Чосон, окраина Нампхо. 23:02
В обилии золотого света по стенам разлетелся сладкий аромат алкоголя. По бурому полу ходят женские ноги, в руках которых вертятся пустые подносы. Они были с маленькими красными губами – играющие ангелов и пытающиеся вызвать расположение клиентов на свой страх и риск. — Что ж, вечер добрый, - с еле заметной улыбкой поздоровался Чонгук, стуча носком на пороге. Данный дом кисэн был лишь маленькой нитью от огромной паучьей системы дамских домов. Множество точек было раскидано по самым разным уголкам Чосона и сейчас эти точки обслуживали чужеземцев. Давным давно хрупкие девушки позабыли право неприкосновенности, давно смирились со своей участью, ведь защитить их в женском доме некому. Чон окинул зал взглядом, среди которого все соломенные коврики были попарно заняты. Среди прочей грубой толпы ему хорошо запомнился худощавый парень, плачущий в прекрасную, в розовом шëлке, женскую грудь. Но ему нужна была отдельная комната, поэтому Чон направился на поиски хозяйки. Ею оказалась пожилая, но очень славная женщина маленького роста и глубокими морщинами. Еë речь показалось очень сладкой, а темперамент милым, словно душа в старческом сосуде не спешила ссыхаться. — Молодой человек, неужто за похотью пожаловали? - спросила вдруг бабушка, сцепив руки за спиной. — По правде говоря, вы мне показались очень проницательным человеком, госпожа Хо, - с улыбкой сказал Чонгук, - Но я исключительно по делу. — Чего же мы ждëм? Этими мелкими шагами хозяйка стала напоминать Чонгуку торопящегося грызуна. В своей голове он уже примерил на ней образ невинного енота, которым она так наивно выглядела в его глазах. Долго идти не пришлось, хотя Чонгук собирался ещë перекинуться парой фраз перед прощанием. Неожиданно Хо открывает дверь и пропускает его, не собираясь уходить. В комнате зажигаются благовония, включается тусклый свет. — В свои юные года, помнится мне, я была лучшей из лучших кисэн и таких же воспитывала в этом доме на протяжении многих лет. Позволь дряблой старушке помочь тебе сейчас. Моë время и без этого зря скоротается, а девочки мои вовсе в страхе живут. Еë сухие руки легли на колени с превосходной плавностью. Чонгук потëр шею в знак смятения, а потом продолжил. — Давеча вы тут всех знаете. Я ищу одну семью, точнее дом с ней. - после паузы для самообладания он продолжил, - Знаю, что благородных Кимов тут пруд прудит, но есть особенная семья, где рано ушла мать. Отец очень холодный человек, непонятный. — И двое же было? — Так точно, двое. Позарез знать хочу, чтобы семью воссоединить. Женщина мудро сморщилась и стала выглядеть так, словно перебирает в своей голове сотню страниц памятной информации. Чон наконец задумался, почему же его так легко прочитали и выудили рассказать о своих намерениях так прямо. — Тэхëн был их сыном. Брови женщины вздогнули и сама она приняла более спокойный вид. — Однажды я была там, когда сопровождала наш хор. Помню маленького мальчика по имени Тэхëн, а отец его доводился мне рабочей силой. Я пошлю свою дочь, она дорогу знает до этой улицы. Недалеко там растут рисовые поля. — Спасибо Вам, - поклонился он в пол, закрыв глаза, - Несмотря на весь ужас, нанесëнный моими руками, вы всë так же добра. Мне ещë предстоит многому научиться у старших. Женщина улыбнулась. — Все мы Богом едины и перед ним равны. Чему быть, того не миновать и тут уже ненавистью ничто не изменишь. — Должно быть, вы правы. — Глазам добрым трудно не помочь, - обронила бабушка и аккуратно встала, похлопав по своим коленям, - Я сопровожу. В смятении Чонгук ещë недолго пробыл. Про глаза добрые слова чуткими оказались, до сердца добрались очень метко. Он редко верил в человеческую искренность, поэтому доверял только маленьким детям с непорочным взглядом на мир и пожилым людям не без доброго от прожитого опыта сердца. Наконец его нить раздумий оборвалась. — Не надо!! Я умоляю!! Женский крик донëсся совсем рядом из соседней комнаты. Глухость в конце дала понять, что девушке закрыли рот. Сорвавшись с места, Чонгук дëрнул дверь и ворвался в пространство до жути воняющее. Даже без капли брезгливости он немедленно сморщил нос с глазами, будто впервые в своей жизни слышит такой перегар и тяжëлый запах секса. — Ублюда, - вкрикнул мужчина, бросившись на маленького тайца. С поднятым подолом юбки девушка дëргалась от судорог, исходящих из еë вагины. Секунду назад туда пытались вставить дуло пистолета. Чонгука распалило желание разорвать лицо пьяному садисту, что так низко поступил с невинной девушкой. Им двигала не только ярость, но и грусть. Нанося удары по круглому лицу, он вспоминает себя в юношестве, когда стеснялся девчачьей кожи, сравнивая их всех с цветущими фруктовыми деревьями. Всех женщин он расценивал как цветы, а все женские поселения большими букетами, на которые никто не должен посягаться. — Падаль! - с грудным гулом повторял и повторял Чонгук. — Прошу, оставьте! - со слезами бросилась кисэн на чонгуковы плечи, - Я не хочу видеть чью-то смерть, господин.. Еë тушь обильно начала впитываться в камуфляжную спину. Чонгук действительно остановился. Его сердце неприятно сжалось, но он отбросил плотную тушу в угол, чтобы забрать женскую возможность увидеть тяжëлые деформации лица. — Уже всë в порядке, - с осторожностью сказал Чон. Его руки попытались приласкать дрожь в плечах девушки, - Мы можем обратиться в медпункт? Она молчала. Изредка можно было услышать только тихие всхлипы или хрип. Чон не умел с женщинами, но очень почитал духовно чистых и никогда не равнял на слабый пол. Первым примером для него была мать, сильная женщина, которая одолела бедность, потерю мужа и негодование при свадьбе. Другим ударом был Тэхëн. Фантазия Чонгука наотрез блокировала подобные ужасы с ним. Он не знает куда деваться, когда думает об этом, когда прогоняет тэхëновсеие слëзы прочь из головы. На пороге они распрощались, а Чона привязали охранять высокую бледную деву. Она не была красавицей или певицей, но умела поддерживать любой разговор и этим цепляла людей любого возраста. Не видел Чонгук в еë глазах ни детства, ни страха. В ходе разговора оказалось, что она не родная дочь госпоже Хо, только приëмная. Однажды еë выгнали родители совсем маленькой, а потом вовсе пропали (предполагается, что их арестовали или убили). Во время разговора Чонгук подчеркнул еë притягивающую холоднокровность и беспристрастность, возможно, такое впечатление складывалось из-за низкого тембра. — Мы на месте, - обронила она. Дом выглядел мрачно. Снаружи его освещали уличные фонари, заходить туда было жутко. Дева (так называл еë Чон) осталась за двором, предпочитая страх под светом нежели в кромешной тьме. На всякий случай ей в руки дали свисток. — Прошу извинить? Чонгук аккуратно пересëк порог в надежде нащупать светильную лампу. В доме стоял гнусный запах сырой листвы и тухлого мяса. С собственного позволения Чон начал исследовать дом: заметил он потресканные стены, пыльные стаканы, дыры в полах вероятно от животины мерзопакостной. Хозяина не было видно, пока не нашлась кухня. — ..Тэхëн, - он медленно сполз на колени, тормоша волосы, - Прости.. За круглым маленьким столиком сидело разлагающееся тело. Плешиво облесшие волосы напоминали чëрные ветки, пустые глазницы – глубокие дыры. Из-за расслоившейся кожи Чонгук дал трупу неделю, но долго смотреть не смог из-за угрызения совести. Последнее, что он сделал это схватил изумрудную шкатулочку и ушëл прочь. «Проклятье» — Мы уходим, - сухо выпалил мужчина, не оборачиваясь. Брюнетка не начала расспрашивать причину, а просто понимающе замолчала и опустила голову....
— Юнги?! Голова со снежным блеском спала на плечо. Без сил идти дальше парень обмяк, а в чувства его приводили шлепками по лицу. Намджун никак не рассчитывал на какие-то преграды, и что делать ума не мог приложить. С рук всë неважно повалилось, кусты зашевелились. — Кто? - вздрогнул солдат, наставив автомат. Юнги схватили на спину, перебираясь ползком и гусиным шагом. Шанс на победу слишком близок, зато ещë ближе риск проигрыша. Либо сейчас, либо уже никогда. Так прошло два десятка метров, оставалось наименьшее расстояние. Юн стал похож на мел с раскалëнной температурой. Его холодно влажные руки спустились вниз, сам он стал дышать чаще. — Идëм, - бедно повторял Юнги, когда его хотели опустить на землю для передышки. В полном бреду он закрыл глаза и перестал дышать носом вовсе. В это время Намджун заметил склон, где надо было прыгать. Если сейчас их обнаружат, то уже не получится спихнуть шум на лесную живность как это вышло ранее. Нам хочет прыгать с Юнги, но его плечи сжимают. — Плохо.. Он начинает жалобно стонать, чуть ли не плача. Ким бросает всë с рук, скорее пробуя губами чужой лоб. — Стоять, сопротивление бесполезно! Как кукушка из настенных часов их настигнула участь пойманных.