***
— А ты чего это, Ульвар, недовольный такой? — Сестрица твоя здесь околачивается. Странная уж больно. — Бергдис на меня злится. И на конунга. На язык свой лучше бы злилась. — Отослала бы ты ее куда-нибудь. — Ты мне советы раздавать будешь? — усмехнулась. — Гутторн мне то же самое говорит. Только… ей нравится здесь. Если б знать мне раньше, что среди людей ей по нраву придется, замуж бы ее отдала. — Кто бы ее взял. — Это ты зря! В молодости ее хорошенькой легко было назвать. — Если б молчала. — Что-то ты сам разговорчивым слишком сделался. Скажи лучше, все ли исполнил, как велела? — Этой вёльве я оказал достойные ее почести. Дурными предсказаниями тебя больше никто не разозлит. — Я не злюсь. — А ведь эта девчонка и твой сын хорошо меж собой ладят. — Знаешь, как говорил мой муж когда-то? Нет лучшего конунга и брата, чем Гуннар. А потом его голову он швырнул на крыльцо нашего дома. Прямо мне под ноги. И я это очень хорошо помню. — Тебе видней. — Видней… Звякнули тяжело украшения. Прошуршал плащ. — Послушай, госпожа, могу я поговорить с тобой сейчас? У меня есть что тебе еще сказать. Глянула недовольно. — О чем же, Ингольв? — Разве не о чем? — Нет у меня на разговоры с тобой времени. — Может, найдется у тебя хоть одно слово для меня доброе? Я и этому буду рад. На Ульвара глянул мельком. — Эй, как тебя, может, оставишь нас? — Да ты никак оглох, хёвдинг? Тебе ясно сказано… — Нет, отчего же, со слухом у меня хорошо. А вот с чем плохо, так это с воспитанием твоим. Не больно учтиво ты разговариваешь с почетными людьми. — Я могу не говорить. Но это тебе еще меньше придется по нраву. — Вы здесь для того, чтобы перебранки устраивать? Я лучше пойду! Добрых слов для тебя у меня нет, а остальные я при себе оставлю. А ты за мной иди, Ульвар.***
— Ты как хочешь, Рагнвальд, а я еще выпью. — Да и я не вижу причины отказываться. Шагнула вперед осторожно. Прислушалась. — Эй, девушка, ну-ка меда нам неси. Рабыня улыбнулась мельком. Побежала дальше. Бесстыжая! Улыбается она… — А я думаю, пора мне уже обратно собираться. — Ты что же, не станешь дожидаться, пока Гутторн соберет людей для похода? — Асгрим ярл здесь останется. А я и так задержался у вас куда дольше, чем планировал. Мне ведь и самому еще людей собирать. — Садись с нами, Сванлауг. Вздрогнула от неожиданности. С мужем встретилась взглядом. — Я гляжу, у вас тут разговор какой-то важный. Не знаю, стоит ли мне мешать. — Я ведь сам тебя об этом прошу. Поморщилась. — Ну, коли так… — И когда же ты собираешься домой отправляться? — Да завтра и начнем готовиться. — Так ты, Торвальд, домой собираешься? Что ж… Думаю, чем быстрее отправишься, тем будет лучше. Рагнвальд покосился насмешливо. — Может показаться, что слова твои не слишком учтивы. — Отчего же? — Напротив. Это мудрые слова, достойные жены прославленного ярла. Прошуршали соломой торопливые шаги. Рабыня улыбнулась. Ковш удобнее перехватила. — А я вот меда принесла. Глянула недовольно. — Что-то ты не слишком расторопна. Может, хозяйке твоей об этом сказать стоит? Побледнела. Шагнула назад неловко. — Не нужно, госпожа… — Иди тогда, чего встала! Мелькнуло рядом красное платье. — Вот ты где, отец! — Меня разве так трудно найти, Хильдис? Случилось что-то? — Нет, ничего. Но я поговорить с тобой хочу. — Это так важно? — Если у вас какая беседа серьезная… — Говори, что хотела. — Нет. Не здесь. Думаю, Торвальд не будет возражать. И ты, Сванлауг, ведь не против? — С чего мне быть против? — Вот и хорошо. Пойдем. Я много времени не отниму. Выпрямилась. Глянула мужу вслед. — Ты злишься на меня за что-то? Если да, то скажи… — С чего бы мне злиться? Я рада, Торвальд, что ты уехать решил. Ну… Я хочу сказать, что… Усмехнулся. — Я понимаю, что ты хочешь сказать. И я согласен с тобой. Если уж мы с тобой ошибку совершили, то ее исправить нужно. Да и не хочу я, чтобы у тебя неприятности из-за меня были. Кивнула. — Да. Я рада, что мои слова тебя не обидели. — К чему мне обижаться, если ты права. Поднялась торопливо. — Я пойду лучше. Об пол что-то тихо застучало. К ногам подкатились вдруг камушки, кости отполированные. Какая-то оборванка бросилась подбирать. Седые волосы выбились из-под платка, скрюченные пальцы зашарили по полу. — Прости неловкую старуху, госпожа. Один из хирдманов остановился рядом. — Не хочешь узнать о своей судьбе, фру Сванлауг? Эта женщина обещала открыть ее тому, кто спросит. Если ее здесь хорошо покормят. — Нет, Дьярви. Мне это не интересно.***
Дверь грохнула. Не обернулась даже. — Ты позволил Хильдис здесь остаться? Она ведь об этом говорить хотела? — Пусть остается. Мне не особенно это нравится, но, думаю, вреда не будет, если она погостит здесь еще немного. Да и присмотреть за ней теперь есть кому. — Может, и мне с ней остаться следует? — Для чего? Или ты, Сванлауг, тоже что-то сказать мне хочешь? Не пойму я твоего недовольства. Из-за чего ты злишься? Вскочила на ноги. — Ах, не поймешь! Ты сюда приехал, видно, за девками местными таскаться, а я довольна должна быть? — По таким пустякам огорчаться тебе не следует. — Пустякам? — Думаю, не стоит нам говорить об этом, чтобы еще больше тебя не огорчать. — Что значит… — Ни к чему эти разговоры. Или я недостаточно внимания тебе уделяю? Так это исправить легко. — Можешь хоть вообще меня не замечать, проживу и так! Руки обхватили вдруг, притянули к себе. Скользнули ниже. — А не скучно тебе будет? — Мне… На губах жаром вдруг. В пальцах ворот с золотым шитьем. И не заметила — как. Руки вниз сами. Пряжку золотую дернула изо всех сил. Грохнуло об пол тяжело. Звякнуло сталью. Не заметила, как на жестком меху оказалась. Завязки какие-то путаются в пальцах. Только это и злит сейчас. И куда только остальная злость подевалась…***
— Я рада, что отец позволил тебе остаться. Видно, молодая жена сделала его сговорчивей. — Не заметила я что-то, госпожа. — Уж тебе ли жаловаться, Хильдис? Скрипнул о дерево нож. Стружка посыпалась на пол. — Шли бы в другое место болтать. — Мы тебе мешаем, конунг? Через плечо мужу заглянула. — Покажи лучше, что у тебя там? — Не лезь, Рунгерд. Готово будет — поглядишь. — А ты не забыл, где находишься? Это ты сейчас в девичьей, а не мы в дружинном доме. Так что шел бы ты сам отсюда, раз мы тебе мешаем. — Не хочу отвлекаться. Закончу этот узор и пойду. — Да нет, оставайся. Если ворчать не будешь. Кивнул в сторону входа. — Вон лучше сыну своему скажи, что ему здесь быть не следует. — С ним пусть его жена разбирается. Иди к нам, Йорунн! — Здравствуй, госпожа! Мы сегодня с тобой еще не виделись. — Садись рядом. И ты, Снеррир, садись. Глянула на шитье у Рунгерд в руках. — Позволишь взглянуть? Улыбнулась неловко. — Да тут… Не на что тут глядеть. Грохнул об лавку нож. — Знаешь, Йорунн, моя жена не больно умело с иглой обращается. На мужа покосилась недовольно. — А что, не так разве? Не огорчайся, Рунгерд. Мне твое шитье без надобности, я в тебе больше другие умения ценю. — Какие же? Сцепил пальцы у жены на животе. — А это я тебе потом скажу. — Знаешь, Йорунн, мне не терпится ребенка твоего на руках подержать. — Ты ведь и своего бы могла… — Вот еще веселье! А ты, Снеррир, не больно радуйся, скоро и сам это поймешь. — Ты это о чем, отец? — С тобой только беспокойство одно было. Когда мать тебя еще в нашу постель брала, всегда просыпался не вовремя. Улыбнулась. — Иногда тебе это беспокойство в радость было. — Когда это? — Не помнишь? Я ведь тебя еще бранила за ваши игры. Как-то раз, уж не знаю, куда вы влезли, но извозились оба так, что вся одежда в золе была. Словно два скотника.. А тебе я еще и паутину из волос вычесывала. Тоже мне, конунг. — Не помню я что-то такого… Глянул вдруг вперед. — Рад видеть тебя, племянница. Может, присядешь с нами? Улыбнулась холодно. — Не вижу причин отказывать. И ты здесь, Хильдис? — Как видишь. А ты где была? — Да так… Дела были. — Не ответишь на один мой вопрос? — Что ты, конунг, узнать хочешь? — Где сейчас твой брат? О смерти твоей сестры я слышал, а о нем… Глянула… Как-то уж зло слишком. — Раз тебе это так интересно, я скажу. Мой брат несколько зим назад в Миклагард отправился. С тех пор я его не видела. — Что ему там понадобилось? — Это ты у него самого когда-нибудь спросишь. — Говорят, их конунг так богат, что в его доме все из золота. Что смешного, Хильдис? — Не больно в это верится. — Так мой прежний муж говорил. Снеррир усмехнулся. — А ему откуда знать? — Он говорил, что его брат отправился туда. И очень этим гордился. Как-то раз сказал даже, что и сам туда собирается. — Легко гордиться чужими делами, когда сам ничего не сделал.***
Тяжелый венец в голову впивается. До боли. Для чего только понадобилось надевать его. Кубок о стол грохнул раздраженно. —…а Асгрим ярл со своим кораблем останется здесь, вы приедете вместе, когда будете готовы. Я встречу вас, мои дела к тому времени тоже будут улажены. Гутторн кивнул. — Это разумно. — Мне показалось так же. — Ты не боишься, конунг, оставлять свой дом и свою жену? Мало ли, что может случиться, пока тебя не будет. — Что же, Ингольв, может случиться? — Кто знает. — К чему ты завел этот разговор? — Если хочешь, я мог бы остаться здесь и приглядеть, чтобы все было в порядке. — Остаться? Когда все отправятся в поход? — Ради нашей с тобой дружбы я готов на это пойти. — Ни к чему мне такая жертва. Боюсь, мне нечем будет на нее ответить. А со своим домом и со своей женой я как-нибудь сам разберусь. — Воля твоя, конунг. — К чему гадать, все ли будет в порядке, если можно прямо сейчас это узнать. — Ты чего выдумал, Дьярви? — Почему выдумал? — огляделся по сторонам. — Эй, женщина, как тебя… Ты где? Из-за одного из дальних столов выскочила какая-то оборванка. — Я здесь, господин. — Я встретил эту женщину, она сказала, что может будущее видеть. И расскажет каждому, кто захочет, если ее хорошенько накормят. Тебя ведь покормили? — Да. Спрашивай, что хочешь знать. Усмехнулась. — И за эти предсказания ты не просишь даров? Замерла на миг. Словно в раздумьях. — Нет… не прошу, хозяйка. — Так что, конунг, не хочешь узнать… — Я без предсказаний обойдусь. — Мне тогда скажи, удачлив ли я буду в этом походе? Оглядела внимательно, прошептала что-то. Можно подумать, и впрямь… — Домой ты привезешь много ценного добра. Вот что я вижу. — Слыхали! Много добра. Ценного! — Дурень ты, Дьярви! Не хвались раньше времени. — Чего ты, Скафти, все ворчишь? — А мою судьбу сможешь увидеть? Много ли я добра привезу из похода? Глянула мельком. — Ничего. — Как это понимать? — Из похода ты ничего не привезешь. Скафти усмехнулся высокомерно. — Странные твои слова. Не больно я им верю. — Может, и мне что скажешь? — Брось, Снеррир, ты ведь слыхал, что она мне сказала! Разве ей можно после этого верить? — Ничего, пусть скажет. Остановилась рядом. Заулыбалась довольно. — Из похода ты вернешься с большой славой и богатством. Так-то. Шагнула дальше. И остановилась вдруг. — Еще я вижу, что до нынешней зимы дожить тебе не придется. Ногти впились в дерево стола. — Закрой свой лживый рот, ведьма! Обернулась испуганно. — Я не солгала ни словом, дроттнинг. — Я замолкнуть тебе велела! — У меня есть и тебе что сказать. Вскочила на ноги. — Я не желаю слушать тебя! — Но все же… — Ульвар! Выведи ее за ворота! Пальцы вцепились в руку, потянули вниз. — Рунгерд, сядь. Держи вот. В пальцах серебро прохладное. — Выпей и успокойся. Об пол грохнуло. В пальцах пустота опять. — Ульвар, стой! — Чего еще? — Надень мешок ей на голову и в море сбрось! Пусть теперь эту ведьму дочери Эгира слушают, а в моем доме никаких проклятий я слышать не желаю! Встретилась с настороженным взглядом. — Отпусти мою руку, Гутторн. — Куда ты собралась? — На улицу. Здесь мне дышать трудно.***
Темнота вокруг. Ни огней, ни звезд. Сзади шорох едва слышный. Ведь уже привычно стало ее видеть. А взгляд словно бы испуганный. — Тебя огорчили ее слова… Ты смотришь на меня, словно я виновата в чем-то, но я ведь говорила… — Я вижу, что ты не лжешь. Вижу. Но от этого мне не легче. — Я… — Зачем ты говоришь со мной сейчас, Сванлауг? — Так вы обе здесь? Ты не слишком ли, матушка, погорячилась? Неужели слова какой-то бездомной бродяжки так тебя расстроили? — Злые слова, Снеррир, не приносят мне веселья. — Этот Дьярви дурень. Не понимаю, зачем он приволок сюда эту женщину. Я слышал, что она по всем местным дворам побиралась. Да она бы все что угодно сказала, лишь бы ее накормили. Я ни одному ее слову не верю. А ты, Сванлауг? Опустила взгляд. — Я… тоже не верю. — Хорошо, что Йорунн не слышала этого. Она бы напугалась. И как поверить, что Скафти может вернуться из похода без добычи? Этот-то себе всегда урвет, а уж в походе… — И то верно. Уж я-то его знаю. — Вы идете назад или решили устроить скорбный тинг во дворе? — Иди. Я сейчас приду. Встретилась с испуганным взглядом. — А ты что же, и правда этому не веришь? — Не стоит верить словам этой полоумной! Снеррир верно сказал. Он не слушает и нам не стоит, — шагнула вперед вдруг. — Знаешь, Рунгерд, я не хочу, чтобы случилось то, чего ты так боишься. Ты дала клятву не делать мне зла, теперь я тоже готова пообещать тебе мир. — Что? — Я готова отказаться от нашей вражды, лишь бы не исполнилось твое предсказание. Не буду лгать, простить тебя я все равно не сумею, да и не хочу я тебя прощать, но… — Мне не нужно твое прощение. Я и сама себе многого простить не могу, но это было, и этого не исправить. И я тебе благодарна. Кивнула молча. И скрылась в темноте.***
— О чем ты хотел говорить с нами, конунг? Скафти огляделся настороженно. — И почему здесь, а не при всех? — Значит, так мне нужно. А говорить я хочу вот о чем: мне нужно, чтобы кто-то остался здесь, пока меня не будет, и присмотрел за моим домом и моей женой. — И кому же из нас придется остаться? — Вам обоим. Ну, а ты, Ульвар, и так никуда не собирался. Хродлейв глянул недовольно. — Остаться? Пока остальные будут добычу делить, нам сидеть дома? — Мы обидели тебя чем-то, поэтому ты не хочешь брать нас с собой? — Ничем. Уж с твоими-то висами, Скафти, в бою было бы совсем хорошо. — Так к чему нам оставаться, конунг? Ты слышал ведь, Ингольв хёвдинг сам тебе предложил… — Его я здесь не оставлю! Нечего ему подле моей жены вертеться, пока меня нет. А вам я доверять могу. И Рунгерд вам доверяет. — И все же, не больно мне хочется сидеть дома, вместо того… — Дай мне сказать, Хродлейв. В накладе вы не останетесь. Я бы не стал о таком просить… Моя жена известна тем, что может видеть грядущее. Я, конечно, такого не вижу, но и мне что-то покоя не дает в последнее время. Не хотелось бы ее одну здесь оставлять. — Ты чего-то опасаешься, конунг? — Я и сам не пойму. Так что, могу я на вас рассчитывать? — Ты, конунг, хорошо отнесся ко мне, когда я пришел в твой дом. И каждый скажет, что с твоей женой меня связывает добрая дружба. Если ты просишь, я останусь. — От тебя я не ждал иного, Скафти. А ты, Хродлейв? — Мне не больно хочется соглашаться, но раз, конунг, это для тебя так важно… — Важно. И за согласие я тебе благодарен. Идите, но этот разговор пусть останется между нами. Скафти усмехнулся. — Скальд болтает, только если за слова награду получает. Грохнула тяжелая дверь. — А чего тебе нужно от меня, конунг? — Приглядывай за моей женой получше. — Мне об этом напоминать не нужно. — Не скажу, что ты мне когда-нибудь нравился, Ульвар, но я признаю, что человек ты надежный. И я знаю, чем ты обязан моей жене. — И я отплачу ей добром.***
Мелькнуло в темноте знакомое красное платье, блеснуло золото. — Хильдис? Взгляд встревоженный. — А, это ты… — Что с тобой? — Что? — Ты ведь так довольна была, что отец тебе остаться разрешил. — Да, я… довольна. — Случилось что-то? — Случилось? Скажи, Сванлауг, что произошло с твоей матерью? Ты никогда об этом не говорила. — Почему ты спрашиваешь? — Почему мне не спросить? Мы ведь родичи с тобой теперь. И думаю, мой отец об этом и так знает. — Верно. Рагнвальд обо всем знает. — Так почему бы и мне не сказать? — Мою мать убили, а усадьбу, в которой мы жили, сожгли. Вот и все. Думаю, ты и без моих слов о многом догадывалась. — Кто это был? — Почему ты спрашиваешь об этом сейчас? — Конунг — твой дядя, но не похоже, чтобы ты питала к нему сильную приязнь. Это легко понять — всем ведь известно, что твоего отца именно он убил. Может, смерть твоей матери тоже на его руках? — Даже если… — Тогда ты ведь должна мести желать. Так это? Да что она… — Но кто станет мстить конунгу за твои обиды? Не ты ведь сама. — Зачем ты затеяла этот разговор? — Эта месть теперь не только тебя касается, а всех нас. Я понимаю, если ты этого хочешь, но и меня пойми. Конунг человек опасный, и… я не хочу, чтобы что-то случилось с моим отцом. Опустила взгляд. — Ты во всем права, Хильдис. Конунг и его жена действительно виновны в том, что произошло с моей семьей. Но бояться тебе нечего. Мы пообещали друг другу мир. Глянула с надеждой. — Ты говоришь правду? — Да. — Но почему ты… — У меня были причины, но о них я говорить уж точно не хочу. Теплые пальцы коснулись руки. — Твои слова вернули мне радость.