Чосон. г. Хамхын. Спустя два дня.
— Ай да Бог праведный! Послал на нашу долю такую удачу! - кричит пьяный мужичок, отчётливо разделяя слова друг от друга. — Чщ-щ, - шипит такой же ему в ответ, закрывая улыбку одним пальцем. Никто не сомневался, что после победы они расслабятся в местном кабаке. Этот день выдался тяжёлым, можно и стопку пропустить по горлу, хлопнув какой-нибудь красавице по ягодицам. Мужчины любят разврат, а пьяные хотят не только его. Чонгук как всегда пьёт один. С детства он учил себя, что одному надёжнее и спокойнее. Окидывая танцующих дам оценивающим взглядом, он кажется уставшим и совершенно недовольным. — Вас что-то тревожит? - спрашивает чосонец, вытирая один и тот же стакан третью минуту. Не ему о таком говорить, находясь под дулом пистолета. — Ты ненавидишь меня, - хмуро говорит Чонгук, отпивая прозрачную жидкость, - Ненавидишь, но под предлогом смерти пытаешься со мной, как с человеком разговаривать. Даже отравить не можешь, иначе твою семью вырежут по кубикам. Что за жизнь, правда? Бармен правда выглядит ужасно. Его лицо искажает недоверие. — Я вот себя тоже терпеть не могу. — Зачем вы мне это говорите? — Потому что мы говорим на одном языке. Это единственная причина, по которой я с тобой честен. Быть может, завтра тебя убьют, - говорит Чон, пожимая плечами, - Интересная вещь. Тебе есть что терять – ты уязаим. А когда терять нечего? — Свободно. Чонгук грустно улыбается, подпирая лоб рукой. — Нет, брат. Я не чувствую себя свободным. — В таком случае, вы потеряли ещё не всё, - на эти слова Чонгук вскидывает брови. — В самом деле? - в его взгляде читается тихое сумасшествие. Зрачки растворяются в радужке глаза, а губы вздрагивают, - Ты правда так считаешь? Чонгук отключается, когда достаёт из кобуры маленький револьвер. Не проходит и пару секунд как грудь бармена заливается красным цветом. Три чётких выстрела вонзали адскую, но короткую боль. — Мерзость, - надменно выплёвывает Чонгук, смотря свысока на тело мужчины, разбившего себе голову об бутылки на стеллаже. Никто взвизгнуть не успел, прежде чем бездвижное тело рухнуло на пол. Даже женщины сдержали кадыки, застыв в тех позах, которыми соблазняли пьяниц. Но этот выстрел был не единственным весельем в эту ночь. Когда грохот посуды продолжился, Чонгук намеревался уже покинуть помещение, забыв о своей жертве тут же. По ночам он спит спокойно, ни одна душа не душит его. Потому что душ нет. Даже на пьяную голову он кидает пару золотых на стойку, а кто их заберёт – дело не его. Воздух здешний особенный. Такой бывает в маленьких чистых городках, где знать не знают о фабричном труде. Где-то плещется речушка, там вдали танцуют верхушки деревьев, а под ногами сплошные тропы к интересным местам. Когда трава была такой зелёной? Лунный свет изумительно зажигает на ней капли бриллиантовых росинок, Чонгук понемногу влюбляется в такую эстетику природы. Пока глаза его не ловят кровавое пятно, недалеко от которого остался ошмёток человеческой руки. Заведя руки за спину, мужчина подходит ближе, сбиваясь со своего курса. Это запястье мужчины или женщины? Понятно лишь то, что плоть свежая, на неё насекомые ещё не собрались. Чонгук очень хотел бы лично посмотреть на смерть этого человека, чтобы в деталях вспоминать в старости. — Прости, - еле шевелит он губами, наклоняясь к находке, - Ты тоже хочешь убить меня, но между нами колоссальная разница в размере одной удачи. Я в отличии от тебя везунчик. Ты родился здесь, а я там. Чонгук отчаянно хочет поговорить. Отчаянно ищет поддержку в ошмётке человечины, гладя её. Он сам прекрасно осознаёт насколько грустно это выглядит. Почему же все попытки излить душу переходят в убийство и приступ бешенства? Потому что сознание отторгает попытку показываться кому-то слабым. — Знаешь.. - начинает он, касаясь пальцев, где кожа слетела до костей. Засохшая кровь позволила кисти запомнить положение каждой мышцы до самой смерти. Он долго беседует с этим человеком, у которого наверняка было много планов. Они говорили о политике, о природе, о родителях, но закончилось это всё щелчком в голове. Недолго текло холоднокровие по чонгуковским венам. Остаток фиолетово-красного мяса он просто втаптывает в грязь, накидывая сверху рыхлый пепел. Как только тема зашла на личное. Чонгук слышит за собой треск ветвей. Он удачно выбрался на окраину леса, где полно возможности проколоться в случае шпионажа, но об этом даже думать не приходилось. Кто будет следить за ним? И с какой целью. — Кто- Глотку Чонгука сжимает маленький охотничий нож. Такие встречаются у каждого уважающего себя мужчину, но Чон вовремя заметил мутный камуфляж. Вены над кадыком проступают красно-багряным цветом, но Чонгук вовремя поддевает чужую ногу, отдалив от своего горла нож. «Убью» - бегло думает Чонгук, пытаясь схватить чужой ремень и не дать сломать себе шею. Картина перед глазами начинает плыть. Сейчас или никогда, сейчас или никогда. Кружась карявыми шагами, Чонгуку удаётся приблизиться к дереву, где его глаза начали закрываться. Чонгук рычит глухо, но громко, вбивая противника спиной в ближайшее столетнее дерево. Он не думает о том, сломает ли он ему кости, убьёт ли. — Кто?! - разъярённо рычит Чон, в секунду успевая перевернуть и повергнуть парня на землю. Его колено плотно контролирует вражеские ноги, а рука, прижатая к горлу, закрывает локтём поток крови. — Кгх.. - захлёбывается парень с серым невзрачным лицом. Чонгук дышит над ним очень жарко и страшно. — Кто ты, чёрт возьми?! - повторяет Чонгук, надавливая выше, где пульс вот-вот зальётся кровью, - Отвечай! — ..вас прикончат. Чонгук делает удар по лицу, а спавшие на глаза волосы, не становятся помехой. Кто и зачем подослал этого паренька на такое бессмысленное задание? Неужели крысятничество и измена? Чонгук бы рад, да только вспомнить не может ни имени, ни лица парня. — Четно! - вскрикивает он, улыбаясь кровавым ртом, выплёвывая зубы на свою грудь, - Он добьётся своего. Госпожа смерть доберётся и до вашей спальни, командир. — Кто «он»? Кто «он»?! Чонгук болен, причём давно. Его болезнь зовётся нетерпением, при этом недуге творятся страшные вещи. Как только что-то идёт не по его правилам, Чонгук забывает о тормозах, которые ослабили бы его положение. Когда на его вопросы не отвечают – он просто бьёт, и бьёт с такой силой, с которой хотел бы дробить кувалдой его кости. Заплывший глаз, перекошенный нос, разбитые до мяса губы. — Урод, - говорит Чон, ловя последнюю улыбку сумасшедшего, - Предатель. — Он сказал, что моя семья будет купаться в золоте, - в его глазах застыли тёплые мечты и холодные звёзды. Хрип доносится через кровавый кашель, - Мои братья будут есть больше риса. Сестрёнка, я.. Но на этом ставится точка. Когда подошва Чона с хрустом сдавила острый кадык, хрип прекратился. В ногах остался лишь труп с разъехавшимися от боли зрачками. Холодный ветер открыл вспотевшие скулы, а над ними светятся чёрные глаза, где читалась одно слово «убит». Чонгук уходит не сразу, запоминая ржаво-каштановые волосы и красивые карие глаза, но сейчас они похожи на рыбьи и нелепые. Вопрос за вопросом: кто «он», почему и зачем Чонгука собираются убить, сколько ещё покушений готовится. Враги уже оказались среди своих отрядов, а значится, союзников становится всё меньше и меньше. Не стоило так глупо лишаться главной улики, которая могла бы его вывести по свежим следам к интересным разгадкам. «Мне нужно во дворец» Всё, что нужно знать императору – Чонгук доносит, а сегодня как раз такой случай. Он не потерпит внутреннего восстания, особенно в конец своей успешной карьеры полководца, поэтому сделает всё, дабы противостоять этому.Япония. г. Токио.
— Юнги, почему нет? - возмущается Намджун, сжимая в своих руках пальцы Юна. Они с утра заведённые друг на друга из-за споров. — Сколько раз я должен отказать тебе? Нет, и ещё раз нет. Я никуда не пойду с тобой, а ты без меня с места не сдвинешься. — Ещё раз, почему? — Я ведь говорил. Тэхён за сегодня их слышит впервые, хотя их лепет начался с семи утра. Ким впервые слышит, чтобы эти двое планировали покидать холодные стены, но желание разбираться во всём этом отсутствует. — Тэ, - вскакивает Юнги, не оборачиваясь на озлобленное лицо возлюбленного. Ладонь Тэхёна он быстро разворачивает к потолку, нащупывая пульс, - Ты ещё очень слаб. Помнишь что-нибудь из случившегося? Помнит. Обида, предательство, ложь и боль. Он помнит это третью ночь, редко моргая пухлыми красными веками. Эти очертания уходящего силуэта никогда не отпустят, хотя бы в этой жизни. Но парень молчит, даже еды не просит, а в крайнем случае ест через силу. Его тело стало пустым сосудом без смысла и желаний. — Юнги, - сводит Намджун брови, намереваясь встать с постели. — Я не пойду с тобой никуда, - Тэхён впервые слышит, чтобы Юн-хён был так категоричен. — ..куда? — Нет-нет, Тэхён, никуда. — Вестей нет? Теперь молчит Юнги. Только не потому что не хочет в отличии от Тэхёна, а потому что нечего сказать. Хёсок больше не разговаривает ни с кем после той ночи. — Понятно, - догадывается парень, переворачиваясь набок лицом к стене. Он опять не хочет есть и тем более о чём-то беседовать. — Юнги, - продолжает Нам. — Да хватит уже! - срывается парень, вскакивая на ноги, - Хватит пить мою кровь. Ты на ухо жужжишь без конца и края, этот ведёт себя, как ребёнок. Чонгук запретил нам, Намджун, запретил покидать часть до окончания войны. Твою мать, как же достало! — Чонгук, Чонгук, Чонгук. Опять Чонгук! Тэхён чётко цепляет это "как ребёнок". — Да, Чонгук! - Юнги хочет сказать что-то ещё, но вместо этого зажёвывает губу и со слезами просит открыть ему дверь. Намджун ненавидит эти слёзы, ради юновской улыбки в котёл прыгнет, но гордость берёт своё. Из-за этого просто молчит, ополчившись в стену. Одно и то же, это имя осточертело уже до самой селезёнки. А самое ужасное то, что Намджун понимает обоих. — Намджун-хён, - обращается Тэхён, поворачивая голову, - А, да нет. Ничего.. Юнги идёт яростно, его крайне редко увидишь в таком расположении духа. Когда в последний раз он так строго смыкал руки за спиной? Даже воздух вокруг него другой, совсем гнусный. Он и знать не знает, что Чонгук сегодня внезапно наведывается в Токио, но видеть он его категорически хотел. Войдя в свою маленькую деревянную каморку, он спешит к столу с чернилами. Они переписываются на чосонском, так надёжнее.“Чонгук...”
А что писать дальше? Парень немного растерянно бегает взглядом по белому листу. Как ему выразить весь гнев, накопившийся за это время? Как только идея приходит, она тут же исчезает. Словно кто-то её мастерски караулит и крадёт, оставляя Юнги врасплох. — Щ-щ, - шипит Мин, со злостью швыряя чернила с бумагой. Тушь растеклась по полу замысловатым деревом; возможно, это голая сакура. Но Юнги видит в этом вены, очень тонкие и гнилые. Всё, что он сейчас может – так это упасть лицом на стол, прижав свой затылок двумя кулаками. От этого плача хочется выть, хочется дождя и немного сна. Желательно в обратную сторону.Дворец.
При входе их встречает новая служанка с красными тонкими губами и белым матовым лицом. Можно было спутать её с кисэн, но Чон знал осторожность мужчины. Он молча приветствует её лёгким поклоном, а сам то и дело гадает как начать странный диалог с императором. С приходом лета двор стал пустовать из-за засухи, многие растения съежили свои прекрасные листья, а земля не перестаёт трескаться, не взирая на старания прислуги. Чонгук никогда не хотел такой роскоши, уж главное с кем, а не где. Он всё ещё помнит то тепло, жившее в маленьком домике с матушкиными руками. — Он плотно потрапезничал, - сообщает сопровождающий, отвлекая чонгуковский взгляд, застывший на искусственном водопаде. — Понимаю. Я не буду его задерживать. Всего лишь дам знать о самом необходимом и оставлю наедине со сном. Можно было подумать, что Чонгук пытался казаться самым вежливым, но он просто был огорчён сложившейся ситуацией. — И что же? - говорит старик, стоя напротив окна, в котором постепенно прячется закат. Золотые софиты исчезают тончайшими шлейфами, а красные раскаты неба постепенно глушатся дымкой. Но звёзды горят самым неотразимым серебром, что сыскать можно в красивых легендах. Чонгук вяло садится за кресло, шаркая холодной рукой по спадшим волосам. — Той ночью на меня совершили покушение. Мужчина скромно вскидывает бровь. — Когда это произошло? — Ни восхода, ни заката. Значится, что глубокой ночью. Я должен выяснить заказчика. — Вы не оставили нападающего в живых? - Чонгук виновато сглатывает, но не от стыда, а от отвращения к своему гневу, - Вот как. И что вы будете делать? — Я должен остаться ненадолго. Уверяю, у севера всё будет в по- — Что будете делать, Чон Чонгук? — Это уже не ваши заботы. Если я не справлюсь с такой задачей, то грош мне цена. — Добро, - кивает мужчина, сухо сужая глаза, - Ступайте. — Доброй Вам ночи, - кланяется Чон, не чувствуя облегчения от высказанного. Поправив за дверьми поношенный мундир, он мрачно окидывает взглядом восходящую луну, думая: «Что ты мне на сегодня приготовила, злодейка?» По приезду в часть, в свою скромную бывшую комнатушку, Чонгук ловит множество былых воспоминаний. Лёгкий хлопок двери звучит знакомо, так она стучала, когда Чонгук удалялся освежить тело прохладной водой. На столе тонкий слой пыли, а в выдвижных ящичках нетронутые пустые конверты. Чуть ниже хранятся переписки с мамой. — Я, пожалуй, с ума сошёл, - улыбается Чон, трогая пожелтевшие от влаги письма, - Тебя нет, а я хочу верить в обратное. В его взгляде кроется любовь – он любит. Искренне и глубоко, как хотел бы каждый, чтобы его любили. Спустя пару секунд мужчина садится на одно колено, закрывая глаза с опорой на стул. Он вспоминает её голос, как непорочная и невинная душа выбивала сердцебиение в её груди. Непорочная и невинная душа. Чон вздрагивает. В его голову отбился знакомый голос, но отнюдь не женский. — Командир. Среагировав на второй зов, Гук не особо вслушивается в контекст, но улавливает "Юнги". Его зрачки заметно уменьшаются, несмотря на то, что контур радужки и зрачка незначительно отличается. В жилах сжалась какая-то тонкая вена. — Ведите. Чонгук забывает своё желание нормально выспаться хотя бы в эту ночь. Он строго шагает за высокорослым парнем, но с виду не скажешь правильно кто кого ведёт. В дороге они оба молчат, но только Чонгук знает как сильно забилось его сердце. Казалось бы, время бежит, а небо становится лишь яснее. Эти дымчатые облака уже давно скрылись где-то на западе, хотя Чонгук не то что в небо, он не смотрит и под ноги. Только перед собой. — Он неважно выглядел, - говорит парень, чей голос можно сравнить с терпким кофе, - Велел не беспокоиться и откланяться. — Этот упрямец даже при смерти помощи не попросит. — Командир. — Знаю. Но я здесь для других дел. Их диалог вовремя обрывается у маленькой хатёнки. Личный маленький домик Юнги с бесконечными тюбиками, а в них сплошные настойки. Здесь он живёт и отдыхает. — Свободен, - холодно велит Чонгук, не оборачиваясь на чужое «так точно». В комнате стоит жуткая тишина. На второй шаг Чонгук слышит лишь внезапный треск старых досок, находящихся под ногами. Мышиный писк прозвучал максимум раза два, а вот голос и дух Юнги он не может почувствовать. — Юнги? - как-то неуверенно зовёт он воздух, всматриваясь в практически тьму. Единственное окно в этой комнате можно сделать побольше. А лучше провести электричество. — Чонгук? Брюнет узнаёт эту робкость в голосе. Они встречаются взглядами, но совершенно незнакомыми. Чонгук ошарашен, удивлён, а в глазах Юнги застыли оттенки калины. Кислой и красной. — Это ты бунтуешь тут? — Чонгук.. — Ну и лицо у тебя, конечно. Я на рынке сухофрукты посимпатичнее видел. — Ты пришёл. — События всегда цикличны, Мин Юнги. Как и все люди. — Собирался написать тебе, но подумал, что ты слишком занят, - его голос кажется сломанным и слабым. Он усердно кричал или долго молчал. — Тебя интересуют мои дела? - говорит Чонгук, садясь за стол, - Собирал грехи, сахарная фея. — Что за сахарная фея, - ворчит Юн, стягивая губы, - Ты бываешь серьёзным хоть когда-нибудь? — Жизнь слишком коротка, чтобы в ней упустить возможность по-человечески улыбнуться. Мы можем сейчас заговорить по-другому, если тебе так хочется. Но что-то мне подсказывает, что это не то, чего бы тебе хотелось на самом деле. — Никогда не удавалось поймать тебя на слове. Как у тебя выходит так с умом читать человека? — А ты не думал, что я просто хороший манипулятор? Юнги отвернулся, предпочтив проигнорировать такой вопрос. — Тэхён.. — Что «Тэхён»? - Чонгук беспочвенно занервничал. — Я не знаю что делать с ним. Не ест, не пьёт, разговаривает изредка. Это не болезнь. — Принцесса начала показывать свой характер? - в глазах Юнги так и читалось недовольство. — Чонгук. — Понял, - хмуро перебивает мужчина, намереваясь уже уйти, - Найду ему интересное занятие. Уж я-то знаю толк в веселье. — Подожди, - просит Юнги, хватая чужое запястье через весь стол, - Что ты собираешься делать? Чон несложно улыбается и гладко вытягивает руку. — Не твоя забота, Юн. Отдыхай. — Ты сейчас уйдёшь? — Если сейчас наш диалог спасёт какую-то жизнь, то я вынужден буду остаться. Предложи мне другую причину. —