***
Из-за пасмурной погоды город практически опустел. На улице лишь были мальчишки, что ждали дождя и луж чтобы запустить кораблики. Увидев всадников, они отвлеклись от починки "фрегатов" и с восхищением смотрели на своего короля. Стоило тому приблизиться к ним, как они поклонились ему, а потом, подбросив шляпы, мальчишки приветственно воскликнули: - Слава королю Фридриху! Слава Фридриху Великому! На это сам король лишь улыбнулся, принимая хвалебные речи мальчишек. - Ваш народ Вас любит, Ваше Величество. - Для короля большего счастья и не надо. Тем временем они уже выехали за пределы города. Подковы копыт уже не цокали звонко о мостовую, а мягко, почти бесшумно, приминали пожелтевшую, покрытую листьями траву. Лес стоял почти в полной тишине, если не считать редких ударов мороси о лесную подстилку. Прямо перед лошадьми выскочил заяц, заставляя коня Петра Федоровича встрепенуться от неожиданности. Но как резко зверь появился, так резко и исчез, скрываясь в густом подлеске. - Не было б дождя, можно было и охоту устроить, разумеется, с Вашего разрешения. - Не знал, что Вы любите охоту, Петр Федорович. И какую же предпочитаете: псовую или соколиную? - Конечно же, псовую! Русской борзой нет равной в травли любого зверя. - Осмелюсь заявить, что куцхаары все же лучше. - Так может утверждать лишь тот, кто не охотился с русской борзой. Петр Федорович сам удивился нахлынувшей на него смелости, но отступать было поздно, поэтому если и отстаивать прелесть охоты с русской борзой, то до конца. Фридрих же широко улыбнулся на такой дерзости, его определенно привлекало подобное своенравие наследника российского престола. Они не заметили, как углубились в лес, и уже шпили домов и дворца не были видны за высокими ветвями немецкого леса. А тем временем непогода приближались. Молнии сверкали ярче, раскаты грома раздавались прямо над головами. Фридрих развернул коня в сторону города, одной рукой придерживая треуголку, чтобы та не слетала во время порывов ветра. - Что ж, Петр Федорович, с прискорбием сообщаю, что наша прогулка подходит к концу. - Полностью солидарен с Вами, Ваше Величество. Согласился Романов, приподнимая воротник камзола, пытаясь спастись от дождя. Они пришпорили скакунов, заставляя тех мчаться рысью. Чем ближе был город, тем сильнее становился дождь, и когда два коня вовсю мчались по улице, с небес лился сплошной ливень. Уже не было и смысла в плащах и камзолах, потому что вся одежда промокла насквозь.***
В поистине огромной зале сидели двое. Где-то за дверями суетились слуги, подготавливая столовую для ужина, который вот-вот должен был быть подан господам. Петр перевел взгляд с огня в камине на Фридриха: - Ваше Величество, прошу прощения за свое любопытство, но что было в том письме. Которое Вы получили утром. - О ведении боев в Австрии. Мой генерал пишет, что мы как никогда близки победе. - Боже, как я мог забыть! Я не достоин прощения...Вы же были в сражении при Сооре, я слышал, что австрийцы были разбиты в пух и прах, а я даже Вас не поздравил! В порыве чувств Романов подошел к прусскому королю, осторожно беря его за руку. - Ваше Величество, прошу принять мои самые искренние поздравления с победой, а также надежды на и последующие. - Ну, что же Вы, Петр Федорович, полно Вам. Я знаю, что Пруссии Вы желаете только мира и процветания. К тому же с победой Вы должны поздравить солдат и генералов, если б не они, не было сейчас Ваших поздравлений, но я благодарен Вам за эти теплые слова. Фридрих аккуратно перехватил кисть руки Петра. Он с особой нежностью гладил хрупкую ладонь царевича, которая явно ничего тяжелее шпаги не держала. - Вы позволите? Романов кивает, он не знает, что следует за этим "позволите", но понимает, что слепо готов довериться прусскому королю. Тот же в свою очередь обхватил руку наследника российского престола и поцеловал ее, вызывая у Петра небывалое смущение. - Петр Федорович, у Вас горячая кожа. Фридрих трогает лоб гостя и вздрагивает. - Милый мой друг, да у Вас жар. - Что Вы?! Это всего лишь из-за огня. И смею заметить, что Ваши руки не менее теплые, чем мои. - Петр Федорович, позвольте медику Вас осмотреть. Мы оба будем спокойны за Ваше здоровье. Я не смогу простить себе, если с Вами что-то случиться. - Если Вас, Ваше Величество, это успокоит, то я готов на осмотр ко всем медикам Пруссии. Уверен, что все они скажут, что абсолютно здоров. - Я доверю Ваше здоровье лишь придворному.***
Через несколько минут после осмотра придворный медик сообщил неприятную новость, что у гостя короля жар и, скорее всего, заболел простудой. - Могу ли я ему помочь? - Обеспечьте полный покой гостю, Ваше Величество. Я смею подозревать, что его состояние из-за непогоды, в которую вы попали. Жар спадет сегодня ночью или завтра, в крайнем случае. - Могу ли я сейчас проведать его? - Разумеется, Ваше Величество. Но будьте благоразумны, больному нужен покой. Фридрих кивнул и прошел в покои, что были отведены для Петра. Из груды одеял, что принесли слуги по приказу доктора послышался голос Романова - Ваше Величество, я прошу прощения за принесенные неудобство. Мне право неудобно пользоваться Вашей добротой. - Не стоит извиняться, Петр Федорович. Все же из-за меня Вы в таком состоянии. - И всё же, я в неоплатном долгу перед Вами за доброту и беспокойство за мое здоровье. Фридрих осторожно, стараясь не тревожить больного, сел на край постели Петра. Он смотрел на Романова с такой заботой, что царевич невольно признался саму себе, что на него никто еще так не смотрел. - Петр Федорович, как Ваше здоровье? Романов перевел взгляд на прусского короля и не смог не улыбнуться. Он до сих пор не верил, что такой прекрасный во всех смыслах человек влюбился в него. - Поверьте мне, Ваше Величество, общение с Вами может излечить даже смертельно больного. - Тогда я готов проводить с Вами всё свое свободное время, зная что это вылечит Вас. - Кто бы мог подумать, что король Пруссии, которого боится вся Европа, может быть так добр, стоило ему влюбиться. - Не слишком ли рано Вы мне начали дерзить, Петр Федорович? С улыбкой произнес Фридрих, и как только Романов захотел ответить, как в покои вошел придворный медик. - Ваше Величество, я понимаю, что Вам интересно знать о состоянии здоровья гостя, но ему нужен отдых и сон. Мужчина положил на лоб царевича смоченную холодной водой тканью, отчитываясь перед королем, что это для снятия жара. На это Фридрих лишь кивнул, полностью доверяя ему.***
На утро королю доложили, что у царевича за ночь температура упала, но умолчали, что к рассвету у него появился кашель. Медик лишь успокаивал государя, что ничего опасного в этом нет и даже из слуг никто не заразится. Как только Фридрих вошел в покои больного, тот попытался встать, чтобы поприветствовать, но тот взмахом руки остановил его. Тогда Петр хотя бы для приличия сел и с присущим ему восхищением смотрел на прусского короля, про себя отмечая доброту и великодушие Его Величества. Но в этот же момент Романов задумался над тем, как досталось эти внимание и забота. Практически весь день Фридрих не отходил от постели царевича, на что тот отвечал, что не стоит с ним так возиться. - Ваше Величество, право дело, не стою я такого Вашего внимания, а тем более времени. - Дорогой мой Петр Федорович. Поверьте мне, что каждая минута с Вами ценнее любого бриллианта. От таких слов Романов краснел и благодарил Бога, что краснота лица из-за болезни не выдавала его румянца из-за смущения. Петр внимательно слушал рассказы Фридриха о его участии в войне за польское наследство. Как бы он ни пытался представлять войска, редуты, но в голове был лишь образ короля, который вел прусские войска. От столь яркой картины Романов невольно заулыбался. Осознание побед кумира, как ничто другое, грело душу царевича. Широкая улыбка Петра не осталась без внимания. - Чему Вы так рады, Петр Федорович? - Вашим победам, Ваше Величество. Нет для меня большего счастья, чем осознание, что сама Виктория следует за Вами. - Виктория следует не за мной, а за моими солдатами. Я всего лишь указываю ей путь к ним. Петр с восхищением смотрел на Фридриха. Он не мог по другому смотреть на этого человека, который сейчас проводит с ним время, прекрасно зная, что может подхватить простуду. Их разговор нередко прерывался визитом медика, который внимательно осматривал царевича. И сейчас, в один из последних осмотров, он, поправляя очки в золоченной оправе, с некой радостью сообщил, что Романова можно считать абсолютно здоровым.***
Уже на следующий день, едва ли не на рассвете, Петр прощался с прусским королем. Он не мог подобрать слов на прощание да и уезжать в столь нелюбимый Ораниенбаум. Стоя на ступенях дворца, царевич поглядывал на экипаж, который так и ждал отправки. Король Пруссии смотрел то на горизонт, то на наследника российского престола. - К сожалению, время идет слишком быстро, и вот наступил тот момент, когда мы вынуждены проститься. - Ваше Величество, я благодарю Вас за оказанный теплый прием и особая благодарность за ту заботу, что Вы оказали мне. - Я надеюсь, что не за горами наша новая встреча. Я буду с нетерпением её ждать. Петр Федорович не без улыбки посмотрел на Фридриха. За время болезни факт о чувствах короля как-то ушел на второй план, а сейчас он снова вспомнил о тех словах, что были произнесены под вечерним небом Кенигсберга. - Ваше Величество, любая встреча с Вами или надежда на нее - невообразимое счастье для меня. - Боже правый, Петр Федорович. Вы еще не уехали, а мое сердце уже разрывается от тоски. - Я понимаю Ваши чувства, словно они мои. Хотя, право слово, так оно есть. Возможно, наследник престола и до вечера мог стоять на порогах дворца, но один из скакунов прервал разговор громким фырканьем. - Кажется, Вам пора.***
После прибытия в Меншиковский дворец жизнь Петра снова обратилась в рутину. Снова приходилось видеть воркование Чоглоковых, которые как два голубя крутились друг перед другом, снова были эти бесконечные пустые взгляды слуг, которые впитывали все тайны поместья, но оставались безучастными. "Вишенкой на торте" была Екатерина Алексеевна. В глубине души Романов может был и рад с ней подружиться, но что-то в ней отталкивало, и поэтому часто маячивший облик жены не добавлял желания контактировать. Серость подобных дней разбавляла переписка с Фридрихом, но в декабре писем поубавилось. Петр Федорович не пытался узнать, что происходит на полях сражений с австрийцами, но ему хотелось верить в победу прусского оружия. Слуги почти каждый день докладывали царевичу о новостях из Петербурга и слухи о военных кампаниях. После каждой новости Романов выставлял своих оловянных солдатиков, желая предугадать, как будет действовать прусское командование и их противник. Близился конец декабря. Дожди в Петербурге и его окрестностях сменились снегом. Романов писал поздравительное письмо, по его планам его должны были доставить к Рождеству. Уже почти четыре года Петр был православным, но в тайне от "горячо любимой" тетушки он праздновал данный праздник именно по западному стилю. Это же Рождество стало для наследника престола двойным праздником, так как ближе к вечеру Румберг передал письмо царевичу. - Из Пруссии, Ваше Высочество. Романов в резком порыве выдернул конверт из рук слуги, вскрыл печать и улыбнулся. Дорогой мой друг Петр, Вот уже не один месяц прусская армия наступает, я думаю, Вы будете бесконечно счастливы, узнав, что завтра-послезавтра будет подписан договор, который увеличит земли на Силезию. Не думайте, что я разглашаю особую военную тайну, как только перо коснется документа, вся Европа, включая Елизавету Петровну будет знать о нем. Искренне надеюсь, что Вы пребываете в добром здравии, и дни Ваши проходят более радостнее моих. Ваш верный друг Фридрих. Перечитав письмо еще несколько раз, Петр Федорович облегченно вздохнул, прошептав "победа". Он ни на грамм не сомневался в победоносность прусского оружие, а данное письмо лишь укрепляло его веру в это и в величие Фридриха. Романов подошел к столу, где была разложена карта Европы, убрал все фигурки с "мест боевых действий" и, обмакнув перо в чернильницу, продлил границы любимой страны, обводя новую землю.