*** ***
Джон просыпается поздно. Очень поздно. Он потягивается на кровати, вытягивает ноги и тупо уставляется в потолок. Постельное белье приятно пахнет Шерлоком, одеяло небрежно скомкано в углу кровати. Джон проводит рукой по еще теплой половине Холмса и улыбается. В голове стоит приятный уставшему сознанию штиль, отсутствие соседа в их, по сути дела, общей кровати ничуть не пугает — Джон чувствует запах крепкого кофе и тостов. А еще молока. Джон кладет руки на грудь и с силой надавливает пальцами на кожу в области сердца, отчаянно желая зарыться ими в густые и еще наверняка спутанные кудри, провести большим по подбородку с пробившейся и еще еле заметной щетиной, очертить контур губ и — поцеловать. От окна дует холодным воздухом, но Джона это ничуть не волнует. Джон слишком сильно любит состояние после вегетативного криза, когда сознание, еще помнящее весь ужас произошедшего, внезапно расслабляется, а тело, зажатое в рамках собственной кожи, словно взлетает ввысь, разрывает границы и растворяется в прохладном воздухе. Такое ощущение еще до того, как он отправился служить, Джон испытал только один раз — в молодости, когда согласился на подвешивание*.*** ***
Шерлок мечется по гостиной, сжимая кудри, пытаясь выдернуть их, дать доступ тонким пальцам к мозгу, достать оттуда все, что связано с Джоном. Потому что он так больше не может. Его чувства так велики, так необъятны, так раздирают изнутри, что ему физически становится больно. Ему хочется изуродовать грудную клетку, раздробить ребра и достать сердце. Потому что он больше не может. Ему кажется, что он сходит с ума. Джон заснул пять часов назад, Шерлок прижимался к нему со спины, и, казалось, что эта ночь должна была остаться светлым пятном в памяти, наполненной страхом. Но этого не произошло. Шерлок заснул пять часов назад. Без десяти шесть он просыпается, резко садится на кровати и беззвучно кричит, скорчившись, прижимая ладони к лицу, закусывая кожу до крови, лишь бы не разбудить Джона. Тот лежит, прижимая его рукой за бедра к себе. Шерлок чувствует, как бьет хвостом воздух, как уши прижимаются к голове, как страх, загнанный в самый темный угол, расправляется, обхватывает цепкими когтями его разум и сводит с ума. Шерлок так больше не может. Его чувство настолько необъятно, что в эту ночь, проснувшись, он чувствует, как его ребра практически ломаются под натиском внутренней бури. Он смотрит на Джона, освещенного лишь неверным желтовато-рыжим светом фонаря за окном, и сдерживает самого себя, чтобы не впиться ему в плечо цепкими руками, чтобы не укусить его до крови, разорвать его плоть, доказать самому себе, что вот оно, живое и бьющееся сердце Джона, что оно принадлежит только ему. Его чувство настолько велико, что он прижимает ладони к лицу и глотает соленые слезы. Он выпутывается из сонного объятия Ватсона и, пошатываясь, идет на кухню. Руки мелко дрожат, воздух колется миллиардами ледяных иголок, его голова взрывается от боли. Он больше так не может. Шерлок идет на кухню, достает стакан и наливает воды. Его руки так дрожат, что он проливает большую часть жидкости на себя. Его чувство так глубоко, что он не замечает ничего, даже воду, впитавшуюся в тонкую ткань халата, что теперь неприятно липнет к коже. Он идет в гостиную и падает на диван, где проспит один до двух часов. Его руки будут дрожать и после того, как он проснется.*** ***
Когда Джон все-таки выходит в гостиную, Шерлок уже стоит у окна, прижав скрипку к груди и размахивая смычком, зажатым в левой, словно дирижируя невидимым оркестром. Вся его поза настолько нетипична для всегда-уверенного-шерлока-который-не-знает-правил, что Джон на секунду зажмуривается, облокотившись о косяк. Хвост Холмса безвольно опущен вниз, ушки прижаты к голове, позвоночник искривлен, словно на Шерлока что-то давит сверху, что-то очень тяжелое. Детектив делает последний взмах смычком, кончик хвоста чуть вздрагивает, загибаясь под углом 90 градусов, словно был сломан. Шерлок опускает левую руку и просто стоит у окна, вглядываясь в… Джон не может сказать точно, куда он смотрит, но судя по тому, что он чуточку отклонил голову назад, то сейчас его взгляд притягивает небо — темно-серое, словно сделанное из свинца. Джон оборачивается, чтобы посмотреть на часы, ведь он абсолютно не имеет понятия как долго спал, и этим робким движением привлекает задумавшегося детектива. Тот вздрагивает, приподнимает хвост над полом, чуть распушив красивую черную шерсть, еще сильнее горбится и… шипит. Громко, как самый настоящий кот. — Шерлок? — Интересуется Джон, ничуть не испуганный разворачивающейся сценой. В голове у блогера абсолютно никаких мыслей. Тот оборачивается зажмурившись, словно ему сложно смотреть на Джона. Шерлок снова шипит, долго, сквозь зубы, а потом выплевывает два слова: — Пошел вон! Джон пожимает плечами, берет куртку и выходит на лестницу. В комнате что-то с грохотом разбивается о стену.*** ***
Ватсон не может быть настолько спокоен, не может! Шерлок, обернувшись, видит лишь спокойную улыбку. И это является последней каплей. Он до крови сжимает кулаки, чтобы не броситься на Джона, потому что тот просто не имеет права быть таким беспечным! Он должен трястись от страха, в его глазах должна быть пустота, он должен снова хромать, да хоть что-нибудь, лишь бы Шерлок не чувствовал себя настолько потерянным! Джон выходит из комнаты, и Шерлок, не сдержавшись, разбивает его кружку о стену. Холмсу хочется кричать, но все, что он делает — падает на кресло и подтягивает ноги к груди.*** ***
Джон поднимается действительно тихо, опасаясь, что тихим скрипом половиц он привлечет внимание Шерлока. После долгой прогулки он действительно вымотан не только в физическом, но и моральном плане. Единственное, что ему хочется — зарыться носом на мягкие кудри Шерлока, обнять его до хруста в ребрах и шептать ненужные, глупые и слишком сентиментальные фразы, вроде: «Я никогда тебя не оставлю». И Джон действительно боится, что Холмс больше не захочет быть с ним после того, что случилось вчера. Ни одна из его подружек не могла выдержать подобной панической атаки, что уж говорить о Шерлоке. Зачем ему подстреленный военврач с приступами панических атак? Незачем. Джон останавливается у двери и хмурится, с силой проводя руками по лицу. Он пытается выдавить что-то вроде объяснений, потренироваться перед моментом «выхода», но во рту пересыхает и он едва ли может ворочать языком. Он мямлит до тех пор, как понимает, что все это бесполезно и спасет его только невообразимое чудо. Отставной военный выпрямляется, кладет ладонь на холодную ручку и распахивает дверь в гостиную. Шерлок сидит с ногами в кресле, переодевшийся в костюм. От этой позы брючная ткань плотно облегает мускулистые ноги, и Джон мгновенно застывает в дверях с наполовину расстегнутой курткой. Он смотрит на божество с алебастровой кожей и не может сдержать восхищенного вздоха. Шерлок поднимает на него беспомощный взгляд и опускает ноги на пол, глухо ударив каблуками и словно пытаясь встать, выйти на встречу Джону. Но он все-таки остается в кресле, вцепившись пальцами в подлокотники и с силой сжав зубы. Хвост детектива мелко трясется, ушки же стоят ровно. Джон пересекает расстояние между ними за пару шагов и падает перед Холмсом на колени. Где-то в глубине сознания крутится мысль, что его божеству нужен лучший храм, но она тут же испаряется, стоит уткнуться носом в бедро Шерлока. Холмс коротко выдыхает и тут же запускает руку в короткие пшеничные пряди друга, перебирая и несильно дергая. — Шерлок, — хрипит Джон, — я так… Я так… Пожалуйста, не надо… — у него предательски дрожит голос. — «Не надо» что? — в отличие от друга Холмс абсолютно спокоен, либо же хочет таким казаться. Он сжимает короткие волосы меж пальцев и счастливо улыбается. От внутреннего натиска чувств осталась лишь нежность и еще не проснувшаяся страсть. — Ты теперь не будешь?.. — Джону столько хочется сказать, что он не говорит ровным счетом ничего. Шерлок думает с минуту и наконец понимает, о чем Джон. Он приоткрывает в изумлении рот, неуверенно смотря на сломленного человека у его колен и не говорит ни слова. Холмс хватает друга за отвороты воротника куртки и резко тянет на себя. — Идиот! — шепчет он, припадая к губам Джона. Тот приглушенно стонет, садясь на колени Шерлока и скидывая с плеч куртку. Холмс скорее не целуется, он кусает, утверждая свое право на это тело, этот разум, это сердце. Все, что долго хранилось в его памяти, чуть не выкинутое за ненадобностью, весь его опыт вновь поднят на вторичное рассмотрение. Он так привык считать самого себя девственником, что ему трудно сосредоточиться и выпустить все, что он чувствует наружу. Джон приоткрывает рот и Шерлок тут же пользуется этой возможностью, соприкасаясь кончиком своего языка с языком Ватсона. Он издает гортанный стон и прижимается к Джону еще сильнее, чувствуя… о! о… что тот возбужден. Холмс опускает руку, желая почувствовать, но Ватсон его отталкивает и смотрит практически черными из-за расширившихся зрачков глазами. — В ванную, быстро! — командует Джон и прикусывает кончик черного ушка. Шерлок низко стонет и, сжимая хвост в руке, спихивает Джона с колен и встает сам.