Лучший ингредиент любого зелья — это огневиски

      Сделав несколько аппарационных скачков, чтобы запутать следы, они появились на поляне перед его домом. Егерь был в бешенстве. Он так и не выпустил невидимую Гермиону и теперь больно сжимал ее за предплечья.       — Ты сдурела, что ли? — зло зашипел Скабиор, все еще находящийся под действием оборотки. — Ты какого хера творишь?       — Мне больно, отпусти! — громко закричала Гермиона, пытаясь вырваться. Напрасно, хватка оборотня была стальной. — Отпусти, или я сейчас тебя оглушу!       Она исхитрилась вывернуть руку с палочкой так, чтобы та уперлась ему в висок. Скабиор в облике продавца Скрейна был примерно ее роста, поэтому и сражаться с ним было не так сложно.       Егерь, сделав над собой неимоверное усилие, закрыл глаза и резко разжал пальцы, отпуская полы ее мантии. Герми чуть не упала, но удержалась на ногах. Она сбросила с себя все заклинания и теперь потирала предплечья в тех местах, где он ее сдавил.       Оборотень молча пошел в дом. Гермиона последовала за ним.       — У меня было такое же право на эту информацию, как у тебя, — стараясь звучать спокойно, сказала она, закрывая за собой дверь. Она направилась к своему креслу и привычно села в него, поставив сумочку на колени.       Егерь ушел на кухню. Она услышала, как он гремит пробирками — видимо, принимает антиоборотное зелье. За те несколько мгновений, что он шел к столу и наливал себе бокал скотча из декантера, его внешность вернулась к нему. Выглядел Скабиор несколько уставшим. Тени залегли под и без того темными из-за подводки глазами, несколько прядей волос покинули косу. Он метнул полный презрения взгляд на противоположную часть стола, где на кушетке все еще сопел мистер Скрейн, сраженный заклинанием.       МакНейр остановился напротив зеркала, висевшего на стене в гостиной, и трансфигурировал наряд Скрейна обратно в свою привычную одежду. Он оправил на себе черную рубашку, расстегнув несколько верхних пуговиц, а потом положил палочку в карман черного кожаного жилета с серебряными готическими пуговицами. Немного подумав, он лукаво улыбнулся и изменил цвет брюк с черного на клетчатый — тот самый серый с бордовой нитью. Семейный тартан МакМанусов. Гермиона тихо вздохнула, поймав себя на мыслях, которых не следовало держать в голове приличной невесте. Длинные темные волосы уже порядком выбились из косы, но поправлять их он не стал, только заправил бордовую непокорную прядь за ухо. Каков пижон!       Егерь сел в свое любимое кожаное кресло. Не обращая на нее никакого внимания, Крейг лениво отпил несколько глотков напитка. Выдохнув корично-ванильное послевкусие новой версии «Без предисловий», мужчина устало откинулся на спинку. Акцио он притянул трубку с кухни и принялся забивать в нее табак.       — Кто такой Биллиус Монтеррей? — нетерпеливо спросила Гермиона, раздосадованная тем, что егерь ее не замечает.       Ее оппонент проигнорировал вопрос и закурил. Запах вишневого табака накрыл ее. Она направила палочку на дым, отводя его от себя в сторону. Егерь сделал еще один глоток скотча, сопроводив его длинной затяжкой. Он прикрыл глаза и старался унять зверя внутри. Эта девчонка его очень и очень разозлила. А то, что хотел сделать с ней зверь, беснующийся в предвкушении завтрашнего полнолуния, он сам с ней делать не хотел.       — И все такие у вас в Гриффиндоре, да? — спросил он нарочито спокойно, лениво приоткрыв глаза. Контраст темной подводки и светлой радужки глаз в очередной раз ее поразил.       — В смысле? — она ответила ему прямым взглядом.       — Ебанутые, — холодно усмехнулся егерь, делая затяжку. Жемчужный дым, направленный волшебницей, потек ручейком в открытое окно.       Гермиона сжала зубы, мгновенно разозлившись, и сцепила пальцы на ручке сумочки.       — А в чем проблема? Раз беглым преступникам не пристало сотрудничать с министерскими работницами, они должны все делать сами, — ядовито поинтересовалась ведьма, глядя ему в глаза.       — Проблема в том, милая, что, если я говорю тебе «нет», то ты слушаешь и никуда не идешь, — он опять начал закипать, но старался не делать лишних движений, кроме затяжек. Полнолуние приближалось, делая его более нервным.       — С чего это вдруг? — запальчиво вскинула подбородок Гермиона. — Я не часть твоей шайки.       То, как егерь в очередной раз прикрыл глаза, ее несколько насторожило, но остановиться уже было очень сложно.       — Если бы нас сегодня раскусил Болденхейт, то ты думаешь, он бы тебя пожалел, как Героиню войны? — егерь лежал с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла.       — Нет, Крейг, я уже давно не рассчитываю ни на чью жалость. У меня было много учителей, ты — в том числе, — Что этот чертов егерь себе возомнил.       — Смотрю, мои уроки пропали даром.       От леденящего тона этой фразы девушка почувствовала себя неуютно, она заерзала в кресле. МакНейр опять был пугающим. Она решила выдержать паузу.       — Ладно, я просто устал, — успокоившись через несколько минут, мужчина примирительно поднял руки вверх. — Ты же пока не уходишь?       Гермиона тряхнула головой.       — Пока ты мне не расскажешь, кто такой Монтеррей — я никуда не уйду, — твердо сказала она. Егерь усмехнулся. Вредная, упертая гриффиндорка. Егерь медленно произнес заклинание над порталом-сахарницей.       — Расскажу, — он улыбнулся своей улыбкой-оскалом, — если ты сходишь со мной на свидание.       Гермиона уставилась на него. Ее громкое «ЧТО» повисло в воздухе.       — Хочу развеяться. Пойдем на озеро, посидим? — он кивнул на окно, в котором в темно-розовых сумерках догорал день.       Видимо, чтобы вытянуть из него хоть что-то, ей придется. Девушка кивнула.       Егерь провел ее через гостиную в ту часть дома, что выходила окнами террасы на озеро. Часть открытой террасы нависала прямо над водой, а вторая часть имела спуск к огромным серым валунам на берегу озера.       Самый ближний камень был огромным, размером с маггловскую машину, а поверхность его была плоской, будто созданной для того, чтобы на ней лежать. Кромка булыжника возвышалась над колеблющейся розовой закатной водой на добрые несколько локтей. Скабиор наколдовал толстый плед, который по мановению волшебной палочки уютно расстелился по камню.       На этот камень и присел егерь, с наслаждением вытянув свои длинные ноги в этих чертовых клетчатых штанах и рокерских ботинках. Он похлопал по месту рядом с собой, приглашая Герми сесть рядом. Валун был очень теплым, чуть ли не горячим, так сильно он был нагрет летним солнцем. Она села рядом с ним и тут же поняла, как сама устала за этот непростой день.       Как же здесь было красиво! В быстро темнеющем, меняющем цвет с малинового на глубокий сиреневый, небе сияли первые звезды. Вершины гор стали темно-синими и постепенно сливались с темнотой небосвода. Сумерки летней ночи с ее великолепными запахами разогретой земли, леса и камня царили вокруг.       После пережитого за день умиротворение природы казалось ей бальзамом для натянутых нервов. Здесь было так хорошо — понятно, почему егерь захотел пойти сюда. Они слушали тишину и крики птиц, доносящиеся из леса. Вода тихо плескала о валуны.       — Ты мне скажешь наконец-то? — спросила волшебница, прервав молчаливое созерцание природы.       — Биллиус Монтеррей — он что-то типа Грейбека, один из самых старых оборотней, которые были в стае. Бывший лидер. От него отвернулись многие, кто пошел за Фенриром.       — И ты?       Егерь усмехнулся тому, как точно девчонка попала.       — И я, — он кивнул. — Погоди меня осуждать, у него идеи были еще более радикальные, чем у Волдеморта, — Гермиона неверяще уставилась на него. — Да-да, Монтеррей хотел каждого мага обратить, чтобы усилить, сделать новую ступень на пути к… эммм… идеальному созданию. Сверхчеловеку. Сверхволку. В пору его молодости, когда это было модно, он зачитывался произведениями Ницше, ты знаешь о ком речь? — он искоса на нее посмотрел.       — Да, но я поражена, что ты знаешь, — Гермиона усмехнулась. Она представить себе не могла егеря, на досуге почитывавшего маггловскую философию.       — А я и не знал. Но Биллиус всех так достал этим, что я потом все-таки решил прочитать, когда отсиживался у магглов после падения Волди. Что, слишком неожиданно, да? — Он взял палочку и акцио притянул к себе бутылку скотча с кухни. Следом прилетели два бокала. — Будешь?       Гермиона кивнула. Вечер был и без того странным, но ее нервы в доме Болденхейта изрядно пострадали, хотелось немного расслабиться. Егерь разлил скотч по бокалам. Они чокнулись. Гермиона чуть пригубила напиток, памятуя свою поспешность в прошлый раз. МакНейр хмыкнул.       — Это другая версия, правильная. «Ножки Пенелопы» называется.       Девушка чуть было не подавилась. Она явственно почувствовала на своих щеках пунцовый румянец, а на языке терпкий ванильный привкус. Слава Мерлину, вроде как Антилюбовное зелье начало действовать, и присутствие егеря рядом не повергало ее в дрожь. Сейчас куда проще разговаривать с ним.       — Я еще была удивлена, когда осознала, что ты знаешь про гены и мутации. Про это ты тоже читал? — она смотрела на проявляющиеся в воде отражения звезд.       Скабиор пожал плечами.       — У меня было очень много свободного времени — я застрял в Амстере на пару лет. Рядом с моим убежищем был отличный магазин, в котором я иногда занимал книжки для чтения. Честно говоря, магглы и их наука меня поразили, — тихо закончил он.       — Что, поменял приоритеты, егерь? — почему-то Гермионе было больно это слышать.       — Ну, да, это был такой нормальный удар под дых, — горько усмехнулся мужчина. — Знаешь, типа вдруг ты понимаешь, что муравьи имеют технологии, чтобы летать в космос, а ты их как бы давил…       Они оба замолчали и отпили из бокалов.       — Расскажи, — тихо произнесла Гермиона.       — У нас с корешами был порт-ключ в Амстердам. Я один выжил из всего отряда. Когда выбрался из кучи трупов утром, посмотрел на их куски, подлечил сломанные ребра и кое-как аппарировал в наше убежище, — говорил он весьма спокойно, будто все эти события случились с кем-то другим. — Надо было сваливать из страны, пока все не перекрыли. Ну и сбежал на материк. В Амстердаме мало волшебников, но там сотни тысяч магглов. У них своя атмосфера, знаешь: все эти притоны, наркотики, музыка. Им там очень требовались умелые зельевары, — он иронично хмыкнул.       — Так ты, получается, еще и наркодилер? — вымученно улыбнулась Гермиона. — Есть в этом мире грехи, к которым ты не приложил руку?       Егерь довольно оскалился.       — Ты же понимаешь, чтобы сварить что-то приличное, нужно знать маггловскую химию — вот с нее я и начал. А магглы все это в школе, оказывается, проходят, представляешь?       — Вообще-то, я училась в маггловской школе, впрочем, как и все грязнокровки, — вызывающе воскликнула Гермиона.       — Ты сразу видела два мира? — спросил он, как ей показалось, с интересом.       — Да, и плюсы, и минусы каждого. Обычно над этим всегда потешались за столом Слизерина, — поджала губы Гермиона.       — Как хорошо, что слизеринцев здесь нет, — он улыбался почти дружелюбно. Хотелось бы такой улыбке верить, но Герми слишком хорошо понимала, что все это просто мимикрия. — Впрочем, волшебнику сложно сразу понять прелесть магглов, — он усмехнулся, и она кожей почувствовала его липкий взгляд, но сделала вид, что не заметила.       — И ты понял?       — Думаю, что да, — голос егеря звучал задумчиво. — Когда начал читать химию, потом про химические соединения, про рибонуклеиновые кислоты, которые привели меня к биологии, анатомии, геному человека, к появлению, черт побери, жизни на земле, — он рассмеялся, когда увидел ее ошалевший вид. — Они очень хорошо поработали. Не то, что мы: превратите мышь в кубок.       Грейнджер не знала, что и сказать. Егерь вряд ли смог бы это все просто… наврать. Но и c «Краткой историей времени» под мышкой она не могла его представить.       — Знаешь, это более, чем странно слышать от человека, который… — она не успела закончить фразу, потому что он начал громко смеяться.       — Извини, — сказал егерь, закрывая ладонью рот, чтобы перестать ржать.       Она хотела было продолжить прерванную мысль, но вдруг спросила другое:       — И сколько ты прожил среди магглов?       — Почти три года в Амстере. Ну, и здесь я с ними активно торгую скотчем в нескольких соседних городах, это считается?       Гермиона равнодушно пожала плечами и пригубила напиток. Обычно огневиски ей не нравился, но конкретно этот обладал замечательным вкусом, очень необычным. Та самая будоражащая ваниль на языке.       — Они заходят совсем с другой стороны, нежели волшебники. И, при их изначально более усеченных возможностях — это впечатляет, — оживленно продолжил егерь свой рассказ. — А еще им было совершенно наплевать, куда я деваюсь в полнолуния. Магглы не воспринимают оборотней всерьез.       — Зачем ты тогда вернулся, раз там было так неплохо? — Герми посмотрела на него так подозрительно, что Скабиор даже чуть растерялся, но достаточно искренне ответил:       — Да хрен его знает. Я, наверное, соскучился по дому. По дяде.       — Но он умер уже к тому моменту?       МакНейр кивнул.       — Я не писал ему, чтобы не подставлять. Только, когда сюда добрался и нашел…похоронил в лесу, — мужчина почесал шею нервным жестом.       — Вы так и не помирились?       Скабиор мотнул головой.       — Мне жаль, — Гермиона подняла свой бокал. — За Пия МакМануса.       — За Пия МакМануса, — егерь тоже поднял бокал. Они выпили, не чокаясь.       На дальнем краю озера появились клочки тумана. Они серебрились в ярком свете неполной луны, которая появилась на небе. Только маленький отсутствующий кусочек отделял оборотня от безумия.       — А сейчас как она влияет на тебя? — спросила Гермиона, кивнув на луну.       — Психую больше.       — А завтра?       — А завтра обрасту шерстью и побегаю. Потом день буду спать. Все эти истории про оборотней несколько приукрашены. Если, конечно, ты не Грейбек, — он скривил губы в какой-то странной усмешке, будто бы горькой. Они так и сидели на теплом валуне, не касаясь друг друга. Неспешная эта беседа вдруг, как Гермиона сейчас поняла, ей очень нравилась.       — Грейбек был другим?       — Думаю, что он был волком, который иногда превращался в человека. Так было бы правильнее сказать.       — Я однажды видела оборотня в полнолуние, — вдруг решила рассказать она, сама от себя не ожидая. Гермиона сделала глоток скотча. — Мы с мальчишками случайно попались Ремусу Люпину, — ведьма посмотрела на Скабиора, отслеживая его реакцию. Уголки его губ дернулись вверх. — Знаешь его?       — Как не знать, — выражение лица егеря было хитрым, будто он думал какую-то мысль, очень его забавлявшую, озвучить которую он, правда, не собирался.       — Он обратился прямо на наших глазах. И это было жутко. Я думала, что он сожрет нас с Гарри. Мы еле унесли ноги, и если бы не Бродяга, то… наверное, и не унесли бы, — вспоминать подобное было непросто. Девушка пригубила виски. — Хотя он всегда пил Аконит, но тогда… тогда он не успел и был безумен! Там не было человека вообще! — взволнованно воскликнула Герми.       — А его и не должно там быть, — иронично хмыкнул егерь. — С Аконитом разум более-менее доступен.       — А ты пьешь Аконит?       Он спокойно встретил ее пытливый взгляд.       — В Амстердаме пил каждое полнолуние, там сложно было спрятать следы огромного волка в городе. Я специально аппарировал подальше в дюны, на берег Северного моря, и там встречал Луну. А последние годы здесь перестал принимать.       —Но почему? — удивленно уставилась на него Грейнджер. — Это же очень опасно!       — Здесь все защищено сахарницей, во-первых. А во-вторых, волку надо быть волком, ему не надо волчьим маленьким мозгом решать человеческие проблемы, — Скабиор беззлобно рассмеялся.       — Аконит же сохраняет сознание человека во время превращения, разве так не лучше контролировать своё поведение?       — Контролировать лучше, — кивнул согласно МакНейр, — но это не совсем то, чем должно заниматься животное, понимаешь?       В целом, она, конечно, понимала.       — Мне казалось, что Аконит помогает оборотням жить нормально, адаптироваться в обществе. Лучше встретить в лесу разумное животное, чем машину для убийств, — она смотрела на него во все глаза, стараясь понять логику.       — Я тебе так скажу: если ты будешь запирать волка внутри, то это ничем хорошим не закончится для твоего ментального состояния. Волка нельзя стыдиться, нельзя прятать и уж тем более отрицать. Его надо принять и жить. Иначе будешь, как Ремус Люпин.       — А что Люпин? — ее голос прозвучал немного сварливо. Люпин был ее другом, она не позволит этому очернять его память.       — Мы им пугали новичков в Стае, — иронично начал егерь, но увидев ее грозный взгляд, спохватился и продолжил примирительно. — Понимаешь, мне кажется, не было на свете более печального оборотня, чем он. Так тяготиться своей сущностью… Брр! — мужчина дернул плечами будто от холода, — это и для волшебника-то плохо, а для оборотня вообще непозволительно!       — Ну что ж, теперь вам больше некем пугать, — мрачно сказала она, смотря на него исподлобья.       — Да и некого! — в ответ весело оскалился Скабиор. — Ладно, Луна тебе дорогой, собрат!       Он поднял свой бокал, вопросительно глядя на нее. Гермиона присоединилась:       — И твоей жене Нимфадоре Тонкс, — с трудом сдерживая слезы, сказала она. Сколько бы она отдала, чтобы сейчас услышать сердитый возглас: «Не смей называть меня Нимфадорой!».       Не чокаясь, они оба выпили по глотку скотча из почти опустевших стаканов. Воспоминания об этой паре всегда вызывали в ней боль.       — Я смотрю, ты по своим не сильно скучаешь, — отвернувшись от егеря, спросила она, стараясь придать голосу больше язвительности.       — Мы провели вместе достаточно времени. Потом они умерли, а я пошел дальше. Ты боишься, что я вдруг буду мстить за них, или что? — он ехидно засмеялся. Гермиона повернулась к нему удивленно.       — Ну, они же были твоими друзьями?       — Может, и были, — дернул уголком рта Скабиор. Он взял бутылку в руки и долил еще скотча в бокалы. Гермиона вдруг поймала себя на мысли, что они так просто сидят и общаются, да что там — болтают обо всем — вместе с чертовым егерем. Что с ней не так?       Меж тем ночь уже сгустилась настолько, что они сидели почти в полной темноте; только луна освещала их бледным, неверным светом.       — Не знаю, может, я сейчас тебя удивлю, но после всей этой заварушки с моей семьей привязываться к кому-то, вот это вот всё, было бы глупо с моей стороны, разве нет? — он скривился, будто вместо скотча в его бокале плескался отвар из морщерогих кизляков.       — Стая не стала твоей второй семьей? — спокойно спросила она и вздрогнула, когда егерь засмеялся странным, совсем невеселым смехом.       — Ага, а Фенрир пек по выходным нам булочки с тыквой?! — он опять засмеялся, а потом сделал глоток из бокала. — Нет, конечно. Стая — это банда. С иерархией, с четкой структурой подчинения и распределенными обязанностями. Никакой романтики, детка, эта формация не предполагает.       Гермиона фыркнула в ответ.       — И каковы были твои обязанности?       — Попал я туда лет в девятнадцать, по-моему. Начал с подай-принеси, но так как у многих ребят не было вообще никакого образования, то выбиться вперед на их фоне не составило труда. Я показал Фенриру, что могу дать Стае, и он меня заметил. Незаконный оборот незаконных зелий и много других незаконных вещей, о которых мне придется спорить с тобой, если ты продолжишь спрашивать.       Гермиона в ответ только усмехнулась. В самой его фразе было слишком много слова «незаконно», чтобы она надеялась на какую-либо конкретику.       — Да я и не жду, что ты расскажешь в подробностях. Ты не похож на человека, который продавал сливочное пиво младшекурсникам.       — А на кого похож? — склонил голову егерь, внимательно за ней наблюдая. Острое зрение помогало хорошо видеть даже в этой темноте.       — Помнится, ты как-то похвалялся, что ты самый хреновый из оставшихся. Неужели у тебя есть какая-то аддикция покруче сверхволка Монтеррея? — скотч растекался по телу приятным теплом. Девушка осмелела и решила поддеть егеря.       Тот оценил и гиенисто рассмеялся.       — Не, просто Монтеррей должен быть мертвым. Но мне ли об этом говорить.       — Что планируешь делать с этим? — спросила она.       Мужчина подпер рукой подбородок.       — С чем именно? — он скосил глаза на нее. В темноте она больше угадывала его движения, чем видела их. Но никто из них не пытался наколдовать источник света. Темнота озера уравнивала.       — Со своими смертями, — фыркнула Гермиона.       — Ну, я надеюсь не добавить к ним третью в следующий четверг.       — Все ты понял, не увиливай, — с притворной строгостью сказала она. Ночь становилась все темнее. Контуры гор совсем исчезли, осталась только бесконечная темнота, наполненная звездами и луной. Как вверху, так и внизу. Озеро идеально отражало небосвод, вода почти полностью остановила течение. Красота ночи опьяняла покруче скотча, а, вернее было бы сказать, вместе с ним. В такие ночи особо остро чувствуется вкус жизни.       — Оставить все как есть.       — Я думаю, что нам бы стоило взять с собой в четверг Гарри или Рона, чтобы они могли поймать его на покушении с поличным и передать в руки Аврората. С тем, что у нас есть сейчас, мы не сможем добиться его заключения, потому что высшие чины его защищают. Это будет очень громкое дело. Если все пройдет удачно, ты не думал о том, чтобы ожить? — выпалила Гермиона.       Мужчина рассмеялся невесело.       — Ожить как кто? Как Скабиор? Он был никем и умер так же.       — Как МакНейр, например.       — Тоже невелика потеря. Хотя подкинуть такую свинью матушке… — даже в темноте она почувствовала, как он оскалился. — Звучит заманчиво, но… Нет! Я не могу переиграть эти партии, Гермиона.       — Но ты бы мог тогда жить нормально! — воскликнула она.       — Что ты имеешь в виду под «нормально»?       — Не прятаться, быть собой! Я думаю, Визенгамот при рассмотрении твоего дела смог бы за твою помощь в раскрытии убийств пойти навстречу и, например, не сажать тебя в Азкабан, а заменить его на что-нибудь условное.       Скабиор даже умилился тому, как наивно эта девчонка говорила о том, что он мог бы пожелать пойти на суд, чтобы что? Жить нормально! Он гиенисто засмеялся, шкурой ощущая ее удивленный взгляд.       — Ты, должно быть, шутишь? Никуда я не пойду, конечно. Я уже связывался с Министерством, теперь пять лет прячусь от тех же людей, которые нанимали меня в егеря, — скотч его хорошенько расслабил и сильно лаяться с девчонкой не хотелось, остро — как, например, утром — он не стал реагировать. Ему нравилось с ней болтать здесь и сейчас. — Ты думаешь, что имя делает меня собой? Все мои имена мертвы, а я — вот он, здесь. Меня более чем устраивает текущая жизнь и работа — как ты можешь заметить, совсем не бедствую.       — Ты продаешь зелья на черном рынке. С твоим талантом ты бы мог добиться куда большего, Крейг, — скотч знатно пробрал ее, так, что она даже назвала его по имени.       — Сомневаюсь, что в лавчонке на Диагон-элле мне заплатят за оборотку больше, чем в той же «Мандрагоре», — егерь лукаво улыбнулся, — с чего ты вообще взяла, что меня это заинтересует?       — Будешь прятаться всю жизнь? — Гермиона сама не понимала, зачем ей нужен этот разговор. Просто она хотела услышать от него что-то… нормальное?       — Вероятно, что да. Ну, или, я не знаю, сможешь провернуть амнистию для егерей? — его голос сочился ехидством. Гермиона вспыхнула и, не выдержав, толкнула его в плечо локтем. Мужчина заржал.       — Разве ты не хочешь пройтись по Диагон-элле без оборотки? Как обычный волшебник?       — Я просрал все свои возможности быть обычным, Пенелопа, — Скабиор говорил на этот раз совершенно серьезно. — Хотя могу попытаться сделать это в другой стране, но не хочу. Уж не знаю, кто я сейчас, но мой дом — здесь. И я точно не собираюсь покорно просить Министерство и уважаемых членов Визенгамота о прощении.       Егерь сделал еще глоток из бокала, а Гермиона тяжело вздохнула. Ей было сложно понять, как можно предпочесть такое существование нормальной жизни. Ведь если бы он был нормальным, простым волшебником, которого она могла бы встретить во «Флориш и Блоттс», например, покупающим какой-нибудь справочник по зельям, то… Может быть, они могли бы общаться. Или там, дружить. Она мысленно возблагодарила ночь за ее непроглядную темноту, потому что почувствовала, как щеки начали краснеть снова. Если бы егерь не был егерем. Нет, с их бэкграундом все эти размышления совершенно бесполезны. Мы имеем то, что имеем. Он продал нас в Малфой-Мэнор. Он — враг.       Какое-то время они оба молчали о своем. В лесу громко запела ночная птица.       — Знаешь, я все эти годы не выбиралась на природу. Когда мы с мальчишками прятались от Пожирателей, то мы несколько месяцев жили в палатке. С тех пор было очень страшно находиться в лесу. Я все время ждала, что нужно будет убегать от того, кто может появиться среди деревьев, — она сделала паузу, но потом язвительно добавила, — от тебя, например.       Мужчина хмыкнул:       — А сейчас?       Гермиона задумалась на несколько секунд.       — А сейчас ты здесь, и я не боюсь, — медленно сказала она, пробуя свои слова на вкус. Это откровение ошеломило ее саму, пожалуй, но здесь и сейчас ведьма и правда не боялась его. Более того — она чувствовала себя спокойно, привычно: будто она сидит и болтает с тем же Гарри или Джинн, а не с этим.       — Вот видишь, как полезно иметь ручного волка, — мужчина усмехнулся.       — Ну, когда ты утром капал слюной на продавца, ты не выглядел ручным.       — А каким выглядел?       — Диким. Страшным. Таким, каким я тебя запомнила с нашей последней встречи в лесу.       — И ты говоришь, что сейчас не боишься? — Скабиор склонил голову к ней.       — Думаешь, стоило бы? — Гермиона посмотрела на него в ответ. Два черных контура в зеленоватом неярком свете луны.       — Завтра — точно да, — она только видела, как блеснули во мраке его зубы, — а сегодня я шелковый, никого не убил и не сожрал, хотя, поверь, соблазн был очень велик.       Внезапно девушка почувствовала каждый дюйм, который их разделял, а это и так было ничтожно мало — едва ли пол-локтя теплого летнего воздуха. Грейнджер подобралась. То, что они сделали утром, противоречило всем ее этическим соображениям, но как иначе было выследить убийцу оборотней? Кроме того, никто особо и не пострадал, Скрейн мирно дрыхнет на кушетке в доме, завтра они его расколдуют и сотрут память. Она всегда выбирала меньшее из зол.       — Ты влияешь на меня хуже, чем Гарри, — с мрачным видом сказала она. — За один день мы похитили человека, угрожали ему расправой и потом, приняв его облик и использовав заклинание невидимости, ворвались в дом аврора.       — Ну, это же все ради благой цели, — голос егеря не выражал ни малейшего раскаяния, наоборот в нем сквозила хищная насмешка, когда он продолжил, — жаль, мы с Поттером тут, понимаешь, стараемся, растлеваем тебя, а замуж ты выходишь за идиота Уизли.       Гермиона должна была среагировать негативно, но вместо этого прыснула. Видимо, огнескотч делал свое дело, но ей не хотелось ругаться с ним сейчас, когда они так мирно сидели вдвоем ночью на озере, наслаждаясь чудесной прохладой.       — Зато идиот Уизли хотя бы числится живым, — отсмеявшись, сказала она.       — О, так в этом все дело — чтобы числиться?! — ей показалось, или возмущение в его голосе было очень искренним. — Милая, я могу состряпать через свои каналы какие угодно документы. Хоть такие, где я буду числиться как фрейлина Ее Величества.       — Ты не улавливаешь разницу, да? Между липовым документом и министерским, — Гермиона все еще забавлялась реакцией егеря.       — Совершенно точно могу сказать, что ее нет, — довольно холодно заявил Скабиор, уязвленный в лучших чувствах. — Кстати, хочу кое-что тебе показать. Пойдем.