Сколько еще...?

В кабинет скоро заходит молодой человек приятной наружности. Он весьма опрятно одет и мягко улыбается, в карих глазах отражается солнце, а длинные волосы цвета иссиня-черной смоли бережно убраны в хвост. Белая рубашка аккуратно заправлена в черные брюки. Весьма хорош... Приятен на вид. — Ваш кофе, сэр Саксон.- молодой человек услужливо ставит на стол фарфоровую чашку с ароматным напитком и отходит на шаг, ожидая последующих указаний. — Хм....Благодарю. - министр взял в руки чашку и немного отпил , прикрыв глаза, а затем поднял немного изумленный взгляд на вошедшего - ты свободен, Луис. На сегодня за хорошую работу я дарю тебе отгул. Предупреди Марли об этом и вали домой. Сегодня Гарольд был , кажется , в хорошем расположении духа. — Да, сэр. - и человек , так же улыбаясь, поспешно удалился за дверью. Министр спустя некоторое время медленно поднялся на ноги, опираясь на холодную узкую трость и держа в левой руке чашку кофе, слегка оттопырив палец в сторону. Руки его слегка подрагивали, здоровая левая нога отбивала носочком на плитке ритм "барабанов". Утро скоропостижно перетекало в занудный теплый день. Дел было чрезмерно много. Но они подождут. Не страшно. Вся эта волокита с бумагами....- бррр. Скукота. Гарольд устремил свой долгий напряженный взгляд в большое окно, за которым азартно солнце разгоралось над миловидным городом яркой вспышкой и слепило темноватые глаза Саксона, очерченные следами недосыпа... "Чертово солнце...." Человек поморщился, покрепче вцепившись пальцами в трость. Он уже и не помнит, когда в последний раз спал спокойно. Он в принципе забыл, что такое покой. Очень и очень давно... Жаркое солнце, как на зло, поднялось еще выше и ударило своим плотным горячим лучом прямо в глаза министра. Он , вздрогнув, выронил почти пустую тонкостенную чашку из руки, отчего та разлетелась на сотни кусочков белоснежных (с редкими коричневыми отметинами, остатками горячего напитка) стекляшек-осколков, и прижал прохладные пальцы левой руки к виску, зябко морщась и скрепя зубами. " Барабаны" в голове стали громче и буквально выбивали из него весь остаток внутренних сил , которые он так бережно берег для поддержания кусочков мало-мальского покоя. В голове четко , все громче и громче остукивало : "Ту-дум ту-дум , ту-дум ту-дум...." Ему было больно. Он морщился. Морщился и стремительно терял равновесие.