Главная женщина в жизни

Из сада были видны окна кабинета Чарли. Самого Чарли Китти тоже видела, мельком. Должно быть, он раскладывал по столешнице и ящикам письменного стола всяческие принадлежности. Позвать его, чтоб он тоже вышел в сад, полюбовался здешней красотой? Нет. Он либо сразу откажется, либо согласится, но всем своим видом будет подчёркивать, что делает это исключительно ради неё. Их брак достиг полной взаимной гармонии: обоим было одинаково наплевать друг на друга. Они не сделались врагами, но остыли, приелись. Удивительно, до чего Китти теперь была равнодушна к Чарли. Даже в постели, где он по-прежнему был хорош и по-прежнему доставлял ей удовольствие (за что она платила той же монетой). Однако это было сродни удовольствию от спектакля, на котором ты побывал слишком много раз: спектакль всё ещё шикарен, да давно перестал давать тебе что-то новое, вдохновлять и одухотворять. Теперь был голый секс, а не «таинство и единение двух любящих душ», как Китти воображала раньше. Раньше она возбуждалась и таяла от его томного шёпота, от слов на стыке страсти и пошлости. Теперь её раздражало, когда он в эротическом запале называл её своей и только своей или развязно хвалил — «Хорошая девочка». Один раз она попросила его перестать пыхтеть ей в ухо всякую чушь. Чарли разобиделся, два дня с ней не разговаривал. Пришлось извиняться и утешать хрупкое мужское самолюбие. Китти попыталась выкинуть из головы невесёлые саркастичные мысли. Многие люди всю жизнь живут в одной части света, а она перебралась уже в третью. Вокруг неё изумрудный сад, над ней бирюзовое небо, перед ней сапфировое море. Сколько людей могли бы ей лишь позавидовать! Она улыбнулась сама себе и вышла через калитку на берег. Волны лениво накатывали на мелкий светло-коричневый песок и с шелестом отползали обратно. Сняв обувь, Китти зашла в воду сначала по щиколотку, затем по колено. Вода была тёплая, воздух – солёный и влажный. Китти провела ладонью по волосам и, закрыв глаза, подставила лицо солнцу. Приближался вечер, и оно утратило свою безжалостную силу, хотя не стоило его недооценивать. Придётся потом отбеливать кожу. Пускай. На пару минут Китти полностью расслабилась, а когда снова открыла глаза, обнаружила, что она больше не одна на маленьком пляже. Неподалёку стояла девочка в голубом платье и смотрела до неприличия пристально. Девочка была китаянкой или японкой, или кореянкой, или кем-то ещё, Китти практически не отличала одни монголоидные нации от других. Ребёнка сопровождала взрослая женщина, видимо, поздняя мать или ранняя бабушка – полуседая китаянка (японка/кореянка/кто-то ещё), одетая в серую рубашку и зелёную юбку. На самой девочке было голубое платьице вполне европейского образца; тёмные волосы заплетены в две косички. Наверное, ей четыре–пять лет. Она не спешила начинать разговор, но упорно продолжала разглядывать Китти. Той это не понравилось, едва проклюнувшееся хорошее настроение исчезло. Китти вышла на песок и демонстративно направилась обратно к калитке. — Здравствуйте, — сказала девочка, когда Китти проходила мимо. Всего одно маленькое слово, но Китти удивило, что произнесено оно было вроде бы на чистом английском языке. Она остановилась и ответила: — Здравствуй. — Я Вас раньше не видела. – Да, без акцента. — Я тебя тоже. Голос у девочки был мягкий и приятный, улыбка – открытая, это благотворно подействовало на настроение миссис Таунсенд. — Я здесь каждый день. А Вы? – Грамотно строит предложения. Редкость для детей в таком возрасте, даже когда они говорят на родном языке. Впрочем, может, и для неё английский – родной. Может, она метиска. — Я только сегодня приехала. — Откуда? Происходящее начало по-хорошему забавлять Китти. Она подступила к девочке. Взрослая китаянка настороженно уставилась, но ничего не сказала. — Из Китая. Девочка расцвела. — Мои мама и папа тоже жили в Китае. – Очевидно, для неё это был весомый повод симпатизировать незнакомой тёте. – Меня зовут Бэкки. — Полностью – Ребекка? – Если да, то точно полукровка. — Ага. Но я не люблю, когда полностью. Все называют меня Бэкки. Папа иногда называет Ребеккой, но только если сердится. – Букву «р» она выговаривала не слишком успешно, но очень старательно и воодушевлённо. Это было мило. Полукровками в колониях никого не удивишь, особенно теми, у кого белые отцы. Но вот отцов, которые не отказываются от своих смешанных детей, днём с огнём не найдёшь. Китти читала много любовных романов. Не классических, а тех, которые принято пренебрежительно называть бульварными или дешёвыми. Она не стыдилась. В классическом романе неизвестно, чем закончится дело, главный герой запросто может умереть, а то и главную героиню прихватить за компанию. Или будут оба жить, но порознь, разочарованные, опустошённые и несчастные. С «дешёвыми» романами не сомневаешься, что в конце всё будет хорошо, пусть наперекор логике, здравому смыслу и элементарной психологии. Можно не переживать и не бояться полностью погрузиться в историю, точно зная, что впереди счастливый финал. Так вот, на ум Китти, непонятно откуда, пришла смешная и нелепая мысль: если б она была персонажем одного из таких романов, непременно оказалось бы, что эта девочка — дочка Уолтера и, соответственно, сам Уолтер тоже здесь, живёт по соседству. Разумеется, в реальной жизни подобного не бывает, но Китти захотелось спросить из какого-то озорного и безнадёжного порыва. — Как зовут твоего папу? Возможно, мы встречались с ним в Китае. Будет интересно встретить здесь знакомого человека. Бэкки посмотрела на неё с совсем не детским скепсисом. Такой взгляд не каждому взрослому под силу. — Китай большой. В каком городе Вы жили? У Китти возникло неуютное ощущение: девочка умнее, чем полагается быть в её возрасте, а как вести себя с умными (и уж тем более слишком умными) детьми, Китти не знала. — В Шанхае. — Мои мама и папа жили в Гонконге. — Я никогда не была в Гонконге. — Поразмыслив, Китти возобновила путь к дому. — Рада была познакомиться с тобой, Бэкки. До свидания. — До свидания, — вежливо и искренне попрощалась Бэкки, снова сделавшись похожей на обычного добродушного ребёнка. — Я тоже была рада. — Когда Китти прошла мимо, девочка бросила ей вслед: — Моего папу зовут Уолтер Фэйн.