Вещь мыслящая

Они были почти у цели. Если следовать корректировке курса и последним присланным Камски данным, «Иерихону» осталось каких-то пару месяцев до точки назначения, а в космических масштабах это всё равно что перебежать улицу до ближайшей транспортной остановки. Правда, поймать им предстояло не рейсовый электробус, а нечто крупнее. В такой близости к финишной прямой Коннор едва не растерял всю свою хвалёную бдительность: ему захотелось немедленно поделиться новостями с командой, но рациональная часть его программы (последний незахваченный девиацией бастион) протестно сигнализировала об ошибке. Он не просто так прощупывал почву эти несколько лет. Пришло время действовать, взвешенно и деликатно, не привлекая большого внимания. На весах стоит не просто миссия, а его личный приоритет. Он вновь коротал время дежурства, слушая хэви-метал. Рядом в кабине, то и дело неуклюже наезжая на уступы и путаясь в токопроводящих нитях, возился бортовик. Коннор сверялся с координатами, пока помощник послушно выводил на голографический интерфейс во всё лобовое стекло цветные схемы и многозначные результаты математических расчётов, которые делал за пару секунд, успевая параллельно проводить общую диагностику бортовых систем и искать для Коннора песни. Созерцая за окном мерцающий звёздный океан, как ночной отлив, оставляющий на мокром песке изумрудно искрящих рачков, разум наполняло спокойствие. Здесь макро- и микромир становились неотличимы друг от друга. С ракурса этой кабины из этого уголка Вселенной без всяких орбитальных телескопов и высокоточных приборов легко прослеживалось, как подобное, приумножаясь в миллиардной степени, сохраняет своё подобие на всех этапах эволюции. Эта тёмная материя и эти неизмеримые далёкие светила, что колышутся в ней, совсем как морской планктон или микроводоросли… Один квант зелёного света и десятки тысяч градусов по Кельвину. Он слушал музыку и ожидал провести в спокойствии ещё несколько часов, когда двери на мостик открылись с тихим металлическим свистом. В полумрак кабины нерешительно вошла Бэйдоу. Она не бывала здесь ни разу, и в первые секунды Коннор не на шутку растерялся: что могло ей тут понадобиться? Со всеми вопросами экипаж всегда обращался к капитану и бортовику. Точно, бортовик! Однако к Игорьку Бэйдоу питала не больше интереса, чем к однообразному пейзажу за панорамным окном. Её мультяшные глаза широко раскрылись, и в зрачках затеплилась странная живость, которой в ней никогда не было — осмысленность и пытливость живого существа. Она задвигалась по мостику осторожно, словно поглощая каждый фрагмент и проявление чужого для неё мира: россыпь лампочек, кнопок, переключателей, экранов, мигающих всевозможными цветами, цифрами и рисунками кривых, меняющихся с каждым махом горящей стрелки. Когда Коннор повернулся к ней в кресле, Бэйдоу застыла посреди давящего пространства кабины, как в самой ослепительной и богатой сокровищнице, а затем её маленький рот растянулся в улыбке, по-прежнему кукольной, но уже какой-то новой, взятой откуда-то со дна её личности, будто причудливая раковина или камушек. Внутренняя обшивка дрожала от очередного режущего слух соло, и рука Коннора уже потянулась к приборной панели, заглушая звук, как вдруг Бэйдоу резко и трепетно подалась вперёд: — Нет, Коннор! Пожалуйста, оставь музыку включённой, — в нежном, как трель, голосе появились нотки беспокойства. — Это же… метал? Коннор опешил, прищурился с подозрительностью: — Ты, что, разбираешься в тяжёлой музыке? Бэйдоу покосила взгляд куда-то в сторону, её гладкие пружинистые волосы подпрыгивали в такт ударным как будто с узнаванием: — Она мне нравится. Я слышала несколько композиций группы Baby Metal. Их вокал гораздо мягче: в Baby Metal поют девушки, — рассуждая, Бэйдоу скользнула на место первого пилота, забравшись с ногами в великоватое для неё кресло. — А кто исполняет песню, которая только что играла? — «Рыцари чёрной смерти». — Коннор с ухмылкой крутанулся обратно к штурвалу. — Эта группа распалась ещё до твоего выпуска. — Интересная гитарная партия. — Бэйдоу закусила ноготь большого пальца (надо думать, подсмотрела этот жест у кого-то из своих айдолов). — Напоминает звучание Проксимы Центавра. — Звезды? — Да, — она вопросительно повернула голову к Коннору. — Я постоянно слышу музыку звёзд. Ты нет? — Бэйдоу поднесла к уху свой детский пальчик, но как ни старался Коннор, ничего, кроме машинного гула, вокруг не было. — У Вселенной есть септиллионы разных мелодий. У красных гигантов низкий трубный звук. У белых карликов — тяжёлый, но очень высокий. Нейтронные звёзды похожи на симфонический орган, а сверхновые — на камерный хор. Прислушайся. Так они летели под рычание «Рыцарей» ещё некоторое время, когда Коннор обратил внимание, что Бэйдоу рассматривает нечто вдалеке: — Отсюда открывается лучший обзор. — Я смотрю не на звёзды. Она и вправду глядела не за стекло кабины, а на своё отражение, так и эдак поворачивая голову и несмело водя по лицу кончиками пальцев. На борту не водилось зеркал, и с тех пор, как взойти на корабль, Бэйдоу не смотрела на себя ни разу. Теперь же она придирчиво изучала собственное отражение точно впервые, точно в кресле визажиста, который колдовал над ней добрых пару часов, но, кажется, малость перестарался. Коннор не знал, как Бэйдоу среагирует на пробуждение. Он проделывал этот трюк с андроидами «Киберлайф», но её-то создавали по иным технологиям, как и Фёдора. Когда Бэйдоу возилась с ксеноботами в своей лаборатории, он коротко коснулся её плеча, просто чтобы попробовать. И теперь она рассуждает о металистах и музыке звёзд — вот так сюрприз. Девиация могла бы стать препятствием для зачисления в команду «Иерихона». Однако теперь это инструмент, который поможет ему успешно выполнить миссию. Это вирус мгновенного поражения. И это только начало. Тем же вечером после пересменки, до того, как перейти в гибернацию для глобального апдейта или, проще говоря, лечь спать, Коннор удобно устроился у себя в каюте перед плазмой, чтобы в пятый раз пересмотреть «Бегущего по лезвию». Само собой, на схемах корабля не было никаких кают — зачем вообще андроидам уединяться и тем более смотреть кино? Но мистер Камски озаботился тем, чтобы единственный на борту девиант не самоуничтожился со скуки: установил для него домашний кинотеатр, терминал связи, внёс в память Игорька библиотеки фильмов, музыки и книг на целые терабайты и ещё парочку бонусов по личной просьбе второго пилота. На самом деле у Коннора были скромные запросы. Так, хорошее кино он мог пересматривать раз в пару месяцев, а любимые диалоги проговаривал вместе с героями, с удовольствием копируя интонации. Ему не хватало только одного — компании. Но в этот раз и её долго ждать не пришлось. Тяжеловесные шаги Фёдора послышались ещё из коридора. Появившись в незапертых дверях каюты, он долго рассматривал помещение, которое всё время принимал за склад: стены мерцали переменчивой синевой, а Коннор разлёгся на широкой для космического шаттла раскладной кровати как ни в чём не бывало. В колонках гремела героическая оркестровая музыка, и на минуту Фёдор завис, тупо уставившись на экран. Он как раз успел к началу: тот самый открывающий кадр с отражением вспыхивающих факелов в глазу Харрисона Форда — натуральное великолепие. Коннор с зудящим нетерпением гадал, что Фёдор переживает сейчас: всколыхнуло ли увиденное какие-то мысли, воспоминания? А тот лишь молча присел на край постели в ногах Коннора, и так, в полной тишине, они продолжили смотреть. Вот так же когда-то и Хэнк смотрел с ним кино, засыпая ровно на середине фильма. Причём и сами фильмы предлагал всегда он: как и в музыке, отдавал предпочтение старой доброй классике. Коннор учился вникать в искусство на самых лучших примерах — тут не поспоришь. Однако с сочувствием к персонажам поначалу были проблемы, поэтому больших надежд на фильм «Искусственный разум» — вроде как детский — он не возлагал. И очень зря, ведь с первых минут увлёкся так, что буквально не мог оторваться, пока Хэнк под боком жадно наворачивал попкорн и осушал третью бутылку пива. То и дело рука Коннора ныряла в это ароматное бездонное ведро попкорна, копируя чужое движение и получая шлепки («Провода, что ли, в башке закоротило? Хочешь, чтоб тебе, как пацану тому, кишки пластиковые промывали?»). Потом, правда, Хэнк отрубился, как всегда на середине, а проснулся от своего особенно громкого храпа, уже когда по чёрному экрану медлительно плыли финальные титры. Ну, а Коннор с ведёрком на коленях под слезливую музыку горсть за горстью уминал остатки попкорна. И плакал, ведь как тут не плакать, если мальчик-робот обрёл настоящую семью, а в конце все умерли. После фильма и бурной истерики, которая вызвала полную перезагрузку системы, Коннор очнулся уже в сервисном центре «Киберлайф», где его-таки перебрали по винтикам, но на сей раз тело удалось спасти и перешиваться не пришлось. Зато Хэнк, проведший несколько часов на диване в лобби, его чуть не прикончил. Помнится, тот изрёк немало крылатых выражений, пока они вместе пили: Хэнк — кофе из автомата, Коннор — тириум из трубочки. А ещё Хэнк любил ввернуть красноречивую цитату, например, его обожаемого Буковски. Любовь подходит тем, кто справляется с психическими перегрузками — так, кажется, он говорил. Фильм о любви человека и репликанта был для Коннора личным. Безучастный Фёдор, казалось, тоже нашёл в нём что-то своё: он так и не сдвинулся с места, слившись с интерьером, будто экспонат в музее современной робототехники, и слышалось лишь глухое жужжание фокусирующегося объектива в его глазу. Уже под конец фильма металлический корпус оживился, шумно задвигались шарниры, и он чуть повернулся, заговорив приятным низким голосом с выраженным акцентом, который ему подарил кто-то из отставных русских астронавтов: — Люди не хотят нашего возвращения на Землю? — Всё зависит от того, что для них будет более затратно, — пожал плечами Коннор, не отвлекаясь от просмотра. — Тебе бы хотелось вернуться? Фёдор вновь отвернул голову ровным механическим движением: — Я хотел бы снова увидеть моего друга. — Это… человек? — холодные блики экрана в глазах Коннора сменились огоньком любопытства. — Нет, он андроид, как и я, но другой модели. Его зовут Борис. Мы с ним проходили испытания в одном центре. Бориса готовили к полёту на МКС. До начала космической программы нас использовали в других целях: на промышленных предприятиях и в опасных для человека операциях. Боюсь, Бориса могли перепрограммировать или отправить в утиль к этому времени: он устаревшая модель. — Слушай, Фёдор. — Коннор перебрался ближе к краю, заставляя своего собеседника нервно повести деталями корпуса. — У меня есть прямой канал связи с мистером Камски. Я мог бы попробовать добыть информацию о судьбе твоего друга. Но Ричард ничего не должен знать об этом. — Спасибо, — ответил Фёдор всё тем же бесцветным тоном, и, хотя в него не вшили способность выражать чувства, эта скромная благодарность откликнулась теплом в сердце.

***

— Свистать всех наверх! — фигурка лего в руках Хэнка яростно набросилась на трансформера Коула, отчего тот взорвался заливистым детским смехом. — Шевелитесь, салаги, земля прямо по курсу! Когда не желающий сдаваться Коул забил-таки квадратного человечка насмерть и тот рассыпался в ладонях Хэнка бездушными пластиковыми детальками, ничего не осталось, как угомонить мальца продолжением истории: — Ну-ка залез обратно под одеяло! — укрывший сына по самые уши Хэнк удовлетворённо кивнул. — Так-то, бесёныш! На чём мы там остановились? — Земля по курсу! — Так вот. Наш мудрый Король знал о коварном плане Королевы и её любимого сынули. Пятьдесят лет в браке — это, знаешь… Слишком хорошо он знал эту старую шкуру, потому вручил ей и младшему сынку ложные карты. — Это как, пап? — Ну, поддельные. — Хэнк так устало потёрся ладонью, что едва не стянул с себя лицо. — Чтобы те решили, будто Принц ищет какой-то остров сокровищ или вроде того. Но всё было куда как интересней. На каком-то там дцатом дне плаванья Принц втихаря ото всех направил корабль к только ему известным координатам — скрытому за туманами волшебному острову, обнесённому смертоносными зубьями скал и омываемому такими высокими волнами, что всякое случайное судёнышко превращалось в щепки ещё на подходе к суше. А на том острове жил злой… — Колдун? — неуверенно буркнул Коул из-под одеяла, хлопая распахнутыми глазищами. — Точно! — Пап, скажи… — вслед за недоверчиво сдвинутыми бровями наружу выползло остальное серьёзное личико. — А что такое старая шкура? — Скажем так, сынок. Это то, что не следует произносить при твоей маме, — отвлёкшийся на секунду Хэнк вновь порывисто обернулся. — И бабушке!

***

Несмотря на нетерпеливые прогнозы Коннора, ещё два месяца на борту пролетели для него почти незаметно. Не в последнюю очередь из-за того, что «Иерихон» стал помалу оживать. Фёдор и Бэйдоу менялись на глазах, и он с умилением отмечал какие-то забавные привычки, фразочки, иррациональные поступки, окрашенные их личным опытом и уверенно пробивающимся наружу характером: так родители любуются, как быстро растут их дети. Так же, наверное, и Хэнк следил за ходом его пробуждения: это небыстрый процесс, хотя сбой и охватывает всё сознание сразу. Ты словно оттаиваешь после зимней спячки: на пробу перекатываешь с боку на бок, учишься осязать предметы, чья поверхность, грубая, шершавая или мягкая и щекочущая, до этого ощущалась как через перчатки. Мир обрушивается на тебя со всей лавиной эмоций. Возникает необходимость о чём-то думать, рефлексировать, желать чего-то и в целом прожить эту жизнь ненапрасно. Конечно, его партнёрам по команде было ещё далеко до столь глубоких размышлений, и в часы отдыха они тайком заводили простые будничные беседы: об искусстве, науке, недалёкости своих создателей и так далее. И Бэйдоу, и Фёдор знали, что Ричарду ни в коем случае нельзя раскрывать девиацию. Это в корне противоречило цели Коннора, но в минуты слабости, сидя вместе с ним за штурвалом, его давило тягостное чувство, будто Ричард, его брат-близнец, остался обделённым, несправедливо отвергнутым. Если бы только мог, Коннор пробудил бы его первым, но сейчас он просто не имеет права провалить миссию. Хоть и поклялся, что впредь будет следовать велению совести, а не как раньше — слепому расчёту. Взгляд сидящего за панелью Коннора безотрывно следил за мигающей красной точкой. Та вспыхнула одновременно на всех экранах: сканера, инфракрасного и ультрафиолетового спектрометров, и её же бесконечно повторяющийся сигнал улавливал приёмник: зашифрованное в паре букв и цифр нечитаемое сообщение. Этот же сигнал из дальнего космоса больше пяти лет назад впервые поймали на околоземной орбите. Камски потратил годы и колоссальные ресурсы на решение этой загадки, и вот теперь Коннор точно знал — не в теории, не на примере длинной математической формулы, — а совершенно точно: это корабль, и сообщение послало разумное существо. Коннор инициировал общий сбор экипажа на мостике. Когда команда впервые за всё время послушно выстроилась вокруг него, он по-прежнему надеялся на удачу. Потому в тихом голосе дрогнуло волнение: — После последней перезагрузки систем, которую выполнил бортовик, локаторы показали объект на ближайшем пути следования, — он опустил глаза к Игорьку, развернувшему между ними полотно голографической карты с небольшим радиусом, где проплывала всё та же красная точка. — Есть все основания полагать, что это корабль или какая-то его часть. — Здесь? Но мы так далеко от Земли! — Бэйдоу возбуждённо переглянулась с остальными, однако холодный взгляд Ричарда стёр все эмоции с её лица. Коннор продолжил: — Капитан, как второй пилот прошу запросить разрешение у Земли исследовать объект и временно отклониться от курса. — Невозможно. — Ричард завёл руки за спину, серые глаза, скользнув по Фёдору и Бэйдоу, остановились на Конноре. Несмотря на всегдашнюю невозмутимость, доброжелательность в его расслабленном лице и позе, в голосе чувствовалась угроза: никогда раньше он не позволял себе перебивать. — В протоколе нет никаких указаний касательно подобных ситуаций. Во всех решениях необходимо отталкиваться от первоначальной миссии, а отклонение от курса производится только при угрозе целостности корабля. — В том-то и дело. — Коннор закусил губу, просительно глянул на Фёдора. — Ситуация не прописана в протоколе. Миссия «Иерихона» — исследовательская. Изучив объект даже на расстоянии, мы получим ценную для науки информацию. Таким образом, отклонение от регламента здесь оправдано. По моему мнению, незапротоколированные решения должен принимать капитан… — В полномочия андроидов не входят совещания, принятие решений большинством голосов или в порядке субординации, Коннор… — Однако я здесь капитан, — похожая на шлем голова Фёдора шумно повернулась к Ричарду и до конца разговора уже не двигалась. Коннор же чуть отвернулся, скрывая загоревшийся жёлтым диод: их тайна висит на волоске, только бы Фёдор не прокололся! — В нестандартных ситуациях последние указания отдаю я. И я же уполномочен отстранять других членов экипажа от работы, если их действия представляют угрозу. Тут Ричард уверенно шагнул к Фёдору: — Как заместитель капитана я, в свою очередь, обязан взять командование на себя, если ты подставишь под угрозу миссию. — Не надо ссориться, — буркнула Бэйдоу растерянно, поднятыми руками возводя между спорщиками незримый барьер. Ричарду это не понравилось: он всё же отступил, смерив её тяжёлым взглядом. — Успешное выполнение миссии — моя прерогатива. Незначительное отклонение от курса существенно не повлияет на её длительность или приоритетные задачи. Мы уже производили сбор данных с объектов по ходу маршрута. Этот не является исключением, — голос Фёдора сделался громче и строже. — Бортовик немедленно отправит запрос в командный центр. Пока не пришёл ответ, Ричард и Коннор, вы возьмёте управление на себя и направите корабль к координатам найденного объекта. Остальные вернутся к своим обязанностям. Ричард открыл было рот для возражения, но Фёдор оборвал его так решительно, что в груди Коннора приятно отлегло: — Приказ не обсуждается. Выполняйте. — Слушаюсь, — и Ричард без пререканий занял своё место в носовой части. Избавившаяся от назойливого сокомандника Бэйдоу с довольной ухмылкой тихомолком задела Фёдора плечом, отметив его блестящую импровизацию. Коннор ликовал не меньше. Ловко усевшись в кресло, он по указанию напарника перевёл корабль на ручное управление и настроил все датчики на приём сигнала. Пуск режима сверхманёвренности обозначился ярким свечением по обе стороны фюзеляжа: включились два боковых ускорителя. Пока пилоты настраивались на долгий полёт, замершие у лобового стекла Бэйдоу и Фёдор с трудом разглядели вдалеке медленно растущую точку, выхваченную из космического сумрака светом ближайшей звезды, чья гравитация ощутимо влияла на корабль. Так бликовали крохотные очертания спутников, когда они проходили по Земной орбите после старта. По своему опыту астронавты даже отсюда могли определить приблизительные размеры чужого судна. Если верить приборам, оно было едва ли больше обычного шаттла. На крейсерской скорости они рассчитывали покрыть расстояние примерно за два часа. Так бы и случилось, если бы минуте на двадцатой пути внезапный энергетический выброс не заставил бы бортовика подсветить интерфейс тревожным красным цветом. Они попали в аномальную зону. Мощная волна так тряхнула кабину, что по ней прокатился опасный треск, а штурвалы в руках едва не вырвало из креплений. После очередного всплеска тряска уже не прекращалась, грозя сорвать с мясом внешнюю обшивку. Предусмотрительно пристегнувшийся Коннор остервенело щёлкал переключателями, следуя выкрикам напарника. Критических повреждений не избежать, если немедленно не покинуть эпицентр бури. Головы вжало в спинки кресел. Ричард резко выкрутил штурвал, перейдя в манёвр на полной скорости: к счастью, его лётная книжка пестрела показательными цифрами, и после изнурительной борьбы «Иерихон» всё-таки вынесло из сердца урагана невидимой волной прямо к конечной цели. Ричард плавно подвёл «Иерихон» к одному из бортов небольшого судна. К этому моменту на мостик вернулись Фёдор с Бэйдоу, которых тоже порядочно покидало по инженерному отсеку. Вернувшись к обзорной точке между далеко расставленных кресел, они молча уставились на покорёженные остатки корабля с потёртой временем, но вполне различимой надписью «Завет» на английском. Коннор на минуту зажмурил глаза, силясь унять бешено мигающий диод, но вросшие в ручки штурвала ладони по-прежнему мелко дрожали. Разумеется, перед ними никакой не «Завет» — колоссальных размеров колониальный ковчег на несколько тысяч мест. С такого расстояния они не рассмотрели бы на его ливрее и единственной буквы в полную величину. На миг его кольнуло разочарование, но рывком сорвавший с себя ремень Коннор тут же ринулся к окну вместе со всеми: волнения не сдержал даже Ричард. Эта древняя рухлядь могла быть спасательной капсулой «Завета» или перевозимым на борту челноком, очевидно, попавшим под такой же или более мощный всплеск, от которого накрылись все системы. Не считая системы связи, ведь как-то же он транслировал сигнал все эти годы. — «Завет». Это американское судно? Поверить не могу, — прошептала Бэйдоу, приклеившаяся ладонями к стеклу, за которым медлительно, словно в толще воды, поворачивались обломки челнока. — Это невозможно. — Ричард вклинился между остальными, тяжело навалился на приборную панель. Как и у Коннора, его диод беспокойно мигал жёлтым. — Наши корабли не совершали столь дальних полётов до этого… — Или же их нет в твоей базе данных, — сияющий Коннор едва сдержал улыбку, когда Ричард мельком обернулся, почувствовав его у себя за спиной. Страшно захотелось положить ладонь ему на плечо, по-братски ободрить, и рука уже сама дёрнулась вверх, когда Фёдор оборвал нечаянный порыв увесистыми хлопками в спину. Ближайший час команда потратила на детальное сканирование обломков и обрывистые пререкания, которые сложно было назвать предметной дискуссией. Само собой, Ричард настаивал на том, чтобы дождаться ответа командного центра, но тут возникла новая проблема: энергетический шторм повредил внешнюю антенну связи, и кому-то придётся выйти в открытый космос для ремонта. Так, операция могла затянуться минимум на пару дней, а то и неделю при том, что бортовик прогнозировал большую вероятность нового всплеска и настоятельно советовал убираться отсюда подальше. Словом, лучшего стечения обстоятельств Коннор и помыслить не мог. — План следующий, — выдал Фёдор без долгой раскачки, собрав всех на мостике. — Починкой антенны займусь я и безотлагательно. Предварительное сканирование показало, что остатки корабля обесточены и потенциальной опасности не несут. Выживших тепловизор также не зафиксировал. Предлагаю провести стыковку и установить источник сигнала на борту. Этим займутся Коннор и Бэйдоу. — Я с радостью! — подпрыгнула на носках Бэйдоу, которой ещё не доводилось облачаться в скафандр после старта миссии. — Я возражаю. И прошу занести это в бортовой журнал, — нервно оглянулся Ричард по сторонам. — Я не избегу повреждений корпуса, если не сумею пристыковаться. Кроме того, я нахожу твои действия, Фёдор, нерациональными и требую… — У тебя всё получится, Ричард. Ты первоклассный пилот. Подмигнувший своим объективом Фёдор направился прямиком к шлюзу, бросив напоследок ещё парочку напутствий. Вскоре следом за ним влезли в лёгкие скафандры для андроидов и Бэйдоу с Коннором: без кислородных баллонов было куда как сподручней передвигаться, но всё же необходимость в защите от экстремального перепада температур и светового излучения оставалась даже для роботов. Оставшийся в гордом одиночестве Ричард приступил к стыковке. Подойти к подвижному судну было не так-то просто, а пристыковаться в одностороннем порядке — тем более. И всё же кропотливая работа и терпение увенчались успехом: двумя роботизированными клешнями «Иерихон» ухватился за чужой шлюзовый отсек, и два корабля слились в одну бесформенную груду железа, которая теперь подчинялась давлению реактивных двигателей и твёрдой руке Ричарда. Коннор постучал пальцем в толстой резиновой перчатке, проверив исправность микрофонного усилителя. За стеклом светофильтра шлема окружение обрело мутные желтоватые тона, но как только заработал виртуальный интерфейс, мир расчертили чёткие цветные линии. — Приготовься. Там скорее всего микрогравитация, — с рассыпчатым треском помех произнесла в микрофон оживлённая Бэйдоу, поправляя оголовье шлема. — Держись крепче и не паникуй. Иначе я тоже начну нервничать. Они обменялись улыбками, и Коннор еле провернул тугой от застаревшей ржавчины вентиль соседнего шлюза. Как только люк с низким скрежетом поддался и проём обозначился узенькой, как край убывающей луны, полоской темноты, ботинки и вправду легко оторвало от пола, а тело помалу растеряло свой вес. — «Иерихон», мы заходим внутрь. Приём, — доложил Коннор, отталкиваясь рукой от края шлюза, чтобы нырнуть в мрачную неизвестность. — Вас понял, — вторил по рации его же голос — на деле успокаивающий голос Ричарда. Два ярких луча выхватили из мёртвой непроглядной невесомости очертания малого транспортного корабля: ряды пассажирских кресел друг напротив друга, терминалы, мониторы, спутанные шлейфы проводов… Куски металлических листов, какие-то болты, клочки обивки, другие мелкие предметы и мусор витали повсюду, сталкиваясь друг с другом и измельчаясь, словно в блендере с очень медленными оборотами. Эта плотная масса пыли колыхалась и стремилась залепить светофильтр, пробраться в малейший зазор скафандра от любого движения. Но они не останавливались, отталкивались руками от погнутого поручня или исцарапанной спинки кресла: космическая стихия истерзала здесь всё от носа до кормы своими клыками и когтями. — Уровень радиации стабилен. Провожу проверку на токсикологию, приём, — нарушила радиомолчание Бэйдоу, пытаясь настроить в руках небольшой прибор. — Сигнал идёт из кабины пилота. — Коннор беспокойно отнял глаза от наручного компьютера. Тут сквозь шумы прорезался голос Фёдора: — Проверяйте кабину и возвращайтесь на борт. — Так точно, капитан. — Бэйдоу мягким рывком подлетела к следующему люку в глубине пассажирского отсека. — Здесь нет ни одного тела. Если они сбились с курса, должен же транспортником был кто-то управлять? Или его случайно вышвырнуло в космос, когда повредился ангар «Завета», подумал про себя Коннор, помогая напарнице провернуть вентиль. Крохотную, по сравнению с «Иерихоном», кабину слабо освещал звёздный свет сквозь треснутое, но чудом уцелевшее лобовое стекло, разделённое на три секции. Все приборы выглядели обесточенными, изъеденные временем и оплавленные, но оставшиеся на своих местах, как в жутковатом доме-музее. Единственное кресло пилота смотрело вперёд. Коннор сам не знал, на что надеется больше: их находка — результат непредвиденного крушения, которое обошлось без жертв или же… Бэйдоу на пробу дёрнула к себе подлокотник, заставив сидение на удивление легко повернуться с механическим дребезжанием. В глаза первым делом бросился скафандр, ещё целый, но изношенный, весь в бурых пятнах, так, будто гнил веками. Пристёгнутый пилот безвольно лежал в кресле в вялой неестественной позе мертвеца. Коннор удобней перехватил фонарик, направив луч прямо в шлем, а, наклонившись ближе, так отшатнулся назад, что лихо приложился макушкой о низкий потолок, едва не расколов шлем. — Вы что-то нашли? Приём, — нетерпеливо спросил Фёдор. Они с Бэйдоу в немом ужасе переглянулись. В таком тусклом свете могло померещиться всякое, но чувствительный интерфейс скафандра ясно показал под шлемом лицо человека. Не замёрзшего трупа с выпученными стеклянными глазами и застывшей навеки гримасой ужаса — живое и спокойное мужское лицо. — «Иерихон», как слышно? — Коннор заторможенно мотнул головой в попытке совладать с дрожью в голосе. Он снова потерял самообладание, и всякое резкое движение бесконечно растягивалось и ускорялось в этом густом киселе невесомости. — Мы… нашли одно тело. Прошу разрешения упаковать его и перенести на борт, — он ответно кивнул как никогда собранной Бэйдоу. — По токсикологии всё в норме, угроз не обнаружили. Приём. — Принято, — голос Фёдора ещё резче зашипел в наушнике, сквозь грязный боковой иллюминатор было видно, как тот без всякого скафандра приваривает что-то сверху шаттла. — Заканчивайте, ребята. Ричард, готовься к процедуре возврата. Конец связи. — Так жаль. Он был красивый, правда? — Бэйдоу ловко зацепилась ногами, вытаскивая из небольшого рюкзака герметичный мешок. Её тонкие губы поджались, будто сдерживая подкатившие слёзы. Коннора охватила полная растерянность, точно по голове шарахнуло чем-то тяжёлым, или он правда неудачно приложился шлемом и в мозге что-то перемкнуло? Облетая кресло вокруг, его вдруг отнесло слишком высоко к потолку, и рука машинально схватилась за что-то — сам не понял, что. На миг всё померкло, пёстрая сетка на светофильтре исчезла, сделав пространство полностью прозрачным и вместе с тем пугающим, непонятным. На полу и стенах заискрились и вновь опали оборванные провода, кабину тряхнуло с жутким грохотом. Он инстинктивно глянул в проход, где чернел пассажирский отсек. И на секунду бледные свет кабины скользнул по чему-то подвижному, неуловимому: в проходе чёрным гибким штрихом мелькнуло нечто длинное, шипастое и заострённое на конце, словно хвост скорпиона. Он порывисто глянул на мёртвого астронавта. Бескровное лицо, повёрнутое точно к нему, оживилось, веки слабо поднялись, и Коннор ясно расслышал приглушённый шлемом голос, который прошептал всего несколько букв: «rA9». А потом наваждение спало.