Вне врат наших тел

Сабито сплевывает в раковину пену от зубной пасты, и она, красная от крови, неторопливо сползает к сливу. Собственное лицо в зеркале улыбается наигранно и устало, и это странно, ведь парень вовсе не чувствует себя утомлённым. Так, немного кружится голова от вони всякой химии, которой тянет из огороженной полиэтиленом части комнаты; а ещё в джинсовых штанах ужасно тесно, и парень морщится, жалея, что снова припёрся сюда без каких-либо других вещей. Он выходит из ванны, вдруг замирая на месте от странного предчувствия. В квартире очень тихо и холодно, и Сабито тут же начинает знобить. Он обнимает себя за голые плечи, пытаясь высмотреть в полумраке то, что его так сильно напрягает, но осознание приходит к нему с заметным опозданием. — Аказа? Полиэтилен шуршит от порывов сквозняка, врывающегося в комнату через распахнутое окно. Больше тут ни души, и Сабито вновь брошен коротать неопределённый срок в одиночестве, но ему не даёт покоя навязчивое ощущение чьего-то присутствия. Парень смотрит на входную дверь и на небольшой черный экран рядом с терминалом: по мигающим синим полосам можно понять, что камера снаружи работает, просто света в коридоре опять нет. Свечение голограммы подчёркивает чей-то силуэт рядом с соседской дверью напротив, и Сабито не помнит этого киборга. Он подходит к двери, и незнакомец тоже приближается. Внимательно смотрит прямо в камеру, но в такой темноте его лицо невозможно толком разглядеть. Сабито не знает, как работает техника в этом древнем доме, но терминал выдаёт ему, что доступ воспрещён. Он насмешливо улыбается в экран, на самом деле не зная, что бы случилось, окажись дверь открытой, но ему уже все равно. Из той части квартиры, в которой Сабито старался лишний раз не бродить, ужасно несет толуолом. На металлическом столе лежит нагромождение различных механических деталей и микросхем, в которых парень совсем не разбирается. В любопытстве он открывает керамическую банку и морщит нос: в зелено-жёлтой жидкости виднеются силуэты старых имплантов, и Сабито рядом лежащими щипцами достаёт один, с интересом разглядывая, как вещество тяжёлыми вязкими каплями стекает обратно в банку. Он не обращает внимание на засохшие красные пятна на столе, игнорирует использованные окровавленные перчатки в мусорной корзине и делает вид, что не видел искусственные золотые глаза в стеклянной банке на полке в ванной. Где-то в голове у него зарождается мысль, что дверь закрыта совсем по иным причинам, чем обычно, и Сабито тихо смеётся. Вспоминает, что клал телефон под подушку, но не находит его. Ни в рюкзаке, ни в его куртке больше нет документов. Любая посещающая его богатое воображение идея всегда была до абсурда плохой, но эта — настоящее произведение его личного искусства. Адреналин растекается по венам, и каждая мышца томительно напряжена, и в этом чувстве эйфории Сабито выглядывает в открытое окно, подставляя лицо порывам ледяного ветра. Для парня это вызов, и он взбирается на подоконник, свесив ноги вниз, и какая-то девчонка со второго этажа замечает его и крутит пальцем у виска. А он игриво машет ей в ответ, слыша за спиной бросающий в дрожь знакомый голос. — Что ты делаешь? — Пытаюсь выйти. — В окно? — Может, ты меня неправильно понял, но жить я хочу. Сабито смотрит на Аказу через плечо, но выражение лица киборга скептическое, как обычно. Он чуть приподнимает одну бровь, и парня тут же бросает в другую крайность, где сердце колотится в груди от предвкушения чего-то, с чем он не сможет справиться. От чего его никто не сможет спасти. Однажды, сидя вечером у жалкой имитации камина со своей семьёй, Сабито глубоко разочаровался в себе и во всем вокруг, что ушёл в ванну и просто наглотался геля для прочистки труб. Идея была навязчивой и не требовала никаких логических и более конкретных объяснений. Ощущения были незабываемыми, и ему казалось, что ещё немного, и он переродится в кого-то другого, чьё существование будет соответствовать его собственным ожиданиям. Вот только Сабито очнулся прежним, и из зеркала на него смотрело все то же красивое чужое лицо. Близкие спрашивали его, почему он хотел тогда умереть, а он не понимал, о чем они. А понимает ли его Аказа? Ответ на этот вопрос вдруг становится жизненно необходим, и Сабито вновь выбрасывает на порог ужасного разочарования. — Давай встречаться? На лице его расползается кривая, но радостная улыбка, а золотые глаза киборга широко распахиваются в искреннем удивлении.