***
В городе было, на уловление, спокойно. Редкие прохожие, домохозяйки и офисные планктоны, машины почти не ездили. А ведь в прошлом в этой время было много людей на улице. Нынешняя ситуация была на руку, ведь вычислить солдат Мельфиоре было проще. Десять минут на осторожное продвижение в сторону леса за городом, откуда шел сигнал, пять минут на небольшие препирательства в укрытии и одна минута, чтобы оказаться в западне. Почти свалившись с неба напротив троих подростков стоял взрослый мужчина. Его зализанные на макушке светлые волосы и вовсе не молодили его, а даже прибавляли пару лет, да и раздраженное выражение лица подчеркивало нервность и усталость. Им бы попытаться сразиться вместе, пока не поздно. Им бы придумать стратегию для атаки и молиться на удачу. Но какие сражения, если в дело входит мужская самоуверенность и гордость? - Хаято, ты меня уже достал, а твоя гордость в печенках. Она не знала, сколько ее друг мог и дальше видеть в Ямамото соперника и припираться, подставляя и ее тоже под раздачу. Даже отказался сражаться вместе и решил справиться в одиночку. Гордый и упрямый мальчишка. Такие юнцы умирают первыми. - Замолчи, - шикнул раздраженно Ураган и нахмурился, направляя оружие на противника. Вспышка алого пламени урагана накрыла противника, но, когда пламя исчезло, все увидели, что на мужчине напротив ни царапины, лишь легкие искры блистали вокруг. Пламя Грозы. И интуиция подсказывала, что дело было плохо. Скорее всего, именно о нем и говорила Лар. - Так ты и есть тот капитан, - сухо бросила Лиззи, рассматривая темную куртку. Это была она. Ненавистная ей форма Мельфиоре. Бьякуран в ее воспоминаниях был в ней в тот самый день. Белая куртка, а под ней белый джемпер. - А ты Донна Вонгола. Только тоже моложе, - фыркнул насмешливо Гамма, - Полагаю, это ты ворвалась на собрание Альянса и напугала этих пугливых денежных мешков. И как только с этой юной мордашкой тебе удалось. - Не недооценивай разгневанную женщину. Я лишь забрала свои деньги, - их схватка взглядами длилась всего каких-то пару мгновений, пока Гамма не разразился тихим смехом. - Теперь понимаю, - по-доброму бросил он, - Донна она и есть Донна, да? Кажется, так ты тогда сказала моей госпоже? Либо рождена убивать и сражаться на передовой, либо стой за спинами своих Хранителей и отдавай приказы, как слабая и трусливая мышь. Совет был хорош, только вот не сработал. Поэтому я не пощажу тебя. О чем он, черт возьми, говорил? Этих воспоминаний не было в ее голове. Поэтому Лиззи лишь настроилась серьезно на драку. Мстить подростку за слова взрослого? У этого мужчины точно были проблемы с головой, казалось. - Объединяемся, парни, - тихо шепнула Лиззи, накрывая клинки пламенем и вставая в боевую позу, как и Ямамото. - Ну уж нет, - раздраженно фыркнул Хаято и всего за секунду направил оружие на них двоих, - Я ни за что не объединюсь с вами двумя. - Ты…- раздражение спешно вскипала внутри нее. - Ясно, - прервал ее Такеши, прищуриваясь, - Тогда разбирайся сам. Слишком гордый мальчишка, который так и не понял, что значит быть в Семье и сражаться за одно дело. Дождь и Луна молча отошли назад и наблюдали без слов за тем, как он проигрывал. Нелепо, наивно и безнадежно. В одиночку тут не справиться, особенно с такой непоколебимой уверенность в собственной победе. - Эй, Такеши, оставляю воспитание Хаято на тебя. Можешь даже его побить, - тихо прошептали ее губы. Она вышла вперед, толкая Гокудеру в сторону и замечая, как Такеши отбросил его подальше от поля боя. Да, Хаято был нужен друг-парень. Именно такой, как Ямамото. Верный и надежный, который вытерпит его ужасный характер. Бой уже не казался детской забавой. Они действовали втроем сообща, подставив Гамму в ловушку и ударив со всех сторон. Они даже выдохнули спокойнее, когда мужчина свалился на землю. Он тихо усмехнулся в ответ. В тот самый миг сотни молний пронзили область, куда приземлились Ямамото и Элизабет. - Ч-черт, - прохрипела девушка, выгибаясь в спине от пронзительной боли во всем теле и свалилась вниз. - Лиззи, Ямамото, - закричал Хаято, но не сдвинулся с места. Вокруг них все еще был ток, - Черт! Словно воздух вокруг накалился до предела. Легкие саднило прямо изнутри, а уши глушило собственное сердцебиение. Хаято через миг свалился недалеко тоже. Они проиграли. - А теперь к вопросам, - устало отозвался эхом в голове Гамма. Она ощутила лишь тупой конец чего-то на шее и тяжесть в груди, - Почему ты жива? Тебя застрелил сам Бьякуран, а десятки офицеров и капитанов видели твое мертвое тело. Почему ты жива? И Десятый тоже. Почему вы оба живы? Хрипло попытавшись вздохнуть, Элизабет приоткрыла глаза. Тяжесть в груди оказалась ногой мужчины. Он грубо давил на ее ключицу и будто бы пытался вдавить девчонку в землю и похоронить живьем. - Ну? - поторопил мужчина, цокая языком. - Катись в Ад. Горло саднило, а в глазах то и дело темнело. Давление было слишком сильным, чтобы нормально вздохнуть. Но она нашла силы, чтобы хищно усмехнуться и послать капитана Мельфиоре. - Ты первая туда отправишься, - хмыкнул с легким наслаждением Гамма, - Эти двое наверняка тоже знают ответ. Тебя можно и убить. Снова. Больше уж не воскреснешь. «Снова, да? Умереть не в белом кабинете от руки Бьякурана, заклятого врага, а каким-то ублюдком. Довольно печально», - почему-то перед смертью в ее голове снова были лиричные мысли. - Стой, - ее медленно угасающего сознания донесся хриплый голос и стук. - Защищаешь свою Донну? – рассмеялся Гроза, - Так и быть, я убью тебя первым. И последним, что она увидит, будет твой труп. Труп? Вонгола утопала в крови последний год. Смерть Десятых, солдат и приближенных. Вокруг была лишь кровь и безграничное отчаяние. Если прислушаться, то наверняка услышишь, как кричат их души. - Не трогай…его, - душевная боль была намного сильнее физической. Этот урок был усвоен еще в детстве на могиле мамы и первом задании. Сломанные ребра, глубокая открытая рана вдоль позвоночника и пробитое бедро. Но даже это было не так больно, чем гнет скорби и тоски, - Оставь его. - Так у тебя хватает сил говорить, - язвительно усмехнулся Гамма, впиваясь с наслаждением в искаженное болью лицо девушки. Нет, обычную бы девушку он еще пощадил. Но перед ним была грязная и ненавистная Вонгола. Та самая женщина, что оборвала все его надежды и разрушила планы. Он проклинал ее во всем, что случилось, - Тогда мне стоит поднажать еще. - Кха, - захрипела Лиззи, чувствуя, словно грудная клетка вот-вот сломается. Он жадно вминал ее в землю и улыбался так широко, искренне наслаждаясь. - Нет, - захрипел Такеши, едва ли стоя на коленях и держа меч в руке, - Стой. - Заткнись, - отмахнулся Гамма и ударил парня кием, заполненным электричеством. Ямамото захрипел от боли, дрогнув всем телом. Запахло паленым. Хуже запаха паленной плоти не было ничего. - Т-таке…- слезы скопились в уголках глаз, а сознание медленно растворилось. «Я умру здесь». И все же жизнь лирична, наверное. Только безумно жаль, что все кончится вот так.***
Завтра Элизабет Скариани умрет. Так просто и громко для всего мафиозного мира. Ее не назовут по имени в этот момент. «Десятая Вонгола умерла», - прокашлявшись, неуверенно огласит кто-то. Похоже, это самый безобидный вариант. «Вонгольская тварь наконец-то сдохла», - прокричит кто-то и залпом выпьет бокал выдержанного вина. Но не за ее свободу на том свете, нет. Они будут ликовать и праздновать, молясь впервые в жизни об Аде. Ведь такая жестокая и мерзкая женщина непременно должна гореть там целую вечность. Вонгола не будет ожидать этого. А Бьякуран, ослеплённый своей победой, не заметит подвоха. Он будет праздновать и представлять кучу пепла на месте старого поместья Вонголы, что так берегли Десятые. А у Савады окажется еще немного времени на то, чтобы выполнить свою часть плана. Никто не заметит, что гроб и цветы были уже заказаны заранее, как и подобран строгий черный похоронный костюм. - Никаких юбок и платьев хотя бы на похоронах. Хочу лежать в гробу в брюках и застегнутой рубашкой под горло. Нечего им пялиться на мое хладное тело, - отдает «приказы» Элизабет в кабинете Савады и качает ногами в такт, как ребенок. Тсунаеши хмурится от легкомысленного тона подруги. Словно не ее похороны обсуждают, а планы на выходные. Никто не заметил, что похоронная служба приехала слишком быстро, а дата похорон как-то слишком быстро назначено на утро. Но единственное, что Хранители заметили, что свою последнюю ночь Элизабет провела не в поместье. Вечером взяв машину и отказавшихся от охраны, она куда-то уехала. Без макияжа, в простой и удобной одежде, что не носила так давно. Савада стоял у окна и тоскливо провожал ее глазами. Завтра эта женщина погибнет, так пусть повеселится напоследок. Проводив взглядом черную машину, выехавшую с территории поместья, Савада рывком отдернул шторы и вернулся за стол. Пусть она попрощается с тем, что ей сейчас важен. Пусть отдаст кому-то последние часы жизни. Черная, недавно купленная Camaro мелькает по пустынным улицам Сицилии, почти не тревожа сон и покой мирных граждан, отдающих свой долг государству честно, чуть тормозит на набережной восточного берега Сицилии и впервые останавливается в Сиракузы. «Подумать только, за десятки лет жизни в Италии, я впервые здесь не по делам», - ругается на собственный график Элизабет, паркуясь и выходя наружу. Воздух стоит влажный, чуть прохладный, приятно охлаждает кожу. Одинокими шагами тенью девушка следует по знакомой улице, которая ночью выглядит совсем иначе, минуя закрытые летние кафе и рестораны, и выходит на пустую площадь. Вокруг ни единого прохожего, весь город надежно спит и им не нужно волноваться о прикрытии. Многие доны мафиозных семей Японии уже однажды бывали в солнечной Италии, прилетали на деловые встречи и частенько оставались ради экскурсий, а после рассказывали, как их впечатляет архитектура, а Миланский собор просто впал в их душу самым грандиозным событием. Такое отношение, конечно, радовало, но Элизабет желала бы привести их в Кафедральный собор в Сиракузы, чтобы показать, что скромное величие ничем не хуже. Два взрослых силуэта едва ли различались под мягким освещением фонарей и огнями собора, вписывались слишком задумано и символично, романтизируя ночную площадь. Тонкие полосы от дыхания поднимались выше и растворялись, лишь они, никаких лишних слов и прикосновений. Слишком тихо, слишком драматично и лирично. Даже для них, ошибок мафии, это было слишком, что можно лишь посмеяться. - Проходя мимо, я часто останавливалась посмотреть на статую Богородицы, - вобрав побольше воздуха в грудь, прошептала с тенью улыбки она, - Ее взгляд такой милосердный. Не важно сколько на твоих руках крови, она не поменяет взора. Это успокаивает. Мужчина рядом лишь скривил губы в усмешке на миг и вздохнул. - Я не думал, что ты захочешь провести свою последнюю ночь со мной, - сказал это сухо, критикующе даже. Но он лгал, конечно же. Элизабет тихо хмыкнула. Занзас не был бы собой, если проявит нежность и тепло, даже в такой момент. Главное, что он приехал, даже не споря, просто прочитал сообщение, оставив без ответа, и прибыл на место встречи вовремя. - Считай это компенсацией за упущенные годы. Он ничего не отвечает, да и что сказать? Между ними целая палитра чувств. И ненависть, и презрение, и наивная надежда однажды сесть и без криков поговорить. Но отчего-то даже после Церемонии наследования момента все так и не оказалось. То ситуация была критической, то снова оба на грани подорвать что-то. Всё ждали момента эти десять лет, а завтра уже финал пьесы. Последние аккорды вот-вот зазвучат, а им столько нужно сказать. - И не будет претензий на мой счет? – Занзасу всего на миг захотелось снова кричать друг на друга, бить бутылки с вином, стаканы и швыряться мебелью. Так отчаянно проклинать друг друга и вопить громкое: «Проваливай отсюда». По-другому уже не умеют, а учиться слишком поздно. Одному за сорок, а второй уже двадцать пять. Взрослых даже могила не перевоспитает, а Элизабет готова это проверить. - Не сегодня, - тихо смеется она, засовывая холодные руки в карманы пальто поглубже. Они чуть дрожат, но не только от ранней весны, сколько от желания жить, - Уже никогда. Мягкое зеленое освещение умиротворяет, наполняет невероятно гибкие и плавные изгибы статуй жизнью. Вот бы тоже стоять у подножья собора, всматриваться в лица прохожих, искать знакомых и желать доброго пути. И рядом с великими. Справа - статуя святой Лючии, устремляющая взгляд куда-то на небосклон, слева от нее в верхнем ярусе статуя святого Маркиана, грозно и строго провожающая путников, а на постаментах слева и справа от монументальной лестницы апостолы Петр и Павел, оба некогда благовествовавшие в Сиракузах. - Знаешь, я ведь была готова. Радовалась наконец-то исчезнуть, забыть о всех проблемах и боли. Отсчитывала дни в календаре, заканчивала дела и почти порхала от скорой долгожданной свободы, - Скариани старший слышал в тонком женском голосе нескрываемую горечь, - Лишь бы не просыпаться от кошмаров, не видеть портрета Реборна в гостиной, не слушать это раздражающее: «Ты не виновата в том, что случилось». Как можно так нагло лгать? Она спрашивает в никуда, не ожидая ответа. Если Занзас скажет, что Савада и Каваллоне просто берегут ее чувства, Элизабет ударит его. Но он молчит, а она без слов благодарит. Молчание затягивается, время близится к рассвету, похоже. Ночи становятся короче, сейчас это уже не радует, как раньше. Ведь за этой ночью следует начало. И в памяти так символично оседают знакомые строки.«Среди бесчисленных крестов, что покоятся в сумерках есть холм, на который я вновь пришел, следуя зову сердца. Желания людей, призрачные надежды... В их молитвах, что похожи на крики или скорбную песнь, я слышу стенающие голоса, эхо которых не утихнет вовек. Мёбиус назвал это Кругом Сансары. Перерождаясь снова и снова, они скитаются целую вечность, иногда останавливаясь, падая и сбиваясь с пути. Но так, и только так. Люди рождаются и проживают свою жизнь, чтобы в последние ее мгновения понять, они лишь на пути к новой смерти».
И становится страшно. Что же ждет ее впереди? Алые пучины Ада? Пустая непроглядная тьма? Или ничего? Быть может, она уже никогда не подумает о своей Семье, о вспыльчивом Занзасе, о рано погибшем Реборне. Просто обратится в ветер и растворится в их памяти. - Я буду ждать ее, - успокаивает чуть грубым прикосновением к спине и тоскливо прищуривает глаза. Поздно делать шаг назад, когда все готово. А ей хочется съязвить цитатой Дюара, про шаг назад, который позволяет шагнуть вперед, посмеяться над собственным страхом. - Не забудь сделать грустное лицо на похоронах, - тихо шепчет Донна, расправляя плечи и поворачиваясь к Боссу Варии лицом. А он немного постарел, под глазами уже морщины, - И не забывай меня. Он хмыкает как-то неоднозначно, грубо притягивает ее к груди и вдыхает запах. Знакомый, бодрящий аромат жасмина. Занзас не говорит, что в этот миг она так сильно похожа на свою мать, ведь та тоже хотела жить на пороге смерти.