Неизбывность

Эрвин заснул. Леви заметил это только на финальных титрах. Фильм ему совершенно не понравился, но где-то с середины он впал в приятное умиротворенное оцепенение: горящий экран ноутбука и сплошная темнота вокруг, сытый желудок, тепло, близость и запах сидящего рядом Эрвина — все это его разморило, и он немного отключился от реальности. Но только немного. Леви выключил фильм и закрыл ноутбук. Комнату объял мрак. Только со стороны занавешенного тюлевыми занавесками окна до них доносились отзвуки света. Глаза Леви быстро свыклись с темнотой, и он смог четко разглядеть профиль Эрвина: приоткрытый рот, вокруг которого проклевывалась щетина, орлиный нос и высокий, пока не тронутый морщинами лоб… Леви сглотнул и совершил вторую за вечер глупость: рука двигалась сама по себе, отдалялась от него, как в замедленной съемке, пока пальцы слегка шевелились, подобно колосьям пшеницы на ветру. Леви смотрел на нее со стороны, а очнулся лишь тогда, когда дотронулся указательным пальцем до кончика носа Эрвина. Тот был холодным. И прежде чем Леви успел додумать мысль, что Эрвин, скорее всего, замерз, тот распахнул глаза и уставился прямо на него. Два блестящих глаза в ночной мгле. Сердце пропустило удар, и Леви не нашел ничего лучше, чем сгладить это недоразумение еще более глупым недоразумением — он зажал Эрвину нос. Тот сперва не понимал, в чем дело, а затем открыл рот, громко выдохнул и вдохнул. — Господи… — сказал Эрвин, восстанавливая дыхание. Леви убрал руку и отодвинулся. — Я чуть не обосрался… Что на тебя нашло? — Ты храпел, — безэмоционально ответил Леви. — Прости. Я даже не заметил, как вырубился. Кажется, там кто-то ударил ее камнем в туннеле, в парке. — Кого? — Ну, его жену. В фильме. — А-а, ты об этом… Пора спать, — он хлопнул себя ладонями по бедрам и встал с дивана. — Ты прав. Завтра на работу. — Завтра суббота, Эрвин, — покачал головой Леви и, захватив обе тарелки и бумажную коробку от пиццы, нарочито бодро отправился на кухню. Там он меланхолично стоял у раковины, смотрел на фильтр, в котором барахтались маленькие кусочки огурца и лука, и думал о том, что такими темпами скоро свихнется — внутри него гнездилось слишком много противоречий. — У меня все дни в голове перепутались, — признался Эрвин, заходя на кухню и облокачиваясь о холодильник. — Забей. И порадуйся, что завтра мы выспимся. — Ага… — как-то вяло протянул Эрвин и запустил правую руку в волосы. — Так непривычно… Ну, что они теперь короткие. — Рад, что ты доволен. — Спасибо тебе, — Эрвин отправился к себе в комнату, однако через минуту вернулся с вопросом: — Сделать нам завтра яичницу на завтрак? Там, кажется... — он открыл холодильник. — Да, бекон есть. — Можно. — Договорились. Ты не вскакивай только. Я разбужу тебя, после десяти, как все будет готово. — Завтрак в постель?.. — сказав это, Леви прикусил язык. — Если ты настаиваешь, — подмигнул ему Эрвин. — Скотина! Иди спать уже. — Доброй ночи, — Эрвин как-то игриво постучал костяшками пальцев по двери и ушел. Леви остался наедине с немым бестолковым вопросом в голове: они что, только что флиртовали? Лежа в постели, он размышлял о том, что вот это все — взгляды, жесты, слова — почти не поддается контролю. Это был селевой поток, который рано или поздно накроет их и потащит за собой… Оставалось лишь надеяться, что карантин закончится до того, как он — или, скорее, они — сорвется. Леви даже погуглил последние новости, чего не делал очень давно. В какой-то момент жизнь взаперти начала казаться несносной, но привычной. Отныне выходы в магазин раз в неделю и короткие походы в банк или к врачу стали нормой. Для прочих развлечений и вольностей мир по ту сторону входной двери был для них закрыт и отрезан. В новостных лентах мелькали неутешительные заголовки вроде «Мутация роконавируса — откровения вирусолога А. Е.», «Канцлер продлевает карантин еще на две недели» или «Ждать ли нам конца пандемии или конца света?»… В ту ночь Леви снилось, как они с Эрвином где-то посреди океана плывут на каноэ. Вода простирается вдоль горизонта и незаметно сливается с небом. Они в эпицентре штиля и тишины, а затем Эрвин, сидящий позади него, кидает весла, утыкается носом ему между лопаток, водит им из стороны в сторону и ровно дышит… Леви резко проснулся и еще какое-то время недвижно лежал, приводя мысли и сердцебиение в порядок. Из кухни доносился гул кипящего чайника и ритмичный стук ножа по разделочной доске. Леви казалось, что сквозь закрытую дверь до него даже доносится запах кофе. Когда он жил с матерью, та каждое утро неизменно варила в турке кофе. Леви помнил, как он частенько стоял у плиты и зачарованно наблюдал за тем, как на поверхности собирается пенка. Матери не стало, когда Леви был на последнем курсе бакалавриата — инфаркт миокарда. На его выпускной, через год, никто не пришел, и Леви тогда впервые напился до беспамятства. Очнулся он на крыльце какого-то закрытого ресторана в старом городе. Было хреново, очень хреново, но до дома он добрался самостоятельно. «Спишь?» — через четверть часа пришло сообщение от Эрвина. В конце стоял смущающийся смайлик. Раньше Леви не замечал, чтобы Эрвин использовал в их переписке этот конкретный эмодзи. Впрочем, было глупо всерьез задумываться над этим и еще глупее — приписывать какое-то значение. «Уже встал. Доброе утро!» — ответил Леви и улыбнулся сам себе. Было жарко. Градусов двадцать. Балконный стол шатался, так что им пришлось подложить под одну из ножек письмо мэра о предосторожностях для защиты от роконавируса, сложенное в несколько раз. Оно пришло вчера почтой, и в нем не было ровным счетом ничего, кроме призывов к солидарности и сплоченности «в это трудное для всех нас время». Зато стулья стояли как влитые. Эрвин чинно обошел их, ощупал подлокотники, взбил подушки, после чего сел за стол и, подняв на Леви прищуренные от солнца глаза, улыбнулся уголками губ. На ум нечаянно пришел сегодняшний сон, и Леви отвернулся, принявшись с деланным усердием раскладывать столовые приборы. Эрвин налил ему кофе, и они сели завтракать. Яичница — с беконом и сырной корочкой — у Эрвина всегда выходила вкусной. Особенно если есть вприкуску со свежей хрустящей булочкой с маслом. — Может, еще что-нибудь купим на балкон? — спросил Эрвин, подпирая голову рукой. Леви с удовольствием отметил, что челка больше не падает ему на глаза. — Какой-нибудь ковер, фонарики на солнечных батареях… ну, или пару горшков с цветами. Ту же герань или фуксию. — Не знал, что ты разбираешься в растениях. — Когда учился в школе, то всегда был ответственным за полив цветов в классе. И отец любил копаться в саду на досуге. Я часто помогал ему. — Садовник и массажист Эрвин Смит, — протянул Леви, направляя на Эрвина вилку, — какие еще таланты ты скрываешь? — Хм, да, есть еще один… — И? — Леви машинально подался корпусом вперед и весь превратился в слух. — Я… Снизу шумно распахнулась балконная дверь. Захлопали задники шлепанцев. Кашель. — …отлично делаю смузи, — Эрвин понизил голос и заговорщически улыбнулся, однако Леви сразу же сообразил, что изначально он собирался сказать нечто другое. — Что ж, покажешь, — ответил Леви, прищуриваясь. Господи, он что, не видел, как Эрвин делает смузи? Какого дьявола?.. — После завтрака. — Ладно. Будешь эту булочку, или я могу ее съесть? — Ешь-ешь. Мне хватит. — Еще пара таких завтраков, и нам придется заниматься спортом каждый день, — заметил Леви, намазывая булочку маслом и приглядываясь к нарезке салями и ветчины. — И не говори. Честно признаться, у меня было в разы больше мотивации, когда можно было ходить в фитнес-клубы. Ну, или бегать в парках. — Да, у меня тоже. — А помнишь, еще можно было ходить в бары?.. — И в кино! — И в торговые центры. — Ага, сейчас мы бы пошли туда и скупили все нужные и ненужные ништяки для балкона… — И не только ништяки. — Купили бы еще один балкон. Тебе. — Мне. Они рассмеялись. — Тебе подлить еще кофе? — спросил Эрвин, беря в руку кофейник. — Нет. — А мне подлить! — раздался громкий голос Жана снизу. — Боже, — Эрвин вздрогнул. — Не пугай так. — Привет, Жан, — поприветствовал того Леви. — Привет. Завтракаете там, что ли? — Да. Ты? — Тоже. Сигаретой. Рекомендую. Эрвин в шутку попытался налить Жану, принесшему кружку, кофе, но расстояние между их вытянутыми руками все равно было слишком велико, так что они быстро бросили эту затею. Жан, однако, еще долго и разочарованно ворчал, а Эрвин заверял его, что загладит это кофейное фиаско крепким эспрессо сразу же, как только закончится карантин. — Слушайте, можно вопрос? — подал голос Жан. — Давай. — Это, конечно, не мое дело, но мне прям интересно: вы просто снимаете вместе квартиру, или вы — пара? Леви почувствовал, как кофе подкатил к горлу, а воздух в легких разом закончился. — Просто снимаем квартиру, — недолго думая, ответил Эрвин. На Леви он даже не посмотрел. — А-а, ясно. Вам двоим там не много места? Три же комнаты. Третьего съемщика у вас, вроде, нет, так же? — В третьей комнате склад. Не спрашивай, — отмахнулся Эрвин. Леви сидел, уставившись в свою тарелку. Четверть булочки была еще не съедена, однако аппетит у него пропал. Разговор Эрвина и Жана о планировке квартир в их доме отодвинулся на второй план, словно они ушли в ту самую третью комнату, служившую складом, а Леви остался наедине со своими мыслями. Все это было неправильно: то, что Эрвин готовил ему завтрак, и то, что они вместе по-семейному решали, как обставить балкон. И то, как у Леви болезненно и сладко тянуло теперь в груди. Что он потеряет, если капитулирует? Если сейчас же протянет руку и дотронется до костяшек Эрвина, осторожно, медленно, как до фортепианных клавишей? Эрвин, должно быть, поднимет на него удивленный взгляд, застынет на целую вечность, а затем… врежет ему, как Леви и мечтал на днях. Больно, крепко, обнадеживающе. Все сразу встанет на свои места, и это напряжение, которое смыкалось вокруг них все сильнее, лопнет сродни туго натянутой струне. Им обоим это не нужно. Эрвину нравились девушки, а Леви никто никогда не нравился. Что они будут делать с дровами, которые наломают, если поддадутся этой минутной блажи? Подкинут в поминальный костер их былого сожительства и разбегутся?.. Это всего лишь скука. Хандра. Уныние. Как угодно. — Прекрати, — донеслось до Леви как раз в тот момент, когда рука Эрвина неожиданно опустилась на его бедро под столом. — Что?.. — Ты трясешь ногой уже пять минут, — пояснил Эрвин, сжимая пальцы чуть сильнее. — Все в порядке? — Разумеется, — Леви вдруг понял, что не дышит. Рука на его бедре, чуть выше колена, ощущалась… хорошо. Все-таки у него давно никого не было, и постоянно крутившийся вокруг Эрвин не облегчал этот целибат. — Я в норме. Жан? — Только что ушел. — Я не заметил. Эрвин пожал плечами и убрал руку. Поднялся и начал складывать тарелки. — Я помогу. — Не надо. Я сейчас вернусь. Не хочешь еще немного посидеть здесь? — Можно, — отозвался Леви, не совсем понимая, что тот имеет в виду. — Захватить тебе какую-нибудь газетку? Или книгу? — Собрался почитать? — Вроде того. Погода прекрасная. — Зацепи тогда «National Geographic» с тумбочки и мои солнцезащитные очки из коридора, — попросил Леви и, обмякнув в кресле, съехал по спинке вниз. Он идиот, нет, он точно самый большой идиот… Они провели все время до обеда на балконе. Эрвин, закинув ногу на ногу, с неподдельным интересом читал какой-то журнал о маркетинговых исследованиях и иногда, как будто делая перерыв, откидывался в кресле, подставляя лицо солнечным лучам. Леви разбирало желание предложить Эрвину намазаться кремом от загара — с его-то бледной кожей тот быстро сгорит, — но язык словно прилип к небу, и в итоге Леви не смог вымолвить ни слова. Его хватило лишь на то, чтобы не смотреть в сторону Эрвина слишком часто. Каждый раз взгляд притягивался к капельке пота на правом виске и к покрасневшим на солнце щекам. Скоро Леви и вовсе разморило: вокруг шумела листва, перекликались птицы, а на полу, как в каком-то танце, метались солнечные блики… — Леви, проснись, — Эрвин мягко массировал рукой его плечо. — Лучше не спать на солнце. — А? — Ты заснул. — Отсыпаюсь за будни. Долго я?.. — он не успел договорить. — Минут десять… Надо сказать, здесь очень хорошо. На балконе. Как-то в прошлом году мы тут не зависали. — Потому что можно было зависать в других местах. — Тут ты, конечно, прав. Что приготовить тебе на обед? — Ты открыл стол заказов на сегодня, или как? Завтрак, обед. Что дальше? — Все что хочешь, — улыбнулся Эрвин и, проведя большим пальцем по его ключице там, где заканчивался воротник, взял со стола свой журнал и скрылся в комнате. Леви бестолково сидел на месте, глядя перед собой и гипнотизируя обложку «National Geographic», после чего резко подорвался и направился на кухню. Он хотел поговорить с Эрвином, сказать, что вот это все сводит его с ума и что им не стоит так много времени проводить вместе. А может, наоборот, ничего не говорить, а только схватить того за подол футболки, сжать ткань в кулаке и потянуть на себя. — Эй, привет, Лизабет, да, давно не созванивались, это точно, — Эрвин говорил в своей комнате по телефону. Дверь была приоткрыта. Дьявол! Леви переставил на кухне несколько стаканов с места на место только чтобы не вызывать подозрений. Еще не хватало, чтобы Эрвин решил, что он подслушивает. Впрочем, Леви многое бы отдал, чтобы действительно не слышать последующих слов: — Нет, ты что. Ну, конечно, скучаю, — дверь в комнату Эрвина закрылась. Леви был совершенно сбит с толку: Эрвин то манил его пальцем к себе, то щелкал по носу. Возможно, не один Леви чувствовал себя запертым в клетке, и по факту они оба только и делали, что искали пути отступления, ненароком натыкаясь в этом тесном пространстве друг на друга. Это произошло спустя несколько дней. После душа, в одних спортивных штанах, Леви стоял у зеркала в своей комнате, вытирал мокрые волосы и с отстраненным интересом смотрел на свое отражение — стоило бы еще немного поработать над прессом и грудью, сделать мышцы более четкими... Впрочем, своей фигурой он всегда был более чем доволен. Послышались шаги в коридоре — это Эрвин вышел из своей комнаты. Леви вздохнул, последний раз взглянул на себя, отбросил полотенце на кровать и закрыл дверцу шкафа, на которой висело зеркало. Рабочий день сегодня выдался просто отвратительным — разбирало желание оказаться в офисе и с ноги открыть дверь в отдел контекстной рекламы, чтобы спросить Петру в лицо, какого хера со вчерашнего дня такие низкие конверсия и трафик, какого хера, Петра?! Вместо этого Леви писал ей бесконечные сдержанно-вежливые имейлы. Господи, как же все могло быть просто, если бы не блядский карантин! Леви неожиданно насторожился. Он не слышал, чтобы Эрвин пошел на кухню или в туалет. Однако и в свою комнату он тоже не вернулся. В коридоре было тихо, подозрительно тихо. На цыпочках Леви подошел к приоткрытой на несколько сантиметров двери и, стараясь не дышать, выглянул в щель. Эрвин стоял рядом с ванной комнатой и глядел куда-то вниз. Сперва Леви решил, что тот просто что-то обронил или потерял, однако через секунду до него дошло, какого черта творит Эрвин. У него перехватило дыхание. По жилам вмиг заструился жидкий огонь, а сердце заметалось в груди, как птица в клетке. Леви стоял и пораженно наблюдал за тем, как Эрвин разглядывает мокрые следы его босых ног на полу. Смотрит, часто дышит и обводит их по контуру большим пальцем правой ноги — медленно, усердно, стараясь не пропустить ни один изгиб линии. В голове не осталось ни одной пристойной, связной мысли, и Леви прекрасно знал, что на этот раз понял все верно. Больше всего хотелось обнаружить себя перед Эрвином, припереть его в прямом смысле к стенке и проникновенным шепотом спросить, о чем он думает. Что представляет. Какие фантазии крутит перед своим внутренним взором и какое место занимает в них Леви. В тот момент, когда Эрвин бесшумно присел на корточки и средним и указательным пальцами дотронулся до отпечатка, Леви сделал несколько шагов вглубь комнаты и, наконец отпуская себя, сжал член сквозь спортивные штаны. Выдохнул сквозь зубы и запустил руку под резинку — белья на нем не было. Вот Эрвин так же опускается перед ним на колени, скользит рукой вдоль его ступни, после чего спускается еще ниже и уже языком ныряет в каждое углубление между пальцами, дразнит, щекочет... Леви зажмурился до белых пятен перед глазами и задвигал рукой сильнее, крепче. Эрвин стягивает с него штаны, по-хозяйски берет за бедра и в немом приглашении открывает рот. А Леви не нужно повторять дважды, и вот Эрвин уже старательно сосет. Его голова ритмично двигается где-то внизу, он негромко и сладко стонет, когда Леви засаживает особенно глубоко... Прикусив ребро ладони, Леви кончил прямо так — сперма потекла по члену, заляпала пол и штаны. Еще несколько секунд он стоял в абсолютной прострации, полностью обнуленный и обессиленный, а затем, тяжело дыша, рухнул со спущенными штанами на кровать. В коридоре хлопнула дверь — Эрвин вернулся к себе в комнату. Он слышал. Он точно должен был слышать. Леви сдул налипшую на потный лоб челку и глупо улыбнулся. Пружина, которая стискивала его внутренности, разжалась. Телефон завибрировал, оповещая о новом сообщении. Леви обтер руку о лежавший на тумбочке платок, после чего посмотрел на экран. Эрвин: «Доброй ночи».