LOL, u r not Min Yoongi

Просто подойти и поцеловать? Или обнять? А может, сперва поговорить? Чимин утомлённо потирает виски, смачивая горло водой из перламутровой спортивной бутылки, и опирается плечом о стенку лифта, чувствуя, как ноги ноют от усталости. Пак вымотан физически и морально, он хочет в душ, и лечь, и съесть уже, наконец, хоть что-нибудь, но больше всего он хочет простого человеческого понимать, что, чёрт возьми, происходит сейчас между ним и Мин Юнги. От отсутствия ответа в груди непрерывно зудит и чешется. Чимин ненавидит всё это, ненавидит недосказанность, неопределённость и бесконечное хождение вокруг да около вместо того, чтобы уже, наконец, расставить все точки и двинуться дальше, вместе, либо же порознь. Хотелось бы, конечно, вместе, но парень заебался настолько, что его устроит буквально любой вариант, если он будет конкретным и чётким. Хотя, конечно же, нет. Не любой. Блять. Возможно, Чимин усложняет, но с другой стороны, разве? В такое время живём, что порой не знаешь, кем ты приходишься человеку, с которым периодически спишь, не говоря уже о каком-то там поцелуе. Боже, он целовался с Юнги… Это не просто какой-то там поцелуй, но, сколь бы значительным ни было это событие для маленького Пак Чимина, у огромной Вселенной может быть совсем иное мнение на этот счёт. Чимин выходит в освещённый коридор шестого этажа, медленно шагая вдоль одинаковых дверей, различающихся лишь цифровыми обозначениями номеров комнат, и тормозит возле той, что помечена серебристым «607», собираясь с духом. Этому пора положить конец. Сегодня. Сейчас. Пак решительно выдыхает, набирая код электронного замка, и нажимает на ручку после разрешающего сигнала, уверенно проходя внутрь. — Юнги-хён, — негромко, но твёрдо выдыхает парень, отпуская ручки тяжёлой спортивной сумки и позволяя ей безжизненно плюхнуться на пол у самого порога, — я хочу поговорить. Мин никак не реагирует, продолжая сидеть спиной к двери в своих огромных наушниках. Звуковая диаграмма на одном из мониторов зазывающе мерцает зелёным, вытанцовывая размеренный, но весьма активный ритм, и Чимину вдруг становится интересно, как звучит то, что скрыто за этой визуальной формой. Судя по экзальтированности движений парня, звучит, должно быть, неплохо. Вот только… — Юнги, поговори со мной! — настойчиво просит Чимин, повышая тон в надежде достучаться до соседа сквозь громкую мелодию, транслируемую через наушники, и делает несколько уверенных шагов вперёд, опуская ладонь на плечо парня. Старший вздрагивает, резко оборачиваясь и часто моргая в попытке перестроить фокус, но практически сразу же отворачивается обратно, мягко сжимая чиминову ладонь лишь для того, чтобы убрать её с плеча. — Что бы это ни было, пожалуйста, не сейчас, — возбуждённо выдыхает он, клацнув на паузу, и тут же открывает новое окошко в сложном интерфейсе секвенсора, бормоча что-то про количество тактов. — Я не займу много времени, — пытается упорствовать Пак, присаживаясь на край стола и скрещивая руки на груди. — Хён, пожалуйста. Я больше… — Чимин-а, прошу тебя, — практически умоляет Юнги, переводя на младшего быстрый нетерпеливый взгляд. — Если я упущу это сейчас, я… Мин замолкает на полуслове, оставляя рот приоткрытым в задумчивом воодушевлении, и будто забывает, что вообще разговаривал с кем-то, вновь производя непонятные Чимину манипуляции в мудрёной программе. Пак обречённо вздыхает, принимая очередное поражение. Что ж, момент определённо неудачный, но интересно другое: в жизни Мин Юнги вообще существует удачный момент для Пак Чимина? — Я в душ и за кофе, — сокрушённо выдыхает парень, легко соскакивая со стола и направляясь в сторону двери, ведущей в уборную. — Да-да, и мне, — рассеянно бормочет Юнги, заставляя Чимина усмехнуться. Что ж, если уж в этот самый момент хён не против того, чтобы Пак оплатил его кофе, случай, видимо, и правда исключительный. Чимин решает, что ждал достаточно, а потому подождёт ещё. Совсем немного. Решает, и засыпает голодным сразу же после душа, стоит только голове коснуться подушки. При полном освещении, поверх одеяла и с умилительно подоткнутыми под румяную щёку ладонями.

***

Возможно, Чимину лишь кажется. Парень старательно гонит прочь дурные мысли, уже по третьему кругу высматривая мятную макушку в жидкой толпе студентов, наполняющих кафетерий главного корпуса. Мин Юнги, как правило, обедает здесь по пятницам. И по четвергам. И по любым другим дням, исключая выходные. Когда угодно, но только не сегодня. Чимину, должно быть, просто мерещится. Он себя накручивает. Да, определённо. В конце концов, сегодня он проснулся под тёплым миновым пледом, заботливо подоткнутым под вечно замерзающие ноги. В пустой комнате. А в пятничном расписании старшего, тем временем, по-прежнему три лекции, первая из которых — в одиннадцать. Пак же проснулся в половине девятого, но это ведь всего лишь совпадение, правда? Возможно, хёну назначено дополнительное, или появился факультатив. Может быть, запланирована встреча, либо потребовалось уладить какой-то рабочий момент. Или же Мин Юнги старательно избегает его. Сообщение в «какао», помеченное как прочитанное, по-прежнему висит без ответа. Что ж, если уж он просмотрел, значит, должно быть, живой. Чимин раздражённо фыркает, небрежно отбрасывая палочки обратно в тарелку под осуждающие трели пустого желудка. Сидящий рядом Хосок удивлённо приподнимает бровь, издавая вопросительный смешок. — Обиделся на лапшу? — Очень смешно, — огрызается Пак, хмуря брови и угрюмо уставляясь на одиноко болтающуюся в бульоне половинку отварного яйца. — Чего кислый такой? — не унимается Хоби, подбадривающе пихая парня локтем в бок. — Сам не свой со вчерашнего дня. Случилось что? — Заебался, — коротко отвечает Чимин, пряча лицо в ладонях и шумно выдыхая. Надо же, даже не соврал. Он и правда заебался. — Перед отборочными всегда так, — понимающе тянет на самом деле нихуя не понимающий Хосок, похлопывая парня по плечу. Чимина от себя тошнит. Он понимает это на третий час бессмысленного торчания в четырёх стенах их с Мином комнаты, когда в очередной раз прислушивается к чьим-то голосам и шагам, доносящимся из коридора. Это уже перебор, хватит. В конце концов, он всё ещё тот самый Пак Чимин, на которого сворачивают шеи. Пак Чимин, у которого есть чувство собственного достоинства, гордость и прочая чепуха, взывающая к здравому смыслу. Он мог бы отрабатывать хореографию в танцевальном классе, мог бы сгонять на кофе с Тэхёном (тот звал), посмотреть фильм, прочитать рассказ или просто поспать, наконец, нормально. Вместо этого он, будто преданный пёс, жалобно скулящий в ожидании хозяина, сидит на кровати, пусто пялясь на захламлённую техникой половину комнаты, и ожидает момента, когда уже можно будет счастливо вилять хвостом. А не пошёл бы нахуй грёбаный Мин Юнги? Но, подождите-ка, разве он его об этом просил? Пак раздражённо подпрыгивает на матрасе, чуть ли не плача от досады. Нет. Не просил. И нет, не пошёл бы. И парень почти ненавидит себя за то, что ему не может быть просто плевать. Да, он всё ещё тот самый Пак Чимин, на которого сворачивают шеи, но по иронии судьбы его интересует лишь одна, конкретная. И она упрямо повёрнута к нему затылком. Понимая, что если он сейчас же не окажется в чьём-нибудь обществе, то попросту ёбнется головой, Чимин подрывается на ноги, уверенно направляясь к двери. Выходит из комнаты и на несколько секунд замирает в центре коридора, на ходу выдумывая план «А» для плана «Б». У него не так уж много вариантов на самом-то деле. Атмосфера любовного гнёздышка Тэхёна и Чонгука в его нынешнем состоянии лишь окончательно сотрёт его в пыль, а значит, остаётся активный и жизнерадостный Хосок. Решительно выдохнув, Пак направляется к лифтам, про себя посылая к чёрту грёбаного Мин Юнги, забытый на кровати телефон, себя самого и всех счастливых влюблённых. В первую очередь, конечно, Тэхёна с Чонгуком. Оказавшись на девятом, Чимин дезориентировано осматривается по сторонам, пытаясь восстановить в памяти правильное направление. Он не помнит номер комнаты Хоби, но без труда находит нужную дверь по глупому опознавательному стикеру с изображением мультяшного дельфина. Пак снисходительно фыркает, вспоминая хосоково «А почему нет?» в ответ на «Почему дельфин?», и трижды громко стучит, засовывая руки в карманы. Дверь открывает Намджун, и вид у него, мягко говоря, хреновый. Он вымучено улыбается гостю, потирая остекленевшие глаза, и устало прислоняется виском к косяку, источая лёгкий алкогольный флёр. Интересно. — Какими судьбами, Чимин-а? — уточняет парень, оглядываясь через плечо, куда устремлён заинтересованный взгляд младшего. — Думал застать Хоби, он тут? — Не-а. Свалил на репетицию, дальше собирался в бар. Можешь его там перехватить, если хочешь. А, ну да, точно. Это ведь он, Чимин, проводит вечер пятницы в компании разбитого сердечка и соплей от несчастной любви, нормальные же люди в это время заняты нормальными человеческими делами. — Да не… нахрен бар. Нет настроения, — хмыкает Пак, переминаясь с ноги на ногу. Они с Намджуном никогда не были особенно близки, хорошие знакомые, приятели, не более, но сейчас ему так отчаянно нужна компания, что парень не спешит уходить, ища любой предлог, лишь бы задержаться подольше. — Бро-о-о, — пьяно тянет Джун, невесело усмехаясь, и приглашающе распахивает дверь чуть шире. — Заходи давай, у меня тут как раз… похороны отверженной любви. Выпьешь со мной? А вот это он, кажется, по адресу. Драматично, конечно, до пиздецов, но Намджун пьян, ему простительно. Чимин кивает, уверенно проходя в комнату, и усаживается на пол на мягкую квадратную подушку, что приглашающе кидает ему старший. Он уже бывал в этой комнате ранее, и сейчас ему кажется, будто здесь всё осталось по-прежнему. Разве что, возможно, чуть больше фотографий на стенах. Намджун, тем временем, достаёт ещё одну кружку, щедро плеснув в неё соджу, и протягивает напиток младшему, корча виноватую гримасу, дескать, прости, рюмок нет. Пак лишь отмахивается, приподнимая кружку в немом «за тебя», и, вопреки положенному, осушает налитое в один глоток, морщась от терпкого привкуса. Крепкое, зараза. Джун без промедления вторит. М-да, вечеринка на пять с плюсом. — Ну, так… за что пьём-то? — первым нарушает молчание Чимин, надеясь отвлечься от собственных горестных мыслей. — За Ким Сокджина, дай ему бог здоровья, — горько вздыхает старший, обновляя напиток в кружках. — Джин-хён? — удивлённо переспрашивает Пак, морща лоб, и постепенно сращивает в памяти все те мелочи вроде коротких упоминаний в разговорах или заданных вскользь вопросов. — Тот Джин-хён, который… -…твой бывший сосед, что раз за разом вытирает об меня ноги, играя то во френдзону, то в собаку на сене, да. Мы говорим об этом Ким Сокджине, — фыркает Намджун, устало потирая лоб костяшкой указательного пальца. — Так заебало, ты себе даже не представляешь… и поделать ничего не могу ведь. Сказал ему сегодня, мол, всё, с меня довольно, хватит. В какой уже… седьмой, что ли, раз?.. — парень вопросительно смотрит на Чимина, будто тот может знать. — Выключил телефон. Убеждаю себя, что это правильно. И… хуй его знает, что дальше делать, честно. Вот, пью. А на душе так паршиво-паршиво. Младший облизывает губы, безуспешно пытаясь не сопоставлять озвученное Джуном со своей собственной ситуацией, и выпивает повторно, чувствуя, как обжигающая гортань волна двигается вниз по пищеводу, согревая тело. — Тут с самого начала всё было понятно, — продолжает повествовать Намджун, также осушив кружку. — Я ведь по нему два года сох, уж как только ни намекал, пару раз, помнится, даже прямо говорил по пьяни. А он всё дурачка включал. Славный Джун, милый Джун. Я сперва думал, может, это я такой не очевидный? Но знаешь, нет, там уже чуть ли не… — старший несколько раз ударяет ладонью по ребру сжатого кулака в весьма недвусмысленном намёке, после чего изображает отсос, двигая кулаком возле рта и оттягивая щёку языком; Чимин прыскает, — было. Даже тупой бы понял. И нет бы сказал мне прямо, прости, мол, нам не по пути. Дозревай. Пострадал бы да и выкинул. Наверное. Но он вскоре понял, что можно это дело подпитывать. Что так куда прикольнее, видимо, или… не знаю. Не знаю я его мотивов, Чимин-а. Мы периодически трахаемся. В основном, конечно, с его подачи. Когда становится скучно, судя по всему. То есть… трахались. Хотя… да кого я блять обманываю?.. Намджун жалобно стонет, пряча лицо в ладонях. Чимин обновляет напиток в кружках, ободряюще похлопывая приятеля по плечу. — Я в тебя верю, хён, — Пак старается придать голосу как можно больше энтузиазма, но звучит как-то сродни поздравлению с похоронами. А на душе крысы скребутся, потому что сидящий перед ним парень вдруг начинает казаться ему наглядной демонстрацией его самого спустя некоторое время. Чимин понимает, что Мин Юнги и Ким Сокджин — два совершенно разных человека. Так же, как и Пак Чимин и Ким Намджун. Но этот пиджак будто сшит по его меркам, настолько он Чимину впору. — Да брось. Даже я в себя не верю. Мой рекорд — два месяца. И то потому, что каникулы. Старший запрокидывает в себя очередную порцию соджу, Пак вторит. Пустой желудок ещё, видимо, не подозревает, что его хозяин идиот. — Правда в том, что «рядом с ним» — единственное место, где я чувствую это… эту… чувствую себя так, понимаешь меня? — продолжает Джун, обречённо качая головой. — Это как наркотик. Ты осознаёшь, что тебе пиздец, но ничто другое не ощущается так, как это. Хотя я такой долбоёб, наверное. Какой-нибудь наркоман бы мне сейчас позавидовал. Проблемы у него, посмотрите-ка. Идиот. Вот только… как вообще от людей лечатся, если ими болеешь? — Другими людьми, наверное, — Чимин тяжело вздыхает, сочувственно поджимая губы, и вновь разливает обжигающий горло напиток по двум пузатым кружкам, тут же запрокидывая в себя одну из стопок. — Но я тебя понимаю, хён. Знаю, каково тебе. Правда. — Был такой опыт? — в голосе Намджуна отчётливо слышится надежда, и парня можно понять: барахтаться в дерьме становится капельку проще, когда понимаешь, что ты в нём не один. Есть. У меня есть такой опыт, думает про себя Чимин, но в ответ лишь кивает. — И… как?.. Как ты избавился? Так вот оно что. Хён просто хочет узнать рецепт. Что-то вроде «заняться собой, пресечь любые контакты, уйти с головой в вышивание», или что там ещё советуют в подобных случаях. Джун задолбался носиться с этой любовью, устал страдать и хочет простого спокойствия. Но, к сожалению, Чимину нечем порадовать. — Никак, — горько выдыхает младший, облизывая губы. — Я всё ещё. Но у меня срок короче. — Да ладно?.. — Намджун недоверчиво хмурится, выглядя так, будто пытается взять в уме тройной интеграл. — Никогда не сказал бы. Ты так легко флиртовал с… подожди-ка… Пак замирает, гадая, правильно ли старший определил объект, и вместе с тем думает: уж если даже ему со стороны очевиден был этот флирт, тогда какого же, собственно, чёрта, Мин Юнги?.. — Юнги-хён? Серьёзно? — ошарашено выдыхает Джун, вмиг загораясь любопытством. — Ты сохнешь по нему и делишь с ним комнату?! Это же пиздец! Господи, бедный ребёнок! Чимин невесело усмехается, глядя на то, как старший наливает в его кружку двойную порцию. Вскоре открывается вторая бутылка. Истории становятся откровеннее, чувства — ярче, и вот Пак уже лежит на полу в обнимку с подушкой, поскуливая от того, какой Мин Юнги замечательный, но мудак, но замечательный. Намджун сочувственно похлопывает парня по плечу, пытаясь как-то подбодрить, но лишь глубокомысленно молчит, понимая, что слов от него, в общем, и не ждут. Да и что тут, собственно, скажешь, кроме самого очевидного? — О, вот ты где! — раскрасневшийся Хосок показывается в дверях комнаты в самый разгар перформанса, буднично поглядывая на хнычущего на полу пьяного Чимина, словно наблюдает подобную картину чуть ли не каждый день. Парень зачёсывает назад влажные взлохмаченные волосы, вытирая вспотевшее лицо перекинутым через шею полотенцем, и тут же направляется в душевую, вещая уже оттуда: — Столкнулся минут десять назад с Юнги-хёном возле автомата, просил тебе передать, если встречу, что он тебя искал. Намджун замирает, предугадывая неладное по тому, как напряглась спина младшего под его ладонью. Пак какое-то время молчит, переваривая услышанное, и резво, пожалуй, даже слишком резво для своего состояния, подрывается на ноги, захлёбываясь собственной злостью и яростно сжимая руки в кулаки. Чимин заебался. Чимин пьян. Он потратил слишком много времени в попытках поговорить, прояснить, конкретизировать, понять уже, блять, хоть что-нибудь, и всё, что понял по итогу — то, насколько Юнги насрать на его время, попытки и его самого. Искал, значит? О, какое совпадение! Кажется, Чимину как раз есть, что сказать! — Чимин-а… — предостерегающе тянет Джун, пытаясь подняться следом, но парень лишь отмахивается, направляясь к двери. — Всё в порядке, хён. Не могу больше засиживаться, извини, меня ведь сам Юнги ищет! — напускная весёлость в тоне из рук вон плохо маскирует стоящее за ней раздражение. Пак захлопывает дверь в тот самый момент, когда в проёме душевой появляется макушка удивлённого Хосока. — Что это с ним? — непонимающе моргает Хоби, переводя полный замешательства взгляд на тяжело вздыхающего соседа. Чимин спускается на шестой по лестнице. Он слишком возбуждён и зол, чтобы тратить время на ожидание лифта и бездействие в пределах тесной кабины. Пака ведёт от количества выпитого, бросает от стены к перилам, но он весьма успешно достигает нужного этажа, а следом и двери, сосредоточенно тыкая пальцами по сенсорным клавишам замка и буквально вваливаясь в помещение. Мин Юнги сидит в своей комнатной позе «по умолчанию»: в компьютерном кресле, в наушниках, спиной к двери. Чимина он бесит. И эти блядские мониторы, что раз за разом оказываются куда интереснее его, и дурацкий интерфейс секвенсора, и полыхающая зелёным звуковая диаграмма, и что угодно ещё, пусть только попытается воспрепятствовать. Пак ждал достаточно, с него довольно. Чимин решительно цепляет пальцами магнитную карту, резко выдёргивая её из слота, и демонстративно приподнимает кусок пластика на уровень лица, сверля вызывающим взглядом затылок соседа. Свет в комнате моментом потухает, Пак чувствует бешеный сердечный ритм, что сотрясает грудь, ведь, несмотря на притуплённый инстинкт самосохранения, прекрасно понимает: Юнги вряд ли обрадуется тому, что он только что сотворил. Хотя… подождите-ка, какого чёрта?.. Мин спокойно снимает наушники, медленно разворачиваясь всем корпусом в сторону двери, и замечает стоящего у стены соседа, оценивая его дерзкую позу в голубоватом свете по-прежнему работающих мониторов. Парень задерживает взгляд на карточке в чиминовой руке и, сложив два и два, скрещивает руки на груди, зло сужая глаза. — Тебе чертовски повезло, что у меня есть бесперебойники, Чимин-а. Что за выходки? Ещё буквально несколько минут назад Чимин был уверен, что ему есть, что сказать Мин Юнги, и вот сейчас под его давящим выжидательным взглядом он вмиг теряет решительность, чувствуя себя маленьким, жалким и беспомощным. Будь ты проклят, думает про себя младший, но что же ты со мною делаешь?.. — Я тебя ненавижу, — раздосадовано выдыхает Пак, пошатываясь, и сокрушённо качает головой, выпуская из рук магнитную карту. — Ненавижу… Юнги удивлённо приподнимает бровь, присматриваясь внимательнее, и, найдя, наконец, подтверждение возникшей догадке в лице, отрывистости речи и положении тела в пространстве, смягчает взгляд, снисходительно усмехаясь. — Ты где так накушался, душенька? — Не твоё собачье дело. — Сбавь обороты, я для тебя всё ещё хён. — Да пошёл ты, Мин Юнги! — Чимин зол. Его бесит этот парень, его снисходительный тон и непоколебимость, и очень уж хочется сделать больно, ужалить, ударить, что-нибудь сломать, лишь бы хоть на секунду увидеть на этом красивом лице хоть что-нибудь, кроме раздражающего спокойствия, граничащего с безразличием. Лишь бы он испытал хотя бы сотую часть того, что испытывает Пак всё это время. — Ты меня искал, кажется? Так вот он я! Что тебе надо? Скучно делать вид, что ничего не происходит, когда ты один в комнате?! Юнги облизывает губы, постепенно понимая, что имеет дело с самой настоящей пьяной истерикой. И в случае с Пак Чимином он понятия не имеет, куда заведёт их обоих эта тропа. — Хотел, наконец, поговорить. Но, судя по всему, разговор придётся отложить. Ты взвинчен и еле стоишь на ногах. Ложись, пожалуйста, спать. Младшего буквально ослепляет от объёма и размеров всего, что он ощущает в это мгновение, от ярости и раздражения до беспомощности и обиды. Его эмоциональный диапазон не рассчитан на такие нагрузки, он вымотан, пьян и устал чувствовать. — За что ты так со мной?.. — Чимин громко всхлипывает, пряча лицо в ладонях и разражаясь слезами. — Я тебе ничего плохого не сделал, я просто влюбился в тебя, зачем ты меня мучаешь, Юнги?.. Мин ошарашено замирает в кресле, ощущая себя крайне неуютно и попросту паршиво. У младшего истерика, его серьёзно паяет и нехило заносит не то, что на поворотах, но даже по прямой, и до Юнги внезапно доходит: он и есть катализатор, причина, виновник. Дело не в алкоголе. Чимину скверно и больно, он варится в этих чувствах на медленном огне, день за днём обнажая их вместе с душой до самых пят, бережно укладывает вкупе с сердцем к потрясающим миновым ногам и раз за разом, безответный, но не отверженный, собирает их снова по кусочкам, дабы вновь принести их ему в первозданном прекрасном виде в надежде на взаимность. Какой же ты еблан, Мин Юнги. — Ну-ну, всё, иди сюда, — произносит старший, уверенно поднимаясь на ноги и сгребая рыдающего соседа в крепкие объятия. — Успокойся, детка… — Не смей называть меня так! — шмыгает носом Чимин, пытаясь выкрутиться из окольцевавших спину рук, но после пары вялых попыток беспомощно всхлипывает, цепляясь за минову талию и позорно рыдая у него на плече. — Ты меня не заслуживаешь, я это умом понимаю, а сердцу плевать! Ты такой… замечательный… зачем ты смотрел на меня так? Зачем обнимал меня, трогал, надежду давал? Зачем ты вообще поцеловал меня, если теперь игнорируешь?.. Я так тебя ненавижу… и так люблю… — Т-с-с-с, — Юнги успокоительно гладит чиминову спину, припечатываясь губами к пульсирующему виску. Он его и правда не заслуживает, такого замечательного, светлого, искреннего, но, как бы ему ни хотелось, он не может желать Паку лучшего. Потому что желает его себе. — Я тебя не игнорирую, Чимин-а, это не так. — Да ты издеваешься надо мной! — Чимин яростно взбрыкивает, безуспешно пытаясь отстраниться: несмотря на внешнюю хрупкость, Юнги оказывается весьма силён. — Господи, Намджун такой дурак со своим «не торопись с выводами», ты же совсем как Джин-хён! Ах, Намджун, значит. Надо бы не забыть прописать ему пару пиздюлин. Да и себе заодно, что уж. Придурок ты, Мин Юнги, расхлёбывай теперь, как хочешь. Хоть ужом блять извернись. — Я бы всё тебе объяснил, будь ты немного трезвее. Пожалуйста, успокойся, тебе нужно поспать. Мы обо всём поговорим завтра, я обещаю. — Да скажи ты мне прямо сейчас, что ебал меня в рот, и закончим на этом! И я никогда больше даже не заикнусь о… — Я не ебал тебя в рот, — отрезает Юнги, упрямо мотнув головой. — И уже не будешь! А знаешь, что? Не хочу я с тобой разговаривать, ясно?! Хватит с меня, срок предложения истёк! Завтра мне неудобно. И вообще, ни в какое другое время мне неудобно, если речь о тебе, понял?! Отпусти меня, я ухожу! — Куда, Чимин-а? — старший не сдерживает смешка, хоть и позволяет парню выпутаться из крепких объятий, осознавая, что за первым витком слабости, обиды и беспомощности следует виток ярости. Сейчас его лучше не трогать. — Да плевать мне, куда! — Пак всё ещё шмыгает носом, раздражённо смахивая катящиеся по щекам слёзы, и безуспешно пытается сгрести в охапку постельное бельё, то и дело валясь на матрас. — Посплю в коридоре, на полу у Намджуна, у Тэхёна с Чонгуком, мало ли мест! Или узнаю номер комнаты Минсока! — Я тебе блять узнаю, — угрожающе фыркает Мин, ревниво сужая глаза. Конечно, это провокация, он понимает, но он также помнит, на что способен Пак Чимин, будучи пьяным, расстроенным и уязвлённым. У этого мальчишки уж больно странные способы выражения протеста. — А в чём проблема? Ты мне кто, чтобы указывать, где и с кем мне спать? — Пак, в конце концов, подхватывает одну лишь подушку, не совладав с одеялом и простынёй, и направляется к входной двери, опасно пошатываясь. Среагировав молниеносно, Юнги делает шаг в ту же сторону, заслоняя спиной механизм и скрещивая руки на груди. — Чимин, пожалуйста, не беси меня и ложись спать. — Уйди с дороги, хён, — формальное обращение из его уст в этот раз почему-то звучит как издёвка. Пак тормозит в считанных сантиметрах от соседа, упрямо пытаясь дотянуться до ручки, но вновь и вновь терпит неудачу. — Я не выпущу тебя из комнаты в таком состоянии, — отрезает Мин, перехватывая обе руки младшего за запястья. — Если ты не отойдёшь, — Юнги вопросительно приподнимает бровь, явно заинтригованный, — я тебя ударю. Мин ухмыляется, едва удерживаясь от того, чтобы закатить глаза. — Да ну? Что ж, давай. Бей. Боец ММА хренов, проносится у старшего в голове. Смотри не упади, когда замахиваться будешь. Как бы подтверждая серьёзность заявления, Юнги разжимает хватку, отпуская чиминовы руки, и преспокойно ждёт, вызывающе глядя в неестественно блестящие глаза соседа, раскрасневшиеся от алкоголя и слёз. Он всё ещё пиздецки красив, даже пьяный, злой, зарёванный, у него восхитительные губы и сносящий крышу запах, и Мин неосознанно облизывается, на мгновение выпадая из действительности. Звонкий хлопок разрезает напряжённую тишину комнаты, когда ладонь Чимина уверенно впечатывается в щёку старшего. Юнги рефлекторно жмурится в момент удара, чувствуя, как неприятно жжёт затронутый участок кожи, и медленно открывает глаза, свирепо глядя на тяжело дышащего и, кажется, охреневшего от собственной смелости соседа. Пак на мгновение даже приходит в себя, пытаясь в полной мере осознать произошедшее. Ладонь онемело покалывает от приложенной силы. — Отлично, — спокойно произносит Юнги, недобро сверкнув глазами. — Моя очередь. От неожиданности Чимин роняет подушку, когда ощущает, как цепкие миновы пальцы сминают его рубашку, притягивая вплотную за грудки, пока сам парень, будто по щелчку и с удивительной лёгкостью, меняет положения их тел относительно друг друга, с громким треском припечатывая спину Пака к дверному полотну. Не дав младшему опомниться, Юнги яростно прижимается к его губам, настойчиво приоткрывая их языком, и ловит каждый чиминов выдох, отдающий алкоголем, повиновением и отчаянием. Чимин жалобно скулит, испытывая лёгкое головокружение то ли от пришедшегося на затылок удара, то ли от действий горячих миновых рук, соскальзывающих на талию и приподнимающих рубашку. Пак и сам не понимает, каким образом и в какой момент его собственные руки так крепко и плотно обхватили шею Юнги, будто единственное важное и надёжное в этом жестоком мире. — Хён… — умоляюще шепчет младший, с готовностью отзываясь на каждое жаркое прикосновение губ. — Хён, пожалуйста… — М?.. — сдавленно мычит Мин, яростно атакуя влажный чиминов язык и разлетаясь на ошмётки от каждого прикосновения к гладкой металлической штанге. По большей части это скорее на уровне эмоций, нежели явных физических ощущений, но Юнги нравится. Так охуенно нравится, что хочется сучонка прямо здесь. Подумать только: всё это — тёплое, невероятное, податливое, — всецело принадлежит ему уже столько времени, так какого же чёрта он берёт лишь сейчас?.. — Кто я для тебя?.. — Чимин в руках Юнги покладист и абсолютно открыт, без эмоциональной брони и с незащищённым сердцем. Он примет любой ответ так же стойко, как уже принял тот факт, что бессилен перед этим парнем, стоит ему только безошибочно зажать верное сочетание горячих клавиш, дёрнуть рычаг и выбить заветные три семёрки, каждый новый раз. Пак готов держать удар, если бить будет эта рука, он не может противостоять Мин Юнги. Но он заслуживает знать правду. — Я так устал гадать… — Не гадай, — тяжело выдыхает Юнги, рвано теребя губами чувственные губы младшего, и неохотно отстраняется, тяжело сглотнув в попытке заглушить шум крови в ушах. — Я отвечу. Ты истеричный мальчишка, от которого я без ума. Мой мальчишка. Заруби себе блять на своём чудесном носу. — Я и был твоим всё это время, — качает головой Чимин, закрывая глаза, и перехватывает ртом воздух, в котором явно ощущается тёплое дыхание старшего. — Я весь твой… а ты? Ты мой?.. — Если это то, чего ты хочешь. — А ты? Чего хочешь ты, хён?.. — жарко шепчет Пак, сбивчиво облизывая губы. Его глаза горят так невероятно ярко в абсолютной темноте комнаты. — Я хочу быть с тобой. Во всех смыслах, формах и позах. И давать тебе всё, чего ты попросишь. Чимин не может вспомнить, был ли он когда-нибудь счастливее. Каждая трещинка на его измученном сердце вмиг затягивается, когда горячие ладони Юнги мягко оглаживают бока, прижимая парня ближе. Это первое, что он испытывает в статусе истеричного мальчишки Мин Юнги — блаженство, отзывающееся мурашками по коже, пульсирующее внутри, теснящее рёбра, раздирающее грудь, в которую так отчаянно хочется запустить руки, почесать, пощекотать, разорвать и выпустить наружу. Парень отрывает ладонь от минова затылка и требовательно тычет пальцем в грудь соседа. — Это. Хочу. — Уже твоё, — пожимает плечами Юнги, нетерпеливо возобновляя поцелуй. Чимин как будто создан был для наслаждений, продуман до мелочей, от восхитительной задницы до тембра голоса. Руки младшего решительно скользят по плечам, груди, перебираются на рёбра, пока сам он превращает поцелуй в весьма откровенную прелюдию, несдержанно прижимаясь пахом к минову бедру и постанывая от приятного трения. Юнги понимает, что всё заходит дальше, чем следует, когда маленькие пальцы Чимина суетливо теребят застёжку его ремня. — О нет, детка… — Мин оттопыривает зад, создавая дополнительное расстояние между телами, и быстро перехватывает запястья младшего, прижимая их к двери. — Давай-ка без этого. — Но почему?.. — Пак капризно хнычет, пытаясь ослабить крепкую хватку, дабы вновь вернуть руки туда, где, по его мнению, им сейчас самое место. — Ты же сам сказал… — Только на трезвую, — отрезает Юнги, дразняще закусывая чиминову губу и перетирая её между зубами. — Я хрен его знает, что ещё взбредёт тебе в голову. — Я так хочу тебя… — всё ещё умоляет Чимин, требовательно подаваясь бёдрами вперёд. — А я — тебя. Но ты по-прежнему стоишь на ногах лишь благодаря тому, что я держу тебя. Пак жалобно скулит, плавясь от горячего дыхания, сместившегося на кожу шеи, и шумно сглатывает, размыкая болящие губы. Он бы сказал, что тот факт, что Мин Юнги держит его, не только позволяет стоять на ногах, но и лишает этой способности, а значит, коэффициент полезного действия равен нулю, но лишь продолжает глубоко дышать ртом, изнывая от желания освободить руки и вновь прикоснуться к любимому телу. Потому что теперь можно. Обнимать, дотрагиваться, гладить, целовать, взъерошивать волосы, касаться лица. Это теперь его. И от осознания этого факта Чимин готов разлететься вдребезги. — Умница, — хвалит Юнги, когда, отпустив, наконец, руки парня, обнаруживает их не на своей ширинке, а вокруг шеи. — И кстати… если бы ты взял с собой телефон, или же повременил с истерикой, узнал бы, что я… хочу пригласить тебя на свидание. Завтра. — С… свидание? — непонимающе выдыхает Пак, пробегаясь языком по пересыхающим губам, и сводит брови, будто пытается вспомнить значение слова. — С цветами и ресторанами? — Со мной, — усмехается Мин, оставляя последний поцелуй на шее, прежде чем прижаться лбом ко лбу младшего, крепко перехватывая его талию. — Но я и правда слышал от ребят про одно неплохое заведение. — Хён… — Чимин сглатывает, качая головой, и, к удивлению Юнги, шмыгает носом, крепко зажмуриваясь. — Прости, хён, я такой дурак… ты такой замечательный, а я тебе столько всего наговорил ужасного, и… — Тс-с-с, — облегчённо усмехается старший, поглаживая Пака по спине. — Нам не нужна ещё одна истерика, ладно? Давай ты просто ляжешь спать? С тебя на сегодня достаточно. — Ты полежишь со мной? — с надеждой спрашивает Чимин, цепко хватаясь за ткань миновой пижамы. Юнги усмехается, осторожно проводя большим пальцем по раскрасневшейся солёной щеке. — Полежу, конечно. Тебе только нужно умыться и переодеться. Мин нехотя отпускает расслабленное тело младшего, оглядывая пол в поисках магнитной карты, и, заприметив её у стены, подхватывает пластик, вставляя его обратно в слот. Яркий свет больно бьёт по глазам, но парень реагирует мгновенно, щёлкая по клавише выключателя и вновь погружая комнату в привычную уютную темноту. Чимин, пошатываясь, направляется в уборную, всё же включая в ней свет, и тщательно умывает стянутое от слёз лицо, гадая, хватит ли его ещё и на чистку зубов. Наспех поелозив щёткой во рту, дабы прибить к языку терпкий алкогольный привкус, Пак сплёвывает пасту, ополаскивает остатки водой и выключает кран, устало возвращаясь в комнату. Юнги помогает Чимину переодеться, возможно, позволяя себе трогать несколько больше, чем того бы требовал случай, и приглашающе откидывает край одеяла, позволяя парню первым забраться на кровать ближе к стене. — Иди-ка сюда, — Мин укладывается следом, властно притягивая Пака к груди, и окольцовывает его плечи крепкими объятиями, бережно касаясь губами макушки. Юнги нравится. Чимин тёплый, податливый, ласковый, он обнимает в ответ, запуская ладони под плотную ткань свитшота, тычется носом в ключицу, абсолютно по-собственнически переплетая их ноги, и у старшего сердце буквально трепещет от переполняющих его нежных чувств к одному конкретному истеричному мальчишке в его руках. — Засыпай, детка. — А вдруг я забуду утром? — тихо интересуется Пак, касаясь губами миновой шеи при каждом произносимом слове. — О чём именно? — О свидании. Юнги вздыхает, не в силах сдержать улыбку. — Я тебе напомню. О чём бы ты ни забыл, я напомню, уж поверь. Тело Чимина постепенно расслабляется в крепких миновых объятиях. Парень засыпает с мыслью о том, что, к счастью, тот самый ужасный пиджак Ким Намджуна пришёлся ему не по размеру.