Неизбывность

Они не разговаривали и не виделись несколько дней. Иногда Леви слышал гул блендера, иногда — голос Эрвина за стеной, который на разные лады повторял слово «релиз». В остальное время в квартире властвовала тишина. Леви тоже ушел с головой на дно, в работу, а когда вынырнул на поверхность, неожиданно для себя понял, что все эти недомолвки между ним и Эрвином порядком утомили его. Балансирование на грани отнимало силы и истощало терпение. В довесок они оба наверняка отлично понимали, к чему все идет. Притяжение между ними становилось только сильнее с каждым днем, и никакие законы физики не смогли бы этому помешать. Леви уже был готов переступить черту в угоду какой-либо определенности, однако подходящего момента на горизонте не возникало. Тем вечером, когда он осознал это, когда сказал это вслух, он напился. Бутылка вина была почти пуста, и он устроился на балконном стуле, положив вытянутые ноги на второй стул. Поднял голову к небу. Звезды кружились перед глазами, а уши заложило ритмичным стуком колес. Мимо проезжали товарные поезда. Вот бы прямо сейчас появиться на пороге комнаты Эрвина и утянуть его в сторону кровати... Леви пересилил эту сиюминутную блажь и отправился спать. — Эй, привет, — сказал Эрвин, выходя из своей комнаты. Леви стоял на кухне и накладывал на тарелку зеленую спаржу. — Давно не виделись. Выглядит аппетитно, — Эрвин застыл в дверях. — Можешь взять мой пармезан из холодильника. Еще вкуснее будет. — Я уже, — ухмыльнулся Леви, потрясая в воздухе пакетом с сыром. — Следующий за мой счет. — Да брось. Бери сколько хочешь. — Спасибо. — Надо бы сходить на днях в магазин. — Ага. — Пойдем вместе? — Хорошо. Леви накидал на дымящуюся спаржу несколько крупных кусков пармезана и убрал упаковку сыра в холодильник. Эрвин как стоял в дверях, так и остался стоять в дверях, словно прирос к месту. У него было нечитаемое выражение лица, и вкупе с их доброжелательным разговором о будущих покупках все это выглядело чудовищно нелепо. С другой стороны, в непосредственности их общения были обещание и соблазн, и Леви понимал, что стоит кому-нибудь из них сделать шаг — вправо, влево, вперед, назад — не важно, — и эта игра закончится. — Я тут знаешь что подумал? — задал Эрвин вопрос. Скорее всего, риторический. — М-м? — Леви взял тарелку в одну руку. — Подумал, что мы могли бы сделать генеральную уборку на выходных. — Что? — от изумления Леви остановился в дверях. Их с Эрвином разделяли буквально несколько сантиметров. Тесно. — Ты не заболел? — в любой другой раз он бы в шутку дотронулся до лба Эрвина, чтобы изобразить, как меряет ему температуру, однако теперь между ними была тарелка со спаржей. Обуздав рефлекторное желание пройти дальше и снова оказаться на безопасном от Эрвина расстоянии, Леви переступил с ноги на ногу и поднял голову. На лице Эрвина, как пятна на скатерти, проступили эмоции: непонимание напополам с растерянностью. В довесок к этому он заметно втянул живот, чтобы хотя бы зрительно увеличить расстояние между их телами. — Не ожидал услышать из твоего рта слово на букву «у». С чего это ты? — Даже не знаю, — Эрвин пожал плечами и многозначительно ухмыльнулся, принимая правила игры. — Раньше мы всегда убирались раз в месяц, а как карантин начался… — Я убирал у себя в комнате. И в ванной. На прошлой неделе. — А я у себя — нет. — Тч, предлагаешь мне это сделать? Не умеешь обращаться со шваброй? — Умею. Однако всегда готов усовершенствовать свои навыки. — Вот как, — Леви вздернул подбородок и помимо воли подался корпусом вперед, так что тарелка уперлась Эрвину в живот. Пришлось отпрянуть. — Что ж… Могу потренировать тебя. — Прекрасно. Договорились. — А что мне за это будет? — А что ты хочешь? — Хороший вопрос, я подумаю. — Пицца? Суши? Бургер?.. — Вино, кино, домино? — ответил Леви вопросом на вопрос. — Можем и в такой раскладке попробовать. — Нет. Никакой еды. — А вот это уже интересно, — у Эрвина хищнически заблестели глаза, и Леви понял, что пора сматывать удочки. — Короче, посмотрим. До скорого. — До субботы. — Готовь свою швабру, — кивнул Леви и направился к себе комнату. За закрытыми дверьми он еще долго и бестолково стоял с чертовой тарелкой со спаржей перед письменным столом, ощущая какое-то ребяческое веселье и одеколон Эрвина, запах которого, казалось, запутался в складках его футболки. Леви выкроил время созвониться со своим бывшим университетским товарищем. Лучшими друзьями назвать их было сложно, однако как-то так повелось, что раз в полгода Фарлан звонил Леви, и они непринужденно делились тем, как идут дела. Фарлан остался при университете: писал докторскую и работал на полставки ассистентом профессора, который вел курс «Основы исследования рынка». Леви обожал его истории про студентов и профессоров в жанре драмы или приключений. Фарлан всегда умел рассмешить его. Однажды они даже чуть не переспали по пьяни, и вот, спустя столько времени, Леви все еще благодарил судьбу, что они в последний момент дали по тормозам. В ином случае не было бы этих созвонов и перемывания косточек всем их бывшим одногруппникам. Секс всегда извращал дружбу. Почти всегда. На этот раз Фарлан сокрушался по поводу дистанционного обучения: постоянные сбои техники, откровенно филонящие первогодки, не воспринимающие лекции через интернет всерьез, и профессор, который то и дело случайно отключает свой микрофон. В заключение Фарлан тяжело вздохнул и сказал, что надеется на лучшее — Тюрингия и Саксония готовились к открытию школ уже на следующей неделе. Первая волна роконавируса спала. Леви не поверил своим ушам. После разговора с Фарланом, который закончился на ностальгической ноте касательно их собственного первого года обучения в университете, он взялся за новостные сводки. За всей своей работой, закрытием квартала и просмотром сериалов перед сном Леви совершенно перестал читать новости. Мир сузился до пределов квартиры, и тот факт, что когда-то они могли спокойно передвигаться по городу без масок, ходить в кафе-рестораны, стоять рядом друг с другом не на расстоянии полутора метров, толпиться у барной стойки, путешествовать, — все это начало казаться чем-то абсурдным, сродни охоте на ведьм в шестнадцатом веке. Фарлан оказался прав — в некоторых федеральных землях завеса карантина готовилась вот-вот упасть. А в Саксонии разрешили открываться магазинам и торговым центрам, площадь которых не превышает пятьсот квадратных метров. Это была эйфория — их, осужденных на пожизненную изоляцию, амнистировали. Где-то в конце туннеля забрезжил свет. Ссылку на источник Леви скинул Эрвину. Тот сразу же вышел в онлайн. В итоге они переписывались и кидали друг другу какие-то мемы весь оставшийся вечер. — Готов? — Эрвин был одет в свободные шорты и растянутую футболку с каким-то застиранным принтом. Аутфит как раз для генеральной уборки. Леви выглядел не лучше — у него на голове красовалась традиционная косынка. Он ненавидел, когда волосы пачкались в грязи и пыли или лезли в лицо, пока он корячился на полу. — Отлично выглядишь. — Ага, — кивнул Леви, протягивая ему щетку для пола и совок. — Начнешь с кухни? А я займусь гостиной. — Без проблем. Я включу какую-нибудь музыку? — Только не эту твою попсу, пожалуйста. — Я не слушаю попсу, — с едва заметной ноткой обиды в голосе возразил Эрвин. — Да-да, конечно, — Леви усмехнулся и ушел в гостиную. Через мгновение заиграло техно. Драить плинтуса под его бит было… забавно. Проходя несколько раз мимо кухни, Леви заметил, как Эрвин, прикрыв глаза от удовольствия, трясет головой в такт музыке. — Ты слышал, что первые послабления карантина в Берлине обещают через неделю? — крикнул он Леви через всю квартиру. — Ага. Хотя бы какие-то магазины откроют. — Еще можно будет передвигаться внутри страны. — Правда? Ты серьезно? — Не в туристических целях, конечно. Но, вроде как, можно навестить родных или ездить на работу. Например, из Бранденбурга в Берлин. Хотя сам знаешь — большинство до сих пор на хоум-офисе. И — вишенка на торте — с понедельника можно выходить на улицу! Для занятий спортом и на прогулки. Максимум по трое человек, разумеется, но… — Пройдемся до Национального парка в понедельник? — крикнул ему Леви, горбатясь под столом, на котором стоял нерабочий телевизор. Пылищи там было немерено. — Конечно! Встретились они на середине квартиры, в коридоре. Вернее, столкнулись: Леви врезался задницей в ноги Эрвина, а тот даже не потрудился отойти в сторону. — Закончил? — спросил Леви. — Да. Хочешь проверить? — Естественно. На тебя нельзя полагаться. — Ну да, ну да, — пробормотал Эрвин, пропуская Леви на кухню. Поверхности шкафов, ручки и батарея сияли чистотой, однако Леви знал один запрещенный прием, которым ему не терпелось воспользоваться. Он нагнулся, встал на четвереньки и провел пальцем по вентиляционной решетке в кухонной двери, после чего поднял голову на Эрвина. Тот потирал пальцами подбородок и был растерян и смущен одновременно. — Ну и? Где ты убрался? — Везде кроме этого места. — Уверен? А если я проверю листья филодендрона? Их ты тоже протер? — Леви сощурился. — Нет, — спокойно сказал Эрвин. На его губах играла улыбка. Полгода назад их квартиродательница зачем-то принесла горшок с филодендроном, сказав, что у нее дома недостаточно места, а выкидывать беднягу жалко. Заставила их поставить горшок на кухне и ушла. Эрвин тогда только обескуражено развел руками, а Леви ясно дал понять, что вся эта ботаника не в его компетенции, и до сих пор удивлялся, что филодендрон по имени «Фили» еще жив. Впрочем, как выяснилось на днях, Эрвин оказался садоводом-любителем, и сразу стало понятно, на чьем счету эта заслуга. — Ты сегодня какой-то особенно требовательный, — заметил Эрвин, взирая на Леви с высоты своего роста. — Я всегда такой. Если ты не замечал этого раньше. Люблю порядок во всем. — Я знаю. Вставай, — Эрвин протянул ему руку. Леви взялся за нее и поочередно выпрямил обе ноги. А в следующую секунду у него больно щелкнула поясница, и он сгорбился, упершись ладонями в колени. —  Ауч. — Все в порядке? — Да. Иногда защемляет какой-то нерв, если долго… ползаю на четвереньках. — И часто ты ползаешь на четвереньках? — спросил Эрвин, и Леви почувствовал, как на спину, между лопаток, опустилась его рука. — Не так часто, как тебе, наверное, хотелось бы. — Что? — Я про уборку, — Леви медленно распрямился. — Уверен, ты был бы в восторге, если бы я тут драил все каждый день. — Не отрицаю. Тепло руки Эрвина, поглаживающей спину, прожигало футболку. Хотелось передернуть плечами, как-то убрать ее, смахнуть, как муху, дать понять, что ему некомфортно, но… фокус был в том, что Леви не было некомфортно. Просто непривычно, дико. — Я в норме. Продолжим? Сделай мне одолжение, протри эту решетку. Там тонна пыли скопилась. — Будет сделано. — Хочешь вернуться в офис? — спросил Леви и сел на плетеный бамбуковый стул, подпирая голову рукой. В воздухе стоял едкий запах моющих средств. Техно-композиции сменяли одна другую. — Честно говоря, даже не знаю. Сначала мне было странно работать из дома, но теперь… я не против. Все-таки появляется больше свободного времени. Главное видеть ту грань, где заканчивается работа и начинается личное пространство. Я видел, ты часто сидел допоздна. — Как ты видел? — Ну, скорее, не видел, а слышал. Слышал, как ты говорил с клиентами. Стены у нас картонные. — Есть такое, — усмехнулся Леви, ненароком вспоминая звук долбящейся о его стену кровати, когда к Эрвину приходила Лизабет. Забавно, что о картонных стенах говорит теперь именно Эрвин. — А ты? Мне показалось, что ты тоже привык к хоум-офису. — Не совсем. Было бы, конечно, здорово иметь возможность почаще оставаться дома, но я думаю, что все равно ходил бы в офис. Так проще. — Понимаю, — Эрвин захватил пружинистый слой черной пыли в тряпку и отнес ее к мусорному баку. Выбросил. Леви поморщился и отвернулся к окну. — Знаешь, я рад, что мы живем с тобой вместе. И что именно с тобой меня застал карантин в этой квартире… — С чего это ты?.. — Ну, я тебе не говорил, но, — Эрвин намочил тряпку в раковине и снова направился к двери на неравный бой с пылью, — на твою комнату было еще три потенциальных кандидата. Имке, — так звали их квартиродательницу, — заставила меня встречаться с ними примерно в тоже время, что и с тобой. Главным условием отбора было, конечно, чтобы кандидат нравился нам обоим. — Кто это был? — Один парень был из Гамбурга, приехал писать диссертацию при «Свободном университете», что-то на тему молекулярной биологии. Он так много рассказывал, что где-то с середины его монолога я потерял нить разговора. Жить с ним было бы невыносимо. Вторым был мужчина лет сорока, который только-только съезжал от матери. Думаю, тут объяснения излишни. Скажу только, что тот вечер с ним в баре вышел отвратительным. И третьей была… — Эрвин замолчал и посмотрел на Леви. — Кто? — Лизабет. — Что? Лизабет? — Ага. Так мы с ней и познакомились. — А как же байка о стендап-шоу? — Я соврал. Не мог же я сказать, что она тоже хотела въехать в эту квартиру? — Почему нет? — Решил, что это будет как-то странно. — Странно то, что ты говоришь мне это только теперь, — подвел итог Леви. В душе скреблось какое-то непонятное чувство, словно люди, которым он доверял, устроили вокруг него заговор. Даже не люди, а устойчивые, как сваи, обстоятельства, в которые он верил. — Ну и? Почему же Лизабет не въехала? — Потому что я этого не захотел, и Имке отказала ей, сказав, что она нам не подходит. — Как все загадочно, — с сарказмом произнес Леви и хмыкнул. — Я сразу понял, что с ней будет трудно. Даже теперь, когда мы просто друзья-приятели — трудно. — Отчего же ты продолжаешь с ней общаться? — Потому что не знаю, как прекратить. У нее сейчас тяжелый период. Ей нужна поддержка. — Боже, бедняга Эрвин, который пытается всем в этой жизни угодить и не знает, как отшить девушку. Тебе скинуть пару статеек из интернета? Может, преисполнишься. Уверен, ты бы больше поддержал ее, если бы сказал в лицо, что на самом деле о ней думаешь, а не потакая ее «тяжелому периоду». Впрочем, это не мое дело. Забей. — Почему ты злишься? — Эрвин отложил тряпку и подошел к Леви. Леви молчал и сверлил взглядом стол — на его поверхности неожиданно оказалось много неровностей и царапин. Когда они только успели?.. Или Леви просто не замечал этого раньше? — Я не злюсь, — наконец ровно ответил он. — Не дури. — В чем же дело? — Ни в чем. Я пойду вымою окна в гостиной. Ты пока можешь… — Нет, стой! — руки Эрвина опустились Леви на плечи, как две большие птицы. — Сиди. Пожалуйста. — Что еще? — проворчал Леви. — Я порву с ней после карантина. Обещаю. — Мне это все не интересно, правда. — А я думаю иначе. — Блядь, Эрвин. — Слушай, я тогда, конечно, сказал «забудем», но… просто знай, что тебе не обязательно убегать и что… — Эрвин замолчал. Стало тихо. Только из лежащего неподалеку телефона доносился бит. Леви сглотнул и продолжил все с тем же пристальным вниманием изучать столешницу. Весь этот разговор напоминал выяснение отношений, которых между ними не было. Однако это уже хотя бы отдаленно походило на ту самую определенность, к которой так стремился Леви. Все начинало вставать на свои места, и он подумал, что если Эрвин сейчас выкинет что-то из ряда вон, то он не будет против. Он надеялся, что сейчас что-то произойдет. — Хорошо, я понял. А теперь я пойду мыть окна. — Ладно, — к разочарованию Леви, Эрвин отпустил его слишком быстро. — Я тоже займусь окном. — Отлично. Они разошлись по разным комнатам. Леви мыл стекло на автомате — голова буквально разбухла от мыслей, и он не видел перед собой ни мутных разводов, ни капающего с оконной рамы на подоконник моющего средства. Эрвин ничего не сделал. Только зачем-то пообещал, что прекратит отношения с Лизабет, как будто Леви поставил его перед выбором. Дьявол! Если Эрвин горазд только на то, чтобы втирать ему очки, мол, не нужно убегать, то Леви все сделает сам. Что это еще за, черт возьми, приглашение? И приглашение ли? Леви не убегает. Леви никогда не убегает. Он вернулся на кухню и застыл в дверях. Эрвин обернулся и вопросительно поднял одну бровь. — И как? Справляешься? — небрежно спросил Леви, не удержавшись от ухмылки. — Вроде как. Не хочешь проверить мою работу? — С удовольствием, — он сел на корточки рядом с решеткой, провел по ней пальцами — чисто — и поднялся на ноги. Громко втянул ртом воздух и прикрыл глаза. Чертыхнулся. — Что такое? — Эрвин спрыгнул со стула, на котором стоял, натирая окно, и подошел к нему. — Снова спина? — Ага. Что-то сегодня я натурально разваливаюсь. — Ну, возраст. — Возраст? Мне двадцать восемь. — В девятнадцатом веке мужчины редко доживали даже до тридцати. — Ты собрался меня хоронить, или что? — Нет. Прости, — Эрвин легко рассмеялся. — Может мне?.. — Да. — Что — да? — Да, я хочу попросить тебя размять мне немного спину, — Леви испытующе посмотрел Эрвину в глаза, после чего добавил: — Если тебя не затруднит, конечно. — А окно?.. — Эрвин точно издевался. — Подождет, — отрезал Леви, срывая с головы косынку. — Пойдем ко мне в комнату? Думаю, на кровати будет удобнее. — У тебя есть масло? — Нет. — Ладно, сейчас свое принесу. — Не буду спрашивать, откуда у тебя масло. — Я добавляю кокосовое масло в смузи, извращенец. Леви облегченно рассмеялся — стена, разделявшая их долгое время, вмиг пала. Сейчас он мог бы рассказать Эрвину все что угодно, начиная со смерти матери и заканчивая проблемами с душным клиентом, специализирующимся на кремах из марихуаны. Когда Эрвин зашел с баночкой кокосового масла в его комнату, Леви поймал его взгляд, как на крючок, и стянул через голову футболку. В ответ на это Эрвин переступил с ноги на ногу, приоткрыл рот, как если бы хотел что-то сказать, но в итоге смолчал. — Не тормози, — Леви плюхнулся на кровать и перевернулся на живот. — Я могу сесть тебе на бедра? Тут низко, так что по-другому будет неудобно. — Без проблем, — Леви повернул голову набок и закрыл глаза. Отныне реальность осталась существовать лишь в звуках: тихо ударились о пол скинутые тапочки, а пружины натужно заскрипели, когда Эрвин поставил на кровать одно колено. В следующее мгновение бедра Леви были придавлены чужим весом к одеялу. Он почти забыл это ощущение. — Не тяжело? — Нет. — Я давно этого не делал, поэтому… — Эрвин. Все хорошо. Просто разомни мне спину, ладно? Они поменялись местами, и из змея-искусителя, который облюбовывает его мокрые следы на полу и удерживает за запястье через дверь ванной, Эрвин превратился в нерешительного подростка. Леви не смог скрыть улыбки. Эрвин отставил банку с кокосовым маслом на тумбочку, и в следующую секунду Леви вздрогнул — две теплые раскрытые ладони прошлись от поясницы до плеч. Масло было жирным и скользким. Руки Эрвина легко скользили вдоль его позвоночника, пальцы подцепляли кожу, больно и с тем же приятно оттягивали ее, костяшки врезались в то место, где шея переходила в спину. Да. Вот так. — Нормально? — Да. Просто отлично, — глухо отозвался Леви. По телу прошла дрожь. Эрвин знал своё дело. — Не понимаю, зачем ты пошел в рекламу. — Сам себя спрашиваю, — усмехнулся Эрвин и отодвинулся назад, ближе к коленям Леви. — Можно я приспущу твои штаны? До копчика тоже нужно добраться. Ничего не отвечая, Леви перевернулся на спину. Эрвин вмиг отстранился, предоставляя ему свободное место. Леви медленно расстегнул пуговицы на джинсах, затем ширинку. Он внимательно смотрел на Эрвина, как будто спрашивал, что тот об этом думает. Эрвин ничего не говорил, да и вообще выглядел так, словно его шарахнули обухом по голове. Лишь облизнул губы и недобро сверкнул глазами — Леви понравилась эта реакция, и он на секунду замер, сохраняя в памяти этот момент. Напряжение сворачивалось тугой пружиной внизу живота. — Ты же не возражаешь? — безразлично спросил Леви, откидывая джинсы в сторону и оставаясь лежать перед Эрвином в одних боксерах. — Нет. — Ну и прекрасно, — Леви снова лег на живот, почти мучительно вздыхая. Он был возбужден и даже не собирался этого скрывать. Теперь Эрвин массировал его более уверенно, если не сказать, что жестко, требовательно. Руки спустились на поясницу и уже не поднимались выше. Оглаживали бока, цепляли резинку боксеров, спуская их все ниже и ниже… Эрвин тяжело дышал, и Леви отчетливо слышал это. За закрытыми веками все прикосновения и звуки приобрели остроту, торжественность, объем. Леви казалось, что он плывет, и руки Эрвина — единственное, что удерживает его на поверхности. Спина горела, в паху зудело от желания. — Леви?.. Как будто ждавший как раз этого сигнала, кодового слова, Леви мгновенно открыл глаза, ловко вывернулся из плена чужих рук, перевернулся на спину и, подтолкнув Эрвина к себе ногами, запустил обе руки в его волосы. Пропустил пару прядей сквозь пальцы, почти как тогда, когда стриг Эрвина, с той лишь разницей, что теперь не нужно было прятаться, вдохнул полной грудью запах его одеколона, и, прежде чем кто-либо из них успел произнести хотя бы слово, они принялись целоваться. Когда Леви, рычащий от желания, пытался стянуть с Эрвина футболку, а Эрвин, недовольный тем, что его отвлекают от дела — он скользил губами вдоль шеи Леви, нырял языком в ямочку между ключицами, — выставил руки вперед, помогая ему, зазвонил домофон. Эрвин выругался и топлес пошел к двери. Леви лежал на кровати и, оглушенный возбуждением, абсолютно невозмутимо поглаживал себя через нижнее белье — ему было на все и всех наплевать. — Леви, — окликнул его Эрвин, все ещё продолжая держать трубку домофона в руке. — М-м? Кто это? Почта? Плюнь, иди сюда, Эр-р-р-вин... Оставят под дверью. — Это Лизабет.