Проклятие Луны

Неспешно разлепила глаза. До потолка около пяти метров, если не больше. Вокруг шумно, раздражает. Писклявый тон режет уши, словно переходя на ультразвук. На смену его грохочет тяжелый бас и барабанит по вискам, отдает болью. - Ха… - с губ подсознательно сходит имя, но губы кривятся. Вспышка боли раскрывается на затылке. Морщится и осторожно прощупывает голову пальцами. Мокро. Это кровь, даже проверять бессмысленно. Как минимум легкое сотрясение, но все же прием у невролога бы не помешал. Тупая тошнота и расплывшееся перед глазами силуэты подтверждают идею. – Твою мать. - Онна… - Хмурится, различая знакомые слога и громкий голос. Все ближе, подсознательно догадывается, обращаются к ней. – Вы меня слыши…Онна? На миг ей хочется остаться в подобном состояние до конца своих дней. Не различая реплик, не понимая обращений, лишь наблюдая за маячащимися напротив силуэтами. Светлые, рыжие волосы режут взгляд. Непривычно видеть, может незнакомец какой-то. Враг вражеской семьи, схвативший в плен, чтобы поиздеваться, изнасиловать и принести тело к ногам своего Босса. Качает осторожно головой, концы волос жесткие, касаются шеи и щекотят. Улыбается уголками губ и выдыхает. -…охо. Нужно в больницу. – Элизабет морщится, отпускает постепенно и слова становятся понятнее. Зажмурив глаза до напряжения в раненном затылке, резко открывает и щурится. Вокруг так много людей, они машут руками и спорят. - Молчи. – Выходит тихо, но достаточно для того, чтобы кто-то услышал. - Она понимает. Лиззи, это я, Тсуна, узнаешь? На корточках среди каштановых растрепанных непослушных волос, нуждающихся в увлажнении, припоминает лицо. Детское, румяное и невинное. Узнает. - Олененок. – Вздыхает. – Живой значит. И даже раздражающее прозвище находит лишь положительный отклик. Окружающие посмеиваются, чувствуя облегчение. Светловолосый Хаято кричит рядом с Тсуной, прося вспомнить и его. Хмурый Кёя, уже юный, стоит в паре шагов и кривится в оскале. Злится на шум. - Лиззи, ты как? – Сотня вопросов за пару минут утомляют. Ей бы тишины и покоя хоть на час, чтобы собрать мысли в кучу. Ей бы на море валяться под солнцем. – Лиззи, тебе хуже? - Будьте добры заткнуться хоть на миг. – Буквально скрипит зубами и переводят взгляд на рыжего парнишку. Шоичи. – Ты, Шоичи, погибшие есть? Ирие неловко оглядывается по сторонам, не понимая почему спросили его. Придется отвечать, раздраженный взгляд слишком знакомый и по памяти догадывается, что лучше сделать как говорят. - Погибших нет. Несколько раненных. – Кусает и без того обгрызенные губы, пряча глаза. - Ясно. Дай закурить. – Шоичи, как и остальные, переглядываются в недоумении. – Знаю, что есть. Или забыл… - Нет, вот. – Роется в карманах джинс и вытаскивает белую пачку и зажигалку, чуть помятую. Протягивает. Ее не волнуют взгляды друзей, вытягивает неспешно двумя пальцами сигарету, зажимает между пальцами и ждет, пока Шоичи подожжет. В нос ударяет успокаивающий запах, затягивается и медленно выпускает дым вверх, закинув голову. Горький, бодрящий ментол приводит мысли в порядок. С каждой затяжкой становится спокойнее, тошнота словно понемногу отступает, как и раздражение, граничащее с желание прикончить всех вокруг. Затянувшись в последний раз, протягивает окурок в руку Шоичи и улыбается впервые. - Ну так что?

***

  Она выкуривает по одной сигарете в день, запивает апельсиновым соком, уверяя себя в его пользе, и молчит на расспросы остальных. Вокруг говорят о новых испытаниях, но она слышит лишь о возвращении обратно в прошлое. Тсуна романтизирует свои обещание девочкам, Элизабет отводит взгляд и отвращено кусает губы. Ямамото светится и привычно ссорится с Хаято, Элизабет утыкается глазами в дневники и закрывает уши руками. Реборн молчит и игнорирует свою ученицу. Дает время, которое вытекает, если хвататься. Позволяет самостоятельность и не ищет смысл в замкнутости. Это все временно, пройдет. Завтра ей станет лучше. И мыслит, как типичный взрослый. В момент возвращения все улыбаются и кружатся из стороны в сторону, подобно лепесткам сакуры. До цветения пару сезонов. Безопасный Намимори, знакомые улицы и люди. И каждый спешит к своей семье и друзьям. Убедиться в реальности происходящего. Хаято, Тсуна и Элизабет останавливаются на перекрестке, смотря друг на друга. - Я рад вернуться. – Почти смеется Тсуна. – Увидимся в школе, ребята. - До завтра, Десятый. – Привычно прощается Хаято. - Пока. – Кивает Элизабет. Они расходятся, как в обычный день. Словно путешествия и не было. Так думает Тсуна и Гокудера. Они совсем дети, бегущие к свету босыми ногами. Маленькие препятствия оставляют царапины на ступнях, но не останавливают. Элизабет завидует бодрому настрою лучшего друга и прячет руки в карманы худи. На улице теплая погода, ей холодно. - Ты такая мрачная последние дни. – Подмечает Гокудера, бросая косой взгляд. – Там что-то случилось? «Там». Под простым местоимением имеет ввиду поле боя, где группа подростков должна была умереть, но судя по тону обсуждает кабинет химии в школе. Элизабет встряхивает плечами в беззвучном смехе и сворачивает голову к другу. Блеск в глазах совсем не здоровый, бедственный. Он видел подобный в детстве. Взрослых, вернувшихся с перестрелки в крови. Они смеялись, докладывая о смерти своих друзей. - Просто душка. – Расплывается в усмешке, задерживая взгляд на секунду на заживающей губе. – Это война. Говори прямо. - Что бы там не было…- Гокудера останавливается и замолкает, ожидая внимания к своим словам. Она тормозит и чуть сворачивает голову в сторону, слушая. Не верит, что друг скажет что-то стоящее. – Это уже позади. Мы дома. Дома. Словно этот дом сможет защитить. Словно раз они оказались в настоящем, то все пережитое просто станет посредственным. Не ей говорить о ужасах войны. Но и не ему бросаться глупостями. - Правда думаешь, что люди, вернувшиеся живыми из Чечни, Афгана так просто взяли и отпустили все, что было там? Так? – Элизабет оборачивается и смиряет друга холодным взглядом. – Нужно время. На все надо время. Гокудера останавливается посреди дороги, провожая взглядом удаляющуюся фигуру подруги. Там точно-то случилось. Но она не говорит, продолжая нести все в одиночку. - Черт. – Чертыхается Хаято и идет к своему дому по той же дороги, держа расстояние.

***

  Не считаясь с местом и временем, обезвоживание и мертвая усталость накрыли ее. Среди спешащих по домам и центрам с видеоиграми подростков у ворот старшей школы. Земля просто сдвинулась под ногами в сторону, а воздух опалил жаром легкие. Элизабет просто свалилась о стену, прислоняясь и сосредоточилась. Если закроет глаза – упадет. Если потеряет нить сознания – исчезнет. - Похоже маленькой принцессе не здоровится, - пара белых лоферов с идеально белоснежными шнурками разрезали восприятие. - Так еще рядом никого нет. Драматично. - К-кто… Слишком сладкий тон говорил за себя, как и вычурная идеальность, не совместимая с реалиями. Нет, Бьякурана быть не должно тут. Они вернулись в настоящее, он остался в будущем. У школы, напротив нее не может быть этого человека. - Думаешь, что этого не может быть? – Смеется. - Такая предсказуемая, Лиззи. Такая простая. Двигается неспешно, приближается, одаривает приторным ароматом лилий. А ей страшно, когда несколько худощавых и болезненно острых пальцев поднимают за подбородок вверх, а напротив фиалковые глаза. Совсем настоящие, отражающие весь ужас и панику ее лица. - Вы не вернулись, вы все еще в будущем, - шепчет с чувством доминирования и превосходства, над слабым ребенком. - Я поймал вас. - Нет, - скорее умоляет, страх заставляет поверить и сжаться перед опасным хищником. Рядом с ним она лишь ребенок, наивно убеждающийся в победе и достатке сил для отпора. - Плачь, маленькая принцесса. Рыдай над своим проигрышем, как никогда. Давит на кожу, наслаждается первыми проблесками влаги на свету в глазах. - Плачь. Все повторяет и всматривается так увлеченно, так озабоченно и восхищенно. С годами стареет и меняется все, лишь глаза могут остаться такими же, как раньше. Донна была взрослой, но с глазами ребенка. Глазами этой девочки, школьницы, что стояла, напротив. - Заплачь уже наконец! - Принцессы не плачут, - жмурит веки и резко открывает. Белок красный, в уголках прозрачные капельки, но не плачет, лишь сжимает зубы покрепче. На голове тяжелая корона, плечи устало трясутся. Но истинные принцессы с самого детства знают, как идти ровно и не качаться, чтобы огромная корона не упала на пол, чтобы никто другой не поднял ее. Маленькими шажками, переводя опору на носок и смотря лишь вперед. Представив, что вокруг лишь колышется ветер, что шепот и проклятия, что осыпают спину – вьюга. Иди ровно назло всем. Каждая девочка – принцесса. - Верно, - усмехается криво и отходит назад, пошатываясь. - Станешь королевой – поплачешь.