***
С вечера, а точнее с ночи, оливковый камзол царевича был готов. Меньше всего Петр Федорович хотел опоздать из-за того, что на сборы уйдет слишком много времени. Поправляя жабо, он практически не слушал пересуды слуг о том, что "наш царевич цветет и пахнет как майская роза" или "видимо, царевна будущая так хороша, что небось и забудет Петр Федорович о походах да солдатах своих". Конечно, им невдомек было, что причиной расцвета их будущего императора - похвалы от Фридриха и его приглашение на утреннюю прогулку. Петр Федорович то и дело поглядывал на часы. Негоже царевичу опаздывать. Но пока время показывало лишь без пятнадцати семь, а стрелка часов словно не хотела идти. От скуки он взялся за скрипку, марш сам себя не напишет и не сыграет. Он водил по струнам, прислушиваясь, выбирая нужную тональность и ноты, как вдруг со стороны двора зазвучала флейта. Петр не поверил своим ушам. Неужели... Он смотрит на время. Без пяти...Что ж, тогда лучше прийти чуть пораньше. Царевич пытается не спешить, сохранять спокойствие, но сердце так и рвалось поскорее во двор, предчувствуя грандиозные события. Несмотря на столь ранние часы, в воздухе зарождались признаки полуденного зноя и яркого солнца, отчего Петру Федоровичу приходилось щуриться, глядя на Фридриха. Прусский король спрашивал его об интересах, музыке и политике. Царевич старался отвечать на все вопросы, и лишь вопрос о творчестве Экзоде заставил наследника престола задуматься. Не было в Европе города, где бы не слышали о придворном чудо-музыканте, но слава славой, а не все слышали его музыку. Петр Федорович ничего не придумал лучше, как задать встречный вопрос. - Что думаете о нем Вы? - Вас не учили, что отвечать вопросом на вопрос - невежливо? - Вы делаете тоже самое. Фридрих удивляется тому, как Петру Федоровичу удалось подловить его. Что ж, значит он ошибался насчет наивности наследника престола. Это не могло не радовать. Но при этом Петр Федорович все же отвечает на вопрос: - К сожалению, Я не слышал Экзоде, и не могу судить о его музыке. - Он дает в октябре концерт в Кенигсберге. Я буду ждать Вас. У царевича уходит сердце. Сам Фридрих приглашает его на концерт французского скрипача? От такого предложения просто нельзя отказываться, и поэтому он кивает, не скрывая улыбки. - О чем думаете, Петр Федорович? И не пытайтесь этого скрыть. Петр Федорович слегка покраснел. Да уж, помыслы свои скрывать он так и не научился. Царевич слегка откашлялся, проговаривая: - Я слышал флейту. Это Ваша новая композиция? - У тебя хороший слух. Да, моя новая соната. Петр Федорович даже не обратил внимание на то, как с "Вы" Фридрих перешел на "ты", а сам перестал добавлять к каждой фразе "Ваше Величество". Набравшись смелости, царевич спрашивает разрешение на послушать. Он боится, что как-то мог задеть Фридриха, оскорбить его, подслушав мелодии. Но опасения исчезают, когда прусский король подносит инструмент к губам и начинает играть, извлекая из флейты удивительные по красоте звуки. На миг у Петра Федорович замирает дыхание. Новая соната превосходит остальные по всем качествам. Но слишком резко она обрывается. - Прошу прощения. Работа еще не завершена. Петр Федорович кивает, понимая, что слишком рано восхвалять сонету. Их разговор прерывает слуга с вестью о том, что завтрак подан, и Кристиан Август ждет их. Царевич тяжко вздыхает, снова ему терпеть общество ненавистной невесты, он не знал, почему у него такая нелюбовь к будущей жене, но он чувствовал, что она лишняя в его жизни, что государство мечты он сможет построить и без женитьбы. Возможно, Фридрих услышал тяжелый вздох Петра, потому что следующая фраза короля повергла в шок наследника престола. - Для меня было бы честью, если бы наследник русского престола решил позавтракать со мной. - Для меня будет честью позавтракать с великим королем Пруссии. Фридрих слегка поклонился Петру и приказал слуге доложить императрице российской о том, что ее племянник соизволит завтракать в покоях у прусского короля, и чтобы к их приходу стол был накрыт. Слуга поклонился господам и отошел выполнять приказы.***
Покои прусского короля мало чем отличались от Петровских, но были они более "живыми": на прикроватной тумбе лежало немалое количество листов бумаги, но еще больше было у кровати. На одних были ноты, на других были какие-то записи. Но сейчас Петра Федоровича мало интересовало содержимое их. Его внимание приковывал огромный серебряный поднос с завтраком. Аромат чая с бергамотом манил, звал к себе. К Петру Федоровичу подошел русский слуга, протягивая футляр со скрипкой со словами: - От Ее Величества, Елизаветы Петровны. Царевич молча ее взял, удивляясь заботе тетушки. Она ж никогда не любила его увлечение чисто из принципа. Из раздумий об императрице его отвлек голос Фридриха, Петр Федорович спешно начал извиняться за задумчивость, заслужив тем самым снисходительную улыбку короля Пруссии. Чай располагал к расслаблению, и царевич не чувствовал какого-то напряжения, наоборот. Разговор с Фридрихом дарил наслаждение и удовлетворение, для Петра Федоровича правитель другого государства становился все более идеальным. Он теперь уже не просто политиком будущего, виртуозным музыкантом, но еще и интересным человеком, с которым хотелось общаться. - Вы говорили о марше. Можете сыграть? Царевич с улыбкой кладет скрипку на плечо и начинает игру. Нота за нотой, аккорд за аккордом, Фридрих прикрывает глаза. Под эту музыку можно только мечтать о победах да славе, но увы перед глазами лишь образ музыканта. Короля что-то цепляло в наследнике российского престола, но что? Может дело в этом детском восторге, но при этом зрелом рассуждении? Может и так. Резко мелодия прекращается. Петр Федорович не ищет оценки произведения. Смысл оценивать незаконченное? Нужно довести до конца, а уже потом ждать критики. Царевич отпивает свой остывший чай и наслаждается тишиной. Он смотрит на время, скоро его хватятся. Петр Федорович встает с кресла и уже было хотел откланяться, но Фридрих останавливает его: - Для меня было бы честью, если бы у Пруссии был такой друг, как Вы. Примите этот скромный подарок в честь нашей дружбы. С этими словами король Пруссии протянул Петру Федорович белый шелковый платок с инициалами Фридриха. Сначала царевич резво и с улыбкой потянулся к подарку, но резко отстранился. Он просто не мог не спросить. - Могу ли я кое-что узнать, прежде чем принять подарок? - Все, чего душа пожелает. Вопросов у него было множество. И просилось задать их все. И одновременно ничего. Как он вообще осмелился, что либо желать у Фридриха? Петр Федорович долго мнется. Неприлично долго. И спрашивает. Озвучивает то, что побоялся бы озвучить даже в самом жутком кошмаре. - Елизавета Петровна переписывается с Вольтером. И я однажды видел отрывок его письма. Правда, я не хотел подсматривать, просто там касалось Вас, и... он Вас обвинял в мужеложстве... Петр Федорович заметил, как Фридрих изменился в лице. Разумеется, такие речи до добра никогда не доводили, даже необоснованные слухи рушили репутации, но он хотел убедиться, что французы такой же скользкий народ, как и их лягушки, а дражайшая тетушка ничуть не лучше них. Петр Федорович уже хотел извиниться за столь неуместный вопрос, но прусский король тут же прервал его. - Про Вольтера я могу лишь сказать, что мне жаль, что такому проницательному уму досталась такая нищая душа. Скажи сам, ты в это веришь? - Доверять французам - самая большая ошибка. Фридрих широко улыбнулся, теперь он точно уверен, что теперь на сотрудничество с Россией можно рассчитывать. Пусть и в будущем, но будет же. Он наблюдал за тем, как аккуратно Петр Федорович обращается с его подарком и практически не слышит вопроса царевича насчет ответного подарка, но успевает ответить на него. - Последующее общение с Вами станет прекрасным подарком.***
Ко всему петровскому сожалению, остаток дня царевич провел в компании Елизаветы Петровны и Софии Августы. Даже за обедом и ужином. Петру Федоровичу все время приходилось общаться с невестой, он то и дело поглядывал на стол делегации из Пруссии, ожидая там увидеть Фридриха, но увы. Его терзали смутные сомнения, ему казалось, что он смог чем-то обидеть или даже разозлить короля. Надо бы извиниться, но Петр Федорович прекрасно понимал, что не сможет так взять и подойти с извинениями. Он взглянул на время. Сегодня уже поздно. На следующий день царевичу предстояло уехать в ненавистную ему Россию, еще в более ненавистный ему Петербург. Его невеста с куда большим энтузиазмом относилась к поездке, даже пыталась попросить наследника престола учить ее русскому. Но жених ответил отказом. Отъезд назначен был на полдень. У Петра Федоровича было лишь полдня на то, чтобы извиниться перед Фридрихом. Они пересеклись за завтраком. Прусский король что-то обсуждал со своими подчиненными, и это что-то явно было недобрым. После приема пищи Петр Федорович колеблясь подошел к Фридриху, тот не понимающе посмотрел на царевича. Пытаясь справиться с волнением, тот заговорил: - Ваше Величество, мне стоит извиниться. - За что? - За непристойные вопросы. Петр Федорович заметил, как смягчился взгляд Фридриха и почувствовал, как рука короля легла на ему плечо. По телу царевича прошла приятная дрожь, которую можно было сравнить с тем чувством, когда входишь в прохладную комнату после часов на полуденном солнце. - Я не держу на Вас зла. От этих слов царевич улыбнулся. Он уже было готов кинуться с объятиями на прусского короля, но вовремя остановился. Не полагается. Но видимо столь резкий порыв души не скрылся от Фридриха, потому что он слегка погладил наследника по плечу. - Вы, кажется, сегодня уезжаете. - Да. В полдень. Петра Федоровича удивило то, как Фридрих встал прямо перед ним. Король Пруссии держит его за плечи, слегка наклоняется и целует в обе щеки по старому немецкому обычаю о подтверждении добрых намерений. - Петр Федорович, напишите, когда прибудете в Петербург. И царевич закивал. Он был счастлив от того, что наконец-то в Европе нашелся тот человек, который понимает его, разделяет взгляды. Хотя в глубине души Петр Федорович прекрасно понимал, что он готов согласиться со всем, что скажет Фридрих.