С-ума-сшедшие

      Лип вяло наливает себе — какой уже? — пятый стакан виски и медленно потягивает спиртное: «Пиздец, качественное. Не та разбавленная муть, которой Кев барыжит в Алиби».       Лип пальцами вытаскивает кубики льда, чтобы те не снижали градус. Ему нужно накидаться и сделать это быстро.       Да, он пьёт. Пьёт не для вкуса, а для того, чтобы нажраться. Конечно, можно делать это не литрухой «Ред лейбла», но раз уж братишка подогнал ему это охрененно удобное и дорогущее место, то стоит использовать его по-максимуму. Застеклённые балкончики на втором этаже имели один минус, огромный, как нигерский болт: они обеспечивали ахуенный обзор сцены.       Лип косо смотрит на танцующих внизу парней, делает большой глоток, давится, кашляет, вытирает рот и пьёт дальше.       Он, бля, сранный гомофоб, и ему до усрачки хочется свалить отсюда. Ему не интересно смотреть на эти извивающиеся тела. Не хочется видеть, что в последний час солирует только его брат. Не хочется рассматривать, как блестит его кожа, как игриво выглядят его подведённые глаза и зализанные гелем волосы. Как играют мышцы на руках, груди, бёдрах… Лип снова делает глоток.       Он пьёт потому, что не может смотреть на этих парней. Потому, что не может не чувствовать, что внутри просыпается любопытство. Да — ёбанное любопытство.       Звонит телефон. На экране высвечивается фотография Тэмми. Он не хочет брать трубку. Не хочет видеть её. Всё разбивается об одно слово — «скучно». Всё известно, изучено и знакомо настолько, что хочется скрипеть зубами от досады. Лип знает, что, стоит ему закрыть глаза, то он сможет представить каждый миллиметр её тела.       У него нет интереса ни к ней, ни к одной девушке сейчас. Потому что это — обыденно. Может, не стоило ебаться с двенадцати лет? Он знает всё: от кончиков пальцев на ногах до шеи и эрогенной впадинки за ухом. Знает, как женщины выглядят и внутри, и снаружи. Просто знает, как свою комнату. Как каждый угол и каждую вещь, ставшую обыденной за годы жизни в ней.       Йен танцует, и это дико волнует своей необычностью. Да, знать, что младший — гей — это привычно, но видеть воочию — нет.       Какой-то танцор подходит к Йену, и они начинают двигаться вдвоём. «Это уже не танец! — хочет закричать Лип. — Это настоящий секс!».       Правая рука незнакомца скользит по спине Йена, приближаясь к границе шорт, а вторая проводит по груди. Йен приседает, и его лицо оказывается на уровне паха партнёра. Рыжий облизывается.       Лип прикрывает рот рукой, сдерживая то ли рвущийся наружу алкоголь, то ли собственный разочарованный стон.       Парень перемещается, оказываясь перед Йеном, и прогибается в пояснице. Ухмылка брата сияет ярче прожекторов, когда он властно хлопает по чужой и призывно расставленной перед ним заднице.       Лип трёт шею, отворачивается и тут же смотрит вновь, не желая пропустить ни одного движения танца, который видит первый раз жизни. Это попросту в новинку, это просто первое гей-порно в его жизни…       Парни расходятся, и Лип выдыхает.       Мысли раскиданы по голову и столь же хаотичны, как и громыхающие биты современных треков, бьющие по ушам. Лип облизывает пересохшие губы, с сожалением отставляя пустой стакан.       «Нужно больше алкоголя». Ему нужно затуманить мысли настолько, чтобы перед глазами плыло и он не видел кубиков пресса, накаченных трицепсов и других частей, не присущих женским телам.       Йен, смахнув со лба пот, подтягивает спущенные шорты и, послав воздушный поцелуй в зал, уходит со сцен.       Лип огорчённо смотрит на пустую бутылку: нихуя, блять, он не нажрался. «Грёбанный иммунитет. Может не стоило нахерачиваться с двенадцати лет?».       Он ждёт, нервно поглядывая на дверь, но Йена пока нет.       Лип встаёт и нервно ходит по маленькой комнате, ощущая себя тигром в клетке. Да не, слишком по-книжному. Скорее уж пьяным Фрэнком в вытрезвителе.       Йена всё ещё нет, и Лип волей-неволей прикидывает, что может делать младший сейчас. Танцевать приват или отмываться в душе? Зарабатывать дополнительный баблос минетом в туалете или он попросту заснул от усталости в подсобке?       Лип нервничает. Он видел достаточно плотоядных взглядов, чтобы переживать о Йене. Забота о младшем впиталась в кровь с магазинным молоком, которым кормила его шестилетняя Фиона. Хотя, между Липом и Йеном разница была крайне мала, называть рыжего «младшим», чтобы его разозлить, быстро вошло в привычку.       Сейчас же спасать брата было нужно от дохуёвого количества вещей. Особенно здесь. Особенно сейчас, когда Йен вырос в охрененного красавчика. И которого хотели все мужики от пятнадцати и до шестидесяти. «Пиздец».       В дверь осторожно стучат, а потом с ноги открывают. В комнату заходит Йен, бодрый и лучезарный, будто и не зажигал на сцене пару часов подряд.       — Нахуя стучался? — интересуется Лип, облегчённо вздохнув: сейчас брат не выглядит как заправская шлюха: на нём спортивные штаны, майка и длинный пуховик, что полностью исключает какое-либо желание.       — Мало ли, с кем ты, — пожимает плечами Йен. — Или дрочишь в одиночестве.       — Иди ты! — вскипает Лип, — Я не сранны…       Оскорблять брата не хочется, и Лип исправляется:       — Я не гей.       — Ага, ага, — Йен кивает, подходит к столу, закидывается парочкой виноградин, и вдруг его взгляд становится по-лисьи хищными и хитрым. — Коне-ечно.       Он выбирает из фруктовой корзины неочищенный банан и, проведя пальцами по всей длине, вальяжно берёт его одной рукой.       Лип хмыкает над его типичным заигрыванием:       — Ты не заебался развлекать богатеньких виагроидов?       — Как тебе шоу? — игнорирует его вопрос Йен, а его голос звучит непривычно. Ниже что-ли. — Скажи же, я был ахуенно сексуальным.       Пальцы его ловко справляются с кожурой, а глаза ни на миг не отрываются от Липа, гипнотизируя его затуманенным взглядом.       — Заканчивай своё дешёвое порно, и попиздили отсюда. Всрался мне уже ваш клуб, — бубнит Лип и встаёт, не желая видеть продолжение того, что может случиться с несчастным фруктом.       Йен усмехается и откидывает банан на столик: проигрыш его совсем не огорчает.       — Тем более, в этой парке ты до ужаса уродлив, — заканчивает Лип, со смехом уворачиваясь от прилетевшего кулака.       — Пошли. Бесплатный развоз — это один из плюсов.       — Вряд ли он может перечеркнуть все оставшиеся минусы.       Йен внезапно громко и заливисто смеётся, хотя Лип не уверен, что его слова следует воспринимать как шутку.       Они спускаются вниз, выходят через чёрный ход, где уже столпились танцоры, ожидающие свои такси. Йен прощается с парнями, хлопая кого-то по плечу, кого-то обнимая, а одному из парней вообще достаётся от него краткий поцелуй в щёку.       — Поздравляю, — подмигивает ему Йен и отходит. Парнишка смотрит на него счастливыми глазами и в приподнятом настроении уезжает.       Под вопросительный взгляд Липа они садятся в такси.       — Смог поднять кассу до пяти сотен за чистый приват. И никакого секса, — поясняет Йен и зевает. — Так что, ты не прав. Здесь не бордель. И после смены мы действительно жутко выебаны, но — увы — только эмоционально.       Брат устало кладёт голову ему на плечо и вздыхает. Рваное дыхание обжигает щёку, касается уха, и Лип вздрагивает, ощутив как покрывается мурашками шея.       — Поэтому желание снять напряжение у нас куда сильнее, чем у этих «кошельков». Эй, Гордон, сколько у тебя ещё человек в очереди на развоз? Может перепихнёмся у меня?       Водитель поглядывает на него в зеркало заднего вида и насмешливо качает головой:       — Сорян Йен, Дирк тебя опередил.       Йен недовольно шипит. Лип открывает окно, не ввязываясь в их разговор. Их водитель — мужик лет сорока с желтыми зубами и шрамом, разрывающим правую бровь.       «Интересно, это у Йена травма, оставленная Кэшем, или просто пунктик на мужиков постарше? И пострашнее».       — Нахер тебе кого-то искать? У тебя уже есть вариант. Кто это, кстати? Новенький? Что-то он грязноват.       Лип возмущенно смотрит на лыбящегося водителя, но Йен берёт его за руку и переплетает их пальцы, что значительно отвлекает и гасит возмущение на корню.       — Не-е, Гордон. Это Лип, мой брат. Тут без вариантов.       Голос Йена — быть того не может — звучит грустно.       «Это просто биполярное, — объясняет сам себе Лип. — Только что он угорал над не смешной шуткой, сейчас грустит над ерундой. Всё знакомо, всё проходили с Моникой. Ничего нового».       Большим пальцем Йен начинает поглаживать внутреннюю часть его ладони, потом переходит на запястье. Скребёт ногтем выступающие вены — делает это как будто бессознательно. Или же нет...       «Бред какой, ерунда!» — Мысли крутятся как по эстакаде.       — Хотя дурак тот, кто откажется от такого парня, — улыбается Йен и, подняв голову, чмокает его куда-то возле уха.       Лип вздрагивает. Сглатывает. Отстраняется. Косо смотрит на него. Лицо Йена не выражает ни сомнения, ни смущения. Ничего из того, что ощущает сейчас старший Галлагер.       — Брат-сват-фанат… Какая в жопу разница? Не детей же заводить. — Простота водителя убивает. — Удобно, близко и всегда по-родному.       Йен усмехается и сильнее стискивает его запястье. Лип чувствует, как холодный пот покрывает его спину. И это совсем не от отвращения при мысли об инцесте.       — Как думаешь, — Йен поворачивает голову, оказываясь чересчур близко к его лицу. — Может быть он в чём-то прав?       Тихий шёпот умелого сблазнителя оставляет на коже искрящееся напряжение. Лип в который раз ругает себя, за то что попёрся в этот сранный клуб и чересчур пялился на танцоров. Материт таксиста, у которого моча вместо мозгов, а ещё Йена, который придвинулся ближе и теперь прижимается своим бедром к его. Подушечками пальцев он забирается под рукав, принося охлаждение разгоряченной коже.       — А ты подумай, —  приглушённый голос проникает в голову, и Липу мерещится, что это его собственные мысли. Неправильные, грязные и противоестественные мысли о собственном брате.       — Подумай о себе, о мне, о нас...       Лип пропускает момент, когда ладонь ложится ему на бедро, но отчётливо чувствует, как просыпается член.       «Блять, блять, блять!» — истеричные мысли бьются в голове, как нарик за решёткой. Этого не должно быть: он не должен заводиться от прикосновений своего брата, даже если тот ахуенно горячая штучка и умелый любовник.       Йен видит, какую реакцию вызывают его прикосновения и усмехается горячо и многообещающе. Холодный страх так и не проходит, хотя в паху всё кипит от распалённого желания.       — Иди сюда, — зовёт Йен и властно обхватив его за голову, тянет к себе, целуя в закрытые губы.       Лип рвано выдыхает, не ожидая такой подставы. Йен пользуется этой заминкой, проникая ему в рот. Их дыхание смешивается: дорогой алкоголь и сладкие сигареты. Но это проходит, и на смену приходит новый запах. Запах, знакомый им с детства. Запах Галлагеров. Одинаковый. Родной. Их.       Йен целует грубо, наседает без причины, цепляется зубам тонкие губы. Его власть вполне ощутима, и от этого пальцы дрожат, как у целки.       Лип всё ещё сомневается: «Сука, где алкоголь, когда он так нужен?!». Он медлит, почти отстраняется, но сильные руки брата мешают ему высвободиться. Йен передвигается и садится ему на колени.       Лип бросает потерянный взгляд в окно — им ещё ехать и ехать. Таксист благоразумно молчит, хотя прекрасно всё видит. Это ненормально. Но руки Лип сами ложатся на талию брата, прижимая к себе. Воздуха не хватает: работающая печка сжигает весь кислород и единственным источником для дыхания остаётся лишь Йен.       Лип может это объяснить: Йен сходит с ума, а сам он просто... Просто готов сказать «да».       «Не правильно, не правильно, не правильно, — стучит в голове с каждым рваным выдохом. — Но боже, как сладко. Как невозможно, как правильно». Губы у Йена мягкие, пухлые и, сука, властные.       Его дыхание врывается в его рот, каким-то хреновым анатомическим способом доходит до груди и запуск сердце, соединив провода зажигания.       Лип стонет, ощущая, как извивается на его коленях Йен, совершающий те немыслимые движения, которые исполнял на мужиках в клубе. Теперь Липу понятна их готовность поднимать суммы до поднебесных, лишь бы этот рыжий дьявол не останавливался.       Дрожь в руках усиливается, а голову кружит от новых ощущений. Йен тяжёлый, большой, но задницей он крутит с лёгкостью малолетней шлюхи. Трётся об него, то раскачиваясь, то приседая. Перед глазами всё пульсирует, стираясь до одного рыжего пятна.       Лип, пересилив себя, запускает руки под футболку брата, оглаживает крепкое мускулистое тело. Взгляд Йена всё также осмыслен, и это пугает. Лип снова прижимается к его губам, чтобы не видеть этого хитрого лица.       Целует первым, полностью отдаваясь диким ощущениям. Возбуждение Йена чувствуется всё сильнее, и он, перехватив руку брата, направляет под пояс спортивок, заставляя взять стоящий член в руку.       Лип сглатывает больше от надуманного страха, чем от брезгливости. Член как член. Такой же, как у него. Благо Лип знает, как с ним обращаться. Крепко ухватив за ствол, он сжимает у основания головки, проводит большим пальцем по выступающим венам, срывая с губ брата довольный стон...       Йену хватает пары резких движений и сперма выплёскивается на пальцы Липа. Тот отводит глаза, и досадливо сжимает руку в кулак: это всё же перебор.       Будто прочитав его мысли, Йен тянет его руку к своему лицу и неторопливо начинает слизывать следы их бесстыдства. Лип косится на него, но брат совершенно спокоен и собран.       Это резко контрастирует с ураганом, бушующим у Липа в штанах, что терпеть сил нет. Язык Йена лениво скользит между пальцами, собирая капли спермы, а Лип просто не может вымолвить не слова. Язык будто омертвел, и в мозгах шумит.       И он всё также молчит, когда брат кладёт руку ему на выпирающий сквозь джинсы член. Сжимает пару раз, продолжая гипнотизировать зелёными глазами, прожигая дыру в его сердце.       Лип сам не замечает, как приподнимает бёдра, как поддаётся вперёд. Всё потеряло смысл, кроме этих животных прикосновений и дикой похоти в его движениях.       Он кончает внезапно, бурно, как мальчишка пачкая штаны. Йен подбадривающе улыбается, смахивает с его лба хер-пойми-когда успевший выступить пот, целует в уголок губ.       Поднимается с его колен, кивает давно остановившемуся таксисту и вылезает из машины первым. Липа всё ещё потряхивает, и он точно знает, что ноги его держать не будут. Стараясь не смотреть на водителя, он неуклюже вылезает, всё ещё не отошедший от послеоргазменной неги.       Йен протягивает ему руку, помогая подняться.       Лип с сомнением смотрит на неё, потом поднимает голову, встречаясь с Йеном лицом к лицу, и принимает её: какая к чёрту разница, кто что подумает, если они оба — с у м а с ш е д ш и е.