LOL, u r not Min Yoongi

Впервые Чимин понимает, что с Юнги творится что-то неладное, к середине следующей недели. Он возвращается в общежитие после обеда, планируя сменить форму и до самого вечера проторчать в репетиционном классе на отработке новой хореографии, но вместо того, чтобы найти комнату по обыкновению пустой, с удивлением обнаруживает на кровати пялящего в потолок с отсутствующим видом соседа. — Хён? — Пак от неожиданности тормозит в проёме. — Я думал, ты на работе. — Я сказал им, что заболел. — Ты заболел? — тут же беспокоится Чимин, восстанавливая в памяти содержимое своей аптечки. — Нет. Младший непонимающе размыкает губы, пытаясь сложить два и два, и попросту не понимает, в кои то веки сумма не даёт четыре. — Эм… у тебя что-то случилось? — С чего ты взял? Пак и сам не знает, с чего, но определённо чувствует: что-то с миновым настроением и состоянием не в порядке. — Где тебя учили отвечать вопросом на вопрос, хён? — Ты сам это только что сделал, ты в курсе? — Эй, ну хватит! Юнги усмехается, поворачиваясь на бок. — Всё в порядке, Чимин-а, не забивай себе голову. И младший не без доли сомнения позволяет себе поверить. Вскоре становится понятно: зря. Вечер четверга, Чимин сидит на кровати, по-турецки сложив ноги, и перелистывает страницу очередного рассказа «Библиотеки музыкальных инструментов», когда слышит внезапный громкий треск с соседней половины комнаты, испуганно вздрагивая. Юнги полным презрения и ненависти жестом скидывает с себя наушники и буквально швыряет их на стол, яростно выпаливая что-то вроде «Господи, какое же это дерьмо», и складывается пополам прямо на компьютерном кресле, упираясь лбом в собственные колени. Какое-то время Пак растерянно следит за тем, как резко и часто вздымается спина соседа, боясь даже шевельнуться, сделать или сказать что-то не то, но всё же аккуратно откладывает книгу и спускает ноги на пол, медленно подходя к старшему, склоняясь над ним и осторожно, почти невесомо касаясь ладонью сгорбленной спины. Миново дыхание замедляется, однако сам он не говорит ни слова, продолжая прятать лицо в коленях, напряжённый, как натянутая струна. — Хён, — ласково выдыхает Чимин, бросая все силы на то, чтобы звучать спокойно, и нежно поглаживает спину соседа сквозь ткань огромного бледно-розового свитшота. — Не расстраивайся, если что-то не получается, это нормально. Ты просто устал. Юнги хочется спорить, огрызаться, орать, разносить в щепки. Разум, лицо, грудь, всё тело, каждая клеточка нестерпимо горят яростью, до треска в рёбрах и раскрошенных зубов, сжатых в попытке держать её под контролем; она, словно мощная волна, сбивает с ног, утягивает глубже, лишает возможности дышать. Устал он, а как же! Кто, если не он, уж две недели как не двигается с места, с каждой попыткой зарывая звучание трека всё глубже и глубже в землю, да так, что скоро докопается до блядского ядра Земли? И хорошо бы, к слову, пусть уж лучше нахуй сожжёт дотла! Убогого его и не менее убогие музыкальные потуги его авторства. От чего он, собственно, устал? От нихуя не делания? Это нормально? Что? Что блять нормально? Проёбывать учёбу из-за работы, работу из-за творчества, а творчество из-за бездарности? Ох, да ебал он в рот. Эту учёбу, работу, творчество, жизнь и себя самого. Просто. Ебал. Он. В рот. Пак замечает очередные изменения в частоте и резкости минова дыхания и мысленно готовится к худшему, но почему-то не отстраняется. Юнги плохо, и он хочет, действительно хочет помочь. На худой конец, просто быть рядом. На случай, если понадобится. Вместо того чтобы вывалить весь этот ад на ни в чём не повинного Чимина, старший до боли закусывает губу, немного отрезвляя разум и откатывая застилающую обзор пелену слепого бешенства, после чего выпрямляется на кресле и медленно выдыхает ядовитый воздух, считая до трёх, прежде чем ответить: — Не буду. Спасибо. Чимин понимает, что это дежурная фраза. Чимин понимает, что хён, разумеется, будет. Он всё ещё, без перерыва, и это даже не расстройство. Чимин понимает. — Я за кофе. Тебе взять? — нарушает тишину старший, делая огромные успехи в области самоконтроля. Он обязательно похвалил бы себя за это, если бы не ненавидел так сильно в этот момент. — Нет, я сам возьму, — решительно отвечает Пак, вздёргивая подбородок. — И ты возьмёшь. Одевайся. Юнги переводит на младшего удивлённый взгляд, кажется, не въезжая, что происходит. — Давай-давай, хён. Нам обоим будет полезно пройтись. Сам подумай, ты постоянно в одних и тех же стенах. Работа, учёба, общага. Даже прочие локации, и те не меняются: вендинговый автомат на первом этаже, та кофейня, что поближе, ларёк, что по дороге, столовая в главном корпусе, потому что оттуда быстрее до аудитории. Прогуляемся к фотографам? Чонгук говорил, возле корпуса школы дизайна есть неплохая кофейня. Сменишь немного виды, отвлечёшься, посмотришь на… я не знаю. Птичек. Или на пытающихся выжрать друг другу гланды Тэхёна с Чонгуком, но это уж если повезёт. А я расскажу тебе об отборочных на показательное выступление. Не особо интересно, конечно, но уже что-то новенькое, так? Юнги действительно чувствует это. Он раньше слышал, что так бывает у кого-то другого, но никогда не сталкивался с подобным лицом к лицу. Когда кто-то, вроде как, действительно хочет помочь, не имея на то никаких логических оснований. В меру своих возможностей и сил, не пытаясь залезть к тебе в душу. Просто предложить себя, своё плечо, компанию, не рассчитывая взамен ни на что, кроме твоего позволения быть рядом. И это… приятно. Очень. Пак Чимин, ты откуда такой взялся?.. Кажется, Чимин даже слышит звук, с которым даёт трещину это тёмное «что-то» внутри старшего, а потому, пользуясь его секундным замешательством, осторожно подхватывает Мина под локоть и помогает подняться на ноги. Не имея ни малейшего желания модничать, Юнги накидывает на плечи тёмное верблюжье пальто прямо поверх пижамы и всовывает босые ноги в строгие чёрные лоферы. На секунду замешкавшись, Чимин всё же следует его примеру, решая не терять времени. Дёргает с вешалки чёрное пальто и влезает в излюбленные дерби, посылая к чёрту всех, кто может счесть это преступлением против моды. В первую очередь, конечно, себя самого. На улице свежо и весьма оживлённо, что, в принципе, не новость для этой части студенческого городка. Чимин уверенно сворачивает влево, ныряя в арку, что ведёт в сторону более новых корпусов, и неспешно шагает вдоль колоннады здания факультета актёрского мастерства, мечтательно рассматривая пока ещё голые ветки вишнёвых деревьев. — Они скоро зацветут, — замечает Пак, поворачивая голову в сторону идущего рядом соседа. — Обожаю, когда вишня цветёт… — У меня аллергия, — усмехается Юнги, морщась. — Так что не разделяю. Для меня эта неделя — пытка. — Оу… паршиво, — младший сочувственно поджимает губы, оценивая количество раздражителей на квадратный метр. — Ну так… что там с отборочными? — переводит тему Мин, засовывая руки в карманы и глядя куда-то перед собой. Чимин улыбается. — На самом деле… думаю, у меня есть шансы. Я бы хотел получить соло, но мой преподаватель посоветовал мне закатать губу и настроиться хотя бы на вторую линию. — С какого такого хрена? — фыркает Юнги, закатив глаза. — Нет, хён, ты не подумай, я у него на самом-то деле один из любимчиков, просто… второкурсники редко проходят отбор, не говоря уже о соло. Обычно все места достаются ребятам постарше, третий, четвёртый, пятый курсы. У них больше практики, навыков, выносливости. Хотя не всегда, конечно, но… сам понимаешь. Второкурсники не получают соло. Хосок говорит, всё потому, что у него на его втором году была травма голеностопа. — О, ну, этому уверенности в себе не занимать, особенно на словах, — старший усмехается, поднимая задумчивый взгляд на красивое сумеречное небо. — Он и правда талантливый танцор, — Чимин пожимает плечами, вздыхая. — У него есть какая-то… природная предрасположенность, что ли. Хён… у тебя когда-нибудь было такое чувство, будто… Юнги переводит на младшего заинтересованный взгляд, ожидая, пока тот подберёт слова. — Будто всем вокруг требуется буквально минута на освоение того, чему ты отдашь не один час? Не потому что они какие-то гениальные, а потому что ты… ну, наверное, не достаточно хорош. Всегда. У него всегда такое чувство. — Было, — коротко отвечает старший, кивнув. — Но… знаешь, Чимин-а, ты слишком зацикливаешься на том, что тебе не даётся, вместо того, чтобы в момент успеха выписать себе похвалу. Не жди неудачи, чтобы сравнить себя с теми, у кого получилось лучше. Ты всё равно достаточно хорош, даже если что-то не даётся тебе с первого, второго, третьего или десятого раза. — Ты тоже, хён, — замечает Чимин, буквально на секунду склоняя голову на миново плечо, и, глубоко вздохнув, продолжает шествовать рядом, будто ничего не случилось. А Юнги всё думает, думает, думает. Какое-то время парни шагают молча. Мин позволяет голове опустеть, размеренно насыщая лёгкие талым запахом весны, испаряющимся с озябшей земли. Ему на удивление спокойно в этом шелесте ветра, застревающем меж, благо, пока оголённых веток вишни, в этом пальто поверх пижамы и лоферах на босу ногу, с этим Чимином, идущим так близко, что можно ненароком коснуться плечом плеча. И Юнги касается. — Смотри-ка, нам повезло, — хмыкает Пак, когда в поле зрения появляется та самая уличная кофейня возле корпуса школы дизайна. Старший прослеживает за направлением чиминова взгляда и усмехается, замечая за единственным, но очень длинным деревянным столом две знакомые макушки. К слову, парни вовсе не пытаются выжрать друг другу гланды, как ранее предполагал Чимин, так что, технически, назвать это той самой удачей нельзя, но Юнги ничуть не расстроен. Тэхён растирает чонгукову ладонь в обеих руках, дуя на пальцы и время от времени касаясь их короткими поцелуями. У Мина от этой сцены оживает в груди что-то, казалось бы, давно забытое и очень тёплое. Тэхён, наконец, отпускает согретую ладонь, и Чонгук располагает ноги по разные стороны узкой длинной скамьи, притягивая парня спиной к своей груди, и несколько раз крепко припечатывается губами к затылку старшего. Он прячет обе теперь уже тёплые руки под тканью тэхёнова серого свитера и, расслабленно вздохнув, переводит взгляд на освещённую фонарями дорожку, вымощенную тротуарной плиткой, растягивая губы в приветственной улыбке. — Пижамная вечеринка? — уточняет младший, привлекая тем самым внимание мечтательно закрывшего глаза Тэхёна. Ким переводит взгляд в сторону подходящих к фургончику с кофе парней и хитро улыбается, что заставляет Чимина закатить глаза. Хотя, Пак вынужден признать это, Ким Тэхён в контексте ситуации ведёт себя весьма элегантно. Конечно, он подтрунивает, и не упускает ни единой возможности, но держит язык за зубами и даже как будто радеет. Несмотря на весьма натянутые отношения между ними, Чимин не может не признать, что он ему, Тэхёну, в какой-то степени благодарен. — Не спится, — коротко бросает Юнги, устремляясь к витрине и концентрируясь на коротком, но, в общем, достаточном перечне напитков, выведенном прямо на стекле ярким красным маркером. — Так рано ведь ещё, хён, — пожимает плечами Чонгук, сверяясь с часами на тэхёновой руке, накрывшей его ладонь поверх свитера. — Поживи с моё, — усмехается Юнги, оборачиваясь через плечо. — Чимин-а, что ты будешь? — Можно на этот раз я тебя угощу? — Нельзя. — Ну пожалуйста, Юнги-хён… — Угомонись. — Но… — Айриш и капучино, пожалуйста, — отмахивается от Пака старший, завидев за прилавком готового принять заказ бариста. — Кстати, хён, — подаёт голос Чонгук, когда в очередной раз принявший поражение Чимин плюхается рядом. — Я тут участвую в одной студенческой выставке жанровых фото, и… в общем, мне нужны модели для съёмок. Может быть, ты мог бы помочь мне в этом? У тебя очень выразительное лицо, и… — Оу, ну, я… — начинает было Чимин, приятно польщённый, однако тут же осекается под непонимающим взглядом младшего. — Эм… — Это он не тебе, маленькая ты самовлюблённая задница, — усмехается Тэхён, переводя многозначительный взгляд на оплачивающего кофе Юнги. — Кто, я? — тут же реагирует старший, вновь оборачиваясь через плечо и удивлённо округляя глаза. — Бога ради, Чонгук. К Чимину с этой просьбой и правда логичнее. — Ну нет, — весьма категорично хмыкает Чон, и Пак буквально задыхается от возмущения. — Я сейчас не понял, это что за тон?! Тэхён давится беззвучным смехом, беспомощно свесив голову вниз и прикрывая рот ладонью. — Ну, — младший придирчиво осматривает объективно красивое лицо сидящего рядом Чимина, спокойно пожимая плечами, — ты типично красивый. Это не интересно. — Ты меня оскорбил сейчас что ли? — Он назвал тебя красивым, — с улыбкой произносит Юнги, ставя на стол два кофейных стакана, и мягко опускает руку на плечо соседа. Он, разумеется, с Чонгуком не согласен, но как же очаровательно дуется этот мальчишка. — Так что выбрось из головы. — Типично! И добавил, что это не интересно! — Мне, как фотографу, не интересно, — Чонгук стоит на своём, но, как и все, находит ситуацию забавной, улыбаясь. — Прости, хён. — Насколько не интересно по шкале от нуля до «Ким Тэхён»? — язвит Чимин, закатив глаза. — У твоего бойфренда самое сладкое лицо, какое мне доводилось видеть, и ты мне что-то говоришь про типичную красоту? Его ты тоже снимать не собираешься? Конечно, Тэхён не «сладкий». Красивый — да, но никак не слащавый, вот только Чимин уязвлён, а потому играет грязно. — Собирается, — самодовольно хмыкает Ким, глумливо улыбаясь. Пак замечает, как напрягаются плечи Чонгука, как бегает его взгляд, и подозрительно щурится, когда младший, сбивчиво облизнув губы, осторожно уводит тему в сторону: — Я не понимаю, хён, ты чего взъелся-то? Так сильно хочешь, чтобы я тебя пофоткал? — Больно надо, — фыркает Чимин, раздражённо теребя подвижный носик кофейной крышки. — И без того времени нет. — Ну и хорошо. — Да, отлично. Мин беззвучно смеётся, ободряюще сжимая ладонями плечи соседа. — Так что скажешь, хён? — Да брось, Чонгук, я никогда не… — Это жанровый снимок, тебе нужно будет просто притвориться, что камеры нет, я сам скажу, куда посмотреть и как стать, если это потребуется, — отбивает возражения Чон ещё до того, как старший успевает их озвучить. — Ну или просто ради того, чтобы позлить Чимин-хёна! — Ты отвратительный тонсен, ты знаешь? — фыркает Пак прямо в стакан с кофе, закатывая глаза. — Слава богу, мы не в одной комнате. — Всё ещё жду своё «спасибо», — усмехается Тэхён, не открывая сомкнутых от усталости глаз. — Так, заканчивайте, — ворчит Юнги, неожиданно для себя осознав, что ему неприятно, когда над Чимином подтрунивает кто-то, кто не он. — Я в деле, если вы двое замолчите и займётесь друг другом. — Класс, спасибо, хён! — Чонгук счастливо улыбается, тут же подрываясь с места, и легко, но бережно подхватывает Тэхёна подмышками, заставляя того оторвать зад от скамьи. — Тэ, детка, ты уже носом клюёшь. Устал? Пойдём спать? — Ага, — соглашается Ким, потирая слипающиеся глаза и кое-как обретая устойчивость на своих двоих. — Ты весь такой тёплый, меня разморило… Чонгук касается губами щеки старшего, заботливо обнимая за талию, и парочка устремляется прочь, предварительно пожелав оставшимся спокойной ночи. Пак всё ещё чувствует миновы прикосновения через плотную ткань пальто. Пальцы Юнги по-прежнему сжимают плечи, а сам он, позабыв про свой айриш, продолжает стоять за чиминовой спиной, глядя куда-то вперёд и думая, думая, думая. Облизнув в нерешительности губы, младший всё-таки чуть отклоняет корпус, прижимаясь лопатками к животу соседа, и, запрокинув голову назад, медленно моргает, стоит только Юнги опустить взгляд на его лицо. По позвоночнику бегут мурашки. — Забавно, — тихо начинает Чимин, улыбаясь уголком губ. — Мы сейчас возле корпуса школы дизайна в пижамах, пальто и туфлях. При этом я был назван типично красивым, а ты станешь частью студенческой выставки. Нужно чаще бывать в этой части кампуса. — У нас концептуальная акция протеста, — усмехается Юнги, всё же разжимая пальцы на чиминовых плечах, и присаживается рядом, практически вплотную, перекатывая в руках тёплый картонный стаканчик. Места недавних прикосновений пронизывает холодом вечернего воздуха, Паку становится тоскливо и пусто. — Знаешь, я, наверное, и правда устал, — задумчиво произносит Мин, отпивая первый глоток кофе. Чимин сосредоточенно вглядывается в профиль соседа, не перебивая. — Просто позволю себе не думать об этом какое-то время и сосредоточусь на чём-нибудь другом. А потом попытаюсь снова. Пак ободряюще улыбается, коротко касаясь ладонью предплечья Юнги и мягко сжимая пальцы. — Всё будет хорошо, — негромко произносит младший, и, несмотря на всю избитость и шаблонность фразы, Юнги почему-то верит.

***

Юнги действительно берёт перерыв. Всю следующую неделю по возвращении с работы вместо привычного просиживания штанов за мониторами в попытке добиться чего-то от упорно не понимающей задачи программы он на пару с Чимином смотрит фильмы с Николасом Кейджем. Это сомнительное развлечение пришло в голову младшему после совершенно внезапно озвученного им в один из обедов «Ты никогда не задумывался, почему фильмы с Николасом Кейджем обычно такие хреновые?». Юнги не задумывался. Однако теперь он знает: да, в большинстве своём хреновые. Но это оказывается даже весело. Юнги участвует в проекте Чонгука, открывая для себя, что это, в целом, довольно интересно, хоть и местами утомительно. Юнги больше читает и больше спит и, в общем, он почти в порядке, но время от времени всё ещё залезает в ту папку и прослушивает бит, мгновенно наполняясь ненавистью к себе и желанием снести это всё до фундамента. Но сдерживается. Чимин много тренируется. Порой он приходит в комнату даже позже соседа, с улыбкой обнаруживая на кровати какие-то закуски из орехов и сухофруктов вместо сладкого, что под запретом, и задорное «Сегодня в программе «Покидая Лас-Вегас», у него неплохой рейтинг, но после «Воздушной тюрьмы» я не ведусь». Чимину, несмотря на усталость, нравится. Пак чувствует себя хорошо и правильно, когда люди вокруг него счастливы и умиротворены. И, тем не менее, Мин сбивает с толку. Он проявляет заботу, которую Чимину хотелось бы считать не дружеской, но уверенно держит дистанцию, и Пака это утомляет. Очень. А после случается странное. Чимин торопится на практическое по пластике, отмечая считанные минуты до начала занятия на экране наручных часов, и едва не сшибает с ног движущегося в обратном направлении, но с не меньшей скоростью Ким Тэхёна. Паку требуется буквально секунда на осознание того, что Тэхён, вообще-то, тоже посещает курс пластического воспитания. — Эй! — окликает парня Чимин, резко притормаживая и оборачиваясь, когда Тэхён, кое-как устояв на ногах, устремляется прочь, даже не возмутившись. — Занятие перенесли? Сменили класс? Эй, ты куда? Недовольно фыркнув, Пак всё-таки нагоняет парня и требовательно хватает его за предплечье, разворачивая к себе лицом и тут же осекаясь. Тэхён выглядит, как пиздец. Чимин не разглядел этого за то короткое мгновение столкновения, но теперь он видит отчётливо, и по-другому тут не скажешь. Его потухшие глаза неестественно блестят, губы мелко подрагивают, лицо абсолютно безжизненное, бледное, и сам он кажется лишь блеклой тенью самого себя. Ким шмыгает носом, молча пытаясь выкрутить руку. — Эй, — уже мягче и тише начинает Пак, не разжимая хватки. — У тебя случилось что?.. — Чимин, отъебись, — он даже не зол, он, кажется, умоляет. Пак и сам не понимает, почему ему не насрать. Ким Тэхён ему не друг, но и не враг, разумеется. Чимин вдруг осознаёт, что их надуманный конфликт, вероятно, сделал Тэхёна довольно-таки значимой в его, Чимина, жизни фигурой. Потому что ему действительно не всё равно, и вид вот такого Ким Тэхёна невольно вызывает сочувствие. — Тебе плохо? — Чимин… — Тэхён сокрушённо опускает голову и быстро смахивает скопившиеся во внутренних уголках глаз слёзы, вновь пытаясь выкрутить руку из крепкой чиминовой хватки. Пак чувствует, как сердце болезненно сжимается, и, колеблясь, косится на экран часов, после решительно выдохнув: — Подожди меня здесь, ладно? Присядь. Я скажу сонсенниму, что отведу тебя в медпункт. — Мне не нужен медпункт, — тихо произносит Тэхён, качая головой. — А я тебя туда и не поведу, но, что бы там ни случилось, пропуск по неуважительной причине картину явно не улучшит, — хмыкает Чимин, усмехаясь. — Просто подожди здесь. Быстро уладив вопрос с преподавателем и пообещав отработать пропуск, Пак устремляется прочь из танцевального класса, продумывая дальнейший порядок действий. Тэхён послушно ожидает на том же месте, сгорбившись в углу возле фикуса и обняв собственные колени. Недолго думая, Чимин присаживается напротив на корточки, мягко сжимая плечо. — С занятием я уладил. Давай, может, по кофе? И расскажешь мне, что случилось. Может, я чем помочь могу? Тэхён отрицательно качает головой, дескать, не можешь, но поднимается на ноги, медленно проводя ладонями по бледному лицу, от лба до подбородка. — Ну-ну, всё, кроме смерти, решаемо. У тебя же никто не… — тут же спохватывается Чимин, облегчённо выдыхая, когда Ким отрицательно качает головой. — Тогда точно решаемо. Пойдём. Парни молча выходят из корпуса на свежий воздух, доходя до небольшого ларька с десертами и кофе. Ким занимает один из дальних столиков, пока Пак берёт два капучино и присаживается напротив, пытаясь перехватить тэхёнов взгляд. — Ну, — начинает Чимин, нарушая прерываемую судорожным дыханием тишину. — Что случилось? Тэхён нерешительно обкусывает сухую кожицу с нижней губы, сжимая картонный стакан потрясающими длинными пальцами, после чего тихо выдыхает: — Мы так пиздецки поссорились… — С Чонгуком? — уточняет Пак, хотя это, пожалуй, очевидно. Ким кивает, всё ещё не желая смотреть Чимину в глаза. — Из-за чего? — Из-за выставки этой блядской. Ненавижу её. И его ненавижу, — Тэхён шмыгает носом, и, конечно же, последнее утверждение — наглая ложь. И оба это понимают. — Давай ты мне расскажешь, а я тебе скажу своё мнение со стороны, м? — предлагает Пак, закидывая ногу на ногу и плотнее запахивая объёмную куртку с блестящими эполетами на плечах. — Мне… мне нужны фото для портфолио, — тихо начинает Тэхён, продолжая перекатывать в ладонях тёплый стакан. — Это весьма важная часть для дальнейшей карьеры на первых порах, когда тебя ещё никто не знает. Сам понимаешь. Разумеется, я обратился к Гуки. У него как раз эта выставка, он ищет ребят, ну разве не прелесть, как всё совпало? Я ещё тогда заподозрил что-то, он как-то… ну, знаешь, неуверенно очень согласился. Нехотя. Но согласился. Ким замолкает, делая несколько мелких глотков кофе, после чего возобновляет рассказ: — Мы всё пытались выбрать день, чтобы обоим было удобно, сперва вообще не выстраивалось, но я немного перекроил расписание, в итоге съёмка должна была быть завтра. Но… сегодня с утра он сказал мне буквально следующее: «Прости, Тэ, я запутался и немного не рассчитал, в итоге у меня моделей больше, чем места на стенде. Давай в другой раз, хорошо? Там ребята со старших курсов едва сумели время найти, не могу же я им теперь сказать, что мне уже не актуально». — Эй, какого хуя?! — возмущается Пак, не дожидаясь конца истории. — Вот и мне стало интересно, и потому я спросил. Я тоже едва нашёл время, я тоже менял планы. Я, вроде как, должен быть важнее, чем какой-нибудь… да даже Юнги-хён! Он не больно-то и хотел, не говоря уже о том, что я рассчитывал на эти снимки, понимаешь? Они мне нужны, это не просто забавы ради. Мы начали ругаться, потому что какого чёрта, может, хоть ты мне скажешь? — Тэхён, наконец, поднимает глаза на Чимина, отчаянно всплескивая руками. — У нас есть время на потрахаться между парами, есть время на «отсосать в туалете» и… — Это очень лишняя информация, пожалуйста, — взмаливается Пак, морщась от заполонивших голову порнографических картинок. Надо бы ненароком выяснить, какой именно туалет, и больше там не бывать. — Я к тому, что это всё звучало неубедительно, и это очень гнилой поступок. Разумеется, я надавил, и он… он сдался. Вспылил. Ладно, мол, хорошо, раскусил, это действительно бред. У меня есть время, и есть место на стенде. Я просто не хочу тебя фотографировать. Не могу. И не буду. Всё. И ушёл. Просто не хочет. Просто… что? Ему правда настолько насрать?.. Чимин облизывает губы, неопределённо хмыкнув. — Ну что, добро пожаловать в клуб типично красивых. — У вас паршиво, — невесело замечает Ким, вздохнув. — Да уж, не особо. Но… если честно, я заподозрил что-то ещё в тот вечер, помнишь? Он странно отреагировал на мой вопрос по поводу тебя. — Я заподозрил с самого начала, а толку-то? Я чувствую себя просто куском говна. Ненужным и прилипшим к подошве, от которого усиленно пытаются избавиться. Но почему? Что я сделал не так? Чем не угодил? Пак сочувственно поджимает губы, мягко сжимая тэхёнову руку, покоящуюся на столе. Он и сам едва не взорвался от возмущения, когда Чонгук, который, по сути, ему никто, и уж точно не Мин Юнги, назвал его «типичным». О, Чимин определённо может себе представить, насколько Тэхёну обидно. И паршиво. — Я думал его разыскать и задать ему все эти вопросы. Ему, а не тебе. Но боюсь услышать ответ. Я всё думал, думал, думал, и не нашёл ни одной причины, в которой проблема была бы не во мне. Я ненавижу его за то, что он заставляет меня чувствовать это, и… я так его люблю, что мне буквально рвёт башню. Я ёбнусь, если он скажет мне, что… я не знаю, Чимин, не знаю. Что больше не нравлюсь, или… я хочу глаза выцарапать этому тупице Чунмёну, с которым он сейчас, и мне плевать, что он старше. Я… не могу. Почему? Ким выглядит таким несчастным и потерянным, что у Чимина сердце сжимается. Пак поднимается на ноги и обходит со спины тэхёнов стул, обнимая парня за плечи. — Он, конечно, говна кусок, он, а не ты, вот моё мнение со стороны. Но… слушай, я не верю. Я, блять, видел. Видел и знаю, как он на тебя смотрит. Я… хотел бы. Чтобы на меня так смотрели тоже. Потому что если это не любовь там, в его глазах, то существует ли она вообще? Должна быть какая-то причина, Тэхён, но не в тебе. Не для Чон Чонгука. — Ты его почти не знаешь, Чимин-а, — вздыхает Ким, облизывая губы, но благодарно обвивает пальцами запястья парня. — Он… он такой невероятный. Но я порой совсем его не понимаю. Пак задумчиво щурится, прикидывая, насколько это хорошая идея, а после хитро улыбается, облизывая губы. — Советую тебе отправиться в комнату и поспать. Это самый верный способ перестать на какое-то время думать. А потом… кто знает. Есть же ещё вторая сторона конфликта. Возможно, его замучает нахуй совесть, и он сам придёт с объяснениями. Тэхён с сомнением хмыкает, но всё-таки обречённо вздыхает. — Да, пожалуй. Спасибо тебе. — Никаких проблем. — Нет, правда. Ты классный. Я, если честно, всегда так думал. Мне просто нравится это наше… ну, ты знаешь. Чимин тепло улыбается, упираясь подбородком в Тэхёнову макушку. — Знаю. И мне тоже, Тэ, мне тоже.

***

— О, какая удача, что я тебя здесь встретил! Дело есть! На самом деле Чимин потратил полчаса на поиски грёбаного Чон Чонгука, но ему об этом знать не положено. У Пака есть план, согласно которому он легко приземляется на противоположный стул и улыбается, как ни в чём не бывало, хотя на деле очень уж хочется съездить ладонью по этому невинному лицу. Чонгук поднимает на парня отстранённый взгляд, помешивая ложкой чай, его движения резки, но сам он рассеян и будто потерян. Мучайся-мучайся, засранец мелкий, думает про себя Чимин, а вслух произносит: — Тэхёна сегодня не было на занятиях, в комнате тоже глухо, а меня сонсенним попросил срочно передать ему запись для тестового номера, — Пак подцепляет флэшку за усыпанный стразами брелок и покачивает ею перед лицом младшего. На самом деле на ней хранится один из киношедевров с Николасом Кейджем в главной роли, но бога ради, откуда Чонгуку знать? — Может, я передам через тебя? Ты же сегодня его увидишь? Чон медленно моргает, облизывая губы, и отводит взгляд, пытаясь побороть испуг. Тэхёна не было на занятиях. И в комнате тоже глухо. Господи, только бы не случилось чего, он ведь такой импульсивный… — Ну так что? — невинно интересуется Чимин, в душе наслаждаясь производимым правильным эффектом. — Передашь? — Я… — Чонгук заламывает руки, чувствуя, как бегает его взгляд. — Мы… мы немного повздорили, хён. — Вот как? — Пак отыгрывает беспокойство, качая головой. — Так и знал, что что-то случилось. Тэхён никогда не пропускает… — Ты его совсем не видел сегодня? — младший чувствует, как в груди нарастает беспокойство. Господи, только бы с Тэ всё было в порядке. — Совсем, — врёт Чимин, пожимая плечами. — И что, всё так серьёзно? — Ну… я… если честно, хён, я не очень красиво поступил с ним сегодня. Но я просто… — Говнюк? — не удерживается Пак, скрещивая руки на груди. Парень хмыкает. — Вроде того. Я его подвёл. Ещё и… наговорил всякого. Чонгук сокрушённо опускает голову на руки, тяжело вздыхая. Так тебе и надо, думает Чимин, злорадствуя. — Не хочу лезть не в своё дело, но, может быть… — аккуратно начинает Пак, хотя это как раз то, чего он хочет. Влезть не в своё дело. И ведь влезает. Без вазелина. — Я отказался его фотографировать для выставки, — тихо произносит Чонгук, кусая губы. — А ему нужны были эти снимки, и я сперва пообещал, думал, ну сколько можно, попробуй, всё это глупости, а потом просто… не смог. Я не могу. А он расписание менял, и… я такой дурак, хён. Но я просто не могу. — Да почему? — недоумевает Чимин, затаив дыхание. — Ты ведь стольких людей фотографируешь! — Ага. Вот только на них мне плевать. А на Тэхёна — нет. Я… люди всегда уходят. Пак замирает, пытаясь в полной мере осознать суть того, что говорит ему младший, но чувствует, что упускает какую-то важную деталь. Чонгук, тем временем, продолжает: — У меня есть одно фото в портфолио. Оно делает мне больно каждый раз, когда я его вижу, но я просто… не могу его оттуда убрать. Это лучшая моя работа. Там мой отец, и… у него сейчас другая семья, он уехал в Японию и, кажется, счастлив. Звонит мне по праздникам и на выходных, но я не снимаю трубку. А он всё равно звонит. Я так зол на него, до сих пор, но мне… мне так его не хватает, хён. И… я каждый раз смотрю на это фото и понимаю, что люди уходят. Всегда. И Тэхён, возможно, однажды уйдёт тоже, но… когда это случится, я и без того тронусь умом, это очевидно. Мне без него бессмысленно. Но я просто наложу на себя руки, если к одной убивающей меня фотографии прибавится ещё и вторая, с его лицом. Я не могу, я просто не могу этого сделать. Чимину вдруг становится очень стыдно за своё злорадство. У Чонгука просто пунктик, психологический барьер, и с ним бы, по-хорошему, идти к специалисту, но это не делает его плохим. Он просто любит. Вот и всё. — Он должен быть в комнате сейчас, — спокойно улыбается Пак, следя за тем, как округляются глаза младшего. — И навыдумывал себе чёрт пойми чего. Так что пойди туда и расскажи ему, да поживее, пока он не придумал ещё какую-нибудь причину, где дело в нём. Чимин поднимается на ноги, мягко похлопывая недоумевающего Чонгука по плечу, и устремляется в сторону репетиционного класса, засовывая в карман флэшку с хранящимся на ней очередным киношедевром с Николасом Кейджем.

***

Выставка размещается в огромном холле главного корпуса школы дизайна. Чимин обещает себе обязательно глянуть одним глазком, хотя бы ради фотографии Юнги-хёна, но ввиду загруженности перед отборочными никак не оказывается в нужной части кампуса. Удача подворачивается спустя пять дней, когда по причине ремонта пола в танцевальном классе занятие переносят в корпус к актёрам. Сверяясь со временем, Чимин даёт небольшой круг, но уверенно взбирается по ступенькам здания школы дизайна, проходя в просторный холл и осматриваясь. Стендов всего шесть или семь, но Пак безошибочно определяет искомый, в частности по примете по имени Мин Юнги. — На себя пришёл полюбоваться, хён? — тихо спрашивает Чимин, подходя к соседу со спины, и ласково улыбается, когда парень оборачивается через плечо. Пак становится рядом, тут же подмечая указанное вверху название экспозиции: «Ничего серьёзного». Чимин усмехается, задумчиво сужая глаза. — Знаешь, — начинает старший, сосредоточенно рассматривая собственный снимок, — я вот смотрю уже минут пять и всё крепче осознаю: а ведь и правда. Ничего серьёзного. Ни для Чонгука, ни в академической жизни, ни в творческой. Ничего серьёзного. Ничего важного. Ноль. На Юнги снова накатило, Пак это чувствует. Скорее всего, он даже пытался вернуться к написанию музыки. — Глупости, хён, — уверенно возражает Чимин, поворачивая лицо и беззастенчиво вглядываясь в минов профиль. — Ты талантлив, все это знают. — Откуда? — хмыкает Юнги, тяжело вздыхая. — Вот откуда тебе знать, Чимин-а? — Ну… — Пак размышляет, стоит ли это озвучивать, но всё-таки решается. — Я, например, слышал два твоих трека на прошлогоднем фестивале. Это что-то невероятное, правда. Юнги выглядит удивлённым, медленно переводя взгляд на слегка смущённого соседа. — Спасибо, — коротко, но не дежурно отвечает старший, чувствуя себя немного лучше. — Не за что. Не принимай это близко к сердцу, хён. Чонгук другое имел в виду, он не хотел никого обидеть. Ты… — Чимин напряжённо облизывает губы, одновременно боясь и желая озвучить то, что вертится на языке. Он чертовски устал держать это в себе. — Ты не «ничего серьёзного». И ты важен, хён. Мне, например, важен. Очень. Сердце Чимина пускается галопом, пока сам он невидящим взглядом смотрит куда-то сквозь снимки, чувствуя, как закладывает уши, а оттого пытаясь сглотнуть. Он сказал это. Всё. Обратного пути нет. Он сказал. Юнги всматривается в профиль соседа, также ощущая участившийся сердечный ритм, и поражается смелости младшего. Пак Чимин невероятный, преступно красивый, милый, добрый, заботливый. Горячий. Очень искренний. И смелый. И, кажется, Мин Юнги хочет Пак Чимина. Себе. Раздумывая пару секунд, старший осторожно, будто случайно, касается мизинца Чимина своим мизинцем. Этот робкий жест отзывается в груди Пака очередной волной усталости. Ему надоело гадать. Надоело додумывать. Он устал от этой тупой неизвестности, устал один вариться в этой любви. — Хён, я нравлюсь тебе? Юнги будто оглушает. Вопрос вводит в ступор своей прямотой и конкретикой, и Мин теряется, вопросительно моргая. — Эм… что? — Ты слышал, — произносит Чимин, поворачивая лицо и уверенно принимая минов прямой взгляд. — Ты считаешь меня привлекательным? Старший ощупывает взглядом чиминово лицо и облизывает губы, жадно сглотнув. Конечно, чёрт возьми, он считает. Пак в зеркало что ли вообще не смотрится? К чему такие вопросы? — Ты ведь и сам знаешь, что непозволительно красив, не так ли? — тихо произносит Юнги, вновь облизывая губы. Этот разговор выходит каким-то слишком уж волнительным. И напряжённым. — Знаю. Вот только… — Пак закрывает глаза, обречённо выдыхая. — Вот только на тебя это почему-то не действует. На кого угодно, но не на тебя. — Если бы ты только знал, Чимин-а… — Юнги сокрушённо качает головой, моргая так, словно ему физически больно смотреть. — Если бы только знал… — Так скажи мне, — шёпотом просит парень, переводя на старшего умоляющий взгляд. — Скажи мне, хён, и я буду знать… я так хочу знать, потому что… Не дожидаясь окончания фразы, Юнги уверенно запускает пальцы в мягкие чиминовы волосы, притягивая младшего к себе, и сталкивает их губы в жадном и требовательном поцелуе. Мин целует так, что у Чимина под веками фейерверки взрываются, а ноги отказываются держать. Мин Юнги целует его. Его, Чимина, целует. От одного лишь этого факта Паку до ужаса мало размеров собственного тела, дабы уместить в нём бушующие эмоции. Мало всего мира, смысл которого сокращается до этого глупого стенда в холле корпуса школы дизайна. Губы Юнги такие потрясающе мягкие, тёплые, настойчивые. Его рука ощущается так невероятно правильно на чиминовой пояснице, он пахнет собой, своими духами, любовью. Чимин судорожно выдыхает в поцелуй, крепко цепляясь за плечи старшего в попытке не тронуться умом в этом раскачивающемся мире, и теряет контроль, издавая первый стон. — Блять… — возбуждённо шепчет Юнги, закусывая губу парня, и проскальзывает в его рот языком, окончательно сводя с ума их обоих. Это ощущается в тысячу раз лучше, чем Мин мог себе только представить. Маленький металлический шарик чуть холоднее, чем чиминов горячий язык, он гладкий и дико приятный на ощупь, и эти необычные прикосновения штанги при каждом очередном сплетении языков невероятно заводят. Юнги хочет больше. — Хён… — шепчет Пак в полубреду, отчаянно хватаясь пальцами за ткань миновой рубашки. Он понятия не имеет, что собирается сказать, Чимин просто хочет, чтобы это не заканчивалось. Приблизительно никогда. — Мне нужно на занятия, хён… Господи, ну зачем? Зачем он всё портит?! Почему его дурацкий язык произносит что-то настолько противоположное тому, чего парню действительно хочется? — В пизду, давай не пойдём? — жадно выдыхает Юнги, крепче прижимая Чимина к себе. — Я… не могу… — скулит младший, желая буквально вспороть себе брюхо и обеими руками раскрыть нутро, позволив всему этому гремучему пиздецу в его груди найти, наконец, выход. — Отборочные… Мин отчаянно стонет, выцеловывая ароматную шею соседа. Пак понимает, что превращается в одно живое нервное окончание, и буквально готов провалиться в обморок. Юнги медленно ведет носом вдоль щеки младшего и касается чиминова лба своим, наслаждаясь этим обменом горячим рваным дыханием. — Иди, — шепчет он, но объятия не разжимает, по-прежнему держа одну руку на шее, а вторую — на пояснице. — Не хочу, — хнычет Пак, оставляя короткие рваные поцелуи на миновой нижней губе. Юнги не сдерживает низкий рык. — Так не хочу, но я должен… — Ещё пара секунд — и ты никуда не пойдёшь, — предупреждает старший, сглатывая. Чимин понимает, что тот не шутит, и чувствует себя так бессмысленно, когда невероятным усилием воли отстраняется от соседа, делая медленный шаг к выходу спиной вперёд. И ещё один. И ещё. Бессмысленно. Всё так бессмысленно, когда не в его руках. Юнги наблюдает. Припухшие от поцелуев губы младшего выглядят так невероятно хорошо на его румяном лице. Чимин, наконец, разворачивается, ускоряя шаг, и вскоре выходит на залитую солнцем улицу, полностью теряясь в пространстве и на мгновение забывая, куда идти. Пак косячит всё занятие, мысленно застряв в объятиях самого прекрасного на свете Мин Юнги возле стенда с дурацким названием «Ничего серьёзного».