Спутанная нить

— И как теперь дела у вас? Халла с любопытством глядела на Асту, жену одного из хирдманов Рагнвальда. — Да по-прежнему все. Тут третьего дня шерсть красили, так у одной... — Постой! Я ведь не об этом спрашиваю. Как новая хозяйка? Аста улыбнулась добродушно. — А что хозяйка? Фру Сванлауг нашему ярлу такая прекрасная пара! Она ведь такого рода, это ж подумать только! Получается, Рагнвальд теперь с конунгом в родстве. — Я бы не гордилась такой родней. Халла поморщилась. Ее собеседница удивленно округлила глаза. — Отчего так? — Моего отца, Хëгни хëвдинга, все за мудрость почитали, так он давно уже говорил, что Гутторн этот – человек бесчестный! И как прав оказался! Это ведь всем понятно стало, когда Гутторн своего брата убил! Разве... — Подожди. Разве твой отец мог такое говорить? Он ведь согласие на ваш брак дал... Халла поджала губы, но тут же вскинула голову надменно. — Это большая удача, что я не стала его женой! А уж жену-то он по себе подобрал — настоящую хульдру! Не удивлюсь, если и сам он... Кто знает, вдруг Гутторн не сын своего отца, а мать его в лесу с каким-нибудь троллем спуталась? От этой семьи не знаешь чего и ждать! — Неужели? Обе женщины уставились на дверь. В дверях девичьей стояла Сванлауг, глядя на Халлу с яростью. Та ответила с холодным удивлением: — Ты, вижу, не согласна со мной? — В чем мне с тобой соглашаться? В том, что ты сидишь здесь, в доме, где я хозяйка, и род мой оскорбляешь недостойной клеветой? — Мне казалось, с этими людьми ты никаких отношений не поддерживаешь. — Наши отношения никак к тебе не относятся! А сплетничать про родичей своих я не позволю! — Я не спрашиваю у тебя... — Скотницы тоже языками трепать любят! Ты, видно, в свинарнике выросла, раз к этому делу такую охоту испытываешь! Халла вскочила со скамьи. Сванлауг язвительно улыбнулась. — Не нравится? Так тебя никто не держит. — Да кто ты такая, чтобы на дверь мне указывать? — А ты уже забыла? Сама же на моем свадебном пиру сидела. Халла ухмыльнулась ядовито. — Нет, отчего же! Это я помню! Только можно ли твою свадьбу с Рагнвальдом полной назвать? Разве платил он вено за тебя родичам твоим? Ты всего-то наложница, а... Сванлауг сжала рукоять ножа. Но заговорила необычайно спокойно: — Рунгерд, говорят, тебя на место поставила, когда ты про мою мать слухи распускала. Хульдра она или нет, но других больше твоего уважать способна. А тех, кто этого не может, я видеть в своем доме не желаю. — Что здесь за шум? — Ты послушай, Хильдис! Эта нахалка мне на дверь указать посмела! Не стоит позволять ей тут распоряжаться! Настоящая хозяйка ты ведь здесь! Эта усадьбы по закону твоей станет, когда... — Что? — дочь ярла застыла на миг. — Не смей этого говорить! Хвала богам, мой отец жив и к Властителю Битв на пир не собирается! Сванлауг гордо подняла голову. — Ты сказала достаточно. Теперь уходи. Халла задрала подбородок повыше и неторопливо направилась к двери, стараясь держаться с достоинством. Дочь ярла возмущенно взглянула на свою молодую мачеху. — Как она посмела сказать мне такое? — Оставь, Хильдис. Мне она тоже много чего наговорила. — Так ты ее выставила? — Не слушать же я ее буду! — Как я об этом мечтала! Только приходилось с ней вежливой быть, когда она свой нос везде совала. То ковры на стенах не такие развесили, то шитье неровное. Надеюсь, не увижу ее больше! Хильдис удовлетворенно заулыбалась. Сванлауг самодовольно ухмыльнулась в ответ. — Я тоже. Рагнвальд присел на кровать рядом с женой. Она сидела, сложив руки на коленях и задумчиво глядя перед собой. — Что там у вас с Халлой случилось? — Я ее выгнала. Она в горнице перед всеми про мою семью такое говорила... И не только. Хильдис, думаю, тебе еще расскажет. Она там тоже была. Я и повторять даже не хочу... Ярл чуть улыбнулся. — Ты из-за этого так тревожишься? Не стоит. Знаю я ее и ее язык... — Она сказала мне... — Сванлауг подняла на мужа обеспокоенный взгляд, — что нашу свадьбу полной считать нельзя, раз ты за меня вено не платил. И что я тебе наложница, а не законная жена. Она ведь права, наверное... Рагнвальд успокаивающе дотронулся до ее плеча. — Это можно исправить. Мне и самому такие разговоры ни к чему. — Как? — Поехать к Гутторну и... Сванлауг отшатнулась от неожиданности. — Бояться тебе нечего. Не думаю, что Рунгерд причинит тебе какое-то зло в своем же доме. Ей такая огласка не нужна. Она некоторое время молчала. Затем усмехнулась. — Середину лета тогда придется у них отмечать. *** — Ты мешаешь мне спать... — Разве? Ты все равно не спишь уже. Рунгерд нехотя открыла глаза. Гутторн глядел на нее ухмыляясь. — Тебе, конунг, вставать нужно. — Не припомню только, к чему мне так спешить. — Гостей встречать. Он изогнул бровь удивленно. — Каких еще гостей? — Этого я не знаю. — Опять ты с загадками своими. В дверь постучали. Гутторн недовольно обернулся на звук. — Чего надо? — Там чужие корабли, конунг! Еще далеко, но... — Сейчас! Кого там принесло... Он почти уже оделся. Взял ремень с кованого сундука и посмотрел на Рунгерд. Она спала, накрывшись одеялом с головой. — Сама-то не пойдешь, разве? — Я... позже. — Ну нет! Гутторн кинул ремень на пол. Уселся на кровать и, весело усмехаясь, отбросил одеяло прочь. И усадил жену на колени, недолго думая. — Вставай, хульдра моя! — Я же говорю... — Ты говоришь, что гости к нам пожаловали. А рог с пивом гостям подавать я сам буду? Рунгерд вздохнула. — Ингу позови. Она достаточно высокого рода, чтобы честь оказать... — Торстейн говорил, ей нездоровится. Ты ведь знаешь — ей рожать скоро. — Тогда, как ее, йомфру Мальфрид, она тоже... — Сестру Хродлейва? Да она от страха все пиво разольет! Она же боится меня пуще тролля! — Ты и есть тролль! — Да ты что? Правда? Приходится, с такой-то женой! Знаешь, если ты никуда не собираешься, то и я останусь! — Ты что... — Разве охота куда-то спешить, когда у меня обнаженная женщина на руках? Рунгерд невольно улыбнулась. — Тебе видней. *** — Один из кораблей мне знаком. Тебе, дроттнинг, думаю, тоже. Он, кажется... Зеленый Дракон звался. Колдунья задумчиво поглядела на ярла Хродлейва. — Вижу, его хозяин решил мое приглашение принять. — О ком ты? — Торвальд Изгнанник. Я говорила тебе, он у Рагнвальда был. Гутторн усмехнулся. — Если бы ты пригласила меня, я ни за что не приехал бы. — Что так? — Вначале приглашаешь, а потом встречать не хочешь. — Так я ведь здесь! — Сколько тебя уговаривать пришлось? Рунгерд заулыбалась, встав рядом с его высоким сидением. — Ты же не сердишься? — Что-то ты, конунг, не больно спешил. — Знаешь, Дьярви, я же не девица, томящаяся в ожидании жениха, чтобы на пристань бежать! Хирдман ухмыльнулся. — Да мы понимаем, ты не думай! — Я разве сомневаюсь в тебе? Ты ведь человек редкой мудрости. Сам Мимир позавидует. Твою голову впору вывешивать прямо там, — Гутторн указал наверх, — вместо щита. Люди приходить будут, дивиться, что такое чудо видят. Ну как, согласен? Дьярви нахмурился. — Если чью голову и вывешивать, так уж лучше Скафти. Он же красавец у нас. Пусть девки любуются. Скальд оглядел его высокомерно. — Я тебе знаешь что скажу... — Ой, молчи лучше! Ты как скажешь, а у меня потом волосы выпадут! Или еще чего... *** — Я рад принимать у себя такого гостя, как ты, Торвальд Изгнанник. Легким ли был твой путь? — Не жалуюсь. Я много о тебе слышал, Гутторн, сын Хрейдара. А раз уж оказался в твоих землях, отчего же не побыть и твоим гостем. Да и фру Рунгерд меня приглашала. Думаю, об этом тебе известно. — Известно. — И мой тебе привет! Перед Торвальдом возникла Рунгерд. Он поднялся со своего почетного места навстречу ей и принял из ее рук золоченый рог. — Благодарю тебя, Серебряновласая! Давно мне такого чудесного пива пробовать не доводилась. Он вернул рог, который колдунья передала служанке. Сама же хитро улыбнулась гостю. — А я думала, ты больше к вальскому вину привык. — Видно, жена моя к тебе с добротой относится. Те, к кому она добрых чувств не испытывает, напиток из ее рук хвалить бы не стали. — И то верно. Госпоже твоей на меня злиться не за что. Рунгерд присела рядом с мужем и произнесла задумчиво: — Я бы еще и порадовалась, если бы вновь ту песнь услышала, что твой скальд у Рагнвальда рассказывал. Про то, как с огромным волком сражался. Больно она по нраву мне пришлась. — Думаю, Хальвдан тебе не откажет. — Разве могу я отказать такой прекрасной и щедрой хозяйке? Хальвдан поднялся с места. Когда все умолкли, принялся произносить слова той песни, что так понравилась Рунгерд, с гордостью демонстрируя подаренное ею кольцо, надетое на мизинец. Слушая его, Гутторн пристально глядел на жену. Она же хитро улыбалась в ответ. — Может, теперь ты, Скафти, гостей наших чем порадуешь? Скафти, внимательно слушавший чужеземного скальда, на вопрос конунга ответил не сразу: Браги славный брани Браги вдоволь справил — Люду влага в радость — В лад веселье ныне! Словом ловким стоит Сладить, — да не хуже, — На забаву конунгу — Йотунхейма дар!* — А песнь про одноглазую троллиху и тебя, госпожа, порадует. Ты ведь ее так любишь. Рунгерд довольно кивнула. А скальд поднялся со скамьи. О грозной хозяйке болот и лесов, — Что с давних времен Ярнглумрой зовется, — Скальд сагу поведает люду почетному. Троллей жена, ночная всадница, Змеями правит волка верного. Хозяйки искусней ее ты не сыщешь — Дороги сплетает и корни еловые, Вереском ткет, прядет облака. Путников путает туманом и мороком. Мясо их варит в медном котле. Девы прекрасней ее ты не сыщешь — Космата, носата, глазаста, клыкаста, Остры ее зубы и когти длинны. Шкурой укрыта потомка Фенрира — В густой лесной мгле умело таится. Единственный глаз мерцает во тьме. Отважней мужей ее трех ты не сыщешь — Хваль — первый зовется, огромен, как ель. С одною рукой, бревном вместо лапы — Одним только видом в могилу сведет. Хросстьов — второй, с пастью громадной — Котел проглотит, если разинет, Со всадником лошадь съест не моргнув. Хьёрт — третий зовется, с рогами ветвистыми — Остры рога, словно дроты стальные. Скорее меча добычу проткнут. Ночами тролли на пир собираются, Услышишь их пенье — прочь путник беги! Пиры веселы их, рекой пиво льется — У конунгов в залах нет лучше напитка, Ярнглумрой что сварен в чаще лесной. И после веселья у троллей не меньше — Под йотуна словно тяжелой поступью Качаются ели, трясется земля, Падают шишки, камни дрожат. Зимней порою радости больше, Когда ночь длиннее — счастливей жена. Торвальд перевел взгляд со смеющегося Асгрима ярла на хозяина. — После этой песни я готов поверить, что твоя прекрасная госпожа и впрямь троллиха! Гутторн подозрительно прищурился. — Поверить? — При нашей первой встрече фру Рунгерд назвалась злобной троллихой и грозилась колдовством захватить мой корабль, если я не назовусь и не скажу, зачем явился. — Узнаю свою жену... Скажи, может, тебе было бы интересно узнать, как дела в твоих родных землях? Торвальд задумчиво поглядел перед собой. — Мои земли давно уже не там. А с владениями Адальбьерна конунга меня ничто не связывает. Рунгерд улыбнулась ему дружелюбно. — Видно, в Валланде неплохо ты устроился. — Я привык давно. Хоть поначалу многое и казалось странным. Вот только женщины вальские не по мне. — Это не беда! Я знаю достаточно красивых и знатных девушек. И не думаю, что кто-то из них откажет тебе... Если, конечно, мысли твои уже кем-то не заняты. Торвальд вновь весело заулыбался. — Были бы тобой заняты, да здесь я опоздал! — Чем же тебе те женщины так не угодили? — усмехнулся Гутторн. — Может, ты плохо их знаешь? — Достаточно. На одной даже женат был. — Так плоха оказалась жена? — Отравила бы с радостью. Если б посмелее была. — Это везде умеют. Меня вот собственная рабыня отравить хотела. — Вижу, ей это не удалось. — Да что мне сделается! — Гутторн быстро глянул на жену, и усмешка его вдруг пропала. — Но мою Рунгерд это очень расстроило. — Прости мой вопрос, но для чего какой-то тир устраивать подобное злодеяние? — Отомстить хотела. Я ведь отца ее убить велел. А усадьбу их сжечь. Уж больно огорчало меня его поведение, хоть не так уж и часто мне огорчаться приходится. — Чем же этот человек так тебя разозлил? — Дань отказался платить. Решил, видно, что новая родня за него заступится в случае чего. Только ошибся. Этот Лейдольв, или как его, свою старшую дочь отдал за побочного сына Адальбьерна конунга. А этот старый наглец давно уже на окрестности Длинного озера глаз положил. Он и не скрывал никогда, что границу вглубь моих земель передвинуть мечтает. Торвальд ухмыльнулся хитро. — Сколько его помню — всегда жадный был. Вот уж не думал, что старый ко... что Адальбьерн конунг жив до сих пор. — Он, говорят, даже женился. — Верно! — произнес со своего места Ингольв хёвдинг. — Я на его свадьбе был. Он мне все намекал, что Сигне, его дочери, замуж пора. Гутторн покосился в его сторону. — Что же ты не согласился? — Говорят, старшая дочь Адальбьерна, Вальгерд, настоящей красавицей была. А вот про младшую такого не скажешь. Только старшая... — Думаю, сегодняшний наш гость об этом больше рассказать может. Торвальд пожал плечами. — Тут нечего рассказывать. Кроме того, что Вальгерд была мне женой какое-то время. И мне и правда казалось, что красивее ее нет никого. — О судьбе старшей дочери в доме у Адальбьерна не говорят, — Ингольв глянул вдруг на сидящего неподалеку скальда. — Зато тебя, Скафти, иногда вспоминают. И совсем не добрым словом. Скафти заулыбался нахально. — Иное было бы удивительно, учитывая, как мы с конунгом расстались. Говорили даже, что он меня вне закона объявил. Торвальд усмехнулся, с интересом посмотрев на скальда. — А вот об этом я бы послушал! — Там и слушать нечего, кроме того, что старый пень совсем в стихах не разбирается. Жаждатель державы Жаром Ран одарен. Кровля боя яркая Средь его подарков. Сам же муж почетный Жаден оказался! Искрой торга чаек Не платил он скальду!** — Адальбьерну кто-то подарил щит, и он захотел услышать драпу о нем. Жил у него еще один скальд, Ламби Говорливый, — Скафти презрительно поморщился. — Выслушав наши стихи, конунг ответил, что моя драпа хороша, но драпа Ламби нравится ему больше. Только слышали бы вы того Ламби! Он ведь и двух слов не свяжет! Рунгерд едва сдерживала лукавую улыбку. — Расскажи лучше, что потом сделал. — Ничего. Ушел оттуда. Не оставаться же после такого. — Совсем ничего? Скафти невинно похлопал глазами. — Да вырезал на стене песню одну... И уж она точно никому не понравилась!