдруг остановился, помолчал пару секунд, а затем недоверчиво продолжил, - Или вы просто не хотите размениваться на мою, как вы можете думать, детскую влюбленность, и на самом деле готовы изменить все, но боитесь, что пожалеете, если выберете меня? Может, вы колеблетесь, потому что во мне не уверены? – Послушай, Павел. Я не могу быть увереным в том, к чему приведут наши с тобой отношения, я не могу быть увереным в тебе, я ведь, на самом деле, мало о тебе знаю, да и ты обо мне тоже. Я лишь недавно начал задумываться о том, чтобы действительно поменять что-то в своей жизни, я не знаю, готов ли я, да и попытка скорее всего будет только одна. – Но вы признались мне в своих чувствах, хотя могли соврать! Зачем? Просто из любопытства что-ли? Скучно живется? Николай грустно улыбнулся, стал раскладывать документы по ящикам стола. – Думаю, я не хочу вот так просто тебя потерять. Кто, как не ты, способен зажечь огонек революции даже в сердце такого, как я? Я не уверен ни в чем, кроме своих чувств, но, как думаешь, попробовать стоит? - Пестель заговорчески улыбнулся, - Только говори честно, моя жизнь не игрушка в конце концов. – На вашем месте я бы на мне женился. Покрасил волосы в зеленый, набил татуировку... – Все-все, понял, - Николай немного повеселел. – Вы и сами прекрасно понимаете, что так не может продолжаться до бесконечности. Так действуйте! – Действуйте... Легко тебе говорить, Паш, - Романов встал со своего места, неспеша прошел к окну и закрыл его, вернулся назад, думал, тянул время, - Хоть мне и кажется, что все это плохо закончится, но я не отказываюсь от своих слов о чувствах к тебе. Ты и сам понимаешь, что в университете мы и дальше общаемся как учитель с учеником... – Могу я пригласить вас на свидание? – Ишь ты, шустрый какой! Слушай, будет лучше, если до конца учебного года мы не будем ходить ни на какие свидания. – Чем лучше-то? - Пестель уже был несказанно рад, что его не отвергли, но он не понимал, зачем чего-то выжидать. – Тем, что я старый параноик! Войди в мое положение, мне нужно время все обдумать. – Думайте на здоровье... - Павел немного погрустнел, хотя все еще даже не верил в реальность происходящего, - Я понимаю, что вам непросто, но я в вашу жизнь не лезу, разбирайтесь сами. А как надумаете что-нибудь -- пишите, звоните, телеграфируйте. Пестель подошел к Романову, пару секунд они стояли, не зная, как люди прощаются в таких ситуациях. Потом они пожали друг другу руки, не скрывая скромных, влюбленных улыбок. Пестель шел домой по залитому солнцем бульвару, подставляя лицо лучам, и думал, что он хоть и своенравный, дерзкий и как пуля резкий, но будет послушно ждать своего Николая. *** Суббота выдалась теплой и в меру солнечной. Трубецкой, не думая ни о чем, кроме Рылеева, своих чувств к нему и своих песен (Какая все-таки лучше? Какую спеть "Союзу"?), сидел на последней паре, любуясь шелестящими на ветру деревьями в приоткрытом окне. Утром он долго думал, какую рубашку надеть, и в итоге выбрал не ту, которая самая лучшая и дорогая, мама выбирала, а свою любимую, но надеванную всего дважды (примерка в сетевом магазине и неудачная попытка пойти в ней погулять, мама была неприятно удивлена и пообещала выбросить) -- полосатую, с коротким рукавом. Более летнюю, чем предыдущие трехмесячные каникулы Сергея. Оболенский сидел рядом, иногда лениво записывая за преподавателем, Сергей же ничего не конспектировал вовсе. Он думал о том, что половина компании уже освободилась, что они, должно быть, недавно пришли на квартиру к Рылееву из магазина. Он надеялся, что Кондратий ждал его (чуть больше, чем остальных). Тем временем по коридору важно шел Милорадович, а в телефоне Сергея затаилось незамеченное и непросмотренное сообщение от отца. – Александр Христофорович, извините, что прерываю, - в дверях аудитории показался силуэт Михаила Андреевича, - Позвольте мне с последних пятнадцати минут вашей пары украсть Трубецкого Сергея? – Разумеется, - Бенкендорф окинул взглядом студентов, нашел Сергея и обратился к нему, - Трубецкой, можете быть свободны. Сергей вздрогнул, когда в тишине произнесли его фамилию. Он тут же вернулся в реальность из полудремы и почувствовал, что вот-вот покраснеет, ведь все уставились на него, а он даже не понял, кому нужен и зачем. Вдруг до него дошло. – Что сидишь, иди давай, - толкнул его в бок Оболенский, - Расскажешь потом? Сергей быстро собрал свои вещи и прошел к Милорадовичу, не смотря по сторонам, он знал, что где-то в первых рядах сидит Лешка Юшневский, который тоже должен быть у Рылеева сегодня и который вот сейчас ничего не понял. – Тебе отец должен был написать, что планы немного поменялись и ты поедешь со мной. Мои уже там, пришлось две машины гнать, но не ехать же мне за семьей через весь город, - Михаил Андреевич выглядел довольным и вполне себе радостным. Трубецкой проверил телефон. И правда сообщение. И как он мог забыть о таком мероприятии? Еще недели две назад родители его предупреждали, что они всей семьей поедут на дачу к Романовым. От дачи там, конечно, одно название, такие шикарные дачи еще поискать надо. Со всеми своими заботами Сергей ничего не помнил и теперь ехал в своей любимой полосатой рубашке культурно выпивать с Романовыми, Милорадовичами, своей семьей и дай бог, что больше ни с кем. Он уже предвкушал удивление и раздражение на лицах отца и матери при виде него, но больше всего Трубецкого волновало не это. Где-то в Питере, в своей небольшой квартирке, в компании друзей и алкоголя его ждал Кондратий. *** – "Уж полночь близится, а Германа все нет"... - Рылеев нехотя выпивал с компанией, собрались уже все кроме Юшневского и Трубецкого. – Лешка написал, что заходил в магазин, щас придет, он уже во дворе, - а вот Пестель никого не ждал, он праздновал свои почти начавшиеся отношения с Николаем, никому ничего не объясняя. Пашка вообще не знал, стоит ли рассказывать о таком повороте событий даже Юшневскому. Он ничего не знал, он теперь только казался крутым и пуленепробиваемым, на деле же просто влюбился. Чья-то нелепая фраза про классового врага крутилась в голове, и он иногда улыбался своим мыслям. Рылеев ждал. Наконец Юшневский пришел, но Трубецкого с собой не привел, что немного расстроило Кондратия, другим же было, по большому счету, все равно. – Я, наверно, напишу Сереже, спрошу, где он... -- Думаю, он сейчас занят, - Алексей был единственным в компании, кто умел нормально открывать шампанское, что он и делал, - Его Милорадович с пары забрал, и они уехали, я в окно видел. – Куда уехали? – Кто их, аристократов, знает. Присутствующим уже надоело, что Кондратий ждал Сергея так, будто никому больше не был рад, поэтому его заставили отложить телефон и присоединиться ко всем. "Мог бы и написать" Типичные посиделки "Союза" были самым душевным в жизни Пети Каховского, единственным мероприятием, где каждый раз как в первый слушали пашину историю про то, как он шампанское по-гусарски открывал и чуть не умер, самым интересным в жизни Антошки Арбузова, ведь в семье его политические, да и в целом взгляды на мир, не одобряли и не понимали. А для Рылеева, пускай он и был почетным членом "Золотых рукавов", не было публики роднее и любимее, чем "Союз Спасения". Но в этот раз Кондратий почти не читал стихи, Антон тихо глушил алкоголем боль за страну и конституцию, а Павел почему-то не высказывался о младшем Романове, лишь изредка упоминая Александра. И лишь Петр, которому для счастья было нужно меньше всех, курил, стоя на балконе с открытой дверью, и, облаченный в черное с ног до головы, выглядевший так, будто вчера вылез с затянувшейся панк-тусовки и теперь всех ненавидит, думал себе тихонько: "Как же я их всех люблю." *** От заката, словно с картинки в паблике с эстетикой, хотелось плакать. Не от красоты природы, не от чистоты вечернего воздуха, не от двух бокалов шампанского. Просто казалось, что вот она – твоя жизнь – у тебя на ладонях, наконец радующая тебя, наконец интересная, без ссор и скандалов, но просыпается сквозь пальцы как песок и снова пусто в руках и в груди. Сергей Трубецкой стоял на площадке перед загородным домом Романовых, вглядываясь в вечернее небо, в далекие деревья, ему хотелось хотя бы на пару минут отделиться от своего тела, которое чувствовало только стыд. Не так он планировал начать свое общение с Кондратием и компанией, не так он хотел начать жить по-своему, не как будущий успешный бизнесмен, сын своего отца, который должен был учтиво пожимать руки всяким важным дяденькам и тетенькам, спрашивая их о погоде, а в итоге приехал на ужин без настроения и в дурацкой рубашке. Сергей так ничего и не написал Кондратию, он предполагал, что Юшневский рассказал о том, как за Трубецким пришли на паре. Рылеев и сам молчал, в сети не появлялся. Сергею было стыдно и обидно, Кондратию обидно и непонятно. – О чем задумался? - со стороны дома послышался голос Николая. Он направлялся к Сергею, - Не интересно с ними? Сергей усмехнулся едва слышно. – Я что-то смешное сказал? – Да нет. Просто вы сказали "с ними", а не "с нами". – Все так, мне тоже нет места в этой компании, - Романов так же задумчиво уставился на небо и деревья, будто оба разговаривали сами с собой или с природой, а не друг с другом. – Неужели? - Трубецкой знал о Романовых много всего хорошего от родителей и много всего плохого от Оболенского. – Я сам не свой среди них, думаю, как и ты. – Решили пооткровенничать, Николай Палыч? - следить за языком было не намного сложнее, чем в трезвом виде, но Сергей решил прикинуться пьяным и повыспрашивать у Романова о том, что хотел узнать от "Союза". – Давно пора, на самом деле. А то меня заживо съедят, хотя что я тебе это говорю, ты же и сам с этой компашкой водишься, лучше меня обо мне знаешь. – Вы это о Рылееве, Пестеле... да? - Трубецкой теперь понуро рассматривал траву, ставшую красивой темно-зеленой, - А вы что, следите за мной? Впрочем, я с ними не вожусь. – Не слежу, конечно, просто видел вас в коридорах. Я это все к чему: то, что я младший брат Александра Павловича, не значит, что мы с ним похожи или преследуем одну цель. Никто не спрашивает и не спрашивал меня о том, хочу ли я занять его должность, никто не советуется со мной по поводу каких-либо нововведений. – У вас никто не спрашивает, а вы молчите? - Сергей думал, что да, это было очень похоже на Николая, но неужели умный взрослый человек не в состоянии пойти против своего брата? – Думаешь, я забитый терпила? - Николай на секунду пожалел о сказанном, - В чем-то ты прав, но это сложно – пойти против всех, когда они для тебя: всё. – Я вас понимаю. – Правда? И что бы ты сделал на моем месте? - Николай и сам удивлялся, как пришел к тому, что устраивал свою жизнь по советам четверокурсников. – На вашем месте я бы поставил свои интересы на первый план. – А если у меня нет интересов? – Прям таки нет? Или они просто противоречат Великому Плану Александра Палыча? – Подловил. – А как же. С минуту помолчали. Николай заговорил первым. – Я, признаться, не уверен, что смогу быть хорошим директором. Не знаю, хочу ли я им быть. Но если не я, то кто? Кому еще мой брат может доверить такую должность? – Достойному кандидату? ***