Вне врат наших тел

Сабито нервно поглядывает на часы, но стрелки ползут мучительно медленно. Он трясёт коленом, лихорадочно бегает взглядом по аудитории в надежде ухватиться хоть за что-то, что отвлечет его внимание, но сосредоточиться никак не получается. Вслушиваться в речь лектора невыносимо раздражает: стоит попытаться визуализировать его слова в голове и начать запоминать, как собственное нетерпение тут же перерубает эту нить, возвращая все в исходное состояние. Сабито хочется выть, и он, вновь взглянув на стрелки, тихо и протяжно мычит, вынуждая рядом сидящих одногруппников недоуменно покоситься в его сторону. Он сам удивлён. Никогда не любил ждать, но все же такой дикой ломки у него не было уже очень давно. Успокоительное недвусмысленно напоминает о себе, царапая ногу своей упаковкой сквозь карманы брюк, но Сабито терзает себя, мужественно переносит эту пытку тахикардией средь бела дня и прикусывает язык до металлического привкуса во рту, чтобы в порыве чувств не ляпнуть ничего лишнего. В телефоне у него — сотни сообщений от старых друзей. Ярко-красным горят оповещения о пропущенных вызовах. Он отвечает или перезванивает редко, когда совесть вдруг ни с того ни с сего просыпается или заканчиваются деньги, но это лишь слова, пустые обещания и горькие просьбы вернуться назад. Сабито благодарен дедушке за заботу и, конечно, будет таскать свою задницу в эти аудитории до самого конца, чтобы не разочаровать его хотя бы в этом, но на большее рассчитывать не стоит. Со своими друзьями он распрощался уже очень давно, и не имело смысла начинать сначала, ведь Сабито пугал их и вечно доставлял проблем, но кого-то из них все ещё интересовало то, чем он живёт и что собирается делать со своей жизнью. Парень долго разглядывает одно такое сообщение, глядя на телефон экрана из-под стола, и хочет ответить, но не может подобрать нужных слов. Попытки объяснить причины своих желаний всегда заканчивались ничем, тем более если слушателем выступал Томиока. Но рассказать и в самом деле очень хочется, вот только ничего на ум, кроме банальной «любви», не приходит, а это странное понятие не удовлетворяет Сабито ни в никаких аспектах. В конце концов он лишается своего желания что-либо говорить, глубоко разочарованный и раздраженный.

***

Кто-то внимательно следит за ним из окна на четвёртом этаже, и Сабито смотрит на тёмный силуэт также пристально, расплываясь в довольной улыбке. Все в этом богом забытом месте хочет его убить, и от этой мысли ему всегда очень весело. Парню хочется обзавестись чем-нибудь своим здесь, быть полноправным членом их клуба голодных и отчужденных и чувствовать столь многое, а не изнывать от тоски. Он живет в мире, где любой орган, любую деталь, любые отношения можно заменить. Никто не уникален по-настоящему. И Сабито сражен наповал таким феноменом, как Аказа — человеком, что годами собирал себя сам по кусочкам вопреки неугодной судьбе. То его не настоящее имя, но парень уважает киборга и никогда не говорит с ним о документах в нижней полке ящика: ни о просроченном паспорте, ни о свидетельстве о браке, ни о трех свидетельствах о смерти. Он не уверен, что Аказа все ещё помнит о них. От дыма немного слезятся глаза, но, часто моргая, Сабито следит за каждым движением сильных рук, в какой-то момент замирая на губах с пирсингом «укуса паука». Они размыкаются, и горький дым выползает наружу, а сердце Сабито снова слишком сильно вколачивается в грудную клетку, и он хитро улыбается. Все-таки в этом месте кое-что принадлежит ему одному, и, можете поверить, он готов пойти на что угодно, чтобы отстоять свои права. Скользит пальцами в чужую ладонь, отвлекая внимание, и оставляет на губах короткий, но влажный поцелуй. От собственной наглости волосы на затылке встают дыбом, но Сабито улыбается, а Аказа изучающе смотрит ему в глаза, будто пытаясь отыскать смысл подобной выходки. Детали в золотой радужке накладываются друг на друга, и зрачки расширяются, и трактовать это можно как угодно, потому что даже Сабито не знает, что у этого киборга творится в голове. Он кладёт свою прохладную ладонь на изуродованную шрамом щеку и неожиданно наклоняется, давя большим пальцем на подбородок и вынуждая приоткрыть рот. Рыжий закрывает глаза, губами чувствуя шарики штанги в чужом горячем языке, и восхищённо выдыхает. У Аказы очень странный вкус с резкими металлическими нотками, и целуется он тоже странно, но у Сабито едва ли не подкашиваются ноги от переизбытка чувств.