LOL, u r not Min Yoongi

Впрочем, с восстановлением функций собственной дыхательной системы Чимин разбирается несколько быстрее, нежели с ответом на вопрос, прозвучавший из уст парня, сверлящего его требовательным взглядом из-под прямоугольных очков, сдвинутых на переносицу. Пак откровенно любуется, в глубине души надеясь, что не выглядит полным болваном или помешанным извращенцем, но… это же Мин Юнги, его, Чимина, Ахиллесова пята, больная мозоль, причина бессонных ночей и пьяных дрочек в душевой. Он выглядит так невероятно горячо с нахмуренными бровями и морщинками на переносице, из-за чего его очки с каждой секундой едва заметно соскальзывают всё ближе к кончику носа, открывая обзор на удивительные полумесяцы лисьих глаз, прищуренных в немом вопросе. На нём тёмно-синие пижамные штаны в тонкую белую полоску и растянутый бледно-розовый свитшот на пару размеров больше, и всё, чего Чимину хочется в данный момент — улечься на его коленки и замурчать, выпрашивая внимание и почёсывания за ушком. Чёрт, он же наверняка выглядит, как кусок похмельного дерьма с опухшими глазами и просто неподобающим… — Эй, ты язык проглотил что ли? Я к тебе, кажется, обращаюсь, — повышает голос Юнги, когда время ожидания ответа перемахивает за полминуты, и несколько раз щёлкает пальцами в воздухе, отрывая лопатки от спинки кресла и неспешно поднимаясь на ноги. — Откуда у тебя код от моей комнаты? — Я… — Чимин медленно сглатывает, приказывая себе перестать пялиться, и мысленно вырывает себя из положения «мурчащий на коленках у Юнги» в полный головной боли, пошлых картинок и звуков и сбивающих все системы неожиданностей реальный день. Кажется, ему всё же придётся объясниться, раз уж блядский Ким Тэхён, судя по всему, не счёл нужным взять на себя такой труд. Мысль же о том, что сам Чимин ответил на их просьбу отказом, парень гонит долой. — Я, вроде как, твой новый сосед. Пак Чимин. Юнги удивлённо приподнимает бровь, но, кажется, немного расслабляется. Подозрительность в его взгляде сменяется на интерес, когда парень ощупывает взглядом слегка помятое, но, в общем, довольно красивое чиминово лицо с милыми юношескими щеками, невероятно чувственными губами, аккуратным маленьким носом и достаточно большими, но узкими глазами, в глубине которых искрится озорство. Он низкий, ниже даже самого Мина, и, кажется, младше на пару лет, его шевелюра холодного синего, почти серого оттенка приятно гармонирует с персиковым постельным бельем, в которое парень кутается в попытке защититься от прямого взгляда старшего. Он не опасен, заключает Юнги и позволяет себе задать следующий вопрос: — Где Тэхён-а? Чимин недовольно хмурится, получая болючий укол ревности куда-то под рёбра. Чудненько, «Тэхён-а», значит. Может, они ещё и трахаются? Впрочем, это уже перебор, ибо Чимину прекрасно известно, с кем именно трахается «Тэхён-а», причём в этот конкретный момент. Мысль об этом заставляет парня фыркнуть. — На кровати моего соседа, бывшего, с задранными к потолку ногами, хотя это не точно. Не знаю, в какой позе они это делают, мне повезло свалить раньше. Юнги усмехается, и Чимин мысленно рисует себе плюсик. В глазах Мин Юнги хочется быть таким, самым забавным, обаятельным, смышлёным, красивым. С последним он, конечно, проебался, но у него ещё будет возможность наверстать упущенное! — Ты… ты же не против? — осторожно уточняет Пак, когда мятноволосый плюхается обратно в кресло и разворачивается к мониторам, впаивая взгляд в открытый на одном из них мудрёный интерфейс какого-то аудиоредактора. Парень неопределённо хмыкает. — Если ты такой же сообразительный, как и Тэхён, и способен с первого раза понять смысл фразы «Не трогать мои вещи», мне, в сущности, насрать. Добро пожаловать, вон твоя кровать, я занят. Чимин дует губы, втайне рассчитывая на несколько другой приём, но всё же ликует, не удерживаясь от широкой счастливой улыбки. О, он гораздо лучше Тэхёна! Он может принести кофе, купить пиво, убрать комнату и приготовить поесть, подставить плечо или зад, то есть буквально всё, что угодно, только попроси, а можешь даже не просить, он прочитает мысли, догадается по контексту, вычитает, блять, в гороскопе! О, он совершенно точно лучше Тэхёна, когда речь идёт о Мин Юнги, потому что так было задумано природой, это — правильно. Чимин чувствует это, он знает, и на хую он вертел всех тех, кто ехидно заметит, что до сего момента он даже не был знаком с ним лично. Боже, это же… чёртов (самый прекрасный на свете) Мин Юнги, парень, поразивший его в самое сердце на том злополучном студенческом фестивале чуть меньше полугода назад, о чём вообще может быть речь? Чимин, наконец, вспоминает, что так и продолжает стоять на пороге, а потому проходит внутрь и закрывает дверь, осматриваясь. Комната, аналогичная той, что осталась двумя этажами ниже на растерзание наглухо отбитой парочке, отличается, разве что, стороной расположения душевой и туалета и наличием балкона. В уютном полумраке, воссозданном приглушённым светом ночной лампы соседа и мерцанием двух мониторов, не очень понятны его размеры, но, так или иначе, сушить бельё или пить пиво на балконе куда приятнее, нежели в четырёх стенах, и это, безусловно, плюс. Юнги занял правую от двери половину, а значит, Чимину не придется привыкать к смене стороны, и это ещё один плюс, пожалуй. Соседняя часть комнаты представляет собой склад различного по виду и функционалу аудиооборудования и напоминает скорее студию звукозаписи, нежели жилое помещение. Гадая над тем, как Юнги умудряется дойти до постели, не зацепившись за сумасшедшее количество кабелей и шнуров, и умудряется ли в действительности, Пак делает несколько шагов по направлению к не застеленной кровати и про себя отмечает, что вещи Тэхёна практически не разобраны. Этот засранец совершенно точно был уверен в успехе их кампании, и это всё ещё уязвляет, но подождите-ка, разве? Парень переводит взгляд на щуплую спину соседа, отгородившегося от мира при помощи наушников и увлеченно следящего за звуковой диаграммой, и нервно сглатывает, испытывая волнение. Сейчас, когда первая волна шока немного спала, Чимину становится действительно не по себе. Не то, чтобы он боялся Юнги, вовсе нет. Чимин слышал от Хосока, он знает: Мин Юнги окружён аурой сдержанного уважения. Он вовсе не головорез, не хулиган или опасная криминальная шишка, он, как и любой другой человек, бывает не в настроении, особенно по утрам, и не стесняется сказать, если что-то идёт поперёк его интересов, пусть и в весьма резкой, порой, манере. Он бывает восхитительно весёлым и расслабленным, общительным и сумасбродным, и, боже, ничто в этом мире не выглядит так же чертовски ярко и потрясающе, как широкая и искренне счастливая улыбка Мин Юнги. Он бывает вспыльчивым и, в общем, весьма пугающим, и он совершенно точно может постоять за себя, но едва ли его можно назвать конфликтным. В общем-то, он достаточно «приятная саркастичная задница», но есть что-то такое в его поведении, во всём его виде, в глубине глаз, что заставляет людей держать почтительную дистанцию до тех самых пор, пока сам он не подаст сигнал на сближение. Единственный же сигнал, который пока получил Чимин — кивок в сторону свободной кровати, и это именно то, что неприятно чешется где-то там, в сердечной мякоти, пугающей неуверенностью. Нет, конечно, все это куда лучше того сценария, в котором Чимин так и не решается познакомиться с парнем до самого момента его выпуска, а после всю жизнь рыдает в подушку над упущенным шансом. Сейчас он подобрался близко, намного ближе, чем за все предыдущие пять месяцев сердечных мук и тупого созерцания со стороны, но Мин Юнги всё ещё как будто не вписывается ни в одну из выстроенных Чимином амурных схем, и это немного сбивает с толку. Пак Чимин знает, что он красив. О таком нельзя не знать, когда у тебя есть зеркало и возможность смотреться в него по утрам. К чёрту похмелье, оно вообще не в счёт, это не день, это не Пак Чимин, ставим жирный крест, перечёркиваем, вырываем из памяти. Прочь и нахрен. Вне этого состояния на Чимина сворачивают шеи. Он чувствует на себе эти взгляды, он знает, что нравится людям. Его фигура, очаровательная улыбка, мелодичный высокий голос, чувственные губы, красивое лицо, доведённое до идеального состояния постоянным уходом и простым натуральным макияжем. Его стиль и лёгкий нрав, пирсинг в языке и ушах, его ненавязчивый флирт и многозначительные взгляды, способные заставить и девочек, и мальчиков пищать. Ему нравится это, нравится чувствовать себя красивым, потому что, говоря по правде, Чимин никогда не верил в то, что внешность не важна. Он прекрасно осознаёт своё преимущество перед менее симпатичными ребятами с танцевальных курсов, он знает, что при прочих равных условиях он оставит их за бортом. Потому что внешность не просто важна. В современных реалиях эпохи потребления внешность — это практически всё. Чимин благодарен за то, что он красив, он не знает точно, кому, но благодарен безгранично, и делает всё, чтобы усовершенствовать данное ему так просто, не за какие-то заслуги или достижения, а путём сумасшедшего генетического аттракциона. Он знает также, что важно и наполнение. Обёртка — это маркетинговый ход, и пусть глаз — первичный орган чувств, для построения близких отношений не достаточно просто быть красивым. Люди сходятся на почве взаимного комфорта, и каждый подразумевает под этим что-то своё. Так или иначе, для реализации хотя бы шанса на сближение ты должен заинтересовать обёрткой. Это как раз то, с чем Чимин обычно не испытывает проблем. Он может предположить, что не сойдётся темпераментом с, ну, например, Бэкхёном, и явно превратит в ядерное пепелище отношения с тем же Джиёном, но в том, что благодаря его внешности у него есть право на попытку, стоит ему только захотеть, Пак не сомневается. И это именно то ощущение, которого у него нет, когда дело касается Юнги. Чимин уже говорил, что это немного сбивает с толку? Забудьте. Это пиздец как сбивает его с толку. Мин Юнги, пожалуй, единственный парень, который заставляет Чимина чувствовать себя неуверенно. И, по иронии судьбы, единственный, до которого Чимину действительно есть дело. Размышляя над этим, Пак незаметно для себя застилает постель и осторожно присаживается на край кровати, на всякий случай проверяя её на скрип. Убедившись в абсолютной бесшумности конструкции, парень забирается под одеяло и поворачивается на бок, прикрывая ладонью широкий зевок. С этой точки открывается отличный обзор на восхитительный минов профиль, и Чимин откровенно залипает, бессознательно облизывая чуть приоткрытые губы. Господи, до чего же красивый… Юнги сосредоточенно хмурится, спуская наушники на шею, приподнимает очки на лоб, устало потирает глаза и откидывается на спинку кресла, замечая в этот момент прикованное к нему внимание. — Мешает свет? — уточняет он у соседа, вырывая того из состояния транса. Чимин часто моргает, пытаясь осознать вопрос. Свет? Ты, Мин Юнги. Ты мешаешь мне жить. — Нет, всё в порядке. Просто задумался. О тебе. Твоих руках на моей заднице и моих губах на твоей шее. Ничего особенного, не бери в голову. Всё в порядке. Юнги отчего-то кивает, но всё же разворачивает лампу так, чтобы максимально оградить от ее света левую часть комнаты. — Спокойной ночи, Чимин, — произносит он, уже собираясь вернуть наушники в исходное положение, но резко замирает, когда с соседней кровати доносится: — Спокойной ночи, Юнги-ши. Сперва Чимин не понимает, чем он обязан подобной реакции. Парень выглядит действительно удивлённым, его взгляд вновь приобретает подозрительный оттенок, когда скользит по чиминову лицу, и лишь одновременно с тем, как Мин открывает рот, дабы озвучить вопрос, Пак осознаёт, что проебался. — Откуда ты знаешь моё имя? — интересуется Юнги, приподнимая уголок губ, но это едва ли похоже на улыбку. — Я, кажется, не представлялся. О, я всего лишь схожу по тебе с ума пять долбаных месяцев и ненароком выведываю у Хосока крупицы любой информации, косвенно или напрямую связанной с тобой. Ничего особенного, пустяки. Так все нормальные люди делают. — Я… Тэхён. Он сказал мне твоё имя, — тут же соображает Чимин, незаметно сглатывая, чтобы пропихнуть вниз этот мерзкий волнительный комок, застрявший в горле. — А, — только и произносит парень, коротко кивнув. Он всё же надевает наушники и вновь приковывает внимание к своим мониторам, возвращая очки на переносицу, пока сердце Чимина пляшет в такт звуковым диаграммам.

***

Мин Юнги преступно мил во сне. Чимин ловит себя на этой мысли уже в сотый, наверное, раз за те десять минут, что он лежит, оперевшись на согнутую в локте и затёкшую руку, не в силах оторвать глаз от старшего. Губы чуть приоткрыты, лицо такое безмятежное и беззащитное в обрамлении растрёпанных мятных волос, что хочется укутать его обладателя во все одеяла мира и оставить навечно здесь, вдали от плохих людей и любых проблем. И любоваться. Писать стихи, сочинять музыку, придумывать танцы, снимать серии фильмов, запустить своё лайв-шоу, открывать целые выставки, посвящённые спящему Юнги. Когда парень, наконец, отворачивается лицом к стене, укрываясь одеялом практически с головой и пряча даже затылок, Чимин тяжело и громко вздыхает, как барышня на перроне, и всё же отталкивается от матраса, принимая сидячее положение и спуская босые пальцы ног на холодный пол. Голова не болит, мысли ясные, в теле — былая сила и лёгкость, никакой тошноты или раскрошенного мела, привкуса помойки во рту или мерзкого жжения в желудке, и Пак отныне обещает себе усиленно ценить каждый такой замечательный день, прожитый без похмелья. Чимин уже подумывает было отправиться в душ, умыться и почистить зубы, когда вспоминает, что то единственное, что было прихвачено им в стремительном побеге из комнаты — его телефон, подушка, одеяло и постельное бельё. И как бы ему ни хотелось, этого для осуществления задуманного явно не достаточно. Что ж, по крайней мере сейчас у него есть возможность спуститься двумя этажами ниже и сделать из себя того самого Пак Чимина, на которого сворачивает шеи добрая половина парней и девчонок университета. Парень бросает последний взгляд в сторону соседней кровати и, мечтательно вздохнув, поднимается на ноги, заправляя постель и уверенно направляясь к выходу из комнаты. Стоит сказать, что даже в таком растрёпанном виде Пак улавливает направленные на него заинтересованные взгляды со стороны первокурсников, пока шлёпает босыми ногами от лифта по коридору четвёртого этажа. Будучи в хорошем расположении духа, он даже подмигивает, растягивая губы в очаровательной заигрывающей улыбке, но всё же проплывает мимо, плавно покачивая бёдрами, и тормозит возле нужной двери, громко и требовательно стуча. — На счёт пять я вхожу! — оповещает Чимин, начиная отсчёт, и после заветного «пять» вводит известную ему комбинацию цифр, по-хозяйски распахивая дверь. Парни уже не спят. Чонгук стоит у холодильника с примощённым на нём электрическим чайником и неспешно помешивает в кружке растворимый кофе. На нём лишь пижамные штаны, его влажные после душа волосы липнут ко лбу, и ладно, вау, его тело. Чимин чуть дольше положенного задерживает взгляд на прорисованных косых мышцах живота и крепком рельефе груди и пресса, что не скрывается от внимания свесившего с кровати голову Тэхёна. — Глаза твои тебе сейчас повыкалываю, — буднично произносит он, не отрывая взгляда от экрана телефона. Чонгук прячет смущённую улыбку в кружке с кофе, Чимин же лишь фыркает, чувствуя, как стыдливо вспыхивают щёки. — Я пришел за вещами. — Куда-то уезжаешь? — невинно интересуется Тэхён, поджимая уголки губ, дабы те не расплылись в гаденькой издевательской ухмылке. К слову, Чонгук даже не пытается. Ладно, это было ожидаемо, и это ниже его достоинства. Именно поэтому в качестве ответа Чимин ограничивается лишь молча и демонстративно оттопыренным средним пальцем, после чего раскрывает дверцы шкафа, размышляя, что же ему надеть, прежде чем начать сгружать всё прочее по чемоданам и сумкам. — Я бы на твоём месте поторопился забрать свои манатки, иначе они будут выставлены в коридор, — беспечно произносит Чимин, выкладывая на пустующую кровать свободную белую рубашку с принтованным нагрудным карманом и светло-голубые джинсы. — Да ладно тебе, хён, — миролюбиво произносит младший, отпивая приличный глоток кофе из кружки, — мы тебе поможем занести твои вещи, а заодно заберём и вещи Тэ. — Вот еще, не стану я ему помогать, срок предложения истёк, — фыркает Тэхён, на что Чимин закатывает глаза, а Чонгук лишь усмехается, снисходительно качая головой. Что бы там ни думал его великолепный Ким Тэхён, Чонгуку Чимин нравится. Сборы занимают немногим больше часа. Пак принимает душ, источая головокружительный аромат грейпфрута, кедра и перечной мяты, надевает тщательно отобранный для завоевания сердца Мин Юнги наряд и застревает у зеркала еще на полчаса, небрежно укладывая волосы и нанося лёгкий освежающий макияж. — Ты для кого это так хорошишься, м? — играет бровями Тэхён, опираясь плечом о дверной косяк душевой комнаты и внимательно следя за действиями парня. Чимин оставляет вопрос без ответа, выравнивая цвет лица и добавляя хайлайтер, растушёвывает карандаш у линии роста ресниц до состояния лёгкой тени и увлажняет губы вишнёвым бальзамом, скидывая остатки уходовых средств в стоящую рядом дорожную косметичку. Вопреки сказанному ранее, Тэхён всё же берёт одну из коробок, когда Чимин, наконец, застёгивает в ушах тонкие серебряные колечки и выдвигает ручку воистину огромного чемодана, направляясь с ним к двери. — Я задержал лифт, составляйте всё внутрь, думаю, справимся за один заход, — командует Чонгук, появляясь в комнате и подхватывая очередную сумку. — Давай-давай, поживее, хён, а то мне как будто одному это надо. — Ты в курсе, что твоё «хён» ещё не даёт тебе право… — начинает возмущаться наглостью младшего Чимин, но тот лишь отмахивается, будто от назойливой мухи, и вновь скрывается в пространстве коридора, даже не дослушав. — Нет, ну ты видел? — обращается Пак уже к Тэхёну, на губах которого играет безнадёжно влюблённая улыбка. Юнги оказывается не спящим, когда Чимин тихонько приоткрывает дверь комнаты, оценивая обстановку внутри и, как следствие, максимально допустимый уровень шума. Парень, сменивший пижаму на узкие чёрные штаны и простую белую футболку, по-турецки сидит на застеленной кровати и безразлично дёргает за ниточку чайного пакетика, следя за тем, как вода в кружке медленно окрашивается в ярко-лиловый цвет. Он переводит взгляд на дверь, когда на периферии появляется какое-то движение в той стороне, и бросает короткое «Доброе утро», завидев в проёме синюю макушку соседа. Чёрт, а малец и правда хорош собой. Сейчас, при дневном свете, это особенно бросается в глаза, и Юнги позволяет взгляду беззастенчиво скользнуть вниз по красивому лицу и скрыться за третьей расстёгнутой пуговицей рубашки. Сердце Чимина, сделав кульбит, ухает вниз и катится по полу к потрясающим миновым ногам. — Хён, я буду скучать! — Тэхён бесцеремонно отпихивает Пака плечом и переступает порог, водружая коробку прямо на чистый пододеяльник персикового цвета под яростные протесты Чимина. — Не верю ни одному твоему слову, — Юнги улыбается, и Чимин готов отдать всё на свете, буквально продать душу дьяволу, лишь бы парень когда-нибудь улыбнулся вот так и ему. Хотя, конечно, Пак ведь не дурак: если бы у него появился шанс сторговаться с дьяволом, цена души была бы значительно выше. Как минимум полная взаимность, да. И еще деньги. И… — Хён, подвинься, — недовольно ворчит Чонгук, также задевая Чимина плечом и обрывая в его голове выводимое ровным почерком письмо: «Дорогой Мефистофель! В этом году…». — А это, стало быть, тот, на кого ты меня променял, да? — глаза Мина задорно блестят, когда он пристально осматривает Чонгука, водружающего коробку туда же, прямо на чистый персиковый пододеяльник. — Эй, вы охренели?! — Я Чон Чонгук, очень приятно познакомиться, Юнги-хён, — произносит парень, игнорируя чиминово недовольство, и вежливо кланяется старшему. — Оно же чистое! — продолжает протестовать Пак, скрещивая руки на груди. — Скажи спасибо, что вообще помогли. — Воу, у тебя здесь столько всего… — Чонгук обводит восхищённым взглядом аккуратно составленную аппаратуру за миновой спиной. — Я вас и не просил, — огрызается Чимин, закатив глаза. — Говнюк неблагодарный, — фыркает Тэхён, переставляя коробку на подушку. — Так, заткнулись все трое! Вас слишком много, и я сейчас не про количество голов, — недовольно ворчит Юнги, обрывая перепалку, и отставляет на стол чашку с нетронутым чаем, поднимаясь на ноги. — Лучше поем в кафетерии. И эй, ничего здесь… -…не трогать. Я помню, хён, — усмехается Ким, кивая, и оттягивает заинтересовавшегося цифровой станцией Чонгука на другую половину комнаты. — Ты супер. — Я знаю. — Чимин, тебе чего-нибудь захватить? Пак замирает, вмиг забывая об этих коробках, подушках и засранцах, когда осознаёт, что Мин Юнги только что обратился к нему. Он медленно оборачивается на натягивающего бежевый оверсайзный бомбер соседа и вновь столбенеет под его выжидающим взглядом. Господи, помоги. — Я… — так пиздецки в тебя влюблен, — капучино, если можно. — Можно. И тебя, тебя, пожалуйста. — Я пока как раз приберу здесь немного. — Нихрена ты для уборки, конечно, вырядился, — ехидно замечает Тэхён, заставляя щёки Чимина вспыхнуть. Парень посылает ему самый свой убийственный взгляд через всю комнату, но тот лишь хихикает, кажется, въезжая во всё, что здесь происходит. — Эй, хён, погоди! Юнги застёгивает молнии своих чёрных мартинсов и распрямляется, вопросительно уставляясь на бывшего соседа. Тот в несколько шагов оказывается рядом, вот так вот легко и просто вторгаясь на территорию минова личного пространства, и крепко обнимает его за плечи, вызывая на лице старшего смущённую улыбку, которую тот пытается скрыть за недовольным цоканьем. Так или иначе, всё это чистой воды фарс, ведь Юнги уверенно обнимает Тэхёна в ответ, мягко похлопывая ладонью по спине. Чимину не нравится. Чимину ой как, блять, это не нравится! — Я действительно буду скучать, — уверяет Тэхён, и Пак раздражённо закатывает глаза. — Так, всё, хватит с меня твоих проявлений чувств за последние сутки. Чего стоишь, смотришь? — обращается он уже к Чонгуку. — Забирай своё сокровище, собирайте всё это барахло — и на выход. У меня еще дел по горло. Давай-давай, поживее. Чимин отворачивается к своему шкафу и уверенно распахивает дверцы, делая вид, что оценивает его вместительность. И даром, что это точно такой же шкаф, что и в комнате двумя этажами ниже. — Еще увидимся, Тэхён-а, пока, Чонгук, — коротко прощается Юнги, прежде чем выйти из комнаты, оповестив об этом тихим хлопком двери и щелчком механизма замка. Чимин расслабляет плечи, только сейчас в полной мере осознав, насколько он был напряжён, и оборачивается к двери, натыкаясь на пристальный, практически вопящий взгляд блядского Ким Тэхёна. — Чё? — невозмутимо вопрошает Пак, вздёрнув брови. — Хуй через плечо! Да ты же втрескался в Юнги-хёна! — Ким практически приплясывает от внезапно накатившего на него осознания, и даже хлопает в ладоши, смакуя каждое слово. — Да, да, да? Ну дела! Втрес-кал-ся! — Не неси хуйню, — Чимин чувствует, что краснеет, и вновь отворачивается к шкафу, шумно сглатывая. — А я ещё думал, собирается, может, куда! Рубашку нагладил, волосы уложил, серьги нацепил, нет, ну вы посмотрите! Уборку он делать собрался, кому ты пиздишь?! Мать моя женщина, Пак Чимин! Гуки, ты только глянь на него! — Заткнись, — язвит синеволосый, совсем не радуясь тому факту, что Ким Тэхён посвящён в подробности его душевных терзаний. — Если ты его очаруешь, будешь мне ещё и должен! — продолжает подтрунивать Тэхён под тихие смешки Чонгука. — Ты, конечно, стерва, но я ставлю на тебя, Чимини!  — Бога ради, замолчи-и-и-и, — парень не выдерживает, пряча лицо в ладонях, и тяжело вздыхает. — Я не шучу, Тэхён, пожалуйста, забирай свои шмотки и проваливай отсюда нахрен, ладно? — О, да легко! Пара минут — и оставим тебя одного в вашей голубой комнатке, предаваться голубым мечтам… — Ким Тэхён, я сейчас… — Ну ладно, ладно, — смеётся парень, подхватывая свой чемодан за боковую ручку, и выставляет его вдоль коридорной стены за дверью комнаты. Туда же не без помощи Чонгука перекочевывают все лишние коробки и сумки, и спустя несколько минут Чимин действительно остаётся в компании себя самого и запакованных вещей, расслабленно вздыхая. Парень тратит не больше минуты на поиск переносной колонки и подключает её к телефону, ставя режим рандомного воспроизведения. Чимин понимает, что увлёкся, в тот самый момент, когда с упорством, достойным лучшего применения, до блеска натирает балконную дверь, в общем-то, и без того чистую. Он сменил рубашку на чёрную футболку и того же цвета безразмерное худи, вытер каждую полку шкафа и секции над своей частью стола, тщательно и трижды вымыл пол, протерев даже плинтуса, и именно сейчас, практически полируя стекло и наслаждаясь звонким скрипящим звуком, Пак замечает этот злосчастный цветочный горшок с одиноким кактусом, края которого покрыты слоем присохшей земли. Парень расценивает это как вызов, как провокацию, как посягательство на его территорию и личное пространство. Дверь оказывается вмиг позабытой. Чимин аккуратно перешагивает через скрученные на полу провода, на ходу вынимая из пачки несколько влажных салфеток, и, пытаясь даже не дышать, тянется к вазону через небольшой микшерный пульт на столе соседа. Парень касается грязного края горшка обмотанным салфеткой указательным пальцем, принимаясь осторожно тереть ободок круговыми движениями, и он практически доволен собой, когда борьба с одним особо присохшим куском грунта заставляет его сильнее надавить на керамическую каёмку. Брякнув подставкой, вазон накреняется и легко соскальзывает с подоконника, Чимин лишь едва успевает подхватить его, кажется, переживая микроинсульт, и чувствует, как сердце бешено колотится где-то в горле. Часть земли из горшка рассыпается по столу, немного попадает и на пульт, Пак пытается не думать, что было бы с его собственной задницей, если бы вазон приземлился на микшер, и отставляет грёбаный кактус как можно дальше от места инцидента, склоняясь над пультом. Что ж, ничего страшного, ведь так? Он просто стряхнёт грунт, вытрет стол и поставит всё на прежнее место, словно ничего и не случилось. Чимин откладывает салфетку и бережно, словно берёт младенца, отрывает микшер от стола, аккуратно переворачивая устройство и коротко дуя на входы на случай попадания в них земли. Хён оторвал бы ему голову, если бы увидел, совершенно точно оторвал бы, тут и к гадалке не ходи. Но он ведь крайне осторожен и ничего не сломал, а посему Юнги ни о чём и не догадается, размышляет парень, возвращая пульт в исходное положение, и, держа его на весу одной рукой, принимается протирать стол от остатков грунта, когда… — Ты что… Какого хуя, Чимин?! Медленно, двумя руками поставь его на место! Сейчас же, я, блять… Юнги хватается за сердце и упирается спиной в дверь, едва не разворачивая картонный поднос с двумя кофейными стаканами на идеально вымытый пол. Его совершенно безумные глаза прикованы лишь к устройству в руках парня, по взгляду не совсем понятно, он больше напуган, зол, или же в шаге от истерики, скорее всего, всё и сразу, и Чимину становится действительно не по себе. — Хён, я… я всё объясню, не переживай, пожалуйста, — тут же умоляет он, послушно перехватывая микшер второй рукой и медленно, почти демонстративно, как откладывают копы оружие, общаясь с преступником, взявшим заложника, ставит пульт обратно на стол. — С ним всё хорошо, я просто рассыпал… хён! Чимин испуганно морщится, когда чувствует, как длинные пальцы старшего с силой сжимают ткань его худи в районе груди, хорошенько встряхивая, словно тряпичную куклу. Чимин не успевает даже осознать, в какой момент Юнги оказался так близко, настолько проворно, практически молниеносно он очутился возле стола. — Ты хоть знаешь, сучонок, сколько он стоит? — с ледяной яростью чеканит старший Паку в лицо, пока того сжирает испуг от вида такого Мин Юнги. — Он обошёлся мне в три ёбаных месяца без сна и семьсот тысяч вон, и я продам тебя по кускам вместе с твоими модными шмотками, если хотя бы один… — Хён, пожалуйста, с ним всё хорошо, правда… — лепечет Чимин, чувствуя, как дрожат губы и увлажняются глаза. Пак ненавидит такую интонацию и такие обращения в свой адрес, и ему вдвойне паршиво слышать подобное из уст человека, в которого он влюблён. — Я просто протирал горшок и рассыпал немного земли на стол, не хотел оставлять так, вот и… — Нет, Чимин, нет! Ты совсем блять не просто протирал мой ебучий горшок с моим чёртовым кактусом на моей половине комнаты, над моим микшером! Я имею право хоть говном его обмазать, потому что это мой блядский горшок! Я сказал один раз, я повторил, блять, второй, сколько же ещё мне нужно объяснять и на каком ебучем языке, чтобы в твою тупую голову не только влетело, но и закрепилось понимание того, что я не приемлю, когда кто-то трогает мои ёбаные вещи?! Единственное условие, это единственное, чего я прошу, Чимин! Не думаю, что я такой уж требовательный сосед, тогда какого же хуя ты делаешь?! — Я… прости меня, Юнги-хён, я просто хотел, как лучше, я правда не… с ним всё хорошо… я тебя понял, я больше не… Чимин чувствует, как срывается его голос в конце, и оставляет предложение незаконченным, нервно сглатывая и едва удерживаясь от того, чтобы разрыдаться прямо у Мина на глазах. Не столько даже потому, что ему обидно или страшно, хотя и это имеет место быть, а потому, что Мин Юнги считает его тупым, назойливым и непонятливым. Каждое отчеканенное парнем слово отпечатывается в сознании, врезается в сердце, невыносимо жжёт уголки глаз и воротит какие-то невообразимые бури в груди. — Очень на это надеюсь, — всё так же холодно выдыхает старший и разжимает хватку на груди, чуть отталкивая Чимина от себя в этом ледяном жесте. Что-то внутри Пака в этот момент надламывается, трескается и умирает. Юнги требуется чуть больше получаса, дабы убедиться, что микшер действительно исправен. Он подключает его к микрофону, айпэду и наушникам, выводит стереопару на монитор, регулирует уровни сигнала движением фэйдеров, балуется с эквалайзером и панорамой звука по каждому задействованному каналу и слушает, слушает, слушает. Все это время Чимин молча лежит на своей кровати, отвернувшись лицом к стене и поджав колени. Старший понимает, что был довольно резок, и пусть Чимин виноват сам, возможно, не стоило называть его «сучонком» или «тупым». Пак казался действительно испуганным и расстроенным, с ним бы, наверное, стоило быть помягче. Мин и сам не до конца понимает, почему ему не насрать, что там его непонятливый сосед думает или чувствует, но факт остаётся фактом. Юнги всегда был довольно отходчивым, но весьма щедрым на выражения, и, к сожалению, микшер эмоций внутри него пусть и работает весьма исправно, но испытывает некоторые сложности с каналом вывода. Парень бросает ещё один долгий взгляд на спину молчаливого соседа и спускает наушники на шею, слыша тихое шмыганье со стороны чиминовой кровати. Ох, блять, только этого ему не хватало… — Я, кстати, принёс тебе капучино, — спокойно начинает Юнги, и в его голове он действительно делает шаг к примирению. — Я не хочу, хён, спасибо, — бесцветно произносит Чимин, но в его голосе нет слёз, и это хорошо. Старший совсем не настроен на утешительные речи. — Проявил бы хоть каплю уважения, я за него заплатил, — усмехается Мин, поднимаясь на ноги, и направляется к крохотному холодильнику со стоящим на нём картонным подносом. — Я тебе верну. — Так я уже могу возить на тебе воду, м, Чимин-а? От подобного обращения сердце младшего немного оттаивает. Пак облизывает губы и наспех вытирает влажные уголки глаз, оборачиваясь и вздрагивая от неожиданности, когда прямо перед его носом оказывается вытянутая в требовательном жесте минова рука, сжимающая кофейный стакан. Сам он сидит на корточках возле кровати и выглядит весьма непоколебимо, даже вызывающе, вздёргивая бровь и нечитаемо улыбаясь уголком своих прекрасных губ. — Я не обижаюсь, — начинает Чимин, приподнимаясь на локте и всё же принимая из рук старшего свой капучино, но Юнги ему не верит. У него на лбу написано, обижается. Очень, к слову, очаровательно. — Просто… я хотел как лучше, чтобы было убрано, чисто, вымыто, а ты… — А я что? — усмехается парень, и сам не на шутку удивляясь тому факту, что младший его умиляет. Он какой-то особенно уютный в этом безразмерном худи и с надутыми чувственными губами, и Мин на мгновение чувствует лёгкое покалывание в пальцах от желания ущипнуть его за упругую юношескую щёку. — Накинулся на меня. Ненавижу, когда со мной говорят в таком тоне. — Вот как? Ну, что ж, зато теперь ты знаешь, чего не нужно делать, дабы избежать повторения такой неприятной для тебя ситуации, верно? — Хён… — Я ведь предупреждал тебя, Чимин-а, я просил. Я не имел это в виду, когда называл тебя так, как называл, но я могу изменить своё мнение, как и отношение, если подобное повторится снова. — Я понял, хён, прости меня. Чимин отводит глаза и смотрит куда-то на крышку кофейного стакана из-под опущенных ресниц, и Юнги не удерживается, легонько вздёргивая указательным пальцем подбородок парня в милом примирительном жесте. — Вот и славно. Прекращай дуться, тебе не идёт. Мин Юнги, конечно же, нагло врёт: Чимину идёт очень.