LOL, u r not Min Yoongi

Тэхён устал. Сначала он вправду думал, что сон — это хорошая идея. В конце концов, сон — это всегда хорошая идея. Всегда, но только не сейчас. Нервы натянуты, сердце нестерпимо ноет, глаза щиплет, грудь болезненно разъедает обида пополам с непониманием. Ким опустошён, возможно, даже разочарован, и безгранично удручён. Единственное, что ему светит в таком состоянии — беспокойное ёрзанье на матрасе и разваривание до кашеобразного состояния в бурлящем котле собственных безрадостных мыслей, но никак не их отсутствие и отдых. К тому же подсознание — вещь коварная, и вряд ли Тэхёна бы ждало что-то пушистое по ту сторону, удайся ему всё-таки заснуть. Именно поэтому он бесцельно истаптывает одну за другой дорожки вокруг корпусов, всунув наушники в уши в надежде отвлечь себя музыкой. Напрасно. Да, так он, конечно, заёбывает себя ещё и физически, отчего устало прислоняется спиной к стенке лифта, вот только состояние это идёт как бы бонусом и вовсе не вытесняет все те унылые размышления и мерзкие симптомы. Ко всему прочему, музыка у них с Чонгуком также одна на двоих, что лишь усугубляет. Сперва Ким пытался. Переключал один за одним треки в надежде найти тот, что не будет вести его к Чон Чонгуку сверкающей ниточкой тёплых воспоминаний. Тщетно. «Wild» — и вот ему снова семнадцать. Он едет домой после занятий в день их первого поцелуя. Слушает на повторе, глупо улыбается и понимает, что пропал. Потому что этот мальчишка такой яркий, живой, ослепительный. Немного дерзкий и будто дикий, но невероятный. И сводит его с ума. Сердце двадцатиоднолетнего Тэхёна болезненно сжимается. «Iris», Киму восемнадцать. Чонгук держит его за руку на трибунах школьного стадиона и впервые признаётся в любви, сплетая пальцы в замок. Он так уверенно высекает каждое слово прямо по живому, на сердце, и Тэхён так пиздецки счастлив, что не может уснуть той ночью. «High for this» и почти девятнадцать. Едкая травка, алкоголь и сумасшедший секс в единственной уборной квартиры, где проходила вечеринка по случаю чьего-то дня рождения. Им плевать. Они молоды, безнадёжно влюблены и хотят друг друга до сведённых скул, до поджатых пальцев ног… Двадцатиоднолетний Тэхён тяжело вздыхает, утомлённо закрывая глаза. «Pillowtalk», пара недель до восемнадцати, родители Тэхёна уезжают за город на выходные. Чонгук остаётся на ночь. Долгие поцелуи, очередная совместная дрочка и губы на члене. Первая попытка заняться любовью. Смазанная, болезненная, неловкая. «fallingforyou», и вновь семнадцать. Ким впервые видит Чонгука в школьном коридоре и ещё не знает, что будет любить его до потери сна, пульса и себя самого. Тэхён устал. Он выходит из лифта, ещё раз сверяясь с фотографией расписания младшего в телефоне и убеждаясь, что у того сейчас лекция, и угрюмо бредёт в сторону комнаты, окончательно признавая своё поражение в этой попытке выиграть у мыслей о Чонгуке в шаффл. Ким на автопилоте набирает цифровой код и переступает порог, захлопывая дверь и прижимаясь к ней спиной, когда вдруг понимает, что чья-то плечистая фигура отбрасывает тень на его сгорбленный под грузом переживаний силуэт, стоя против света. И у Тэхёна не так уж много вариантов. Вернее сказать, всего один. — Ну наконец-то. Тэхён устал. Он слепо шарит рукой слева от себя, пытаясь нащупать ручку, дабы молча уйти, но младший оказывается проворнее, нависая над ним и выставляя собственную руку в качестве преграды. — Не сбегай от меня. «Talk me down», Тэхёну вновь семнадцать. Он припирает Чонгука к стене слабо освещённого пространства под лестницей, прося буквально о том же. Не сбегать. Объясниться. Поговорить. Младший пытается сосредоточиться на учёбе, но единственное, о чём он действительно может думать — то, как красив блядский Ким Тэхён, что учится классом старше. «Ничего не помогает. Я думаю о тебе постоянно». — С чего бы я вдруг не должен? — вызывающе интересуется Ким, приподнимая брови. — Кажется, я не заставляю тебя делать то, чего ты не хочешь. Вот и я, Чонгук, не хочу. Находиться в одной комнате с парнем, что опрокинул меня через хуй. В глазах Чона мелькает раскаяние, но Тэхёну внезапно плевать. Он устал. Опустошён, разочарован, подавлен. В нём слишком много невысказанной обиды, она буквально бурлит, пузырится в крови, выкипает. — Я на тебя рассчитывал, Чонгук. Мне это было не только по кайфу, но ещё и нужно. И ты знал об этом, и продолжал обещать то, чего даже не собирался выполнять. Ты не просто подвёл меня. Ты мне ещё и врал. — Это не так, — младший качает головой, нервно кусая губы. — Я собирался. Правда собирался, Тэ. Но… — Но потом я внезапно стал, как там? «Типично красивым»? Может, я ещё и слишком типичный бойфренд для тебя, а, Гуки? Так скажи же мне это в лицо, блять. «Call it what you want», восемнадцать. Очередное совместное утро зимних каникул. Тёплые руки Чонгука обвиты вокруг тэхёновой спины. Киму так жарко и так хорошо от настойчивого напора губ на шее и чувственных толчков внутри. Его Чонгук не просто вылеплен по образу и подобию самой смелой мечты, он и есть эта мечта. Мечта, горячо шепчущая куда-то в ключицу: «Кажется, я никогда не привыкну к тому, насколько ты необыкновенный, детка. К тому, что ты мой». — Что ты несёшь? — Чонгук раздражённо фыркает, оскорбляясь, но тут же сбавляет обороты, пытаясь не заводиться. — Ты просто идиот, если действительно так считаешь, Тэ, всё как раз… — Охуеть… я ещё и идиот? Да пошёл ты нахрен, Чонгук! — Пожалуйста, послушай меня, — умоляет парень, настойчиво перехватывая руку Тэхёна, вновь тянущуюся к дверной ручке. — Я уже послушал! Убери свои руки, я не… Понимая, что ситуация безвыходная, младший резко подаётся вперёд, сталкивая их губы в напористом, но буквально пропитанном отчаянием поцелуе. Тэхён возмущённо мычит, беспомощно барахтая конечностями в попытке убрать чужие ладони с талии, и приказывает себе не отвечать, но всё же безвольно размыкает губы уже к концу первой минуты, маскируя слабость под выдох. — Детка, пожалуйста… — всё ещё умоляет Чонгук в поцелуй, и Ким бесконтрольно плавится в его сильных руках от этого ласкового обращения. — Удели мне две минуты, прошу… «Be there», незадолго до восемнадцатилетия. Тэхён не выпускает Чонгука из крепких объятий все двадцать минут перерыва, что есть у него перед дополнительными по литературе. Чонгуку плохо. У Чонгука проблемы в семье. Чонгук важнее обеда, кофе или повторения заданной темы. Чонгук важнее вообще всего. — Тебе принадлежит абсолютно всё моё время, — тихо произносит Тэхён, прижимаясь затылком к гладкой поверхности двери, чем создаёт небольшую дистанцию и обрывает тонкую ниточку слюны, тянущуюся от его губ к губам парня. — Вот только ты распоряжаешься им, как хуйлан. Чонгук виновато морщится, сокрушённо качая головой. — Прости меня. Мне так жаль, что я подвёл тебя и заставил думать все эти вещи, Тэ, я такой идиот, но… я слишком сильно люблю тебя. И потому не могу. Правда не могу. Ким недоверчиво хмыкает, сужая глаза. Этого объяснения явно не достаточно, хотя бы потому, что это и не объяснение вовсе. Абсурд, нелепица, неудачная шутка, но никак не объяснение. — Ты же понимаешь, что это звучит настолько нелогично, насколько это вообще возможно? «Я тебя люблю, но я тебя подвёл, причём сделал это сознательно». Странная какая-то любовь, не находишь? — Сознательно, но незапланированно. У меня не было цели подставить тебя или как-то задеть твои чувства, я действительно думал, что сумею это побороть, но… не сумел. Меня бросает в ужас от этого, сердце колотится, паника и руки дрожат. Я это себе напридумывал, наверное, запрограммировал, уж не знаю, не силён я в таких вещах, но, я… я просто не могу фотографировать тех, кого мне будет больно потерять. А тебя будет больно, Тэхён. Надеюсь, я сдохну раньше, чтобы никогда не узнать, насколько. Тэхен собирается что-то сказать, но закрывает рот с характерным звуком, пытаясь переварить всё сказанное. Что вообще творится в голове у этого мальчишки?.. «Atlantis», девятнадцать. Тэхёну хочется выть прямо на этой грёбаной скамейке, молотить руками, звать на помощь, лишь бы кто-нибудь ухватил за волосы, вытащил, спас. Вместо этого Ким идёт ко дну в абсолютном безмолвии, ведь единственный, кто действительно может спасти, утопает рядом, обхватив руками колени и шмыгая носом. — Хочешь сказать мне, что это всё? — Я не хочу отпускать тебя, понятно? — Чонгук агрессивен в своём отчаянии, всегда был, он отнимает лицо от колен и до боли сжимает зубы, тяжело дыша и смаргивая стоящие в глазах слёзы. Чонгуку больно, невыносимо. — Но разве у меня есть выбор? Я не поставлю тебя между двух огней, не стану тебя удерживать! Потому что ты… талантлив. Ты прошёл. Это прекрасно. Это твоё будущее, Ким Тэхён, и ты заслуживаешь того, чтобы оно было невероятным! Я очень хочу радоваться за тебя, но я такое дерьмо, потому что… у меня не выходит. Блять… Парень прячет лицо в ладонях, давясь слезами, но буквально спустя секунду притягивает Тэхёна вплотную за плечи, приказывая себе собраться. — Прости меня… прости, детка. Я заставляю тебя чувствовать себя виноватым, но это не так. Это очень крутая новость. Я обязательно порадуюсь за тебя, дай мне один день, хорошо? Тэхён до боли сжимает в объятиях талию младшего, утыкаясь носом куда-то в изгиб его шеи и крепко зажмуриваясь. Он тоже хочет, чтобы его будущее было невероятным, но вот ведь ирония: без Чонгука это невозможно. Тэхён внезапно понимает, что это не конец. Их история не заслуживает такого финала. Они не обречены. Он должен спасти их. Хотя бы попробовать. — Послушай меня сюда, Чон Чонгук. Послушай внимательно, — тихо, но решительно выдыхает парень, сжимая лицо младшего в своих ладонях и с болью глядя в его застеленные слезами глаза. — Мы справимся. Один год. И потом ты поступишь ко мне. — Не смеши меня, Тэ, я завалил всё, что только мог, на пробных, — невесело усмехается парень, закусывая нижнюю губу. — Мне насрать. Ты подтянешь, понял меня? Ты был расстроен из-за отца и всего этого дерьма, ты был рассеян и перестал заниматься дополнительно, но в следующем году ты подтянешь оценки и поступишь ко мне. У них есть факультет художественной фотографии. И есть возможность получить грант, если твоей маме будет трудно. Я попрошу отца одолжить, если это потребуется. Я, блять, солгу, убью, украду, если будет нужно. Но это не конец. Ты меня понял? Чонгук шмыгает носом, делая несколько глубоких вдохов, после чего часто кивает, закрыв глаза. Это не конец. Он такой глупый со своими истериками. Это же его Ким Тэхён. Как он жить-то без него собрался, идиот? Так зачем же он разводит драму? У него есть один год. И он сделает всё. Солжёт, убьёт, украдёт. Подтянет предметы. Примет помощь отца. Но это не конец. Пользуясь замешательством парня, Чонгук проводит носом вдоль его щеки, закрывая глаза. Он такой бесподобный, что хочется, даже когда нельзя. И если бы на Тэхёна могла быть аллергия, Чонгук предпочёл бы скончаться именно так. — Мне правда жаль, что так вышло. Я должен был отказаться сразу. Понять, что не смогу, не вводить тебя в заблуждение. — Ты идиот, Чонгук, — фыркает Тэхен и бьет того по плечу, хотя и не отстраняется, наслаждаясь той безграничной любовью, что пропитывает каждое робкое прикосновение. — Ты должен был не отказать, а объяснить, почему ты это делаешь! — Потому что это больно, ладно? — отчаянно выдыхает парень, тяжело сглотнув. — Я не хочу больше слышать, что это глупо. Я и сам знаю, но менее болезненным оно от этого не становится. Я буквально ненавижу себя за то, что когда-то решил, будто это хорошая идея. А он просто ушёл, вот так, — младший щёлкает пальцами, закусывая нижнюю губу, — будто ни я, ни мама, больше ничего для него не значат. «Mirrors», незадолго до восемнадцатилетия. Чонгук разрушен, хоть и пытается при Тэхёне делать вид, что смирился и принял. Чонгуку больно, плохо, но чаще всего просто никак. Чонгук рассеян и едва способен сосредоточиться на занятиях. От осознания происходящего Тэхёна буквально выворачивает костьми наружу. Они связаны невидимой нитью и, будто зеркала, принимают на себя отражения эмоциональных состояний друг друга. И Тэхёну плохо тоже. Его Чонгук не заслужил страданий и боли. Ким всегда рядом, заботится, пытается рассмешить, держит за руку. Часто ночует тайком от родителей. И день за днём помогает поверить, что уход отца — не конец света. Больно, тяжело, да. Но не конец света. Потому что они есть друг у друга. Потому что жизнь всё ещё прекрасна и наполнена любовью. Потому что, пока они вместе, это и есть жизнь. — Так-так-так, подожди, — Тэхён осторожно обрывает младшего, аккуратно проводя ладонями вдоль его плеч и смыкая их сзади на шее. — Начнём с того, что я бы ни за что не назвал твои переживания, любого рода, глупыми. Глупый ты мальчишка! — парень тычется в щёку Чонгука носом, потому что видит, что тому непросто даётся этот разговор, и это уже не на уровне обидок. — И я помню про твоего отца, но… прости, я тоже глупый хён, потому что пока мне не удаётся это связать. Чонгук лишь крепче прижимает к себе замечательного Ким Тэхёна, словно руководствуясь каким-то инстинктивным страхом его растворения в воздухе. Жизнь будет иметь смысл ровно до тех пор, пока у Чонгука сохраняется возможность касаться Тэхёна, быть с ним, быть его. Иметь его у себя. А всё остальное такое смехотворно пустое… — Он купил мне мой первый фотоаппарат, ещё давно. Старенький кэнон, плёночный. А потом и цифровой, и… у меня ведь с него это всё началось. Я так радовался. Много изучал, фотографировал. А папа частенько позировал. Я его фото на местную выставку отправил, и оно победило. Лучшая моя портретная фотография. Она до сих пор в моём портфолио, хотя я тысячу, а может, и больше, раз порывался выкинуть. Но не могу. Отличное фото. У него сейчас новая семья в Японии. А у меня — фотография в портфолио. И куча испорченной плёнки с его изображениями. Это… неприятно. Несправедливо. Тэхён проводит большим пальцем по скуле Чонгука, в который раз распадаясь на частицы от переполняющей его нежности к одному конкретному человеку. Это незаконно. Нельзя так любить, но Чонгука просто невозможно «не». Он слишком. — Прости. Если бы я знал, я бы ни за что не просил… и уж тем более не давил бы на тебя, — тихим голосом извиняется Тэхён. Смотреть на то, как любимому человеку больно, и ничего не мочь с этим сделать — самое отвратительное, что есть в этом мире. — Нет, это ты прости. Мне нужно было сразу сказать, ты прав. Я ведь знал, что ты поймёшь, но не хотел перед тобой быть… таким. Ты заслуживаешь лучшего Чонгука, классного парня и сына маминой подруги, а не дурака с тараканами в голове и соплями по подбородку. — У меня уже лучший Чонгук, балда ты накаченная! Я люблю даже то, как ты сидишь по несколько минут с открытым ртом, когда задумываешься. И как ешь, хотя это, знаешь ли, не всегда эротично. Я люблю тебя, даже когда ты целуешь меня, ещё не почистив зубы, дурачок ты эдакий. Потому что мне плевать на твой образ, я люблю настоящего тебя. Чонгук не знает, где именно Тэхён научился, но он действительно умеет это: сделать лучше одним прикосновением, взглядом, фразой. Возможно, это работает только на нём, но, по правде говоря, Чонгук абсолютно уверен: нечего Тэхёну кого-то другого касаться. И смотреть. И говорить тоже. Это всё только его. Идеально подходящее на молекулярном уровне. — Я так пиздецки люблю тебя, Ким Тэхён. Не знаю, за что ты мне такой достался. Наверняка в прошлой жизни я изобрёл лекарство от рака и предотвратил парочку войн ценой собственной шкуры, за что был канонизирован. — И всего-то? — разочарованно тянет Тэхён, скучающе закатив глаза. — Вот это я продешевил… Чонгук усмехается, на его взгляд легонько ущипнув парня за бок, но тут же корчит виноватую гримасу, заслышав болезненный стон, и оставляет на губах старшего частые извинительные поцелуи. — Я же просил! — возмущается Ким, тем не менее, с наслаждением отвечая на нежные прикосновения тёплых губ. — Ты совсем не умеешь контролировать силу, у меня по всему телу синяки! — Когда дело касается тебя — не умею, — соглашается Чонгук, скользнув губами к шее парня, и удовлетворённо прикрывает глаза, чувствуя, как сбилось его дыхание. — Но я стараюсь. Всё ещё больно?.. Давай подую… Тэхён сглатывает, чувствуя, как дёргается кадык под влажной кожей чонгуковых губ, и чуть отклоняет голову, дабы обеспечить младшему лучший доступ к шее, открывая рот на выдохе и улыбаясь. — Поцелуй, дурачок… дуют, когда обжигаются, а тут надо целовать. Это все знают… Чонгук влюблённо смеётся, стягивая гладкую тэхёнову кожу горячим дыханием. Он переполнен нежностью, она сладко щемит сердце, выплёскивается через края, моментально восполняясь и обволакивая каждый уголочек тела. Это противозаконно. Чонгук любит, он так невероятно любит, и каждый раз не верит, что можно сильнее, но день за днём влюбляется всё больше, безвозвратно. — Что хочешь сделаю, — тихо и на удивление серьёзно выдыхает он, осторожно запуская пальцы под мягкий белый пуловер, и нежно скользит ими вдоль рёбер, прощупывая каждый сантиметр выученных наизусть изгибов любимого тела. — Где болит? Здесь? — Ага, — кивает Тэхён, закрывая глаза, и вновь прижимает затылок к гладкой двери, возбуждённо облизывая губы. — Поцелуй. Чонгук становится на колени. Тэхён знает, что будет дальше, он слишком давно позволяет ему делать это с собой, а потому нисколько не заблуждается. Этот покорный жест — лишь обманка с привкусом дерзкой своенравности. Чонгук будет нежен, кроток, сладок, или же, напротив, горяч, он сделает всё, что попросишь, умело и без возражений. С неимоверным наслаждением и тем самым, горящим в глубине его глаз дьявольским огоньком, что приглашает погреться, усыпляет бдительность, расслабляет, успокаивает, чтобы в какой-то момент, всполохнув, наконец, в полную силу, напомнить, что ты заплатишь за это, тысячу раз заплатишь, мечась по кровати обезумевшим беспорядком в надежде получить больше, глубже, быстрее, ещё немного, Чонгук, пожалуйста. И это так невыносимо, греховно, развратно, но так хорошо, что Тэхён позволяет, снова и снова. Потому что подсел. Потому что Чонгук умеет отдавать, он отдаёт буквально всё без остатка, а после берёт своё. Обладает. Чонгук задирает край пуловера практически до рельефной решётки рёбер, несколько секунд опаляя чуть покрасневшую кожу горячим дыханием, после чего прижимается к ней губами, сперва весьма целомудренно, мягко, сухо. Вскоре прибавляется язык. Губы обретают напор, влажная кожа под ними краснеет сильнее, покрывается мурашками, плавится. Дыхание Тэхёна такое громкое в звенящей тишине комнаты, пальцы взъерошивают волосы на чужом затылке, сигнализируя об удовольствии, Чонгук поднимает глаза на потрясающее лицо старшего, на распахнутые губы и прикрытые от наслаждения глаза, на дёргающийся из-за попыток сглотнуть кадык, и смещает поцелуи левее и ниже, перемещаясь на живот. — Здесь тоже болит?.. — уточняет он, пытаясь перехватить тэхёнов взгляд. Ким открывает глаза, подёрнутые густой туманной дымкой, Чонгук уже видел нечто подобное в этих глазах после раскуренного косяка, и сбивчиво облизывает распахнутые губы, кивая. — Да. И ниже. — Отлично. Чонгук настойчив ровно в той мере, в которой Тэхёну нравится. Прикосновения губ ощутимы, напористы, но не давяще болезненны, они дразнят, безошибочно воздействуя на нервные окончания, соскальзывают ниже, задевая пояс брюк, и Тэхёну хочется больше. Он знает, что это провокация. Он знает, что заплатит за это. И он готов платить. Позже. — Чонгук… — выдыхает он низко, позволяя тону оставаться приказным. — Да, детка? — тихо отзывается младший, переводя на Тэхёна абсолютно блядский взгляд и задевая подбородком ширинку брюк. — Отсоси мне. Парень возбуждённо выдыхает, закусывая нежную кожу над бляшкой ремня, и тут же проходится по ней языком, покорно сосредотачивая руки на брюках Тэхёна, подгоняемый единственной мыслью, бьющейся в пульсирующих висках: расстегнуть, снять, избавиться. Тэхён, тем временем, стягивает мешающий пуловер, раздражённо откидывая ткань куда-то в сторону, и сосредотачивает плавающий взгляд на лице Чонгука, буквально воспламеняясь от его ответного внимания. Младший не разрывает контакт, выцеловывая подрагивающий от возбуждения крепкий живот, пока его руки справляются с пуговицей и ширинкой, спуская, наконец, брюки куда-то на уровень колен, и перемещает губы на ткань боксеров, жадно и настойчиво касаясь возбуждённого члена через бельё. Тэхён впускает длинные пальцы в мягкие чонгуковы волосы, пытаясь выдохнуть, но получается лишь порционно. Он прижимается плечами к двери в попытке устоять на ногах и давит на затылок младшего, увлекая его за собой. Чонгук такой невероятный, горячий, жаждущий, изголодавшийся, не просто покорный, нет, это другое. Он сам, его губы, руки, каждое движение и взгляд словно вопят о том, что в этот момент не существует ничего важнее этого члена и необходимость взять его в рот. Сосать так, будто это — самое главное в жизни, словно без этого ему не нужно. Чонгук умеет отдавать. Он так чертовски хорошо умеет это… Безумие. Это то единственное, что пронзает Тэхёна от макушки до пят сладостной дрожью в тот самый момент, когда младший запускает руку под ткань боксеров, спуская их тем самым ниже, и крепко обхватывает затвердевший член, совершая несколько уверенных чётких движений, прежде чем накрыть головку губами. Чонгук по-прежнему смотрит в глаза, лишь изредка прикрывая их, дабы продвинуться дальше, взять глубже, вобрать больше. Его язык такой горячий, умелый и восхитительно влажный, губы сложены в тугое кольцо, пока одна рука крепко сжимает член у самого основания, а другая уверенно массирует набухшие яйца, что у Тэхёна буквально искры из глаз и рваные ошмётки дыхания прямиком из лёгких. Чонгук стонет, как последняя блядь, когда член упирается в заднюю стенку глотки, и делает нечто невообразимое, двигая одновременно головой и влажным языком во рту, приоткрывая при этом губы и позволяя слюне стекать по подбородку. Пошлые хлюпанья заполняют комнату, и Тэхёну так невероятно хорошо, что хочется стонать. Кажется, он даже стонет, но попросту не слышит себя, сосредотачиваясь на ощущениях и выпадая из реальности. Комната плывёт перед глазами, волосы Чонгука опутывают пальцы, парень неосознанно двигает бёдрами вперёд, не позволяя младшему отстраниться, но тот и не пытается, с остервенелым желанием принимая всё то, что может предложить ему Тэхён, буквально задыхаясь, но раз за разом насаживаясь до самого конца. Чонгук умеет отдавать, как никто другой. И дорого за это берёт. Тэхён видит это, он понимает, что в ловушке. Дьявольский огонь в глазах Чонгука разгорается всё ярче и ярче с каждой секундой приближения к оргазму. Тэхён хочет кончить ему в рот, и младший позволит, ох, он не просто позволит. Попросит об этом сам, проглотит с наслаждением и выглядеть будет так, будто хочет ещё. Он сделает всё, буквально всё, о чём только смеет мечтать Тэхён, потому что на самом деле всё это несколько сложнее. Потому что ему действительно нравится, он жаждет, он готов умолять. Потому что тэхёново удовольствие — и есть то, что разжигает этот дьявольский огонёк. Потому что Чонгука заводит блядский Ким Тэхён, и в тот самый момент, когда Тэхёну кажется, будто рамка мышеловки с оглушающим хлопком приковала его к деревянной плахе, Чонгук оказывается прихлопнутым тем же механизмом. Заложником собственной страсти. — Сделай это, хён, — горячо выдыхает младший, отстраняясь с влажным и невообразимо горячим звуком, и наспех вытирает слюну с подбородка, на несколько секунд сменяя движения губ и языка на уверенные действия крепкой ладони. — Пожалуйста… Чон Чонгук практически никогда не зовёт Тэхёна формально, но каждый раз, когда это случается, старшему сносит крышу. Их обоих заводит это. Превосходство и подчинение. И очень стремительная смена ролей. Губы Чонгука возвращаются на возбуждённый член. Он вновь продвигается до самого конца, сжимаясь вокруг ствола тугим кольцом и делая упор на скорость. Его язык всё ещё умелый, горячий и восхитительно влажный, руки сжимают ягодицы, помогая поддерживать ритм, и Тэхён уже даже не пытается вести себя тихо, рыча, всхлипывая, постанывая. Ему хорошо, ему так охуенно хорошо, и он знает, что это только начало. — Чонгук… Младший переводит на Кима обезумевший взгляд, дьявольский огонь в его глазах отсвечивает на стены красными всполохами, обжигая лицо. А он всё смотрит, смотрит и сосёт, так, будто от этого зависит его жизнь. — Боже, Чонгук… — повторяет Тэхён, словно заведённый, и увязает в этом моменте за секунду «до», сбиваясь на частые короткие выдохи и подчиняясь бесконтрольной дрожи. Хлопок мышеловки, яркие искры под тонкой кожей век и тепло чонгукова рта, его влажный язык и вязкое, тягучее, обволакивающее удовольствие, что увлекает куда-то прочь из тела на несколько долгих секунд. Чонгук кайфует. Не от вкуса, конечно, несмотря на то, что сперма Тэхёна совсем не противна: вязкая, солоноватая, немного отдаёт содой. Так или иначе, это далеко от попадания в топ-20 его гастрономических предпочтений, и тут уж ничего личного, он просто не фанат и совершенно нейтрален к таким вкусовым сочетаниям. Но совершенно точно не нейтрален к такому вот Ким Тэхёну, горячо шепчущему его имя в перерывах между всхлипами, к Ким Тэхёну, кончающему ему в рот с этим низким протяжным стоном на последнем коротком выдохе. Он не играет, когда раз за разом глотает с выражением абсолютного наслаждения, потому что это действительно так. Он наслаждается, тем, как остатки разума покидают Тэхёна от ощущения и осознания произошедшего. Тем, как со звонким щелчком меняются роли и переворачивается игра. Чонгук поднимается с затёкших колен, ощущая неприятное покалывание в мышцах, но тут же оказывается притянутым к влажной тэхёновой груди и вовлечённым в яростный поцелуй, обретая точку опоры. Искусанные губы Тэхёна такие невероятные, горячие и влажные, его дыхание всё ещё сбито, а пальцы путаются в волосах, и на первый взгляд нет никакой разницы, ведь старший по-прежнему получает всё, чего хочет, вот только отличие в том, что теперь он умоляет, а не приказывает. И только Чонгук решает, позволить, или же нет. — Сколько тебе нужно? — жадно выдыхает младший в поцелуй, беспощадно кусая чужие губы и обжигая дрожащее тэхёново тело чередой нетерпеливых прикосновений. Его плечи, руки, спину, решётку рёбер и гладкие бока. Чонгук всё ещё не научился контролировать силу, но Киму уже плевать. Парочка синяков — ничто по сравнению с тем, как восхитительно каждое касание отдаёт возбуждением, нетерпением, страстью. — Нисколько. Я весь твой. Тэхён не врёт. Конечно, он знает, что едва ли его член возбудится быстрее, чем через двадцать минут. Так уж устроен мужской организм, или, по крайней мере, его организм. Он также знает, что это не единственный способ, а настроение Чонгука уверенно сигнализирует о том, что сегодня он будет сзади. И сверху. И снизу. И, чёрт возьми, как угодно, но неизменно в доминирующей роли. Тэхён знает: Чонгук предпочитает пальцы. Или, вернее сказать, его пальцы. Чонгук возбуждён и весьма угрожающе настроен. Он с удовольствием взял бы Кима прямо здесь, прижав грудью к двери и забив на защиту, растяжку и смазку, но этому не бывать. Несмотря ни на что, Тэхёну должно быть хорошо. Мучительно, невыносимо, до изнеможения. До слезящихся глаз и мольбы не останавливаться. До ёбаных судорог и дрожащих ног. Примерно с минуту Чонгук продолжает сминать губы старшего в требовательном и блядски грязном поцелуе, после чего разворачивает к себе спиной, обездвиживая корпус путём захвата плеч, и впивается губами в шею, медленно продвигаясь к кровати. Тэхён сохраняет равновесие лишь благодаря крепкой хватке парня, чувствуя, как всё ещё болтающиеся в районе колен брюки сковывают каждый шаг. — М… можно я сниму?.. — всё же просит парень, тяжело дыша от настойчивых прикосновений к шее и требовательно упирающегося в ягодицы стояка. — Сними, — позволяет Чонгук, отрывая ладонь от тэхёнова плеча, и уверенно разворачивает лицо старшего к своему, вновь соединяя губы в грязном поцелуе. Тэхён отвечает, тихо постанывая и дерзко кусаясь от переизбытка эмоций, за что расплачивается слабой, но всё же ощутимой хваткой на горле, усложняющей дыхание. Господи, этот мальчишка сведёт его с ума. Когда-нибудь точно. Тэхён кое-как стягивает обувь, фиксируя пятку носком, и, не отрываясь от поцелуя, дотягивается рукой до пояса брюк, что где-то в районе колен, позволяя ткани соскользнуть ниже и благополучно приземлиться на пол при помощи пары нехитрых движений ногами. Чонгук ослабляет хватку на шее, но всё ещё держит ладонь наготове, заметно ускоряя темп поцелуя и вновь доводя до безумия своим горячим, умелым и восхитительно влажным языком. — Как же я хочу тебя, — рычит Чонгук, возобновляя шаг, и вскоре упирает колени Тэхёна в жёсткий матрас кровати. — Возьми, — сбивчиво шепчет старший, цепляясь руками за бёдра Чонгука и прижимая их вплотную к своей потрясающей заднице, ёрзая от нетерпения. Чонгук позволяет, тихо шипя от удовольствия. — Скоро возьму, — уверяет он, нажимая на тэхёновы плечи и заставляя того опуститься коленями на матрас. — Наклонись вперёд и упрись локтями. Он говорит тихо, но властно, и Тэхён послушно исполняет веленое, прогибаясь в пояснице и опуская голову вниз. — Ох, детка… — возбуждённо шепчет Чонгук, полностью спуская вниз боксеры парня и кусая гладкую ягодицу, пока его рука шарит где-то на полу в поисках лубриканта. Младший дразняще касается плотного колечка мышц кончиком языка, с наслаждением слушая рваные тэхёновы вдохи, и, наконец, нащупав искомое, открывает тюбик, обильно смазывая тугой проход и пальцы, прежде чем медленно скользнуть внутрь одним из них. Входит легко, но Чонгук не спешит, чуть шевеля им внутри, растягивая стенки и позволяя привыкнуть к монотонным поступательным движениям. — Ещё… — умоляет Тэхён, плотно сжимаясь вокруг одинокого пальца и явно намекая на то, что готов принять больше. Чонгук вводит второй, а вскоре и третий, намеренно двигая ими мучительно медленно, будто это их первая попытка, но раз за разом задевает чувствительную точку внутри, давая понять, что знает, знает, как это работает. Ким хнычет, нетерпеливо подаваясь назад и пытаясь насадиться самостоятельно, из-за чего Чонгук тут же одёргивает руку, следя за тем, как тугие мышцы беспомощно обхватывают воздух, пустое пространство, где недавно ещё были пальцы. Тэхён стонет. Тэхён хочет больше, быстрее, глубже. — Так у нас ничего не получится, — шепчет Чонгук, вновь прикасаясь губами к ягодицам и подразнивающе соскальзывая языком к немного растянутому входу. — Давай попробуем ещё раз?.. — Гуки, пожалуйста… — хнычет парень, вновь ощущая медленное проникновение пальцев. — Мы ведь делали это буквально вчера… ты ведь хочешь меня… О да, Чонгук хочет. Да так, что аж когти в песок и искры из глаз. Как вообще его можно не хотеть?.. Подстрекаемый собственным помешательством, младший совершает несколько ритмичных фрикций, отчего Тэхён исступлённо стонет, подмахивая бёдрами в мольбе. Он любит агрессивный темп, кому, как ни Чонгуку, знать об этом. — Так?.. Так ты хочешь? — горячо выдыхает он, ускоряя движения пальцев и буквально разлетаясь вдребезги под аккомпанемент чужого тяжёлого дыхания и развратных всхлипываний. — Ну же, скажи мне, детка. Тэхён пытается сглотнуть, давясь слюной вперемешку со стонами, и сбивчиво облизывает губы, заставляя себя ответить. — Трахни меня… Чонгуку жарко. Ещё несколько секунд он с низким рыком продолжает насаживать Тэхёна на пальцы в этом умопомрачительном темпе, но вскоре отстраняется, нетерпеливо дёргая вверх нижний край своей толстовки. Нос застревает в горловине, и прежде, чем Чонгук успевает стянуть с себя ставший вмиг ненужным кусок ткани, его губы оказываются смяты настойчивыми губами старшего в абсолютно безумном поцелуе. Дрожащие руки Тэхёна ведут яростную борьбу с пуговицей и ширинкой чонгуковых джинсов, когда младший всё же освобождает тело от дурацкой толстовки, раздражённо отбрасывая её куда-то на пол, и, поддавшись ослепляющей вспышке сумасшествия, притягивает Тэхёна ближе и выше, остервенело отвечая на каждое откровенно грязное движение его языка. Ким, наконец, рывком спускает вниз узкие чёрные джинсы младшего вместе с боксерами, обхватывая потрясающими пальцами возбуждённый чонгуков член, и, разорвав поцелуй с влажным звуком, ловит губами горячее дыхание парня, размыкая веки и глядя на него из-под толщи застелившего разум возбуждения. — Хочешь, я сделаю это? Пожалуйста, позволь мне отсосать тебе тоже… — просит он, стирая эту тонкую грань между подчинением и властвованием. Потому что оба хотят одного и того же. Потому что обоим нравится любая роль до тех пор, пока эта сцена принадлежит им двоим. — Только быстро, — Чонгук не хочет терять много времени, когда Тэхён подготовлен, возбуждён и хочет быть оттраханным, но так отчаянно хочет почувствовать его губы на своём члене, что противиться не имеет смысла. Тэхён послушно опускается ниже, отодвигаясь немного назад на кровати, и умело берёт в рот без помощи рук, с наслаждением посасывая чувствительную головку. Чонгук прикрывает веки, закатывая глаза и шумно выдыхая, упругие губы Тэхёна с каждой секундой продвигаются всё ближе к основанию, и это ощущается настолько охуенно, что пальцы ног скатывают прикроватный коврик, поджимаясь от удовольствия. — Боже, детка… — рвано шепчет младший, открывая затянутые пеленой глаза, и натыкается на немигающий взгляд Тэхёна, чувствуя, как тело прошибает дрожь. Ладони Чонгука опускаются на гладкую спину парня, скользят вниз, к пояснице, утоляя тактильный голод по любимой коже, дыхание спирает на каждом движении потрясающих губ от головки к основанию. Чонгук стонет. Ему хорошо. Пиздец как хорошо. — Я могу продолжить, — выдыхает Тэхён, отстраняясь, дабы дать себе передышку, но заменяя губы рукой. — Только скажи… — Детка сделает всё, что я скажу? — Чонгук пытается сглотнуть, но во рту так предательски сухо из-за распахнутых в немом экстазе губ, что получается лишь бессмысленно воспроизвести глотательный рефлекс. Тэхён кивает, возвращая губы на головку члена, но младший отрицательно качает головой, призывая парня отстраниться. — Ложись на спину и убеди меня, что ты готов, — горячо выдыхает Чонгук, пока его рука шарит в кармане спущенных штанов в поисках презерватива. Старший возбуждённо выдыхает, послушно прижимая лопатки к жёсткому матрасу, и широко разводит ноги, уверенно лаская себя сразу двумя пальцами. Чонгук уже видел нечто подобное на тех охренительных видео, снятых Кимом в отсутствии Юнги, но наблюдать такое живьём оказывается куда безумнее. Тэхён добавляет третий палец и грязно выстанывает имя младшего, сбивчиво облизывая губы, и, совершив ещё несколько поступательных движений, вынимает пальцы, обхватывая ими ягодицы и раскрывая растянутые мышцы в немой мольбе. Кажется, Чонгук мог бы запросто кончить от одного лишь этого зрелища. Дрожащими руками надорвав блестящую обёртку, Чонгук осторожно достаёт презерватив, раскатывая его по члену в парочку уверенных движений, нетерпеливо стягивает с ног джинсы и бельё, оставляя их ненужной грудой прямо на полу, и тут же опускается на кровать, вплотную припирая тело Тэхёна к матрасу и остервенело вгрызаясь в его губы. Старший всё ещё придерживает ягодицы, оставаясь жаждущим и открытым, пока Чонгук не без труда обхватывает оба их члена ладонью, яростно надрачивая и ощущая, как постепенно затвердевает вновь тэхёнов член. — Пожалуйста… — умоляет Ким в губы, чувствуя, как грудь ко всем чертям разрывает от желания. Он хочет его так сильно, будто это не четвёртый год, а четвёртая неделя их отношений. И уже не уверен, что когда-нибудь сможет насытиться им сполна. — Обожаю дразнить тебя, — признаётся Чонгук, сводя на нет движения руки вокруг их членов, и распределяет смазку по головке и всё ещё приглашающе раскрытому при помощи тэхёновых пальцев колечку мышц, медленно проникая внутрь под сбивающиеся от тяжёлого дыхания чужие громкие стоны. Парни из соседних комнат наверняка желают им смерти. Да и пошли они нахуй. — Этого ты хотел? — горячо шепчет Чонгук, упираясь локтями по обе стороны от головы старшего и завороженно глядя в его совершенно безумные глаза. — Всё в порядке? — Подожди… чуть-чуть… тебя так много, — Тэхён будто в полубреду выдыхает короткие обрывки фраз, пытаясь нормализовать дыхание, и хватается ладонями за плечи парня, призывая того быть ближе, как можно ближе. Чонгук послушно замирает внутри, водя губами по линии челюсти, соскальзывает ими на шею, опаляя кожу возбуждённым дыханием, и, просунув руку между их животами, вновь сжимает в ладони тэхёнов член, с наслаждением посасывая мочку его уха с маленькими металлическими колечками. Тэхён такой узкий, горячий, жаждущий, и это сводит с ума. Чонгук Тэхёна хочет, долго, страстно, животно. Ким привыкает быстро, несколько раз взмахивая бёдрами в безмолвном сигнале, и с наслаждением закусывает губу, одобрительно мыча при каждом новом томительном проникновении. Сперва это чувственно, медленно, амплитудно. Чонгук нависает над ним на вытянутых руках, учащённо дыша, и то и дело пробегается языком по приоткрытым губам, он чертовски красив и до невозможного горяч, и Тэхён в него безвозвратно, крепко, безрассудно. Давно. — Поцелуй меня, — скулит парень, когда движения чонгуковых бёдер постепенно ускоряются по мере пробуждения безумной части его «я». Пальцы Тэхёна в отчаянной мольбе сжимают кожу крепкой спины, набухшие вены красиво выступают на напряжённой шее, колени, сжимающие чонгуковы бока, то и дело подрагивают от особенно чувствительных толчков, мягко давящих на нужную точку, и с каждым новым стоном противиться этому становится попросту невозможно. Бессмысленно. Чонгук несдержанно выдыхает, рывком перенося точку опоры с ладоней на локти, и тщательно удовлетворяет просьбу, грязно, ненасытно, долго. Толчки становятся резче, чаще, быстрее, звонкие хлопки, кожа к коже, рваное тэхёново дыхание и блядские умоляющие стоны. Он едва шевелит распахнутыми губами в попытке ответить на поцелуй, но не может совладать с темпом, а потому лишь яростно атакует язык младшего своим языком, чувствуя, как скапливается влага в уголках глаз. Ему так хорошо, это слышно, видно, осязается кожей, и Чонгуку хочется, чтобы Тэхёну всегда было так рядом с ним. — Нравится?.. — бесстыже выдыхает Чонгук в поцелуй, подкрепляя вопрос целой серией частых глубоких фрикций, и тут же шипит, чувствуя резкое жжение где-то в районе лопаток. — Я свяжу тебя, если будешь царапаться… — Ещё, Чонгук, — молит старший, задыхаясь от ощущений, и бессильно всхлипывает, когда темп вопреки просьбам сходит на умеренный, а после и вовсе мучительно медленный. — Я хочу ещё, пожалуйста… — Держи ногти при себе, — предупреждает парень, прежде чем сжалиться и вновь ускорить движения, агрессивно вдалбливаясь в Тэхёна и ловя губами каждый его беспомощный стон. Он такой громкий, ненасытный, обезумевший, и Чонгук стонет и сам, разлетаясь на части от давящих на грудь эмоций. — Блять, ты такой невероятный, детка… — хвалит младший, проводя пальцами вдоль гладкой влажной щеки, и Тэхён перехватывает пальцы губами, с наслаждением посасывая солоноватую кожу. Его отдача сводит с ума и исцеляет, разбивает вдребезги и собирает по кускам, Чонгук вновь стонет, надавливая пальцами на влажный шершавый язык, и поддерживает тот самый умопомрачительный темп, что превращает Тэхёна во всхлипывающий беспорядок. — Я хочу сверху, — невнятно просит Ким, давясь пальцами, слюной и стонами, но Чонгук понимает. — Я буду слушаться, обещаю… — Ты никогда не слушаешься сверху, — усмехается Чонгук, отрицательно качая головой, хоть он и знает, что старший дожмёт его. Всегда дожимает. Чонгук и сам любит, когда Тэхён сверху, а еще он любит, так чертовски любит дразнить, заставлять умолять и, по итогу, позволять. — В этот раз буду… — Будешь смирным, когда я скажу тебе замедлиться или остановиться? Скажи это… — Я буду… ох, боже, Чонгук, — Тэхён беспомощно всхлипывает, дёргаясь всем телом и неосознанно кусая пихающиеся в щёку пальцы, когда парень вновь накрывает его член свободной рукой, двигая ей в одном темпе с поступательными движениями. — Я буду смирным… когда ты скажешь замедлиться или остановиться… — Я тебе не верю, — шепчет Чонгук прямо в губы, тут же сминая их в нетерпеливом поцелуе. Тэхён хнычет, яростно двигаясь навстречу резким толчкам. Дыхание сбивается, Чонгук издаёт очередной протяжный стон, разрывая поцелуй и утыкаясь носом в тэхёнову щёку. Белый шум перед глазами застилает обзор, парню так охуенно хорошо от ритмичных встречных движений, что хочется скулить. — Прошу тебя, Гуки, тебе же нравится… — шепчет Тэхён, продолжая насаживаться на член и едва удерживая вес на упёртых в матрас дрожащих ногах. — Ох, блять, иди сюда… Чонгук останавливается, подкладывая руку под поясницу парня, и с громким рыком переворачивается на узкой кровати, задевая стену локтем и морщась от боли. Рука на пару мгновений немеет до самых кончиков пальцев. — Поцеловать?.. — вполне серьёзно уточняет Тэхён, склоняясь ближе к любимому лицу, пока пытается удобно расположить колени по обе стороны от бёдер парня. Чонгук усмехается, без лишних слов выставляя локоть вперёд, и позволяет старшему ощупать губами каждый миллиметр повреждённого участка кожи. Ким Тэхён невероятный, и Чон в этот момент уверен: никто, кроме него, на самом деле не знает, что значит любовь, страсть, безумие. У остальных не так. У них нет вот такого Тэхёна. Откуда им вообще знать?.. — Ты такой красивый, — добивает Тэхён, совершая первые медленные движения бёдрами, и младший с силой закусывает губу, отводя локоть и размещая руки на гладких упругих ягодицах, раскрывая их для более глубоких проникновений. — Не могу насмотреться… — Не красивее тебя, детка. Ничто не может быть красивее тебя. Можешь чуть быстрее?.. — сбивчиво просит Чонгук, и Ким послушно наращивает темп, протяжно мыча и перехватывая носом раскалённый воздух. Чонгуку нравится, он крепко впивается пальцами в мягкий тэхёнов зад, помогая ему двигаться, и, уперевшись пятками в матрас, несколько раз приподнимает бёдра, с наслаждением наблюдая за тем, как это сводит с ума старшего. — Замри, — командует Чонгук, мягко шлёпая Тэхёна по заду, и, когда тот выполняет приказ, яростно пихается бёдрами вверх, чувствуя, как пальцы Кима обхватывают его колени, а корпус подаётся назад. Тэхён запрокидывает голову, обезумев от жёсткого ритма, он снова громкий, развратный и умоляющий, его вновь возбуждённый член с каждой фрикцией касается крепкого живота, и Чонгук близко, очень, чёрт возьми, близко. — Чонгук… ещё, Чонгук… — всхлипывает он, не в силах произнести что-нибудь более вразумительное, когда лёгкие так предательски сжимаются, провоцируя рваные выдохи. Да и зачем ему вообще говорить? Зачем ему что угодно, пока Чонгук трахает его в этом агрессивном темпе, вдалбливаясь до конца с каждым новым толчком? — Хочешь кончить? — возбуждённо шепчет младший, поддерживая ритм, и отнимает одну руку от упругой ягодицы, принимаясь надрачивать тэхёнов член. — Хочу. — Ты такой горячий, боже… — Пожалуйста, не останавливайся… только не сейчас, — умоляет Тэхён, буквально захлёбываясь в удовольствии, стоны становятся чаще, громче, дыхание — тяжелее, он выглядит просто невероятно, и Чонгук не смог бы остановиться, даже если бы захотел. Им обоим до смерти хорошо, они оба в шаге от разрядки, тогда к чему эти дурацкие игры? — Гуки, я сейчас… — предупреждающе скулит Тэхён, закусывая собственные пальцы в попытке быть тише, но выходит отвратно. — Давай, — подначивает Чонгук, остервенело вдалбливаясь в тэхёнов зад и громко постанывая вместе с ним. — Кончай, детка… Ким совершает несколько встречных движений вниз, жадно вдыхая вязкий воздух частыми короткими порциями, и напряжённо задерживает дыхание, с низким гортанным стоном проваливаясь куда-то за пределы реальности, в мир, сотканный из удовольствия и прекрасных чонгуковых рук, перепачканных спермой. Ему так хорошо и так ярко, и тело моментально расслабляется, пронзённое лёгкой судорогой. Сфинктер сжимается, немного усилив давление на член, Чонгук учащённо дышит, обожествляя такого Ким Тэхёна, охваченного оргазмом и забывшего все слова, кроме единственного заветного «Чонгук», что нашёптывает вот уже секунд десять как, кажется, даже не осознавая этого. Закусив губу, парень разжимает перепачканную ладонь и вновь перехватывает восхитительные тэхёновы ягодицы, совершая ещё парочку резких толчков. Он близко, совсем близко, уже вот-вот, почти, господи, как хорошо… Чонгук протяжно стонет, бесконтрольно поджимая пальцы ног, и, несколько раз дёрнув бёдрами вверх, расслабляет ноги и пресс, откидывая голову назад и тут же чувствуя тёплые губы Тэхёна кожей шеи. Яркие вспышки под кожей век ослепляют, ощущения смешиваются в одно сплошное блаженство без чёткой точки его концентрации. — Боже, блять… — бредит он, охреневая от того, как тело отзывается на каждое нежное прикосновение, и мелко дрожит ещё секунд десять, пытаясь восстановить дыхание. — Мой замечательный мальчик… — успокоительно шепчет Тэхён, касаясь языком чувствительной точки за ухом, скользя пальцами по крепкому прессу, сильным рукам, плечам. Он подаётся вперёд, позволяя члену выскользнуть, и избавляется от презерватива, мягко поглаживая тёмные волосы младшего. Чонгук приходит в себя, облизывая пересохшие губы, и тянет Тэхёна ближе, к груди, заключая талию старшего в крепкие объятия. — Ты наверняка оставил мне парочку новых синяков, — мурлычет Ким, утыкаясь носом в чонгукову ключицу. — Поцеловать?.. — с ленивой улыбкой уточняет Чонгук, намекающе приподнимая бровь.