***
Сверкнуло кольцо. Царапина на пальце зажила почти. Скрипнула рядом скамья. — Вот мы и встретились опять, красавица. А этот откуда… — Чего тебе? — А ты не больно-то учтиво говоришь для такой высокородной девушки. Игла в кожу впилась. — Может, я с тобой и вовсе говорить не хочу. — Твоему отцу стоило строже тебя воспитывать, а то больно ты привыкла нос задирать. — Тебе какое дело! Может, ты ему сам об этом скажешь? Я бы поглядела, как он на это ответит! — А его здесь нет. И того конунга, дружка его, тоже. — Что с того? Стоит мне жениху своему только обмолвиться, что ты болтовней мне докучаешь… — Да чего ты злишься сразу? Я ведь поговорить просто хотел, а не обижать тебя чем-то. — Хотел, да умения не хватило. А теперь лучше другого собеседника поищи себе. Со мной разговора у тебя не выйдет. Усмехнулся. — Как скажешь, йомфру. Узор на полотне съехал на сторону. Дело разве? Ну что это за крыло? Обрывок какой-то. Увидит кто — засмеют! Нитка натянулась, замерла. Испугалась словно. — Не по дому скучаешь, Хильдис? Льдистые глаза оглядели внимательно. — Что? Нет! Я… — Ты поранилась? — Да это… Пальцы холодные на запястье легли. — Скажи мне, откуда у тебя эта царапина? — Я… в лесу, о ветку… — О ветку ли? Расскажи, как все было, не бойся. — Я тролля видела. Не я даже. Снеррир. И Сванлауг с ним вместе. А я не поверила, взглянуть пошла. А там, под деревом, никого ведь не было, а потом он как из воздуха возник. Она. — Она? — Троллиха. — С чего ты так решила? — У нее коса была. Длинная такая, до самой земли. Тонюсенькая. И глаза странные… Ты мне веришь, дроттнинг? Улыбнулась. — Верю. А царапина откуда? — Так она все. Кольцо увидела и как вцепится. Повертела в руках и вернула. Пальцы на запястье дрогнули. — Лута… Или показалось… — Что? — Ничего, Хильдис. — Только не пойму я, как ее раньше не заметила. — Она сама позволила тебе себя увидеть. Иначе бы ты рядом стояла, а так бы никого и не углядела. — Снеррир же видел. И Сванлауг тоже. — Снеррир мой сын. — А… — Смотри, не стоит пока в лес ходить. Мало ли что. — Троллиха не показалась мне страшной. Она… — Показалась или нет, а тролль есть тролль. К дикому зверю ты ведь подходить не станешь, каким бы он тебе ни казался. — С троллями, видно, общаться приятней, чем с некоторыми людьми. — О чем ты, Хильдис? Тебя кто-то обидел? — Посмел бы только! — Ну-ка говори, что произошло. — Ничего страшного, дроттнинг. Есть тут человек один… Только и ищет повода, чтобы языком почесать, я же говорить с ним не больно-то желаю. И я не из гордости совсем! Просто не нравится мне, как он говорит со мной. И как на меня смотрит. — Кто же это такой? — Он не из твоих людей. Кажется, с Ингольвом хёвдингом приехал. Такой, все лицо шрамах. — Что ж… Я скажу Ингольву, чтобы за людьми своими приглядывал. Не хотелось бы, чтобы тебе было в нашем доме неуютно. Да и отец твой мне потом свое недовольство выскажет. Верно ведь? Мелькнула на миг улыбка ласковая. — Пожалуй, так.***
Затихли под ногами палые листья. Стрела на земле обломанными краями скалится. И кровь. На стреле, на листьях. А зверек-то где? Из-за дерева треск. И рычание тихое. Не разобрать только, кто рычит. Убралась с пути ветка. От земли — взгляд. Дикий совсем. Так вот кому заяц достался. Волосы грязные по земле распластаны. Пальцы в земле. И в крови. Как и лицо. — Эй! Добычу крепче ухватила. Попятилась назад. Как была, на коленках. — Постой! Девка ведь обычная, не троллиха. В одной только рубахе из некрашенного полотна. И та истрепалась совсем. — Да не бойся! Зайца к груди прижала. — Ты голодная? А глаза поблескивают злобно. — Да ответь! Или говорить не можешь? Конские копыта шуршат тихо палыми листьями. — Она не может, Снеррир, у нее языка нет. Отвяжись от нее, пусть идет. — Откуда она? — Тут землянка неподалеку. Видно, там и живет. — Но откуда она здесь? Она же безумная совсем. — Сдается мне, это не простое безумие. — Что значит… Коня развернул в обратную сторону. — У матери своей спроси. — При чем… — Поехали отсюда. Возвращаться надо.***
Дверь впереди грохнула. Вот уж с кем меньше всего говорить хочется… — Как я рад тебя снова видеть, госпожа. — У меня дело к тебе, Ингольв. Улыбка довольная. — Что за дело? — Мне тут сказали, что люди твои ведут себя недостойно. Приглядел бы ты за ними, если неприятностей не хочешь. — Пригляжу, не тревожься. А что произошло? — Я говорю ведь, кое-кто из твоих людей знатным девушкам докучает. А тебе же не нужно, чтобы отцы этих знатных девушек к тебе за разъяснениями пожаловали? — Я с этим разберусь. Только кто этот "кое-кто", не скажешь? — Думаешь, все твоих хирдманов по именам знают? Есть у тебя такой человек, у которого лицо в шрамах? Кивнул. — Скегги. Сразу догадаться стоило. Прости, госпожа, что хлопот у тебя прибавилось из-за моих людей. Я улажу все, не тревожься. Ты только для этого меня видеть хотела? — А для чего еще? — Я вот доволен, что так скоро вернулся. Как будто домой. — Только вот твой дом не здесь. — А ты — здесь. Оттого и я рад. Но ты так смотришь, словно раздор между нами какой. И понять я не могу, чего же ты желаешь, Рунгерд? — Чего желаю? Про что ты… Не заметила, как рядом совсем оказался. И руки протягивать не надо. Отступила назад. Спина гладких бревен коснулась. — Не стоит тебе так близко стоять. Как бы не подумали чего. — Как скажешь. — А раздор не сам ли ты с моими людьми затеял? — Это когда… Ты про этого, что за тобой таскается постоянно? Серьги звякнули недовольно. — Его Ульвар зовут. — Я его звать не собираюсь, мне его имя ни к чему. Шаги прошуршали рядом совсем. — Матушка, шла бы ты в дом. Там отец о тебе спрашивал. — Вы вернулись уже, Снеррир? Улыбнулся. А взгляд внимательный. — Ты же видишь.***
Скрипнули протяжно дверные петли. — Э! Чего встали на проходе! Льняная коса свесилась на плечо. Ведро в руках, вода через край плещется. Пальцы за край двери уцепились. — Проходи, я подержу. Улыбка довольная. — За это благодарю. — Что-то я тебя не припомню. Ты здесь недавно? Тебя как звать? Косу за спину откинула. — Кажется, ты сам здесь недавно, конунг Снеррир. Вот и не припомнишь. Грохнула дверь. — Чего смеешься, Торгейр? — Как тебе эта девица ответила! — Думаешь, тебе бы она ответила лучше? Догони и посмотрим. — Мы же не завтра отправляемся — несколько дней у меня есть еще. Так что в другой раз. Сейчас лучше спать пойду. — Это уж твое дело. Пошли в дом тогда… Скрипнула опять дверь. Распахнулась навстречу. — А, Ингольв! Ты не торопись. Некоторые люди бывают страшно неуклюжими. Сперва куда идут не смотрят, а потом и вовсе на твой меч наткнутся. Глядишь, уже и голова на земле валяется. Так что лучше внимательней быть — голову обратно не приставишь. — Ты прав. Не приставишь. Но мне-то опасаться нечего. — Всем нам есть чего опасаться. Удача от каждого отвернуться может. — О моей удаче тебе волноваться не стоит. Думай лучше о своей. — Я все о своей знаю, потому и не волнуюсь. А вот твоя оставит тебя раньше, чем меня моя. — И откуда же ты можешь это знать? — Не даром же я сын вёльвы. Оглядел внимательно. Кивнул насмешливо на прощанье. — Чего ты к нему прицепился? — Я знаю, чего. Чтоб помнил, что здесь он в гостях. И что ему тут не принадлежит ничего. — Больно мудрено ты говоришь. — Как умею.***
— Знаю я, что ты задумал. Поблескивают седые косы и цветные каменья. И глаза — предостерегающе. — Спать отправиться? Оскалилась в усмешке. — Да. — И откуда тебе все… — Я ведь говорила как-то, что не скажу никому. — Почему, интересно? — Это уж, хёвдинг, мое дело. — Тебе что-то нужно, Бергдис? — Предупредить тебя. — О чем? — Я знаю, чья смерть тебе нужна. Только у конунга сын есть. И лучше бы было, чтобы с ним ничего не случилось. — Я не хочу смерти… ее сыну. Только вот не вовремя он здесь объявился. Во взгляде угроза теперь. — Тебе стоит меня послушать. — Двум конунгам не место здесь. — Тогда и тебе не будет места на сиденье конунга. И на ложе его жены. Зато в кургане места для тебя найдется достаточно. — Место в кургане для меня найдется, если я оставлю в живых сына, который мне за своего отца мстить станет. — Не тревожься об этом. Не станет. — Отчего же, интересно… — Я об этом позабочусь. Не тревожься. — Тебе-то это зачем? — Я говорила уже. Это мое дело. — Тогда к чему мне верить тебе, раз не говоришь? — Ведь тебе мое предложение выгодно. Ты и сам понимаешь, смерть своего сына Рунгерд не простит никогда. — Ты тоже должна понимать, что если обманешь меня… Оскалилась. — Кто только не угрожал мне. И что же? Я по-прежнему цела, седых волос только прибавилось. Но тебя мне ни к чему обманывать. Да и нравишься ты мне сильнее конунга нашего. Никогда я его не любила. — Так в этом причина? Отступила в тень. — Из тебя конунг выйдет на славу. Ты не сомневайся.***
— Что ты сделала с той девушкой, Рунгерд? Золото на гребне блеснуло теплым лучом в серебряных волосах. И улыбка такая же теплая. — С какой девушкой? — С рабыней. Которая меня отравить хотела. Улыбка исчезла тут же. — Тебе какое дело, Гутторн? Ты сам ее мне отдал. — Почему ты не убьешь ее? — Далеко же ты охотился. — Так почему? Глянула. Спокойно, уверенно. — Смерть порой заслужить нужно. — Не чересчур ли жестоко, что ты делаешь? Улыбнулась снова. — Разве? — Твое колдовство порой слишком жутким бывает. Даже подумать о таком… — Так не думай. А вот девушка эта мне еще пригодится. — Для чего, Рунгерд? — Увидим. А покажется ли тебе мое колдовство жутким, если я явлюсь к тебе? Когда тебя рядом со мной не будет. — Возражать я не стану. Тебе, знаю, и море не помеха. Хорошо хоть, что в этот раз со мной вместе не просишься. — Нужды в том нет. — А будешь ли тосковать по мне, моя Рунгерд, если даже пока я на охоте, ты с гостями у ограды любезничаешь? Серьги звякнули словно бы обиженно. — Ты сейчас о чем? — А я про Ингольва. Пальцы в гребень, словно в добычу, впились. — Чем это ты меня попрекать вздумал? — Я тебя не попрекаю. Но мне не с тобой стоило об этом говорить. — Говорить? Что ты еще… — Что ты так тревожишься, Рунгерд моя? — Что ты придумал? — Придумал? Раз Ингольву так нравится с тобой говорить, пусть поговорит и со мной. Я, может статься, тоже не самый плохой собеседник. — Не нужно… — Вдруг ему в моем доме скучно? Так я придумаю забаву. Пальцы холодные схватили за руку. Глаза льдистые смотрят предостерегающе. — Ты хоть понимаешь… — Или ты против? За рукав к себе дернул. Глаза льдистые рядом совсем. И как лед холодные. — Получше подумай, что ты творишь, конунг. Если станешь убивать знатных людей перед походом, кто согласится идти за тобой? Кроме твоего сына? Лен тонкий выскользнул из пальцев. Пальцы сами холодную ладонь нащупали. — Я, кажется, лишнего тебе наговорил. Не сердись… — Не сердиться, значит? Да… А провались ты! Звякнули тонкие золотые запястья. И дверь грохнула. Громко слишком.***
Прошуршала солома быстрыми шагами. Волосы светлые в темноте мелькнули. — Эй, Альвгерд, куда спешишь? Иди лучше сюда! Стихли шаги. — Я спать иду. — Успеешь. Да и не скучно тебе разве одной спать? Смешок тихий рядом. — Не скучно. — А замерзнешь если? — Не зима! Все вы, скальды, такие нахальные? — Нет, только я. А хочешь, вису для тебя сложу? Во всех делах удача тебе будет. — Ну, если… Зашуршало в стороне где-то. Показалась из-под шерстяного одеяла голова растрепанная. — Висы свои днем складывай! Нечего людям спать мешать! — Как тебя… Торгейр? Ты уж мне не указывай. Мне мои висы боги посылают и уж когда их… — А я тебе сейчас башмак свой пошлю, если болтать не прекратишь. — Терн сраженья Рьян до брани, Скальду смолвить Не дал слова. Слово песен воина звонких — Ценней искры Вод глубоких. За растрату Слов бесценных Клети мыслей Не лишился б. — Чего смотришь? Понять пытаешься, что говорю? Или сам в ответ вису сложить хочешь? Не трудись. Где тебе… Одеяло прошуршало на полу. — Обойдусь без висы! — Да перестаньте вы! Вздумали на ночь глядя раздор чинить! — Ты мне, мальчишка, угрожать вздумал? — Если задумали перебранку в моем доме устроить — на здоровье! Только и уберетесь отсюда тогда оба! Волосы серебряные по плечам рассыпаны небрежно. И сама… Словно великанша какая. — Что ты… — Ты, Скафти, оглох? Можешь проваливать прямо сейчас, куда пожелаешь! Грохнула дверь. — Чего на нее… — Не твое дело.***
Из-под пальцев сухая кора осыпается песком. Шелестит о землю. И сзади шелест негромкий. Не спится им всем, что ли… — Я оставаться не собираюсь в доме, где меня видеть не желают. Только ты сперва скажи, госпожа, что у тебя стряслось? — Ты… прости мне эти слова. Разве мой дом будет без тебя прежним? — Это уж тебе видней. Так что… — Ничего. Взгляд острый, насмешливый. Вот бы кому учтивости поучиться. Да где уж там. — Видно, мой муж решил, что в моей верности ему сомневаться следует. — Тебе, может, и обидно это, но разве ж ты сама конунга плохо знаешь? — Что-то я… — Такой уж он человек. И лучше бы ему в голову не приходили подобные мысли. Они ж ему жить спокойно не дадут. — Что ему там в голову пришло… — И уж вряд ли он действительно о тебе что-то плохое думает. Иначе не было бы теперь тут так спокойно. Значит, и ты не злись. — Заступник выискался… Усмешка нахальная. — Да и не тебе меня прогонять, дроттнинг. Твой ведь муж меня остаться здесь просил. Не то бы я вместе со всеми в поход собирался. — Я ведь извинилась уже. — Так я и не в обиде на тебя, госпожа. Или мы когда плохо ладили с тобой? Но и ты бы свои обиды забыла. — И что бы я без поучений твоих делала? — А не забудешь, так жалеть потом станешь. — С чего бы мне жалеть? — А пока конунга рядом с тобой не будет, не так весело тебе будет ночи коротать. Смех в ночной тишине эхом отзывается. — Умеешь же уговаривать! Понимаю теперь твоих девиц… — А я их разве уговариваю? Они сами порой… — Опять похваляешься! — Правду говорю. Ладно, чего тут сидеть. Иди к своему мужу, а я к девицам своим пойду.***
В сенях темнота. А в углу шелестит что-то. — Ты? Что ты тут… Что ты так глядишь на меня, Бергдис? Сказать что-то хочешь? — Нечего мне тебе сказать. — А чего глядишь тогда? Злишься все? — Злюсь? А знаешь, сестрица, что тебе сказать, мне и правда найдется. — Ну, говори тогда. Пальцы в плечи впились вдруг. — Взяла бы ты свой нож сейчас и в сердце мне его воткнула. Так бы всем нам лучше было. — Да ты из ума выжила, что ли? — Я-то? Нет. Говорю же, от того нам обеим лучше будет. — Лучше? Уж не знаю, чего ты такого наелась, но иди-ка поспи, может полегчает! — Иногда судьбу принять нужно, какой бы она ни была. Тогда и легче.***
— Что, говорить со мной не будешь? — Что с волосами у тебя, Гутторн? — Разве седыми уже сделались? — Расчесал бы хоть! — Что я, девка, целый день волосы чесать? — Я думала, ты конунг, а больше на тролля похож! То лохматый ходишь, то перепачкаешься… — Да от такой жены любой тролль бы сбежал. — Что ж ты не сбежал? — Так я и не тролль. В руке золото блеснуло. — На вот. Расчешешь меня как раз. — Хорошо ты устроился. — На шкуре-то? Ну, а ты думала! Тепло, мягко. Рядом садись. Мягкий мех согревает после ночного холода. — Или ты не о том? Так я тебя потому в жены и взял. Сам я расчесываться не больно люблю, а ты как раз для этого хорошо годишься… — Так давай волосы тебе срежу. К чему они, раз… Рукой к себе ближе. — И допустишь, что муж твой будет, как трелл последний, со срезанными волосами ходить? Уткнулась лицом в плечо. Рассмеялась тихо. — Позор какой, и правда.***
— Наконец-то. Застежка звякнула в пальцах едва слышно. Плащ с плеча сдернула. Оправила хангерок. — Вижу, как ты в дом вошла, сразу румянец у тебя появился. А на корабле сидела, как утопленница, зеленая вся. — Не напоминай, Рагнвальд. Ни за что больше ни на один корабль не поднимусь! — И куда денешься? Улыбнулась. Пожала плечами. — Ты дома. Теперь тебе не о чем тревожиться. — Верно. Не о чем. Но я рада этой поездке. Я многое там обдумала. — Что же? — Мои мысли раньше только о смерти были. Чужой и своей. Кроме этого я и замечать ничего не хотела. — О смерти думать не следует. Она к каждому в положенный срок явится. — Теперь я это понимаю, кажется. Раньше я хотела только… — А о том, чего хочешь, ты сразу сказала, как сюда пришла. Повеселило меня тогда твое упрямство. — Тогда я не знала, что мне делать. — А теперь знаешь? — Дальше жить. А там уж… А теперь ждать буду, когда из похода ко мне возвратишься. — Недолго придется. — И хорошо. Чем скорее, тем лучше. Распахнулась беззвучно крышка сундука. Складки плаща разгладила бережно. — Может, мне придется съездить в материну усадьбу, с делами там разобраться. — Если придется, поезжай. Только будь осторожна. Да, вот еще что: в лес тебе лучше не ходить. Особенно одной. Крышка сундука грохнула. Лязгнул замок. — Я ведь уже… — В здешнем лесу опасно бывает. — Великанша? Не думаю, что… — Лучше тебе меня послушать. Это не досужая болтовня. Я и сам однажды ее видел. — Видел? Но как же… — улыбнулась. — И была она высокой бледной девой с белыми волосами? Взгляд серьезный в ответ. — Я не помню никаких белых волос. Помню только плащ ее из птичьих перьев. И лапу, что она под плащом прятала. То ли птичью, то ли звериную. — Но… — Жаль, Хильдис сейчас нет. Она бы много чего рассказала о своей встрече с ней. — Она говорила как-то… про пещеру. — При чем тут пещера? — Что хотели они с Торгейром в пещеру к великанше забраться, но испугались и убежали. — Про этот случай она многим говорила. А вот про другой… Не окажись я тогда в лесу… Так что лучше и тебе туда не ходить. Связка ключей звякнула испуганно в пальцах. — Я… Я не буду.