они обещали, что сны сбудутся. но забыли упомянуть, что кошмары — это тоже сны.
Одиннадцать лет назад Тогда в жизни Эдди была не только требовательная и настойчивая мама, но и отец, которого маленький Каспбрак искренне любил и уважал. Только один отец никогда не осуждал Эдди за то, что тому снятся кошмары, и всегда с неподдельной внимательностью выслушивал беспокойные ночные рассказы своего сына о том, каких странных существ тот повидал в таинственном мире пугающих и одновременно восхищающих сновидений. Однажды поздней ночью, когда Эдди, весь в холодном поту, с трудом вынырнул из кошмара в реальность, Фрэнк Каспбрак работал у себя в кабинете. Пятилетний Эдди выскользнул из кровати прямиком в плюшевые тапочки-тигрули и тихонько подкрался мимо двери в мамину комнату, в которой та периодически очень громко похрапывала. Он искренне этому порадовался и осторожно юркнул в кабинет отца, точно зная, что тот ещё не спит. Коричневая деревянная дверь болезненно скрипнула, и Фрэнк отвлёкся от номенклатуры дел своей фирмы, повернувшись на звук. Из-за двери выглянула маленькая заспанная голова Эдди, и Фрэнк тихо хмыкнул, отложив документы на стол. — Снова приснился кошмар? — Эдди лишь молча кивнул и, восприняв тихий и ласковый тон Фрэнка за негласное приглашение, тут же бросился к отцу, приподнявшись на носочках и крепко обняв широкие отцовские плечи. — О чем на этот раз? — Да всё о том же, пап, — жалобно прошептал Эдди. — Почему у других каждый раз сны разные, а у меня он один и тот же? Почему только мне снятся курящая гусеница, кролик с карманными часами и улыбающийся кот? Пап, я что, сошёл с ума? Фрэнк отпрянул от сына, молча прижав широкую и крепкую ладонь к его маленькому лбу, и нахмурился, наблюдая за тем, как постепенно расширяются от страха и без того большие глазки Эдди. — Сошёл с ума, чокнулся, спятил. — Медленно проговорил Фрэнк, вглядываясь в глаза расстроенного сына. — Но открою тебе секрет, Эдди: безумцы всех умней. Губы мальчика вмиг растянулись в широкой улыбке, а глаза заискрились вспыхнувшей радостью, и он носом уткнулся в отцовское плечо, крепче прижимая его к себе за шею. — Во сне нет ничего страшного, Эдди. Но если испугаешься, то можно проснуться. Достаточно лёгкого щипка, — Фрэнк аккуратно ущипнул сына за предплечье, и тот лишь притворно айкнул, растирая ладошкой мнимый ушиб. Он тихо хихикнул, ощущая, как постепенно отпускает его тело липкий страх и распадаются на шее жгуты безотчётной тревоги, всё это время сжимавшие его горло. Эдди чувствовал тепло, разливавшееся у него в груди, когда находился в объятиях родного отца. Только в них он ощущал себя в полной безопасности. Только рядом с отцом Эдди крепко верил в то, что кошмар — всего лишь кошмар, не больше. Фрэнк заменял маленькому Эдди ночник, был для него своеобразным убежищем от монстров и талисманчиком от злых духов. Эдди действительно видел в обычно грустных и уставших серых глазах отца средоточие всего самого светлого и доброго. Образ папы, всегда спокойного, тихого и рассудительного, но крепко и сильно любящего своего сына, стал самым главным и святым в сердце маленького Эдди. Поэтому новость о его скорой кончине клеймом отпечаталась у него на сердце. Ранняя смерть Фрэнка выжгла в Эдди что-то главное, оставив его одного в этом непонятном, чуждом для маленького мальчика мире с огромной, зияющей дырой в груди, которую Эдди пришлось заполнять отрывками воспоминаний об отце и, хоть и весьма своеобразной, но какой-никакой любовью и заботой Сони. И эта мнимая заполненность позволяла Эдди чувствовать, что всё более менее в порядке, что нет у него той самой дыры в груди, высасывающей из него все чувства и эмоции. Она давала ему силы на то, чтобы носить маску счастливого мальчика, прочно въевшуюся в его лицо, и Эдди правда смирился с этим, позволив всем окружающим и прежде всего самому себе обмануться этой фальшью, этими насквозь пропитавшимися ложью словами о том, что «всё в порядке». Эдди лжет с самого детства. Он носит маски и делает вид, что в груди у него, вообще-то, лёгкие, сердце и рёбра, обтянутые кожей, а не сингулярность, всасывающая в себя все последние остатки счастья. Эдди задыхается, тонет и захлёбывается в самом же себе, чувствуя, что вот, ещё совсем немного, — и эта чёрная дыра у него в груди затянет и его самого, не оставив после себя ничего, — даже крохотной квантовой частички. Утратив свой ночник-убежище-талисманчик в лице одного Фрэнка, маленький Каспбрак оказался в кошмаре пострашнее тех, что мучают его по ночам. Эдди оказался в реальности, где нет больше той теплой широкой ладони, сжимавшей его маленькую ладошку так крепко, словно ночник посреди густой темноты, отпугивающий все кошмары. У него больше нет никого, в чьих объятиях, пропахших родным запахом выкуренных самокруток, которые отец каждый вечер скручивал у себя в кабинете, он мог бы спрятаться, укрывшись от своих страхов, словно в убежище. Эдди чувствовал себя беззащитным и опустошенным без своего талисмана, полностью окунувшись в кошмар наяву.«Достаточно лёгкого щипка, Эдди». «Это не помогает, пап».
И Эдди падает. Летит прямиком в тёмную бездну.***
Нынешнее время Эдди падал, кажется, уже добрых пять минут. То ли нора, в которую он провалился, была очень глубокой, то ли падал он очень медленно, только времени у него было предостаточно, чтобы полностью прийти в себя и подумать, что же будет дальше, когда он наконец-таки приземлится. А приземлиться он рано или поздно всё-таки должен был. Сначала Эдди предпринял попытку разглядеть, что же ждёт его внизу, но внизу было темно, и он ничего не увидел, только сильнее испугался того, насколько чёрной оказалась пропасть под его ногами. Тогда Каспбрак принялся оглядываться по сторонам. Стены норы (или что это? Эдди уже ни в чем не был уверен) были уставлены полками, на которых лежали книжки и какие-то стеклянные баночки то ли с приправами, то ли с вареньем разных вкусов внутри. Пролетая мимо одной из полок, Эдди смог ухватить с неё какую-то тонкую книжку в красном, жутко пыльном переплете, но не успел он открыть её, как тут же сильно чихнул, выронив книгу из рук. Книга полетела вниз, стремительно исчезнув во мраке. Эдди ойкнул, надеясь о том, что книжка никому там внизу не прилетела по голове. А Эдди всё падал и падал. Неужели этому не будет конца? — Теперь я не понимаю, сплю ли я или же бодрствую? — начал вслух размышлять он, нахмурившись. — Если это реальность, то я бы давно уже приземлился, иначе, такими темпами, я рискую вывалиться где-то на другой стороне Земли. Вот это будет забавно, когда я вылезу, а всё будет вниз головой... Эдди усмехнулся своим же дурным мыслям и, помолчав пару минут, продолжил рассуждать: — Или вдруг я долечу до центра Земли? Сколько это километров? Около шести тысяч? А сколько я уже пролетел? Примерно шестьсот метров? Тогда лететь мне ещё долго. Эдди вновь нахмурился, размышляя над тем, что скоро, скорее всего, ему станет жарко, потому что чем ближе к ядру — тем горячее. Интересно, когда он уже почувствует жару? — Скорее всего, это сон. Точно сон. Неужели опять этот кошмар?... Тут раздался страшный треск. Эдди упал на кровать со старым матрасом и отпружинил вниз, проломив своим телом тонкий пол в шахматную клетку. Провалившись в какое-то слабо освещённое помещение, Эдди краем глаза заметил того самого Белого Кролика, мелькнувшего в конце коридора. Он быстро вскочил на ноги, тут же хватаясь за голову, шипя от стрельнувшей в висках боли. Времени жаловаться на острые ощущения во сне у него не было, поэтому Эдди рванул следом за кроликом. Повернув за угол и оказавшись в каком-то довольно низком круглом зале, освещённом рядом тусклых ламп, свисавших с потолка, Эдди надеялся увидеть кролика, но его и след простыл. Тогда он стал оглядываться. Тусклая комната была сплошь утыкана хрустальными дверями, но все они оказались заперты. Полностью убедившись в том, что ни одна дверь ему не поддается, Эдди прошёлся по залу, с грустью соображая, как ему отсюда выбраться. Вдруг он заметил стеклянный столик на трёх железных ножках, расположенный прямо посередине зала. На нём ничего не лежало, за исключением крошечного серебряного ключика, который Каспбрак обнаружил на самом краю поверхности стола. Эдди тут же схватил его, проверяя, от какой же он двери, но увы! — то ли замочные скважины всех этих дверей были слишком велики, то ли ключик слишком мал, только он не подошёл ни к одной, как бы Эдди ни старался. Эдди вновь загрустил, проходясь по залу во второй раз, а затем и в третий, пока не увидел бордовую занавеску, которую отчего-то не заметил раньше. Он тут же подбежал к ней, заглядывая за неё, и увидел маленькую дверцу сантиметров в пятьдесят вышиной. Эдди вставил маленький ключик в замочную скважину, повернув его вправо, и вдруг услышал победный щёлк. Открыв дверь, он присел на корточки, заглядывая внутрь. В глаза тут же ударила яркая палитра цветов, и Эдди, дав своим глазам привыкнуть к ярким краскам, снова заглянул в дверной проём. Перед ним открылся вид на сад удивительной красоты, и Каспбрак попытался просунуть голову внутрь, однако у него, естественно, ничего не вышло. Эдди оставил несчастные попытки попасть внутрь хотя бы на четверть, закрыл несчастную дверь и осел на пол, прикрыв глаза и громко вздохнув от усталости. С трудом разлепив их, он сначала долго и тупо пялился в потолок, а затем перевел взгляд к стеклянному столику, вдруг замечая, что на его поверхности что-то лежит. Подойдя ближе, он увидел пузырёк, к которому была привязана бумажка. Эдди взял его в руки и посмотрел на бумажку, на которой красивым каллиграфическим почерком было написано: «ВЫПЕЙ МЕНЯ» Эдди хмыкнул. — А ещё что сделать? — шутливым тоном передразнил он подозрительную надпись на бумажке. — Где гарантии, что это не крысиный яд там какой-нибудь, или вообще цианистый калий? А потом Эдди вспомнил, что он, вообще-то, сейчас находится во сне, и поэтому, недолго думая, быстро прошептал: «Во сне не страшно», после чего отпил из пузырька. Его содержимое оказалось на удивление сладким и вовсе не противным, как он изначально боялся. По вкусу это было что-то похожее на детский сироп от кашля со вкусом клубники, которым его в детстве поила мама в период простуды. Эдди выпил до конца. И почувствовал весьма необычное ощущение, словно все его органы разом начали сжиматься и сокращаться в размерах, впрочем, как и он сам. Он уменьшался, наблюдая за тем, как прежде нормальных размеров столик, стены и двери увеличивались и росли у него на глазах. Когда странное ощущение закончилось, в Эдди было всего сорок пять сантиметров росту. Осознав, что теперь он, скорее всего, сможет пройти через маленькую дверцу в сад, Эдди тут же рванул к ней и вдруг осознал, что забыл ключ на столике, до которого теперь ему не дотянуться. — Ну и что теперь делать... — обреченно застонал Эдди, вновь принимаясь оглядываться по сторонам, в поисках спасительной веревки. Спустя время он всё же наткнулся на неё. Прямо под столом, рядом с одной из железных ножек лежала крошечная стеклянная шкатулка, и Эдди, быстро подбежав к столу и открыв шкатулку, вытащил оттуда булочку, на которой коринками было красиво написано: «СЪЕШЬ МЕНЯ». Эдди ничего не оставалось делать, кроме как послушно откусить от булочки и ждать, пока его организм охватят новые ощущения. И они не заставили себя долго ждать. Эдди начал расти. Огромных размеров двери, стены и столик теперь стремительно уменьшались на его глазах, и вскоре макушка Эдди уткнулась прямо в потолок зала. Каспбрак, убедившись в том, что больше не растет, наклонился и присел на корточки, хватая ключик вместе с новым пузырьком и тут же отпивая из него. Вновь уменьшившись в размерах, Эдди подбежал к двери, вставляя ключик в скважину и оттопыривая дверь, шагая, наконец, в таинственный мир.Официальное начало приключений в кошмарах Эдди Каспбрака.
Перешагнув через порог двери, Эдди остановился, зажмурившись от красок, переполняющих этот сад. Они ударили ему по глазам — Эдди находился в темноте слишком долго, а этот сад оказался слишком ярким, и Каспбраку понадобилось некоторое время, чтобы дать своим глазам свыкнуться с изобилием ярких и режущих сейчас цветов. Потерев слезящиеся глаза, он на пробу попытался открыть их, хмуря брови и щурясь, но понимая, что теперь смотреть было вполне себе сносно, — больше не так больно, и Эдди принялся осматриваться по сторонам. Оставив позади себя одиноко стоящую в воздухе закрытую дверь, он осторожно спустился вниз по витиеватой фарфоровой лестнице, останавливаясь перед огромными железными воротами тёмно-синего цвета. Сверху ворот, на огромной табличке, заросшей тёмным плющом, почти стёртыми красивыми буквами было выгравировано: «Добро пожаловать в Страну Чудес!», и Эдди окончательно осознал, что снова оказался в своём персональном детском кошмаре о таинственном, но жутко красивом и сказочном мире. — Чудно. И вам добро пожаловать, — и зашагал дальше, переступая порог огромных ворот уже в Страну Чудес. Растения в этом саду были совсем не похожи на те, что растут в реальности. По крайней мере, у Эдди в городе уж точно. Он опустил взгляд на ноги и удивился тому, насколько тёмная росла здесь трава, а затем посмотрел направо, замечая гигантскую лиловую розу, а подле неё — огромных размеров лист какого-то тропического растения, которого Эдди, к сожалению, не знал. Каспбрак то и дело натыкался на яркие красивые цветы неизвестных ему видов, восхищаясь невероятной красоте чудного сада, в который он забрел. Вместе с цветами росли большие грибы, чаще — мухоморы, и Эдди удивился тому, насколько гармонично они смотрятся в этом прекрасном лилово-голубом хаосе. Больших размеров тропические растения голубоватых оттенков создавали ощущение, будто Эдди попал в сказочные джунгли, и он заходил всё дальше вглубь сада, натыкаясь на невероятные чудеса почти на каждом своем шагу. Вот, например, только что мимо головы Эдди пролетели две огромные стрекозы, как парень сначала подумал, а потом, когда он всё-таки пригляделся, то понял, что это вовсе не стрекозы, а лошадь вместе с драконом, которые, жужжа словно насекомые, сражались в воздухе то ли в шуточной битве, то ли в серьёзной борьбе, которая, знаете, как говорят — не на жизнь, а на смерть. — Всё чудливее и странноватей, — с восхищением прошептал Эдди, продолжая свой путь вглубь сада. Но не успел Эдди налюбоваться всеми красотами, как услышал позади себя шорохи листвы и какое-то невнятное шебуршание. Он обернулся на звуки и тут же встретился взглядом сначала с тем самым кроликом, за которым бегал, а затем с белой хмурой мышкой, у которой на поясе в ножнах пряталась шпага, и двумя забавными толстячками в комбинезонах и полосатых футболках, которые были как две капли воды похожи друг на друга. Незнакомцы были ростом с Эдди, что привело последнего в лёгкое замешательство. — Ты кто? — с явным вызовом в голосе поинтересовалась мышка, гордо задрав подбородок вверх. — Как кто? Это Алиса! — поспешил ответить за Эдди Кролик. — Алиса? Та самая? Которая с Бармаглотом сразилась? — одновременно проговорили толстячки, восхищённо уставившись на Эдди. — Алиса? Бармаглот? Вы о чём вообще? — растерялся Эдди. Он попеременно смотрел на каждого незнакомца и совершенно не втыкал в то, о чем те сейчас говорили. — Разве ты не Алиса? — спросил Белый Кролик, быстренько стрельнув взглядом на свои карманные часы. — Разве я похож на Алису? — задал ответный вопрос Эдди, выгнув левую бровь. — Вообще-то нет, не похож. У Алисы длинные красивые волосы, а у этого что-то наподобие щетки, — строго проговорила мышка, указав на эддину голову. — Тогда, кто же ты? — взволнованно поинтересовался Кролик, поправив карман на камзоле. — Я Эдди Каспбрак, и не какой я не Алиса, как вы вообще могли подумать, что я — это она? — Как не Алиса?! Не может быть, не может быть! Он не Алиса! Что теперь делать! Я так опаздываю! Я не мог ошибиться! — схватившись за голову, испуганно закричал Кролик. — Спокойно, Нив! — вскрикнула мышка, остановив побледневшего (это вообще возможно?) Кролика. — Давайте отведем его к Абсолему, он-то нам и скажет, Алиса он или нет. — Да ясно же, что нет! — вдруг рассердился Эдди. — Тогда что ты тут делаешь, не-Алиса?! — вынув из ножен шпагу, приблизила к его лицу оружие мышка, сощурив чёрные, словно маленькие бисеринки, глазки. — Да я сам не знаю! Это ведь мой сон: что хочу, то и делаю, где хочу, там и делаю, — пробубнил парень, с опаской поглядывая на кончик шпаги прямо перед своим носом. — Но как ты мог привести не того, кого надо? — вдруг заговорили толстячки, уставившись на слегка успокоившегося Кролика. — Я был уверен в том, что это она! — Да как ты мог быть в этом уверен, я же парень! — всплеснул руками Эдди. — Да что такое это твоё парень!? — прикрикнул в ответ Кролик, не понимая. — Всё! Ведём его к Абсолему! — рассерженная Мышь с силой запихнула шпагу обратно в ножны и, развернувшись на пятках, зашагала в неизвестном для Эдди направлении. — Да кто такой этот Абсолем? — недовольно поинтересовался Эдди, шагая вслед за мышью. У него, кажется, не было выбора — идти за ними или не идти. — Тот, кто всё знает, — начал Кролик. — Он очень мудр, — подхватили близнецы. — Он абсолютен. Он — Абсолем, — с восхищением закончила Мышь, продолжая уверенно шагать вперед. — И он точно определит, Алиса ты или нет, — радостно добавили близнецы, вприпрыжку идя за ручки друг с другом. — Так вроде определились же, что нет. Я не могу быть Алисой чисто физиологически. Я ведь парень, а парни не бывают Алисами. — А это мы еще посмотрим, — вдруг заговорил новый голос, взявшийся из ниоткуда. Эдди испуганно оглянулся по сторонам, но не нашел источника голоса. — Может быть, ты не тот, за кого себя принимаешь и выдаешь? Тут перед эддиным лицом возникла улыбка, похожая на перевернутый полумесяц, а затем голубые пугающие глаза, и только после этого всё тело. Это был кот. Серый, в голубую полоску кот. И он парил в воздухе, словно комочек пуха. — Чешир! — радостно воскликнули незнакомцы. — В каком смысле не тот, за кого себя принимаю и выдаю? Я Эдди, и я точно в этом уверен. — В прямом. И как ты можешь быть уверенным в чём-то точно? — вопросительно мурлыкал Кот, перевернувшись на свою спинку в воздухе. — Но это ведь моё имя, и я точно знаю, что оно моё, — дал ответ парень, завороженно наблюдая за действиями кота. — Опять это слово точно, — закатил глаза Чешир. — Это слово определяет стопроцентную гарантию, которой ни у кого нет и никогда не будет. Даже в том, принадлежит ли тебе это имя или нет. Как видишь, недавно произошедшая ситуация только подтверждает мои слова. Наверняка и ты теперь не уверен в том, Эдди ты или нет. Эдди задумался. А ведь и вправду, он несколько раз менялся за сегодня и мог быть уже не Эдди Каспбраком, а, возможно, той самой Алисой, за которую его все здесь принимали. Это было вполне вероятно, подумал Эдди. В этом месте всё вполне вероятно. И даже то, что Эдди — Алиса. — Как я выгляжу? — вдруг поинтересовался он. — Как выглядишь? Потрясающе! — мигом ответили толстячки, показав Эдди два пухленьких больших пальца вверх. — Да нет, я не об этом. Опишите меня. Мой внешний вид. — Ну-у, — задумались близнецы, одновременно склонив головы вправо. — Карие глаза, э-э, густые тонкие брови, веснушки на щеках и на носу. Просто замечательно уложенные каштановые волосы! Э.. Бледная кожа! Хм-м.. Тощее тельце (ты вообще кушаешь?!). Голубая большая футболка, желтые шортики, какая-то сумка на поясе, э.. а что это у тебя на ногах? — вопросительно уставились на жёлтые низкие конверсы толстячки. — Это кеды. Спасибо, ребята. Внешне я вроде не изменился, — облегченно выдохнул Эдди. — А вот и Абсолем! — радостно известила всех Мышь, обогнув особенно огромный белый гриб. Они все вышли на какую-то полянку, на которой росли только грибы, и Эдди тут же заметил самый широкий и большой из них — тот, на котором, вся в дыму от кальяна, развалилась толстая синяя гусеница. — Зачем.. пожаловали? — тяжёлый басистый голос звучал как-то отдаленно, как будто бы за стеклом, и все одновременно сглотнули, игнорируя слезящиеся из-за дыма глаза. Все, включая Чеширского кота, молча указали на Эдди, и тот растерялся, уставившись на гусеницу, которая только сейчас обратила на него расфокусированное внимание. — Ты.. Кто.. Такой? — будто в полусне проговорила она, сощурив глазки. Боже, да она же просто вусмерть укуренная. — Cейчас, если честно, я совсем не уверен в том, кто я, но утром проснулся Эдди Каспбраком, сэр.. Абсолем? — спустя секунду неуверенно добавил Эдди. — Абсолем, разреши наш спор. Алиса он или нет? — заговорила Мышь, встав рядом с Эдди. — Алиса? — Абсолем задумался, чуть приблизился, взглянув Эдди в глаза: — Едва ли.. Только.. есть.. в нём.. что-то.. отдаленно.. напоминающее.. её. Может, её внук.. Или правнук.. — спустя каждоё слово затягиваясь, мучительно долго проговорила гусеница. Все, исключая Чеширского кота, ошарашенно уставились на Эдди, который вновь сделался хмурым. — Внук или правнук Алисы?! Да не может быть! — воскликнул Кролик, лапками проверяя наличие часов в левом кармашке. — Вполне себе может, — сладко выдохнув дым, ответила гусеница. — Спустя последнего.. прихода Алисы.. в Королевстве сменилось.. два поколения. Думаете, в её мире не произошло.. того же? Тем более.. учитывая тот факт.. что в нашем мире время.. идет иначе.. медленнее, чем.. в его. Мышь присела, Кролик нервно запрыгал из стороны в сторону, толстячки растерянно переглянулись. — А где Алиса? — тихо спросили близнецы. — На том свете, вероятней всего, — равнодушно ответил Чешир, вылизывая правую лапку. Он выглядел самым спокойным из них, не считая гусеницы. Та была олицетворением всего самого спокойного и укуренного на данный момент. — То есть, вы имеете ввиду, что я внук или правнук какой-то там Алисы? Позвольте тогда задать вопрос, для чего она вам вообще понадобилась? — Алиса должна была одолеть Красную Королеву, — с явной горечью в голосе ответила Мышь. Она сидела на траве и смотрела на свои лапки, о чем-то усердно размышляя. — Только она могла это сделать. — Но если Эдди является правнуком Алисы, разве он не может одолеть Красную Ведьму вместо неё? — поинтересовались близнецы. — Да кто такая Красная Ведьма? — вопросительно уставился на них Эдди. — Та, из-за которой жители Подземной страны уже несколько лет живут в страхе, — тяжело вздохнув, ответила Мышь. — Мы под тиранией Красной Королевы, которая внезапно появилась из ниоткуда и свергла нашу правительницу, Белую Королеву. — Но почему именно Алиса должна свергнуть её? — Так было сказано в Оракулуме, — ответил Чешир, сладко потягиваясь в воздухе. — В каком ещё Ораку-луме? — Это полная календарная летопись, показывающая историю и будущее нашего Королевства, с момента Начала Начал, — апатично отвечала гусеница, больше не затягиваясь. — И что же тогда сказано насчёт свержения Красной Ведьмы в этом Оракулуме? — Мы не знаем. Нам неизвестно наше будущее, Эдди, — досадно раздалось за правым ухом парня. Чешир положил свой мягкий подбородок ему на плечо. — В Ужестрашный день, в день возвращения Королевы Червей, Оракулум был украден её приспешниками. Эдди молча уставился себе под ноги. — Но раз уж в этом Оракулуме показано будущее, разве вы не должны были уже давно узнать о нём? — Оракулум открывает нам будущее нашего Королевства, но мы не имеем право заглядывать в него слишком далеко. У нас есть строгие рамки дозволенного. Мы знаем нашу историю только на три года вперёд. Ужестрашный день же произошёл пять лет назад. — Сегодня Дивнодень. День возвращения Бравного Воина. Я знаю, Кровавая Ведьма сама так сказала, — Кролик держал в лапке часы и не отрывался от секундной стрелки, которая, как ему казалось, летит по циферблату быстрее скорости света. — Кровавая Ведьма сказала тебе об этом лично? — Я подслушал её разговор с Илосовичем Стейном, её самым главным приближенным. — Так значит, ты прислуживаешь ей? — Он наш тайный шпион. От него мы узнаём почти все ближайшие планы Кровавой Ведьмы, — Мышь встала, отряхнувшись, и приблизилась к Эдди, рассматривая его глазами-бисеринками очень тщательно и долго, что-то про себя отмечая и подмечая. Эдди под таким пристальным взглядом невольно поёжился. — Ясно. Но я так или иначе не являюсь правнуком Алисы, и уж тем более не являюсь Бравным воином. Я Эдди, обычный подросток, который застрял в своём сне. Я не тот, кто вам нужен. И, кстати, с чего вы вообще решили, что теперь это должна будет сделать именно Алиса, а не кто-то другой? Кровавая Ведьма подвластна только ей? — Наша история циклична, Эдди, — заговорили толстячки. — Важные, грандиозные события повторяются. Алиса уже однажды свергла Кровавую Ведьму, и мы думали, что она вернется, чтобы сделать это снова. Все присутствующие на поляне опустили головы, нахмурившись. Гусеница затянулась глубже, и, выдохнув дым, неспешно пробасила: — Тот, кто нам нужен, так или иначе появится здесь сегодня. Если чужаков в Королевстве сегодня не окажется — значит, ты и есть наш Бравный воин, потомок ты Алисы или нет. Во всяком случае, никто не попадает в Страну Чудес просто так, случайно, — и, напоследок затянувшись, окинула всех присутствующих невидящим, накуренным взглядом и стремительно испарилась в клубе сизого дыма. Сначала все молчали. Полянка заполнилась оглушительной, монотонной тишиной, и даже пение птиц и стрекотание лошадей с драконами не было слышно. Кролик молчал нервно, беспокойно постукивая задней лапкой по земле. Мышь молчала хмуро, аккуратно прощупывая любимую шпагу в потрёпанных ножнах. Близнецы молчали за компанию, осторожно переглядываясь время от времени. Чешир же молчал скучно, с интересом разглядывая свои пухлые лапки. Эдди молчал тихо, прикрыв глаза от тяжёлой усталости. А когда кошмары были лёгкими? Спустя какое-то время, показавшееся всем присутствующим вечностью, тишину решил нарушить нервный и опаздывающий Кролик, вновь вытащив из кармана свои громко тикающие часы. Эдди вдруг заметил, что усики этого кролика подрагивают чуть ли не в такт тиканью часов. Неужели ему действительно настолько страшно? Впрочем, судя по рассказанному Мышью раннее, та, которой он прислуживал, была в самом деле ужасающей и кровожадной женщиной, раз уж всё Королевство который год находилось в страхе под её господством. — ВСЁ! Больше не осталось ни одного свободного времени! Мне срочно нужно бежать! — и рванул сквозь кусты голубых роз, оставляя за собой мимолетный след нервных белых лапок. Мышь все также хмуро проводила друга взглядом, а затем, как только тот скрылся в кустах, резко обернулась к толстячкам: — И нам пора бежать, Тру-Тра. Нет смысла торчать здесь весь день с этим лже-Алисой. — Толстячкам ничего не оставалось делать, кроме как виновато попрощаться взглядом с Эдди и нелепо побежать вслед за стремительно удалявшейся фигурой Мыши. Эдди тяжело вздохнул, понятия не имея, куда ему идти дальше. — Куда мне отсюда идти? — обратился он к оставшемуся с ним наедине Коту. — А куда ты хочешь попасть? — Да мне всё равно, только бы попасть куда-нибудь. — Тогда всё равно, куда идти. Куда-нибудь ты обязательно да попадешь, — растянул улыбку до самых ушек Кот. Эдди согласно кивнул, а затем его ноги сами неспешно понесли его куда-то в сторону, минуя огромные и мелкие грибы и частые кусты в форме фламинго. Чешир молча поплыл за ним следом. В Лес спустился густой серый туман, означавший наступление сумерек. Голые деревья с длинными, больше напоминавшими какие-то узоры острыми ветвями добавляли к мрачной атмосфере только больше мистического антуража, и Эдди невольно поёжился. Когда это всё стало таким жутким и мрачным? Этот странный сон, кажется, затягивался. Есть ли хоть капелька смысла в том, что произошло со мной сегодня? — Дай угадаю: сейчас ты усердно пытаешься углядеть смысл в том, что тебе удалось узнать от нас, — довольно промурчал Кот, оставив в воздухе одну только круглую голову. — Возможно. Думаешь, стоит? — Ни в коем случае. И Эдди снова молча кивнул. — Думаешь, я и есть тот самый Бравный воин, якобы потомок вашей Алисы? — Единого мнения пока нет, но я сторонник политики, — промурлыкала голова Чешира, а затем, совершив в воздухе плавный кувырок, обрела остальную часть мягкого тела. — Отведу тебя к Шляпнику и Зайцу, и досвиданьица. Скрасишь свою серую тщетность бытия их ярким присутствием. Любишь чай, кстати? — Только если не зеленый со вкусом клубники и банана, — поморщился Эдди, отмахиваясь от воспоминаний о мамином пристрастии к этому виду чая. Как она только пьет эту гадость? — Замечательно. — Довольно мурлыкнул Чешир и проплыл дальше, испаряясь в воздухе, оставляя за собой дорожку серой дымки. Эдди остановился, недоуменно оглядываясь по сторонам. Кот его бросил, не показав дороги к этому самому Шляпнику? Он что, серьёзно? Тут раздалось приглушенное хихиканье, явно издалека, и Эдди быстро глянул вперед, видя, как мелькнул пышный силуэт Кота в конце тропинки, и рванул следом, выбегая из леса, взглядом тут же натыкаясь на длинный стол посреди поляны и старую, заброшенную мельницу сзади. За столом сидело трое.