ID работы: 9182721

боевые искусства

Слэш
NC-21
Заморожен
24
Размер:
189 страниц, 22 части
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
24 Нравится 18 Отзывы 15 В сборник Скачать

Глава 15. "Я солнцем глаза свои закрою"

Настройки текста
      Этим утром шёл дождь. Посреди тесного промежутка между койками, которые можно было бы раздвинуть, не хватало грустного фортепиано. Кто бы спел этим днём, передав всю тоску и сырость пустого часа. Только ни фортепиано, ни упавший колокольчик на лист дерева не смогли удовлетворить музыкальную нужду Тэхёна.       Намджун ещё пару часов назад выбрался в горы на добычу угля, попрощавшись с Юнги. Он вернётся жутким вечером, пронизанный чудовищным холодом. Никто не был в восторге от плача неба, усыпляющего своим видом. Словно сонное царство накрыло живые уголки здания, где марионеточно было тихо.       На улицах всякий прохожий морщился, ступая в лужу или чихая под маленькой крышей. Хандра напала на всех, смывая с города вчерашние празднества. Из воспоминаний, только из воспоминаний можно было найти что-то весёлое за утекающее время.       — Какой бес тебя попутал?!       В кабинете Чонгука впервые кричит кто-то не носящий чонгуковский тембр. За обычай там летели обидные слова исключительно из уст Чона, но только не сегодня. Ритмично выбивающие музыку, эти капли дождя были маленькой нервной ловушкой. tab>— Смотреть мне в глаза! - хлопнул Юнги по столу.       Он был в бешенстве, за всю ночь он не отошёл от состояния гнева, и кажется не собирался ещё долгое время. В своих глазах Юнги таил много недосказанности, сегодня это вылилось в скандал. Чонгук же походил на подростка с такими виноватыми глазами и кулаками, зажатыми на столе. Ему нельзя оправдываться, потому что дело сделано, результаты на лицо.       — Стыдись, олух тупоголовый, стыдись, горя создание! Ишь натворил чего, недоумок. Какого чёрта, Чон Чонгук? - рука Юнги резко дёргается, ударяя во второй более агрессивный раз, - Я с кем веду разговор?!       — Юнги, - сдержанно говорит мужчина, практически тихо, - Я не знаю.       — Чего ты не знаешь, дурень?! Я прекрасно знаю, что ты ничерта не знаешь!       — Это была ошибка.       Горечь в чужом голосе осадила Юнги. Массируя висок, блондин падает на стул, раздражённо закрывая глаза. По честности, голос начинал хрепеть, а голова набухать болью.       — Не удивлюсь, если окажется, что в прошлой жизни ты был сильным, но глупым животным. Зачем человеку что-то ещё помимо инстинктов? Какой же ты..       — Мне нет прощения?       Мин резко поднял взгляд на друга.       — Ты кому задаёшь этот вопрос? Мне ли?       — Юнги, - горько начинает Чонгук, стуча по левому плечу, - Тут больно. Кричи, как заблагорассудится, но от этого ничья боль не уйдёт.       Юновское внимание цепляет брошь на краю стола. Та самая, вчерашняя.       — Что она тут делает? - говорит Юнги, дотягиваясь до безделушки, - Замечательно. Вот её и вернёшь.       — Ничего я не собираюсь возвращать. В жизни больше не явлюсь перед ним лично. А лучше прикажу расстрелять и все проблемы..       Чонгук остановился. «Расстрелять?» – переспросил он себя с осознанием ужаса. Его голову связало что-то неприятное, словно проклятый ведьмий платок.       — Нет..       — Да, Чонгук. Тебе нельзя любить, - с досадой закачал головой Юнги.       — Да как же так. Нет, - повторяет Чон, берясь за голову. Всё теснее и теснее, больнее и больнее голова вот-вот лопнет, - Юнги, что мне делать?       — Спроси себя для начала. Разберись, кто он для тебя, и заслужил ли он такого отношения. Наивный светлый мальчик, переживший предательство, утрату и боль, понадеявшийся на своё сердце, которое ты уверенно топчешь. Он любит тебя.       Глаза Чона встрепенулись. Под кожей зашевелилось волнения, самое внезапное, но не противное. Он чувствовал себя погружённым в тёплую воду, услышав нечто подобное так близко. Впервые ноги отказались двигаться от боли.       — Как же, - волнующе спросил Чон. Его голос ложился неровно, - Как мужчина..       — Чон Чонгук, - продолжал Юнги отчитывающим выражением лица, - Забыл, что сделал той ночью? Эти последствия сейчас лежат на койке. Пойдём взглянем? Вижу, что не хочешь. А почему? Может, потому что приятно было?       Чонгук боялся что-то сказать, сократив в волосах пальцы. Осознание никак не приходило, разум отторгал.       — А ты любишь его.       Второй укол раздался выше прежнего. Словно мама, как много минувших лет назад, он объясняет Чону как устроен мир, и в чём он ошибся.       — Ради Бога, не смотри так. Теперь я понял, где именно ты не всезнающ. Тяжело принять? А ты попробуй. Вспомни. Вспомни, как ты чувствовал себя, стоящим под дверью каждую ночь, когда твой солдатик извинения в виде позднего ужина подавал. Вспомни и то, что ты спал ужасно, шаркая по двору, как умалишённый. А смотришь ты на него почему так?       — Как? - с интересом спросил мужчина, чей вид олицетворял слово «расскажи».       — Говорю же, олух. Ведёшь себя, как не пойми кто, возомнил себя главой всех и вся, а теперь локоть кусаешь. Люди любят людей. Им не важен пол или внешность, когда в одночасье их сердце бьётся чуть чаще, чем обычно. Чонгук, ты любишь не мужчину, а человека, понимаешь?       Вдумчивость Юнги определённо вдохновляла. С наполненным сердцем Чонгук поднялся с кресла, цепляясь взглядом за картину, где прямо перед носом игрались неряшливые медвежата. Осознание вряд ли ещё дошло до головы, но ждать больше не выйдет, ибо сумасшедшие секунды остановить нельзя. Время слишком скоротечно, чтобы так просто терять его, отдаваясь сердечным сомнениям.       Чон выходит молча, и его абсолютно понимают, провожая любезным взглядом. Важнее то, что первый шаг уже сделан, осталось лишь продолжить этот путь, называемый навстречу.       Тэхён не был избит или искалечен, но очень подавлен. Вид его излучал неистовую атмосферу депрессии и ужасного стресса, отражающегося в бесцветных глазах. Первое время он лежал горизонтально, что было удобно, но с течением времени, когда спина начала неприятно ныть, Тэхён принял полусидячее положение, опираясь на подушку.       В комнату раздался деликатный стук, что немного взволновало Кима. Комната принадлежала другому корпусу лазарета, где было коек шесть, но на данный момент занята была одна.       — Изволь? - скромно высунулся мужчина, шаркая взглядом.       Тэхён молчал. Он не повернулся, рассматривая десятую минуту ненавязчивый дождь. Такой спокойный и мирный, что казалось, его легко было очеловечить.       — Тэхён, я.. - замялся он, когда несмело поднимая ноги, ему удалось сесть, - Должно быть, мне стоит объясниться.       — Каким было ваше детство? - перебил Тэхён очень спокойным голосом. Таким гармоничным, но Чонгуку казалось, что парень вот-вот заплачет.       После неловкой паузы Чон разжимает на коленях кулаки и небрежно смыкает в замок, устраивая на колени теперь локти.       — Мирно, - по-простому вещает мужчина, сужая ноздри, - Пыль гнал с отцом по дворам, матушку беспокоил ссадинами. Как и все.       — Отнюдь, как все – быть не может, - наконец он показывает свой профиль, смотря тоскливо, - У всех по-разному. У вас отец тоже военным был?       — А как же ж, военный. Тот ещё чудак, но безумно совестный. Дак с ним же мы и вытаптывали кукурузные поля, ещё в мальстве моём.       Тэхён уловил что-то приятное в радостных нотках этого человека. Каждое слово пропитывалось чем-то любимым и тёплым, а Тэхён такое очень ценил.       — Что же случилось с ним? - он знал, что трогает больную тему.       Чон, уронив глаза, тихо хлопнул ладонями.       — Погиб. Как и все, кто отдаёт свою жизнь в залог службе.       — И вы желаете пойти по тому же пути? - Тэхён звучал тревожно, словно пытаясь выдавить «нет».       — Вижу, что знать тебе больше хочется, да только давай в другой раз, - рука Чонгука естественно легла на чужие пальцы.       Тэхён был в белом, грустен и одинок, но очень красив. Чонгук бессовестно рассматривал сейчас это лицо, где скопилось всё эстетическое всего мира. Но там не было радости – самой важной эмоции.       — Моя семья из категории "калек", - Тэхён забрал руку, - Тобиж жил я с одним отцом. Образ матери я вспомнить никак не могу – не жила она со мной ни секунды, отец же этой темы избегал.       Чон с пониманием слушал, ничуть не имея желания перебить. Что ни слово, то какое-то смешанное чувство волнения.       — Дружил. Братья меньшие очень любились мною, - он остановился, сдирая вокруг ногтя кожицу, - Помнятся мне излишне скверные мысли.       Чонгук вспомнил юношество, когда он не знал как правильно отвечать на душевные темы, а Тэхён то и дело, что продолжал задавать серьёзные вопросы. От нервов показался лёгкий пот, губы вовсе высохли до складок.       Первым движением Чонгук привстал с неудобного табурета, вторым попытался нежно погладить чужой подбородок, приблизив к себе, но третьего действия не последовало.       — Зачем? - робко произнёс Тэхён, ставя между парой губ заслонку из пальцев.       «Чтоб мне провалиться!» – прорычал про себя мужчина, отскакивая и одёргивая мундир. Громко кашлянув, он показался совсем плохим актёром. Тэхён мог бы улыбнуться с такого неряшливого поведения, если бы только его поясница не ныла грустной болью. Ему больно не только физически.       И они расстаются, когда Чон тихонько закрывает за собой дверь. С каким же раскаянием он хочет сейчас бить бетон, оставляя на костяшках кровь, а не трещины на стенах. Какое же неприятное чувство, когда тебя что-то душит поперёк всего тела, разрывая душу на части. Сердце собралось в комок, там совсем паршиво.       Так проходят дни за днём. Чонгук, ей богу, как мальчишка, собирает лекарственные ромашки, а перед Тэхёном за спину прячет, выбрасывая в окно. Под ним уже образовалось целое поле из выброшенных цветов. Никак не может понять, что это правильно, что Тэхёну дай только время.

Никакая дисциплина не научит искусству любви

      Время от времени Чон пересекается с Юнги, делится душевными сомнениями, но чаще всего Мин задерживается у ворот, перебирая пальцы на груди. На закате по горизонту появляется его мужчина с уставшим видом. Как говорится, с миру по нитке, но эти нитки Намджун собирает не по миру. По брёвнышку, отлынивая хитростью, он неспеша следует своему проекту, в который вкладывает не только физические старания.       — Свет мой, - пугает Нам, касаясь спины Юнги.       Парень забавно подпрыгивает, совершенно не ожидая любимого за своей спиной. Темень такая, что не одна сотня светляков понадобится, чтобы различить человека от дерева.       — Дурак! - бьёт Юн мокрую грудь, вытирая руку о свой лекарский фартук, - И знать знаешь, что я боязливый.       — Прости, твоё лицо будоражит, когда ты пугаешься, - Нам ломает бровь, делая шаг назад и задумчиво натирая подбородок, - Мин Юнги, постыдился бы.       — ?       В попытке найти на своём лице что-то неправильное, Юнги ловит семейную улыбку. Намджун опять шутит, нежно цепляя пальцем вздёрнутый нос.       — Постыдился бы так хорошо выглядеть каждый божий день, - улыбчиво говорит Ким, обнимая подтянутую талию, - Любовь, совсем скоро через пару недель мы будем свободны. Пока воды не замёрзли и зимы не видать, мне стоит поспешить.       — В самом деле, рядом с возлюбленным голову теряешь, - мурчит блондин, вытягиваясь на носках. Кошачьей гибкость он достаёт до пышных губ, подхватывает этот слабый вкус любви, - Когда бы я ещё решился на столь безрассудный поступок.       Они гуляли вдвоём, но не по паркам, как описывают в романах, а по запыленному двору, где одинокий фонарь смотрелся жутковато. Никогда не было страшно, пока была возможность обнять сильную руку и идти так бесконечно, прислонив висок на грубое плечо. Как и сейчас.       Их шаг был един, но не ритмичен. Неописуемо един, как идут родственные души, встречающиеся раз в долгие годы. С совершенным спокойствием их встречали ночные создания – насекомые, но по-настоящему им нравились ночные бабочки.       — В этом мире много прекрасных вещей, - молвил Юнги, останавливаясь у фонаря с тучкой молей, - Даже эти серые создания стоят своей доли восхищения.       — Ты так говоришь только потому что влюблён, - посмеялся Нам, вызвав молчание, - И потому что ты хороший человек.       — Насколько хороший? - игриво улыбнулся парень, выбиваясь припрыжкой вперёд.       — Настолько, насколько никто другой, - подлавливает он тон, ускоряя шаг, практически легко бежа.       Начинается игра в догонялки, а Юнги очевидно проигрывает, ожидая догонку за спиной, и находит он её за очередным столбом. Юнги не умел смеяться, зато харизматично заражал улыбкой, которая шла абсолютно всем вокруг него.       Такие мелкие формы зубов, подобные ракушкам, Намджун встречает впервые, да и не только зубы он находит удивительным в этом человеке. Ауру заботы и спокойствия, присущей только хозяйственным людям с талантом согревать дом без огня, зажигать свет одной походкой.       — Намджун, - сдаётся Юн, спадая под дерево, став с ним единым целым, - Поделись со мной всем, о чём думаешь в ночи.       — О чём ты? - улыбнулся мужчина, закрывая глаза, - Разве в моей голове есть место чему-то отличному от тебя?       — Не поясничай, ты же знаешь о чём я, - вскочил на колени Юн.       Заведя пальцы за талию, Намджун сократил всевозможное расстояние между их телами. Пленность обеих глаз крепко связала их не только физически. Вокруг Юнги вырисовывался особый свет, направляющий туда, где их сердца будут спокойны, где воздух бывает чище.       — Мы никогда не расстанемся? Дай слово, что ты никогда не оставишь меня.       Самые аккуратные пальцы паутиной осели на смуглом лице. По воздуху пробежалась иллюзия, словно у Мина отросли волосы в одночасье с порывом ветра. Намджун вновь застал завораживающий цвет глаз, где отражалось собственное волнение.       — Прошу, Намджун, - стекла прозрачная рука на грудь, - Свяжи нас до конца жизни. Сплети ту связь, которой не разлучить никогда никого. Пусть даже смерть будет беззащитна перед нами.       — Твои глаза очаровывают, - наклонился Ким, запуская руку в белые волосы, - Нежность твоего взгляда остаётся сотнями морскими поцелуями на моей коже. Первое касание наших рук стало самым неописуемым чувством одновременного волнения и радости. Скажи, разве такие чувства не способны перебороть саму смерть?       Юнги не мог ответить словами, поэтому за него дало ответ сердце, бьющееся так громко, что даже виски передали эту барабанную мелодию. Он доверил, казалось бы всё, в то время, когда это «всё» называлось доверием. Весь мир стоит на взаимоотношениях, где их прочность зависит от доверия – самого главного качества между людьми. Кто им владеет, тот является воистину счастливым человеком. Ты можешь бесконечно доказывать свою харизму или чувство собственной личности, но доверие человека добивается самым ценным трудом.       — Твоя улыбка станет символом моей жизни, Юнги. А ты навечно отпечатаешься в моём сердце и сознании.

...

      Чонгуку приходит известие, что совсем скоро он едет в Японию. Ключевые точки захвачены, последние битвы если не решат всё, то исход победы точно, а вернее насколько быстро она наступит.       Что будет в конце этой войны? Празднование победы с восхвалением родной земли Чонгука. Японский народ поднимет бокалы, на улицах разольётся радость и гордость за гражданскую честь, на лицах всех людей расцветёт праздное настроение. Начнутся танцы, в ушах многих людей заиграют душераздирающие песни, которые исполнят певцы всех возрастов. Это будет победа для всех, но не для того, кто её добивался.       За спиной Чонгука много крови. Ещё больше там воют людские черепа, что скрипят день и ночь. Чонгук прекрасно понимал язык, который искоренял, который учил вместе с отцом. Он так и не сдержал слова, похоронив мать в домашнем саду, чтобы дух госпожи этого дома всегда был рядом. Его отзывчивые товарищи разрывались у собственного носа, тела которых он перестал собирать. Отныне, он собирает только осколки воспоминаний.       Ведя за собой команду, стоя буквально за штурвалом, Чон уверенно тонет, забывая себя самого. Теперь ему нечего праздновать, а возвращаться некуда, ведь кто там ждать будет. Тоска этих мыслей становится грузом, и только он тяжелее любой гири на мужских плечах.       Чонгук возможно позабыл сущность человека, зато имеет желание искать её в себе. До своего отъезда он долго планировал завести с Тэхёном один разговор. Теперь же у них начали гореть сроки.       — Ч-щ!       Тэхён отвлёкся, сидя на скамье за зданием лазарета. Вид отсюда открывался грустный: одинокие голые деревья, в которых никогда не было жизни, земля без радости растительного рождения, даже небо дарило сюда изредкий туман. Но несмотря на весь этот пейзаж парень находил во всём этом что-то расслабляющее, а точнее убеждал себя в этом, приравнивая всю окружающую депрессию с собой. Оттого и задерживался долго за наблюдением птиц.       — Чтоб им пусто было, - прозвучало тоже возмущённо.       Из-за угла показался Чонгук, неряшливо одёргивающий складку на груди. Тэхёну даже захотелось подвинуться, сделав неудачную попытку равнодушия.       — На кого вы ругаетесь с утра пораньше? - спрашивает Тэ, даже не поворачиваясь.       — Чёртовы ветки, я клянусь, что давал распоряжение разобраться с этим бардаком. Доверился дармоедам..       Чон замолчал, увидя чужую улыбку. Наконец они встретились взглядом, а Тэхёну удалось заметить кое-что ещё.       — Вы же сейчас ругались на ветки? - второму нечего было ответить, оставалось лишь почесать за затылком, сев не так далеко, - В чём они провинились?       — Вот в чём.       Мужчина зажевал губу и показал блюдце с молочной рисовой кашей. Свежие подтёки на краях блюдца указывали на то, что совсем недавно эта порция была побольше. Тэхёном охватило смущение.       — Но люди едят в помещении, вам стоит зайти и позавтракать внутри. Я так понимаю, вы зацепились за корягу?       — Не для меня это, - сжёванно проворчал Чон, - Это я принёс тебе, Тэхён.       Плечи парня зеркально сжались.       — Я не голоден.       — Просто открой рот.       Как будто из воздуха, и став фокусником, Чонгук достал миниатюрную ложку, размешивая ею сладкую смесь. Набрав немного, каша превратилась в снежные хлопья, которые не совсем гармонично смотрелись в больших руках.       — Юнги был занят, да и я подумал, что будет лучше, если я сам приготовлю. Хочешь сделать хорошо – сделай сам, правда? Ну же, остынет.       — Вы умеете готовить? - спрашивает Тэ, вот-вот касаясь губами ложки.       — Сейчас и узнаем, - не без гордости ответил Чон, - Ты мало ешь, о малом говоришь. Мне беспокойно, что в полном одиночестве ты остаёшься слишком часто.       Тэхён уже готовился закашлять от неожиданности сказанных слов, однако его план действий прервался вкусом. Деликатным и приготовленным с чувством трепета. Щёки Тэхёна почувствовали сладость.       — Откуда вы..       — Пережёвывай. Во-первых, умею я готовить потому, что у меня был прекрасный учитель, а во-вторых, я знаю о тебе всё, что знает и Юнги.       Это не было предательством со стороны Юнги. Чонгук не находил себе места, как-то взволнованно застревал на полуслове, а смотрел чуть ли не насквозь. Неужели оставлять страдальца на самотёк? Да и Юнги вспомнил давно забытого Чонгука, у которого не было широких плеч вместе с чувством полной уверенности.       Какая-то ворчливая птица сорвалась с ветки, то ли завидуя, то ли негодуя, и летящее тело унесло за собой шлейф страха, человеческой слабости.       — Завтра надо заказать на себя новую форму. Эта выглядит совсем паршиво, хоть с ней у меня и связано много воспоминаний. Не подумай, я не из тех, кто за прошлое цепляется.

      — Я так люблю её, Юнги! Юнги, я люблю, люблю её, люблю всем своим чёрствым сердцем! Что мне делать?! Если сегодня она мне опять приснится, я просто возьму пистолет и прикончу себя!!

      Тэхёну стало не по себе от воспоминаний той ночи. На вопрос Чонгука он отвечает молчанием, досадно ковыряя кашу. Ему больно, но ещё больнее от беспомощности. Если бы можно было в тайне разменять что-то ценное на другую судьбу этого человека, Тэхён тут же бы это сделал.       — Пойдёшь со мной?       Тэхён набрал воздух. Он почувствовал, как сильно почва под его ногами начала пульсировать, взгляд закружился. За всю неделю это первый приступ паники.       — У меня нет столько храбрости, чтобы согласиться.       От сопящего вздоха сложилось впечатление, что Чон уже уходит, но он всё же останавливается, застыв спиной к скамейке.       — Храбрость это то, что находится между скромностью и безумием. Безумен ли ты, Тэхён?       Ким вкаскивает на ноги, ожидая, когда тот скорее обернётся, как это делал уже много раз. Смотреть на эту спину, означает оставаться сзади. Это значит, что Тэхён стоит на месте, а грешный исполнитель ступает в могилу, из которой уже не будет дороги назад. Его чувство хрупкое не оставляет, боится, что не свыкнется без этой связи. Киму хочется держаться.       — ..Тэхён?       Капкан сработал.       Обняв так сильно, ловушка закрывается, и Чонгук набирает воздух, который долго будет держать в себе. Где-то под грудью завязалась нить из человеческих рук.       «Не уходите»       Молит Тэ, боясь сказать это вслух. Ещё немного бы так постоять, ему хочется детальнее запомнить всё тело с мощными пропорциями. Ещё один вдох с запахом мужской горечи, ещё одна секунда с надуманной хорошей историей. Словно они просто пара, которой они стояли перед Тэхёном во сне.       Глаза парня закрываются, вместе с этим делается настолько глубокий вдох, что за ушами Чонгука пробежался грызун с горячими лапами.       — У многих людей есть тайны, посему сегодня мне хочется открыть свою. Я понял, что такое страх, когда впервые услышал взрыв гранаты, плач земляков, моих соседей.. - голос Тэхёна неприятно задрожал, - Я слышал, как кричали дети в ногах обездвиженных родителей. Меня так душит осознание ужаса, мне так страшно от того, что умерших людей уже никогда не вернёшь. И сейчас мне тоже страшно..       На последних словах Чонгука пронзило горячее копьё. Он готов прямо сейчас зажать в себе усталые черты, дабы оградить от любого человеческого ужаса. Но Чонгук сам являлся ужасом и его причиной.       — Тэхён, я..       — Мне страшно, что вновь я останусь один, - руки Тэхёна робко возвращаются в прежнее положение, поторапливая Чонгука развернуться к нему, расслабить своим вниманием. Их глаза встретились вновь, но уже в другом, отличающемся от первого раза, настроении, - Пару месяцев назад я мог поклясться, что забрал бы вашу жизнь лично. А месяц назад ваше имя было самым омерзительным, лицо невыносимо высокомерным. За неделю до этого дня мир меня мало интересовал, а сейчас, - сказал Тэхён, подняв выше голову, - Мне страшно без вас.       Сердце Чонгука пропустило приятный удар. Бывало ли так, что сердечная боль походила на чью-то руку, что сердце это метит пальцем? Упирается, но не до боли, а ощущения жаркого ковыряния.       — Вы показали мне другого человека, - сказал Тэ, убрав с чужого лба прядку волос, - Когда я слышал за дверью беспокойные шаги, то был уверен, что ещё немного и ваше лицо покажется из-за двери. Мне было приятно гулять с вами, говорить обо всём, что волновало. Только больше всего тревожили вы. Вы стали моим ответом на все вопросы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.