***
Угли остывшие хрустят, крошатся в пальцах. Пачкают руки. Черная пыль оседает на золотых кольцах и белых рукавах. Пламя ревет равнодушно. Плеча что-то осторожно коснулось. — Матушка… С тобой все хорошо? Улыбнулась едва. Ответить только не получается. Угли словно не только в руках, но и в горле. — А ты что забыл в доме, Снеррир? У тебя, кажется, дела какие-то на пристани были? Вот и иди туда. Кивнул. Послушно даже. Странно как… — Что ты здесь сидишь, Рунгерд? Улыбается спокойно. Взгляд вот только… — Мои руки замерзли. — Так чего здесь-то сидеть? Пойдем, оденешься теплее. — Мне нужно сказать тебе… Кивнул спокойно. — Ты и скажешь. Вставай. — Отвези меня в священную рощу. — Хорошо. Но вначале… — Сейчас. Отвези. Смотрит спокойно. Только… — Сейчас так сейчас.***
— Я хочу узнать у тебя об одном деле. Глянула удивленно. — О каком деле, Рагнвальд? — Насчет Торвальда кое-что. Может, тебе найдется, что мне сказать? Сцепила пальцы в замок. Кольца сверкают на солнце. — Что сказать? — Это правда, что Хильдис влюблена в него была? — Хильдис? — Она что-нибудь говорила тебе об этом? — Говорила… Да, кажется… — Так что? — Она хотела, чтобы он в жены ее взял. Усмехнулся. — Сам Торвальд знал об этом ее желании? — Хильдис говорила с ним, но он сказал ей, что для него она все равно что племянница. — Теперь-то мне понятно, почему моя дочь вела себя так. А из вас троих никто даже не сказал мне ничего. — Хильдис не хотела, чтобы ты знал. Думала, ты против будешь. А… — А почему мой вопрос тебя так напугал? — Я… не хотела выдавать ее. Она ведь просила… — Не тревожься. Не вижу причин, чтобы ты скрывала это от меня. Хильдис моя дочь, а ты моя жена. Да и Торвальд мне не чужой человек. Уж его-то легко понять — чего только не придет в голову молоденьким девицам. — А откуда ты узнал об этом? — Рунгерд обмолвилась. Случайно. Говорили-то мы с ней о другом совсем. — О чем? — Беседы с ней всегда странными выходят. Я тебе после расскажу.***
С лошади спрыгнула. Зашуршали листвой быстрые шаги. — Для чего мы здесь? Не обернулась. — Что ты такое делала, Рунгерд? На тебя уже коситься начали. Как будто и не слышит. — Рунгерд! Сверкнуло в руке священное кольцо*. — Возьми! — Зачем ты… — Я хочу, чтобы ты поклялся на этом кольце! — И в чем мне нужно поклясться? — В том, что твой погребальный костер станет и моим. — К чему ты об этом сейчас? — Просто поклянись! — Для чего? Ты сама вольна будешь решать, как поступить. — Поклянись! — Моя клятва ничего не даст. — Поклянись, что не будешь этому препятствовать! — Я не понимаю, моя Рунгерд, для чего тебе это? — Потому что у нас одна судьба. — Ты… Взгляд умоляющий. — Поклянись, если не желаешь мне зла. Узор золотой царапнул ладонь. — Если это так нужно, я сделаю, о чем ты просишь.***
— Ты сидишь с таким лицом, моя Рунгерд, словно на тризне, а не на пиру. Я не принуждаю тебя быть здесь, если не желаешь. — Думаешь, лучше мне уйти? — Только если тебе самой так захочется. — Нет уж! Здесь останусь. Пусть мне будет весело, как и остальным, — голову выше подняла, оглядела зал. — Почему бы собравшимся не поведать сейчас что-нибудь интересное? Например, кто каким умением лучше владеет или каким достоинством обладает. — Думаю, красивая наружность вполне может моим достоинством считаться. А мое умение здесь и так все знают. Одинова крадьба Дáрена не даром Из орлина клюва Скальду на усладу. Мне крепчать речами Красно не напрасно. Влагу великанов В слуха рот вливаю**. — А из клюва ли, Скафти? — Тебе, конунг, мои висы не по нраву чем-то? — Этого я не говорил. Я и сам порой пытался… — Ты не обижайся на меня, но доводилось мне твои висы слышать. Лучше бы тебе, конунг, о них и вовсе не говорить. — А вот жене моей они нравятся. — Тогда она пусть и слушает. А остальных ты уж пожалей. — Хорош твой совет, я его запомню. — И я бы мог своими стихами похвалиться, но после Скафти делать этого не стану. — Не слышал я, Ингольв, от тебя стихов никогда. Усмехнулся. — Может, это и хорошо, что не слышал. Я лучше о другом своем умении скажу. Я из лука стреляю хорошо. Лучше многих. Не даром ведь прозвище мое Стрелок. — Верно. В коня моего ты метко на охоте попал. — Не стоит вспоминать об этом, конунг. Это ведь случайность была. — Не будь это случайность, ты бы не сидел здесь. — Да, конунг, забыл тебе сказать. Я в ближайшие дни домой собираюсь. Ненадолго. Дела кое-какие уладить нужно. Да и людей еще соберу. — Ты, главное, не задерживайся. Ждать тебя никто не будет. — Да уж я это понимаю. — Может, и мне чем похвалиться стоит? — Ты наш гость, Торвальд, и я бы с радостью тебя послушала. — Хорошо, госпожа. Думаю, немного найдется людей, которые бы в плаванье со мной сравнились. Да и под водой я могу долго оставаться, когда ныряю. — Это хорошее умение. — А ты, Рагнвальд, родич мой, о чем задумался? Может, тоже что нам расскажешь? — Почему нет, родич. Я играю в тафл так, что мало кто сможет меня обыграть. Кроме того, выпить больше моего и остаться в твердом уме мало кто сумеет. — Играть с тобой мне не доводилось, а вот второе подтвердить могу. — Мы, Торвальд, эту забаву и повторить можем. Когда у тебя будем. Твое вино мне уж больно по нраву. — Это нужно сделать обязательно. — Ваши планы и мне нравятся! — Куда уж без тебя, конунг. — Верно! Думаю, и мне похвалиться стоит. Я неплохое оружие ковать умею. Сталь блеснула в руке. Вонзилась в стол. — Этот нож я сам сделал. — Хороший нож. — Мне он, Торвальд, и самому нравится. — Может, и мне сказать позволите? — Что же ты, Рунгерд, скажешь? — Я, конунг, легко сумею уложить тебя на спину, да так, что ты подняться сможешь. — Ты? Раньше я у тебя боевых умений никогда не замечал. — А при чем тут боевые умения? Я ведь не о них. А те умения, о которых я говорю, охотно тебе покажу. Только позже. Усмехнулся. — Прости мне тогда мою непонятливость.***
Перед глазами вертится все. Как в омуте. Видно, пиво в этом доме на совесть сварено. А на улице светло еще. И ворота, кажется… — Эй! Куда это ты собралась? Глянула с вызовом. — Ты еще кто такой? — А, ты ведь племянница конунга. Я тебя не признал. — Я — дочь конунга! — Тебе чего за воротами-то надо? — Это мое дело. — Твое. Если не боишься ночью… — Еще не стемнело даже. — Ты как наша хозяйка. Та тоже, бывает, ночами куда-то все ходит. Что ей еще делать, ведьме. — Не заблудись смотри! Скрипнули петли. — Уж постараюсь… Можно в священную рощу заглянуть. Нет, больно далеко. Коня нужно было… Но не возвращаться же теперь. Почему бы и просто не побродить здесь немного. В тишине. В последние дни шум нескончаемый злит только. Сливается в противный гул. Клонит в сон. Да и сейчас… А березы неподалеку шелестят приветливо. Можно и отдохнуть. Недолго совсем. Ведь и стемнело уже. И травы мягкие. Только вот пахнут слишком удушливо. Еще сильнее голову кружат. Как жаль, что одна сейчас… Надо назад бы… Ведь и стемнело. Звезды яркими факелами пылают. Глаза прикрыла. Ненадолго. Шорохи вокруг, скрипы. И шаги словно… Неподалеку. На ноги вскочила. Огляделась вокруг. Нет никого. Только деревья. Ветви в темноте колышатся. Как живые. И шаги… Нет. Поступь звериная. Или кажется… А из темноты взгляд словно. Кажется. Точно кажется. Поздно. Идти пора. Ведь и Рагнвальд спросит, куда пропала так надолго. Повернулась назад и… Рядом совсем. Стоит, нюхает воздух. Пасть в темном вымазана. И лапы. Сверкнули злобой желтые глаза. — Уходи прочь! Пошел! Нож где-то… Только вот рука не слушается. — Убирайся! Рукоятку ухватила наконец. — Убирайся, отродье Фенрира! Ступает неслышно совсем. Рычание только едва слышное ближе. И глаза желтые смотрят не отрываясь. Знакомо так. Словно бы… Словно… Глаза льдистые смотрят не отрываясь. С удивлением. Странные глаза. И девка странная. Откуда… А хоть бы и из Хель! Под ребром шевельнулось. Кольнуло сильнее. — Что это ты лежишь здесь посреди леса? Уставилась-то важно. Как будто она в этом лесу хозяйка. Откуда вообще здесь такая… — Отдохнуть прилег. — Когда отдыхают, снег кровью не пачкают. — Тебе что за дело до моего отдыха? — Любопытно. Вдруг пригодишься, — усмехнулась. — Если выживешь. — Кому это? — А если и мне. — Ты сама кто? И чего тут делаешь? Не видел я что-то тебя среди местных девок. — Хожу я здесь. Ищу. — Чего? — Тебя вот нашла. А видеть ты меня и не мог. Не было меня здесь. Тебя, гляжу, не больно тут любят. — Так заметно? Я-то их тоже не очень. — Заметно. Не даром же стрела у тебя в боку торчит. Усмехнулся. — Какая еще стрела? Жжет холод. Кусает ледяными зубами. Даже под тяжелым меховым плащом. И под ребром жжет. Расползается холод. — Я могу достать. Если не покусаешь. — Говоришь, не было тебя здесь? А слухи местные знаешь. — Какие еще слухи? — глянула внимательно. — Я знаю куда больше. — Так что ты тут делаешь? — Мой муж приехал сюда дань собирать. — И часто знатные люди ведьм в жены берут? Плечами пожала. — А мне до других дела нет. Так что, стрелу на память оставишь или вытащить? — Давай, раз не боишься. Хрустнула рядом заледеневшая корка. Глаза напротив теперь. Прозрачнее льда. И холоднее. — Если вернуться надумаешь, не проживешь долго. — И так понятно. — Это ты понимаешь. А я — вижу. Моему мужу нужны верные люди. И мне нужны. — Не испугаешься волка под своей крышей держать? — Волков я не боюсь. Да и ты ведь за ним приглядывать будешь. Белые пальцы откинули заледеневшую шкуру. Замерла. Лицо еще белее сделалось. — Говорю сразу, шкура серая, больно будет. — А ты не бойся, не укушу. Глаза желтые смотрят не отрываясь. За каждым вдохом следят. — Она разозлится на тебя. Рунгерд… Оскалились клыки. Кровь на морде хорошо видна сейчас. — Ты ведь обещал ей… обещал, что… Лапы к земле припали. Как перед прыжком. Скользнуло мимо. Прошелестело. За спиной уже. Развернулась. Пальцы в кору впились. Отдышаться бы только… И назад. Ушла недалеко вроде. Но вокруг одинаковое все. С пригорка — вниз. И в какую сторону нужно… — Что, заблудилась? Замерла на месте. Глаза желтые глядят насмешливо. Не волчьи сейчас — человеческие. Кивнул куда-то в сторону. — За мной иди.***
— А, Ульвар! Петли скрипнули противно. — Что-то долго тебя не было. О, и ты тут, фру Сванлауг? Никак заблудилась? — Ты, Сьольв, ворота охраняешь или болтаешь с кем не попадя? Оддвар где? Вы тут вместе должны быть. — Так он же это… — Это? Конунгу сказать нужно про ваше безделье. — Чего ты всегда злой такой? Э, стой… Не обернулся. А от усталости уже ноги подкашиваются. Верно, тролли дернули за ворота тащиться. — Что-то ты, Ульвар, на пир не торопишься. Придется ведь рог выпить за опоздание. А она что здесь… — Отказываться не буду. Взгляд удивленный. — И ты… Вы вместе вернулись? — Заблудилась твоя гостья. Не бросать же было за воротами. Смотрит настойчиво так. — Заблудилась? — Не стоит тревожиться. Живая, как видишь. — Что ж… Раз так, Ульвар, то иди. Шаги тяжелые к дому. А ей чего? Стоит, словно заледенела. — Не стоит выходить ночью за ворота. Опасно это. — Постараюсь этого не делать больше. А взгляд… Отчаянный словно. — Никогда не пытайся судьбу изменить. Не выйдет из этого ничего. Только время зря потеряешь. — О чем ты… Отвернулась резко. — Иди к мужу, Сванлауг.***
Голоса в один гул сливаются. Огни яркие ослепляют. Ну и душно же здесь! — Тебя долго не было. Кивнула молча. — Что это с тобой? — Я за ворота решила сходить. Сама не знаю, зачем. А как совсем темно сделалось, дорогу назад отыскать не смогла. — Как же ты вернулась? — Мне встретился тот человек, Ульвар. Он меня проводил. — Тебе стоит быть осторожней, Сванлауг. Он опасный человек. — Я знаю. — Вижу, ты устала, так что лучше тебе сейчас спать отправиться. Прижалась тесней. В глаза заглянула. — Почему бы тебе со мной не пойти? Нет у меня желания одной ложиться. Усмешка довольная. Рукой к себе — крепче. — Не хочу тебе отказывать. Да и в самом деле поздно уже.***
Перед входом в дом остановилась. Спать бы уже пора. Еще отец недоволен будет, что засиделась допоздна. Хотя куда ему заметить. Ему бы только… — Такая красавица и одна грустишь? Глянула недовольно. — Может, развлечь тебя? — Что ты себе позволяешь? Или не знаешь, с кем говоришь? — Чего ты злишься? Разве я тебе что-то плохое предлагаю? А, может, шрамы тебе мои не нравятся? Так ведь… — Вижу, ты человек неучтивый, и говорить с тобой я не желаю. — Что тут такое, Хильдис? Этот человек тебе досаждает? — Нет, Торвальд, все хорошо. Не виноват же он, что не знает, как пристало вести себя высокорожденным людям. — Не стоит злиться, конунг, я ж только поговорить хотел. — С дочерью Рагнвальда ярла тебе говорить не о чем, так что проваливай отсюда. Вслед глянул недовольно. — Если этот грубиян тебя обидел… — Мне ни к чему обижаться на всякое дурачье. — Тогда что с тобой? Я замечаю, что в последнее время тебя что-то печалит. — Я и сама не пойму… — Может, замуж выходить раздумала? — Нет, я этого хочу. Но, как подумаю, что придется жить в чужом доме… — Ты быстро привыкнешь. Ты ведь и с сестрой своего жениха уже подружилась. Уж ты точно не заскучаешь, Хильдис. — Не в этом дело. Я не хочу с отцом разлучаться. — От этого никуда не деться. — Знаю! — Заскучаешь, приедешь в гости. Ты ведь не за морем живешь, как я. — Не хочется мне оставлять его. — Думаю, с новой женой Рагнвальду не будет скучно. Вздохнула молча. — Или в этом все дело? Ты его к Сванлауг ревнуешь? — Нет, просто… Давай об этом не будем. Я привыкну и успокоюсь. Ты ведь завтра домой отправишься, так что не лучше ли нам на прощание о чем-то приятном побеседовать? — Как скажешь. Но если узнаю, что тебя обижать кто-то вздумает, я и вернуться могу. Улыбнулась. — За это можешь не волноваться. Теперь есть кому за меня заступиться.***
— Чудная все ж у конунга жена. — Чего это чудная? — А! Она сегодня в главном покое на пол уселась, рядом с очагом прямо и в остывших углях копалась, как в золоте каком. — Мож, искала чего? — Не! Я, говорит, замерзла. Уж я бы ее погрел! — Пасть свою закрой, Скегги! — А чего я, хёвдинг, такого… — Еще раз услышу, нож в глотку тебе воткну. И шрамов на твоей роже прибавится. Понял меня? — Понял. Как не понять. — Расселись тут, как бабы, языками треплете. Усмешка сзади. — Чего усмехаешься, Сигмунд? Вижу, что моя задумка тебе не по нраву. — Да. Мне все это не нравится. Слишком уж многим ты рискуешь. И я вместе с тобой. — Я не заставляю тебя помогать мне. Только вот и получим мы много, если все выйдет так, как я задумал. — Это ты получишь, Ингольв. — Нам обоим будет польза от того, что я сделаюсь конунгом. Или не веришь, что твой брат способен на это? — К чему спорить, если ты все и так решил. Только что будешь делать, если он не согласится на твое предложение? — Не согласится? Да он вцепится в него, как голодный волк в падаль. Он об этом давно мечтает. А если пойдет на союз со мной, то получит куда больше. И я добровольно буду выплачивать ему дань до самой его смерти. Старику недолго осталось, пусть порадуется, пока Хель его не приберет. А там уж видно будет. — Как бы он не оказался слишком стар для всего этого. — Старость сделала его жадным еще больше, чем он всегда был. Но если это тебя не убеждает, то знай, я найду, как преподнести все получше. Я много чего здесь наслушался. Одних речей Скафти и Торвальда хватит. Они ведь оба вне закона там, а здесь им вон как рады. — Признаюсь, после этих слов у меня меньше сомнений в твоем успехе. И все же… — Не забывай еще, что Гутторн сам убил двоих людей Адальбьёрна. Хоть он и прав в том, что сделал, но каждое событие можно показать с разных сторон. А там и без меня много порасскажут. — Как бы там ни было, но я твой брат и я последую за тобой.