г. Нампхо. полудническое палящее солнце. 1910 г.
Тэхён ненавидит жару, он готов прятаться в любой части мира, лишь бы избежать лучей, обжигающих кожу не алыми полосами, а жарким потом. Натура его всегда тянется к прекрасному. Несомненно он бы выбрал зиму или покалывающий мороз завершающейся осени. Тогда в его радужках зажигаются млечные гирлянды, не сосчитать которых в количестве. Их очень много. — Спасибо! Но Тэхён сейчас обязан быть здесь, урвав что-нибудь на ужин. Если бы он попросил Хёсока, тот бы с удовольствием согласился, скупая всё без оглядки на цены, но Тэхён не может переступить свою самостоятельность. Помощь? Он такого избегает, это чуждо. В его понимании это признак обузы и насмешки. Сколько раз над ним глумились глупые дети из-за семейной неполноценности. «Чем сейчас занимается хён?» Тэ с робкой улыбкой жмёт песочный свёрсток капусты к груди, а взгляд его находится не в этом мире. Ему мало ночных встреч, ему хочется больше, дольше, чаще. Может, стоит рискнуть? Тэхён всего раз был возле его дома, выглядящего от слова «состоятельность». Да, всего раз он мялся у порога, как уличный котёнок, ждущий какого-то чуда. Все знают, что его нет, а Тэхён один смахивает с носа заблудившуюся пылинку и ждёт. Чудо. Была не была, иначе Тэхён посчитает себя совсем трусливым и беспомощным мальчишкой. Может, так оно и есть, но вот бы что-нибудь изменить в себе. Психология работает так интересно, играя с нами, как игрушками. И кто знает, существует ли человек, контролирующий себя за пределами этих слабостей. — Тэхён, - спешит окликнуть румяный пухлый кореец, чей вид так и кричит здоровьем. Этот смуглый мужчина, смешавший в себе не только корейские гены, помнит Тэ ещё совсем маленьким, бегающим босым по песку. Он всегда следил за ним, как за племянником, членом несуществующей семьи, - Ты забыл редьку. Опять в облаках витаешь? И ведь прекрасно знаешь, что всегда можешь со мной поделиться. — Ой, как я так, - Тэхёну остаётся смущённо растянуть губы в улыбке, покусывая свою нижнюю губу. Это определённо из-за нервов. В глазах загорается блеск, а мужчина за прилавком уже навостряет уши, - А вы.. Кореец довольно подпирает мягкой ладонью округлый подбородок, а значит готов слушать. Чего он только не наслушался из уст маленького фантастического Кима. — Вы любили когда-нибудь? Все дети растут, порой даже слишком быстро. Рано или поздно они меняют своё мировоззрение, испытывают первое первое "дзынь" и первую боль. Тэхён ведь был такой же юлой, которой только дай ракушку чтобы убить время, а сейчас перед мужчиной стоит уже взрослый парень. Так не хочется, чтобы эта улыбка когда-либо сходила с его песочного лица. — Любил, - лавочник расслабляет веки, от этого глаза показались какими-то грустными. Давно в голову не заползали былые времена, шуршащие не только в голове, но и в душе, - Любил, Тэхён. Неужто встретил милую девушку? А ну, делись давай. — Ну, хё-ён, я же первый спросил, - мурлычет Тэ, - Расскажите, а как это у вас было. Почему вы улыбаетесь? — Как бы тебе объяснить.. что ты сейчас чувствуешь? В данную секунду, прямо сейчас. — Сейчас? Глуповатый тэхёновский взгляд так и заставляет улыбнуться. Загнанный в тупик таким незамысловатым вопросом, он кажется отчасти потерянным в этом огромном мире. Всё же, рефлекторно увлажняя губы языком, он поднимает свисающую по переносице чёлку. — Хён, я скучаю по этому человеку. Хочу встречаться чаще, приглашать в наш дом и.. - мнётся, губу закусывает, - ..держать возле себя. Он очень хороший! Честно-честно. — Вот так, Тэхён, и влюбляются. Когда тебе человека как воздуха не хватает, хочется всегда перед глазами видеть, а тебе это необходимо. От него ноги подкашиваются, с сердцем творится такое, что не опишешь, - глубокий вздох, - Это неописуемо. Ты ведь понял меня? Парень зажёвывает щеку изнутри, видимо нервничает. У него будет ещё целая ночь впереди, чтобы обдумать чужие слова, а пока нужно прощаться. Нужно набраться смелости, ведь жизнь трусов не любит. Постукивая носком перед порогом, Тэ убеждается, что в доме кто-то шуршит, наводит порядок или наоборот рушит спокойствие. Свои пышные волосы он наспех приглаживает пальцами, быть может, он так станет ещё красивее. — Тэхён? На Господине одежда проще обычного, цвета слоновой кости, выцветшей лаванды и серого, словно собрал на себе композицию холодной весны. На лице, увы, не радость, а сплошное удивление. — Хён, вы удивлены? - ноги пятятся назад, становится неуютно. Заползают мысли о возвращении времени, переписав всё это к чёрту. — Ах, Тэхён, - взгляд мечется от улицы к мальчишке, от мальчишки и обратно на улицу, - Ты сейчас не должен здесь находиться. Отец обещал появиться с минуты на минуту, а я один бегаю с этой чёртовой сервировкой. Из сердца Кима что-то вырывают, заменяя виной. Стыд заливает горло как самый неприятный алкоголь, но только этот яд не даст послевкусие удовольствия и пьянства. Тэхён в сознании и он осознаёт, что сейчас лишний. Такой ребёнок. — Проходи, - слышится шаг в сторону, лёгкий хлопок по лопатке. Тэхёна приглашают в жерло неизвестности, это какая-то уловка или жест вежливости? В доме пахнет женским порядком: все книги, стоящие друг за другом в маленьких навесных тумбах, картины, составляющие собой короткие серии, посуда, сложенная аккуратно, видно что лёгкой рукой здесь всё охраняется. Интересно, почему хён сейчас один? Гостя, по совместительству Тэхёна, провожают на кухню, но не дойдя до неё, шаги останавливаются по инициативе Тэхёна. Парень цепляет чужое запястье своими пальцами, нежно просит остановиться. Говорят ведь про людей ластящихся как кошка, вот и Тэхён, подобно провинившемуся котёнку, греет нос между широких лопаток. — Сколько мы будем скрываться? - в Ли что-то замирает, - Я устал. Всю неделю, волшебную, согласен, но всю неделю я скучаю. Вы столько рассказывали мне про звёзды, их возраст, но всегда упускали луну, которая схожа с вами – появляетесь лишь ночью, заставляя думать о себе всю солнцепалящую половину дня. — Тэхён.. — Хён, я действительно хочу быть не только ночным удовольствием в качестве слушателя, - Тэхён опоясывает руками замерший живот, а одежду прожигает дыханием, - Верите? — Верю, - тихо отвечает Хёсок, стоя так бесшумно и бездвижно с полминуты. Нужно время, чтобы собраться и повернувшись к Тэ, напомнить о том, что они оба равносильно особенны друг для друга. Что-то сползает по его паху. И не что-то, а тэхёновская ладонь повторяет паховые изгибы старшего, - Что ты делаешь? - спрашивает он с улыбкой. Тэхён лишь молчит, губы раскрывает, ловя воздух по-рыбьи, пояс чужой медленно и нерешительно развязывает. Прелесть. Даже стараясь быть взрослее, остаётся рвано дышащим малышом. — Давай помогу. А Тэхён всё молчит, но говоря многое своим хриплым дыханием. На самом деле, Хёсок-хён не рассчитывает на продолжение, ему хочется подразнить и увидеть детскую обиду в этих свободных глазах. Трогать Тэхёна сейчас он не хочет, показав таким образом, что он любит того далеко не за тело. Но чем больше тянет затейник этих отношений, тем больше теряет свою холоднокровную хватку. Толстая полоса, обвивавшая талию, падает на пол. В ногах этот пояс выглядит точной змеёй, что ластится по шее, клыки о позвонки точит, языком душу лижет. Впавшая ямочка между шеей и плечом оголяется быстрее мышления Ли. — Господин.. - жарко шепчет Ким, прижимаясь паркой грудью к спине напротив. Губы вот-вот целуют карамельную кожу, но. Мужчина подхватывает кимоно, обратно натягивая его на шейные позвонки – в спешке он несётся к окну, останавливаясь хлопком руки по стене. «В чём дело?» Но Хёсок замер, разглядывая военных в японских мундирах. — Вы знаете их? - Тэхён ютится под чужой бок, смотрит совсем наивно и глупо. Выглядит готовым пушечным мясом, как бы жестоко это не звучало. — Глупый, - улыбается Ли, тормоша смольные волосы, - Не бери в голову. Всё будет хорошо. Кажется, эти господа заблудились и им стоит показать правильную дорогу. Ким намёк понимает, тихонько отпускает, хоть в душе и воет об обратном. Так жестоко и уже одиноко, но Хёсока сейчас это мало интересует. Накидывая головной плетёный убор, он даже не оглядывается за спину, зная, что улыбнётся Тэхёну в окно. Не более. — Многоуважаемые. Компания из четырёх разнорослых японцев оглядываются мгновенно, услышав свой родной, но кривой язык. Ли, может и был образованным, начитанным и разносторонним, но не идеальным. Никто не идеален, особенно в японском. — Могу поинтересоваться столь внезапным визитом в нашу Необъятную? - чёрт улыбается сладко, руки скользко прячет за спиной, походкой крадётся мягко. Как, пускающая песок, кобра. — Тебе по чём знать? - кивает самый разговорчивый, натягивая выше на плечо лямку рюкзака, - Нам распоряжения отчитываться перед чосонцами не давали. Знаешь ли, не по-нашенски. — Вот оно что. Застывает гробовая, тяжёлая тишина.Япония. г. Токио. 1910 г.
Под раскатом огненного заката Чонгук чувствует некое благословение. Словно сама природа ласкает последними на сегодня лучами, будто материнской лаской гладит блестящие щёки. Только это и держит в Чонгуке человека. — Командир. Вас просят во дворце. Извольте проводить! Чон негодующе осматривает стойку рядового, недовольно поднимает мрачный взгляд и медленно разрывает плёнку, образовавшуюся между слипшимися губами. — Пятки вместе, носки – врось на ширину пятки, - диктует по слову Чон, не трогаясь с места, со стула. — Прошу простить! - тут же цокнув пятками, парень готовится принимать своё наказание. Дисциплину тут держит каждый, обливаясь потом до и после выговора. — Ладно, живи, - вздыхает Чон, лениво вставая и разминая плечи, - Во дворец, говоришь. А время близится ко сну. Хоть Чонгук и привык к поминутному режиму, его всё ещё сосёт недостающий час сна, о котором даже не мечтает. Если в части он главный, то за пределами этой территории есть фигуры поважнее. К которым ты должен явиться сию минуту. Яркие фонари, зажжённые через чур рано, совершенно не слепят, но заставляют Чонгука поморщиться. Он уже недоволен, ему хочется скорее доиграть сомнительную партию под названием "Императорские причуды". Так Чонгук называет чужие "грандиозные планы". Встречают всё те же лица, всё те же лица вызывают рябь (или же зрение при ночном писательстве резко и давно упало). В главной Чонгук ещё позволяет себе вальяжную струну в глазах, а в личных покоях свои нравы прячет за дружеской улыбкой. Лицемер, не иначе, но зато какой талантливый. Всегда радый своей любимой игрушке, мужчина приглашает непосредственно к столу, к карте, где появились новые фигуры. Чонгук будет вынужден развести брови, похвально поджав губы, кивнуть головой и всё же внести изменения, о которых речь не пойдёт. До самого утра они сидели: два стратега. А кто из них смешон, решать любому желающему. — Завтра атакуем. Вырвалось, словно бытовое явление. Впервые за месяц Чон замолчал искренне, не зная что сказать. Чем ответить? Да, не каждый день они так чательно прорабатывают стратегические детали, а сегодня они действительно задержались, но чтобы это было так внезапно. — Вижу, удивлены, - тянется он к сигарете, наслаждаясь замешательством на лице Чонгука, - Что такое, Чон Чонгук? Струсили? С первой встречи я столкнулся с чудовищным потенциалом в вашем взгляде. Я ошибся? — Шутите. А в чоновых зубах некотин посильнее, этим веществом плавить можно, медленно волокна разрывать и кислотой заливать. Этот некотин – его ухмылка, надменная, гадкая и кислая. — Думал, уже не доживу.